То как сердце бешено отстукивает щемящий ритм у неё в груди — вызывает лишь безразличие. Ощущение того как из глаз, из-за колючего песка туда попавшего, текут горячие, солёные слёзы, перекрывая только-только засохшие следы от старых, тонких ручейков — слишком обжигающе. То как из лёгких вырываются хриплые, вызывающие адское жжение внутри, хрипы наполненные болью — просто омерзительно.

Она хочет кричать, срывать свой голос до неразборчивого писка. Она желает быть услышанной, но голос пропал уже давно, а на берегу мертвецов никто не сможет ей помочь как бы кто ни старался.

Стуча кулаками по песчаному берегу, прямо около очередного вонючего трупа, девочка была готова содрать руки и ноги в кровь, лишь бы выбраться из собственной, погребальной ямы. Она сама себе её выкопала, сама туда забралась, но она не была готова окончательно лечь спиной на холодную землю. Провалиться в сон… дожидаясь очередного прилива, что должен залить большую часть песчаного берега и поутру забрать с собой в свои владения несколько мертвецов и вновь успокоиться, дожидаясь очередного прилива. Она не была готова к той слабости в теле, когда последние глотки воздуха выпорхнули из её лёгких. Не была она готова и к тому, что сожаления в купе с виной захлестнут её так же как и та волна, что упала на неё сверху.

Девочка сглотнула ком в горле, что неприятно застыл на середине. Кислый привкус на языке, напомнил о пустоте внутри живота.

Слабость в конечностях, затуманенный от кислородного голодания разум, размытый взгляд и сожаления, что неприятно отстукивает ритм вместе со сошедшим с ума сердцем. К этому она пришла сама, она сама себя довела.

Плюхнувшись лицом в песок девочка принялась разглядывать мертвеца, что разместился по соседству. Следы от удавки на шее, лопнувшие капилляры в широко раскрытых глазах, и самое любимая часть — посиневшая кожа. Хах, а ей повезло больше. Она успела зацепиться руками, сумела не упасть обратно, и это девочка уже считала огромным подвигом.

Мышцы в очередной раз свело судорогой и скривившись она отвернула голову в другую от мертвеца сторону. То, что она сумела выбраться не иначе как чудо, ну или проснувшаяся сила воли, что мало вероятно.

Перекотившись на спину девочка уставилась немигающим взглядом на облака.

Они были такими пушистыми и воздушными, нежно- голубыми и такими сладкими на вид, что во рту непроизвольно скопилась слюна из-за глупого сравнения. Она не ела уже, наверное, дня четыре. Сначала смерть Вила, что так её подкосила, потом подготовка его гроба, осмотр его карманов (он же сам о них упоминал), а затем и похорон. В последний, четвёртый день, погребальную яму она уже подготавливала для себя. Всё это время она была как будто в тумане, как какая-то тряпичная кукла которой управляют. Стало страшно.

Это ужасно, мучительно больно, сжигающе… И представьте себе, это всё она делает сама с собой, ведь нет ни одной живой души на этом берегу, что начала бы унижать её за такие поступки. Лицемерное общество, что всегда лучше знает как тебе жить и как себя вести в той или инной ситуации, всегда преследует её. Но радует одно берег мертвецов, на то и берег мертвецов, чтобы там только трупы и пребывали.

То как было тоскливо, там, внутри… Просто ужасное чувство. Она никогда не дорожила родными, любимыми и друзьям — считала, что это так и должно быть, что они ОБЯЗАНЫ быть с ней. Избалованная дурочка, что возомнила себя лучше всех!

Она глупа, так же как и безмозглая креветка. Слаба в точности как и новорожденный котенок. Это была чистая и неопровержимая правда, и с этим она должна была смириться ещё с самого своего рождения, почему же она это осознала только сейчас? Смириться и принять, осмыслить и запомнить. Она знала себя уже две жизни, но походу весь тот опыт, что был добыт ею в прошлом, совершенно точно, никогда не пригодится ей тут, в мире где побеждает сильнейший, умнейший и хитрейший. В девочке же не было ничего из этого. Слаба, глупа и наивна.

Прими же это! Пойми! Ты никто в этом мире, случайная неприкаянная душа, что забрела не туда по пути к праотцам! У тебя нет никакого будущего, у тебя нет знаний и теперь… Нет даже ни одного человека, что мог бы остаться с тобой… Прекрати пихать свои глупые шутки и позитивное мышление туда, где ему быть не суждено НИКОГДА. Это никак не поможет мне жить дальше когда прямо на моих руках захлебнулся кровью мой единственный друг!

Горькие всхлипы, завывания и обрывистое хриплое дыхание, прорезали тишину песчаного берега. И рядом не было никого.

