Наиприятнейший яркий сон, в котором Вэй Усянь в дорогом пиджаке с улыбкой позировал фотографам – в особенности одному – на фоне своих картин в модной галерее, был ужаснейшим образом прерван оглушительным свистком. Вэй Усянь подскочил, со всей дури швырнул в Цзян Чэна подушкой и со стоном откинулся назад. И тут же охнул, ударившись головой о деревянное изголовье: подушки-то лишился!
– Я тебя ненавижу, Цзян Чэн, – жалобно заскулил Вэй Усянь.
– Это взаимно.
– На кой ты будишь меня в такую с…рань и не даёшь мне поспать в нашу законную выходную неделю?
– Десять утра. Потому что мы идём на праздник, забыл? – напомнил Цзян Чэн. – Всей семьёй. Цзысюань тоже будет, но набегами: все важные господа тоже приедут.
– А этого можно как-то избежать, или это произойдёт в любом случае? – пробурчал Вэй Усянь, потирая ушибленный затылок.
Цзян Чэн поднял с пола подушку, задумчиво повертел в руках, будто примеряясь. Вэй Усянь в ужасе скатился с кровати. Удар у младшего братца был тяжёлым, Вэй Усянь искренне верил, что Цзян Чэн способен убить человека даже мягкой уютной подушкой, причём без классического удушения.
– Ладно-ладно, встаю! – поспешно затараторил Вэй Усянь и на всякий случай отобрал подушку. – Где твоё чувство юмора, не проснулось?
– Зато твоё даже не засыпало, я смотрю.
– Кто так вообще людей будит, – проворчал Вэй Усянь, шлёпая босыми пятками на недоразумение, которое в его обиталище гордо именовалось кухней, где работали только три вещи: кофеварка, морозильная камера с полуфабрикатами и микроволновка. – Разве ты не должен подойти, поцеловать любимого братика в лоб, ласково пожелать доброго утра?
– Найди кого другого, кто тебя будет целовать по утрам, – отрезал Цзян Чэн. – Тебе напомнить, как ты меня в детстве будил, чудовище? Я даже не представляю, как физически можно так прыгать на кровати.
– Так то было в детстве!
– А что, ты с тех пор вырос?
– Фу, какой ты злой, – Вэй Усянь показал ему язык и включил кофеварку. – Вот поэтому у тебя и нет девушки.
– У тебя она как будто есть, – хмыкнул Цзян Чэн. – Тебя только дети любят, и то лишь потому, что ты по эмоциональному развитию на одном уровне с ними.
– Кто сказал, что мне нужна девушка, м? – сладко протянул Вэй Усянь.
– О боги. Избавь меня от своих дурацких фантазий, – передёрнулся Цзян Чэн. – У тебя час. В одиннадцать ты уже должен стоять на улице, иначе я за себя не отвечаю.
Вэй Усянь проводил его язвительным смехом.
Семье Цзян принадлежал целый таунхаус в живописном речном квартале недалеко от школы. Большие двухэтажные апартаменты занимали Цзян Фэнмянь и Юй Цзыюань, в квартире на втором этаже жил Цзян Чэн, квартиру на первом этаже они обычно сдавали туристам на лето и крупные праздники, а на мансарде поселился Вэй Усянь уже после того, как они с Цзян Чэном закончили университет. Вэй Усяню, в общем-то, было всё равно, что чердак был толком не отремонтирован и мало обжит. Спать есть где? Есть. Микроволновка работает? Работает. Ванну поставил? Поставил. Куча места под холсты и мольберт имеется? Имеется. А больше ничего и не надо, вдобавок, на чердаке он никому не мешал вонью разбавителя и спонтанной игрой на флейте в три часа ночи.
Тоскливо зажевав утро хлопьями, Вэй Усянь привёл себя в относительный порядок, но ничто не могло остановить его от выпендрёжа в свой законный выходной, когда не надо было без особого успеха пытаться делать вид, что он приличный человек, заслуживающий звания «Учитель года». Поэтому он надел свои любимые рваные джинсы, одну из любимых футболок, на которой когда-то собственноручно изобразил абстракцию, и кучу побрякушек. Повязал на пояс фиолетовую рубаху – на случай, если станет прохладно – и скатился по лестнице.