А облака всё плыли по небу не останавливаясь, меняя лишь свою форму. Пушистые и легкие. У них нет причин оставаться на месте. Нет у них причин кому-то, что-то доказывать. Они могут не обращать внимание на взгляды маленьких людишек под собой, для них мы мелюзга не достойная внимания. И как бы это было чудесно, стать одной из них…

Цвет неба медленно менялся, постепенно становясь нежно персикового оттенка. Наступал вечер, а кости так и ломило от каждого неаккуратного движения. Слёзы высохли, когда голос окончательно пропал, остались лишь на коже неприятные, сухие дорожки, что стягивали кожу. Была ли это карма за такую глупую попытку самоубийства, или же просто её тело настолько слабо, но в ещё ближайшие несколько часов она не сможет даже привстать на локти, что уж говорить о ногах. Раны, что были ранее тщательно забинтованы Вилом, были сейчас в просто ужасающем состоянии. Возможно в будущем это сулит ей заражением крови, гниением ран или даже ампутацией ноги по самые тазовые косточки, но эта жертва стоила того что бы наконец прийти в себя. Это ей нужно было, что бы больше не плавать в тех изнеженных мечтаниях о светлом будущем, и о долгой дружбе. Возможно она слишком изнежена, но сердце и душа продолжат и дальше чувствовать ту жуткую зудящую боль, то режущее чувство вины, что как барабан отстукивало ритм у неё в голове в перемешку с железным привкусом крови во рту. Мерзко наверное, слушать об этом всём…

Отблеск садящегося за горизонт солнца, резанул по глазам. От резкой боли в, и без того разражённых морской водой и песком, глазах, девочка зажмурилась и перекотилась на бок. Так солнце не так сильно её доставало. По щеке, которую «украшал» крупный синяк, скатилась слеза. У девочки не было сил поднять руку, для того что бы стереть её с лица, и потому она катилась всё дальше к виску, обжигая покрытую ссадинами кожу. Опять она плачет…

— Какая я жалкая…

Её хриплый, осипший, тихий голос, почти что смешался с шумом волн у её ног. Боль в конечностях не прекращалась, а ногу свело очередной мелкой судорогой. Девочка скривилась, медленно проваливаясь в спасительное беспамятство. Мучить себя физически и морально она может всегда, но вот прожить ещё одну жизнь, наверняка больше не выйдет, так что стоит беречь то что она уже имеет. Раз смогла выбраться из собственной могилы, раз смогла наконец открыть свои глаза на реалии мира — то она уже чисто из-за страха будет жить дальше. Переживать ещё раз тот режущий на кусочки страх перед скорой смертью, она больше не хочет. Ни за что.

****

Чужие взгляды прожигают спину, проходясь по её бренному телу с ног до головы, так как будто пытаясь заглянуть ей прямо под кожу и во внутренности, узнать саму её суть, что даже ей самой не известна.

Одежда изодрана, изваляна, наверное во всем мусоре города, открывает вид на её невероятно тонкие, покрытые синяками и ссадинами ноги. Босые ступни оставляют за собой кровавый след.

Боль струится по её конечностям, так же как и кровь, что иногда виднеется фиолетовыми пятнами на коже. Грязная, уставшая, можно было бы сказать, что она сломлена, но думаю то что она ещё жива значит лишь одно — нет. Довольно самоуверенно звучит, не так ли?

Рынок был как всегда многолюден и беспощаден к таким беспризорниками как она.

Конечно, ничто не заставляло её чувствовать себя ещё хуже, нежели походы сюда, но жизнь должна была продолжаться и идти своим чередом. С чего она это решила? Просто иного выбора и нет. Либо так — либо никак, иначе она опять упадёт в себя и свою мглу. А яма в следующий раз может оказаться намного глубже, и уже простым чудом тут не спасёшься…

Проходя по торговым улочкам, девочка пыталась как можно сильнее слиться с окружающей её средой. С асфальтом, стенами домов, землёй или на худой конец, с грязью. Всё, лишь бы люди не смотрели на неё именно ТАКИМ взглядом, будто считали её всемирным злом, пороком, ходячим символом человеческого несовершенства. А ведь они и сами наверняка забыли, что большая часть населения острова была рождена портовыми шлюхами от мимо проплывающих преступников. Хорошо заметное, не вооружённым взглядом лицемерие, впрочем, все люди в этом мире эгоистичны, лживы и влюблены в самих себя до самого настоящего синдрома «пуп земли»! Глупо, но не мне судить, сама же была такой…

В целом её жизнь никак и не стремилась меняться после смерти Вила. Да, больше нет того строгого врача, что всегда спасал, но разве это может хоть как-то колыхнуть равновесие на чашах весов этой Земли? Это ведь смерть всего лишь одного незначительного человека, который не играл никакой роли в повествовании этого мира, такие как он умираю каждый день, каждую минуту или секунду…

А ведь когда-то я утверждала, что любая жизнь имеет вес… Но то что Вила никто не искал, никто не оплакивал и даже не вспоминал — меня заставляло чувствовать себя просто ужасно. Люди должны были, хоть немного, но помнить, всё то что он для них сделал. У кого-то сопли, кашель, температура? Вил ведь был всегда тут как тут…

Не благодарные твари.