– Вэй Усянь, тебе непременно нужно показать себя во всей красе, да? – окинув его неодобрительным взглядом, высказалась госпожа Юй.
Юй Цзыюань, как всегда, была великолепна в своём лиловом шёлковом платье со стоячим воротничком, её волосы были собраны в высокую причёску с заколками в традиционном стиле. Правое запястье и тыльную сторону руки серебряной змеёй обвивал изысканный браслет-кольцо, а на левой руке было искусное кольцо, напоминавшее паучьи лапки.
Вэй Усянь только улыбнулся шире. В детстве он был тем ещё пронырой (да и сейчас им оставался) и как-то нашёл совсем старые фотографии приёмных родителей, а потому образ совсем молодой Юй Цзыюань с рваной лохматой причёской и электрогитарой, в кожаных брюках и пурпурной майке, расшитой под чёрную паутину, запечатлелся в его памяти навеки. Став постарше, Вэй Усянь на волне бушующих гормонов как-то ляпнул, что госпожа Юй придирается к его одежде, потому что завидует ему, ведь она-то уже не девочка и не может себе позволить так одеваться. Госпожа Юй выпорола его так, что он не мог нормально сидеть целую неделю, зато понял многое для себя.
– Так я и есть красивый, вот и показываю, зачем же скрывать? – радостно откликнулся Вэй Усянь.
Цзян Чэн отвесил ему подзатыльник:
– Только попробуй опозорить нас перед министерскими!
– Перед какими? – поморщился Вэй Усянь, залезая на заднее сиденье семейного кроссовера Цзянов. – Цзысюань меня знает, а к остальным я и на пушечный выстрел не подойду.
– Зато они к тебе подойдут, – не согласился Цзян Чэн. – Или ты думаешь, Цзинь Гуаншань не захочет увидеться с внуком? А Гуанъяо с племянником?
– Пусть видятся с ним не на празднике! – ощетинился Вэй Усянь. – Они же туда не погулять едут, вот и пусть работают. Да и вообще, с чего ты взял, что Гуаншань вообще явится? Такой праздник, столько туристок…
– Прекрати сплетничать! – прикрикнула с переднего сиденья госпожа Юй.
– Так ведь это не сплетни, а чистая правда! – изумился Вэй Усянь.
– Цзинь Гуаншань не настолько безответственен, чтобы пропускать такой праздник, – подал голос Цзян Фэнмянь. – Иначе он бы не продержался на своём посту так долго.
– Надеюсь, в этом своём ДК ты таких разговоров не ведёшь, – покачал головой Цзян Чэн.
– Я там работал два часа. Когда бы мне разговоры вести?
– Тебе-то? Сколько раз ты там был, три? Уверен, ты всем надоел своей болтовнёй в первые же пять минут.
– И что? Я общительный, – Вэй Усянь показал ему язык.
– Болтун ты, а не общительный.
Вэй Усянь попытался его пнуть, но промазал, ушиб палец и обиженно надулся. Цзян Чэн воздел глаза к потолку машины, будто возносил Небесам благодарность за то, что любимый братец наконец-то заткнулся. Но Вэй Усянь никогда не умел долго обижаться и тем более долго молчать, поэтому моментально оживился, едва они подъехали к дому, где жили Цзян Яньли, Цзинь Лин и Цзинь Цзысюань. Он выскочил из машины и кинулся обнимать сестрицу и племянника.
– Отпусти! – мгновенно заартачился Цзинь Лин, краснея и отпихиваясь всеми конечностями.
– Не отпущу! – захохотал Вэй Усянь и стиснул племянника ещё крепче, насилу удерживая себя от того, чтобы растрепать его мудрёную причёску: и то больше из уважения к сестрице, которая наверняка час потратила, чтобы его заплести.
– Если ты продолжишь свои глупости, мы точно опоздаем на парад, – сказал Цзян Чэн, коротко обнимая сестру и хлопая по плечу Цзинь Лина.
Супруги Цзян тоже вышли из машины: улицы в центре были перекрыты, и гораздо проще было доехать на метро. Вагон наполнялся людьми, Вэй Усянь поначалу веселился и предлагал Цзинь Лину пересесть к нему на коленки, чтобы освободить место, на что А-Лин злобно пихал его под рёбра, а Цзян Чэн, сидевший напротив, очень угрожающе смотрел, всем своим видом выражая намерение выкинуть братца из окна поезда. В конце концов, они оба встали, чтобы уступить свои места девушкам, и им пришлось прижаться к стене у выхода.
– Не знаешь, Вэни будут? – невзначай поинтересовался Цзян Чэн.
– Конечно, будут. Такой праздник без семьи губернатора, чтоб им, разве обойдётся? – ехидно ответил Вэй Усянь.
– Прекрати паясничать! – моментально вскипел Цзян Чэн. – Ты прекрасно знаешь, о ком я.
Разумеется, Вэй Усянь знал, что Цзян Чэн спрашивает не о губернаторе Вэнь Жохане и его сыновьях, а о Вэнь Цин и Вэнь Нине, но не мог отказать себе в удовольствии слегка поиздеваться над братцем. Прямолинейный и жёсткий Цзян Чэн всегда робел, когда речь заходила о докторе Вэнь Цин, которая в своё время отказалась от работы в одной из лучших американских клиник, чтобы не оставлять младшего брата. Днём Вэнь Цин подрабатывала школьным медиком, а вечерами пропадала в больнице, где её золотые руки спасали немало жизней. И Цзян Чэн заглядывался на неё, кажется, с самого её появления в школе.
– Откуда мне знать? – пожал плечами Вэй Усянь. – Может, у Вэнь Цин аврал в больнице. Это для нас праздники и выходные, а у медиков вечно двойная работа от того, что кто-то напился, подрался, что-то не то съел или подорвался петардами.
– Ты же с ними общаешься.
– Я общаюсь с Вэнь Нином, – уточнил Вэй Усянь. – К Вэнь Цин я предпочту не подходить ещё месяца два, пока она не отстанет со своими прививками от гриппа. У меня от её уколов потом неделю болит всё, что только может болеть.
– Безответственный идиот, – сказал Цзян Чэн хмуро. – Ты с детьми работаешь.
– Я шучу. Неужели ты думаешь, что Вэнь Цин меня не достанет? Она даже с того света нас вытащит и обколет с головы до ног, чтобы мы духов не заражали.
– Ну, так что, Цюнлинь тебе что-нибудь говорил? – прямо спросил Цзян Чэн, который недолюбливал младшего брата Вэнь Цин ещё с университета.
– Ладно-ладно! Вэнь Нин точно пойдёт на праздник, другое дело, что найти его в такой толпе будет сложно, мы не договаривались с ним развлекаться, я же с семьёй еду, забыл? Вэнь Цин тоже собиралась, но тут уже как карта ляжет, – смилостивился Вэй Усянь. – Вместо того, чтобы молить Небеса о моём молчании и приличном поведении, лучше помолись, чтобы все остальные в городе были чуть ответственнее и не отнимали у неё возможность погулять.
В плотной толпе горожан и туристов они выбрались из метро и тут же попали в огненное море. Центр утопал в красных фонариках с золотыми узорами и кисточками, в флагах, развевающихся закатными мазками, в алых и жёлтых цветах, привезённых и высаженных специально для праздника. Вэй Усянь, который по такому случаю даже умудрился не забыть дома деньги, тут же накупил цветов: Цзянам и госпоже Юй по ирису, Цзинь Лину роскошный белый пион, алый мак Вэнь Нину на случай, если они всё же пересекутся, и красный ликорис для себя.
– Цзян Чэн, выбери цветок для Вэнь Цин! – радостно потребовал Вэй Усянь.
Цзян Чэн сделал страшные глаза, но выбрал кроваво-красную гардению, отчего Вэй Усянь расплылся в такой коварной улыбке, что даже дураку стало бы ясно: на ближайшее время у него появился отличный материал для ехидства над любимым братцем.
Подумав, Вэй Усянь выбрал нежную, почти прозрачную белоснежную орхидею. Так, на всякий случай. Цзян Чэн посмотрел на цветок и сощурился.
– А это ещё кому?