Перешагивая через, свалившийся из общей кучи, мешок с мусором (а часто и не только), девочка продолжала размышлять о не справедливости этого мира. Добро для многих- всегда возвращается злом. Почему это так случается, почему люди делают зло своему ближнему? И всегда ответ находился неё один и тот же… Они прогнили изнутри: стали чёрными и дурно пахнущими кусками дерьма, что кроме выгоды, самолюбия и лицемерия ничего не знают. А ведь когда-то и она станет такой же. Станет искать во всём выгоду, и начнёт лгать каждому прохожему в лицо…

Скривившись, девочка продолжила свой путь. Обычное, привычное беззаконие как и всегда царило на серых, кривых улицах городка, что пропах запахом крови, гнилых продуктов, тухлой рыбы, трупов, пыли и пороха. Вся эта дикая смесь вони будто покрывала невидимой коркой её лёгкие и ноздри, заставляя кашлять и задыхаться, в попытках отгородить себя от этого напрочь.

Денег ей за её помощь никто не давал, уже как… Две недели. К магазинам, кафе или прилавкам никто не подпускал, а ведь их мусор для неё единственная доступная еда. Она не знала почему всё именно так происходит, хотя в голове и появлялись абсурдные мысли… Возможно кто-то видел её и Вила, в тот последний день, вместе. Глупая мысль, но в голове она с каждым днём всплывала всё чаще. Может быть это её паранойя или что-то ещё, но люди на неё смотрели, смотрели так, как будто с самого начала знали о том где делся их лучший врач.

«Но этого не может быть!», Повторяю я себе каждый день.

Так оно и есть, стоит лишь узнать истинную причину, подслушать горожан что тихо шепчутся у неё за спиной.

Прячась в самых тёмных уголках переулков, девочка продолжала во все уши прислушиваться к любому построннему звуку, будь то шуршание крыс или крики и ругань жителей ближайшего дома. Но стоило ей только поднять голову, как она встречалась своими глазами с кусочком серого, после дождя неба, что виднелся над крышами домов. Как бы она хотела сейчас вспорхнуть будто птица и улететь отсюда прочь.

За целый день о ней никто так и не заговорил.

И на следующий день тоже…

И через ещё один день о ней никто не хотел вспоминать будто… Её никогда в их жизни и не было…

Стало страшно. Неимоверно страшно. В ушах зашумело, перед глазами всё поплыло, по позвоночнику прошлась крупная дрожь. Нет ни денег, ни возможности поесть, ни даже спокойствия у неё на сердце. Думать о том, что будет с ней дальше она не хотела, просто не могла поверить в то, что снова ощутит костлявые пальцы смерти на своих ногах, что её снова попытаются утянуть в преисподнюю.

Руки непроизвольно сжали, и без того разодранную ткань, сжимая её до боли тонких пальцах. Живот опять скрутило от сильного спазма. Он громко урчал. Ко рту подступил вязкий комок тошноты, что отдавал противной желчью, из-за чего она резко оторвалась от ткани и закрыла обеими руками рот, лишь бы ничего не вышло на ружу. Безысходность прошлась липкими, фантомными руками по каждому позвонку и её пробила жуткая дрожь.

— Н-нет… Я не хочу снова падать… Прошу, только не это! — в глазах скопилось целое море слёз, что через мгновение пролилось наружу, скатываясь крупными горошинами по опалым щекам. Чёрные глаза, как будто стали ещё темнее, заменяя собой самое тёмное дно в безграничных морях. Они были полны соли и боли. — Я не хочу умирать!

И именно в такие моменты, загнаная в угол крыса, начинает неистово сопротивляться своей неминуемой судьбе. А кот, что смотрит на свою жертву с игривым оскалом зубов, лишь с предвкушением облизывается, у него сегодня будет самый вкусный обед.

И только сердце внутри тихо отстукивает ритм моля о спасении… Но в этом тёмном городе, его тихий стук, сможет услышать лишь тихий ветер, что весело играется с полами её разорванного платья, и гнездом волос на голове.

А кот уже открывает пасть чтобы проглотить свою маленькую добычу...