– Как это кому? Посмотри, сколько вокруг прекрасных дам и господ, неужели не найдётся, кому подарить? – хитро улыбнулся Вэй Усянь, но Цзян Чэн ему, конечно же, не поверил.
Цзян Фэнмянь принял два ириса из рук своего воспитанника: один вдел в петлицу своего приглушённо-фиолетового пиджака, второй аккуратно вложил в причёску Юй Цзыюань. Цзян Чэн закатил глаза, но вдел стебель третьего ириса в кармашек своего пиджака, такого же, как у отца, но немного темнее. Ирис, предназначенный Цзян Яньли, Вэй Усянь приладил к её причёске сам – она мягко рассмеялась, поправив волосы – и потянулся к племяннику.
– Не вздумай трогать мою голову! – моментально ощетинился Цзинь Лин. – Что за дурацкая затея?
– Не выпендривайся, смотри, даже у Цзян Чэна есть цветок, – Вэй Усянь сунул пион в карман золотистого пиджака Цзинь Лина. – Сегодня же праздник!
– И что, это повод вести себя по-идиотски?
– Ты что, хочешь сказать, твои бабушка с дедушкой, твой дядя и твоя матушка – идиоты? – в притворном возмущении воскликнул Вэй Усянь, и Цзинь Лин прикусил язык.
Вэй Усянь прицепил ликорис к резинке, стягивающей его волосы на затылке, и все вместе они отправились сквозь толпу. Парад Вэй Усянь честно попытался проспать, стоя зажатым между Цзян Чэном и каким-то туристом, он ужасно не любил всю эту муштру и «машины смерти», как он за глаза называл военную технику, но здесь они должны были встретиться с Цзысюанем, и он терпел ради сестрицы. Спать было сложно, но Вэй Усянь в этом деле преуспел более прочих и вправду в какой-то момент умудрился задремать.
– Я не удивлён, – раздался знакомый голос, который вместе с тычком Цзян Чэна под рёбра прервал сладкую дрёму.
– Что? – буркнул Вэй Усянь, непримиримо глядя на Цзинь Цзысюаня в точно таком же золотистом пиджаке, как у Цзинь Лина: сын походил на отца и лицом, и стилем, и частично характером, и Вэй Усяню в моменты, когда Цзинь Лин вёл себя особенно невыносимо, приходилось себе напоминать, что он ещё и сын его сестрицы. – Я не выспался.
– А ты когда-нибудь высыпался? – фыркнул Цзысюань.
– Я не виноват, что мир построили жаворонки, – огрызнулся Вэй Усянь.
– Что поделать, раз постройку мира совы благополучно проспали, – парировал Цзинь Цзысюань и повернулся к остальным. – Идёмте, я проведу вас к концертной площадке. Всё равно тут будут выступать только губернатор и министр обороны.
Зевнув, Вэй Усянь закинул руки за голову и последовал за ним через толпу. От концерта, организованного министерством культуры, он многого тоже не ожидал. Он с гораздо большим удовольствием погулял бы по украшенным улицам, съел бы чего-нибудь острого, может быть, захватил бы с собой альбом и порисовал город, цветы или даже людей. А что? Отличная идея, думал Вэй Усянь, надо будет сделать это в какой-нибудь день этой выходной недели. Сесть и порисовать туристов просто так, за бесплатно, ему практика, а им – приятный сувенир на память из путешествия. Задумавшись, он ткнулся лбом в чей-то затылок и, ойкнув, тут же рассыпался в извинениях.
– Простите-простите, я совсем забылся!
– Хм.
Подняв голову, Вэй Усянь увидел точёный профиль и заплетённые в косу длинные чёрные волосы, перехваченные белой резинкой. В горле пересохло: перед ним стоял Лань Ванцзи в лёгком светло-сером костюме и тонкой белой водолазке, с одного плеча свисала увесистая чёрная сумка, руки сжимали фотокамеру. Едва взглянув на того, кто чуть его не сшиб, Лань Ванцзи моментально скрылся в толпе.
– Эй, Лань Чжа… – крикнул было Вэй Усянь, но тут Цзян Чэн дёрнул его за ворот футболки.
– Прекрати уже! – зашипел он.
– Ну, Цзян Чэн! – заныл Вэй Усянь, но братец был неумолим и потащил его дальше, где Цзысюань провёл их в гостевую зону.
Страдальчески вздохнув, Вэй Усянь облокотился на ограждение и попытался углядеть фотографа в толпе, но Лань Ванцзи нигде не было видно. Зато он разглядел девушку в красном, воспрял духом и завопил что есть мочи:
– Вэнь Цин, идите сюда! Цзысюань, дорогой мой цзефу, я обещаю тебе, что целый месяц не буду с тобой препираться, только проведи сюда этих двоих, а?
– Лучше прекрати донимать нашего пресс-секретаря, мне с ним ещё над статьями для министерства работать, – попросил Цзинь Цзысюань, но Вэней всё же провёл.
– Ох, на такое я пойти никак не могу, – улыбаясь, очень тихо проговорил Вэй Усянь и тут же оживился. – Привет-привет! Цин-Цин, никак в городе все обрели разум, раз у тебя выходной?
– Вечером вызовут, я уверена, – поморщилась Вэнь Цин и щёлкнула Вэй Усяня по носу, тот ойкнул и закрылся руками. – А пока всю дурь тебе на хранение передали. Долго ты ещё от меня по всей школе бегать собираешься?
– А есть шанс, что чем дольше я это делаю, тем вероятнее ты не воткнёшь в меня свой шприц?
– Чем дольше ты бегаешь, тем больнее тебе прилетит, – заметил Цзян Чэн.
– Вот именно, – подтвердила Вэнь Цин. – Не зли меня, Вэй Усянь! Чтобы через неделю был у меня в медкабинете!
– Ладно, хорошо! – поспешно пообещал Вэй Усянь и повернулся к Цзян Чэну. – А ты помолчи и лучше подари даме цветок.
Цзян Чэн вспыхнул, став практически одного цвета с той самой гарденией, которую он выбрал для Вэнь Цин. Она посмотрела на цветок в его руках и с подозрением уставилась на Вэй Усяня:
– Что это ты задумал?
– Ничего! – изумился Вэй Усянь и тряхнул головой. – Видишь? У меня свой есть. Я всем близким купил по цветку, и вам тоже, мы ведь друзья, разве нет? Вот, я и брату твоему приготовил, Вэнь Нин, подойди.
– Г-господин Цзян, госпожа Юй, м-молодой господин Цзян, госпожа Цзян, молодой господин Цзинь, – заикаясь и чуть кланяясь, поприветствовал всех Вэнь Нин, ужасно оробевший от такого количества людей.
– Ну-ну, мог бы просто сказать «здравствуйте», – снисходительно протянул Вэй Усянь, аккуратно просовывая маковый стебелёк через вязку бледно-красного кардигана Вэнь Нина. – Вот, видишь? Только ты без цветка осталась.
– Ни за что не поверю, что гардению выбирал ты, – заметила Вэнь Цин, но всё-таки взяла цветок из рук Цзян Чэна.
– Конечно, не я, это Цзян Чэн выбирал, – коварно сообщил Вэй Усянь, намеренно придержавший этот факт, чтобы Вэнь Цин уже не могла отказаться.
Цзян Чэн с силой треснул его по плечу, а Вэнь Цин закатила глаза в ответ на его выходки, но дело было сделано, и дева Вэнь прицепила гардению к своей заколке. Кровавый цветок ярко горел в её чёрных волосах, изумительно гармонируя с её красным платьем, расшитым чёрными узорами.
– А этот цветок кому? – фыркнула Вэнь Цин, кивая на орхидею в руках Вэй Усяня, которую он держал бережно, как величайшее на свете сокровище.
– Благороднейший цветок для прекраснейшего человека! – с очень серьёзным лицом ответил Вэй Усянь и, глянув мимо Вэнь Цин, радостно вскрикнул: – О! Господин Лань!
Лань Ванцзи появился совсем недалеко от почётного сектора, сторонясь других фотографов и операторов, размахивающих штативами и объективами. Концерт вот-вот должен был начаться, и он, очевидно, искал свободное место поспокойнее для своей съёмки. Конечно же, он и ухом не повёл.
– Господин пресс-секретарь! Второй молодой господин Лань! Лань Ванцзи! – Вэй Усянь перебирал варианты, но ни один не заставил Лань Ванцзи обернуться, хотя по его напрягшимся рукам и челюсти было видно, что он всё слышит.
– Да что это такое! – рассвирепел Цзян Чэн и снова треснул его по плечу. – Хватит мешать человеку работать, тебя даже Цзысюань уже попросил, а ты всё никак не уймёшься. Тебе что, пять лет?
– Сянь-Сяню три годика! – показав ему язык, весело ответил Вэй Усянь. – Эй, Лань Чжань!!!
Сработало: Лань Ванцзи обернулся, хотя бы ради того, чтобы посмотреть на него с выражением крайнего негодования в глазах и сурово сжатых губах. Вэй Усянь торжествующе захихикал.
– Прости, что назвал тебя по первому имени, но ты сам виноват: надо было ответить мне раньше!
– Что тебе нужно? – ледяным тоном поинтересовался Лань Ванцзи.
– Сфотографируй нас, а? Уверен, тебя всё равно заставляют снимать важных гостей, и раз уж мы все здесь, и нас привёл сын самого министра культуры…
Лань Ванцзи посмотрел на своего коллегу, который ещё не успел уйти к сцене.
– Господин Лань, – Цзинь Цзысюань устало потёр глаза. – Мне очень жаль просить вас о чём-либо, и я с вами обязательно рассчитаюсь, но сейчас, пожалуйста, исполните просьбу этого несносного человека, иначе он не даст житья ни нам, ни вам.
Лань Ванцзи кивнул, поднимая камеру к глазам. Вэй Усянь радостно подскочил и велел всем улыбаться. Сделав с десяток снимков, Лань Ванцзи опустил камеру и спросил:
– Это всё?
Этой короткой фразой, сказанной настолько холодным голосом, можно было убить, как сосулькой, пущенной с крыши высотки, но Вэй Усяня нельзя было так просто смутить.
– Ты не мог бы подойти? – попросил Вэй Усянь. – Пожа-а-а-а-алуйста!
Сощурившись от подозрений и явно не ожидая от него ничего хорошего, Лань Ванцзи приблизился: Вэй Усянь мог бы дотянуться до него при желании, но это всё ещё было недостаточно близко для исполнения его замысла. Тогда Вэй Усянь просунул ногу между прутьями заградительной решётки, вставая чуть выше.
– Вэнь Нин, держи меня! – и он перегнулся через ограждение так сильно, что чуть не упал, Вэнь Нин едва успел вцепиться в его крепко повязанную на пояс рубашку.
Так было гораздо удобнее, Вэй Усянь дотянулся до Лань Ванцзи и проворно вдел белоснежную орхидею меж туго заплетённых прядей над ухом мужчины.
– Это тебе, – проворковал Вэй Усянь. – Как я и сказал, благороднейший цветок для прекраснейшего человека.
Лань Ванцзи вскинул руку, касаясь цветка и едва не сминая его нежные лепестки, а потом воззрился на Вэй Усяня так яростно и возмущённо, что у него покраснели уголки глаз и кончики ушей.
– Бесстыдник! – выпалил он и гневно зашагал прочь, оказываясь на безопасном расстоянии от почётных гостей.
Вэй Усянь рассмеялся так, что на него стали оборачиваться. Цзян Чэн с перекошенным от испанского стыда лицом схватил его за шкирку и резко втащил обратно.
– Что ты за убожество такое!
– Ну, я убожество, дальше что? – смиренно ответил Вэй Усянь, высвобождая ворот своей футболки из его пальцев. – Зато я отлично провожу время и, вдобавок, не мнусь по два года, как некоторые.
– Я тебя убью. Не здесь, но обязательно убью, – пообещал Цзян Чэн.
– Не убьёшь, – Вэй Усянь вернулся к ограждению и отыскал взглядом Лань Ванцзи, невольно любуясь его хмурым профилем и тем, как он, несмотря на свой гнев, продолжает профессионально работать. – Кстати, ты заметил? – сладким голосом сказал он. – Цветок всё ещё в его волосах!