6 лет назад, конец октября
Вэй Усянь отложил кисть и с хрустом потянулся. Законченный этюд стоял перед ним на мольберте, свежий, яркий, остро пахнущий разбавителем. Несмотря на то, что до сессии и семестрового просмотра оставалось два месяца, он уже начал готовиться. Прошли те золотые времена с первых курсов, когда он валял дурака весь семестр и тянул до последнего, дописывая этюды в несколько бессонных ночей перед просмотром. Он улыбнулся, вспомнив зимние и летние ночи в тесных комнатах студенческого общежития, когда они с Не Хуайсаном, обложившись эскизами и бутылками дешёвого вина, доделывали свои работы: Вэй Усянь живописные, Хуайсан дизайнерские.
Внизу оглушительно хлопнула входная дверь, Вэй Усянь вздрогнул. Через некоторое время грохнула дверь в апартаменты четы Цзян, а спустя ещё несколько минут распахнулась дверь в квартиру Цзян Чэна, где пока что жил и Вэй Усянь. По тяжёлой поступи Вэй Усянь понял, что Цзян Чэн вернулся с соревнований не в лучшем расположении духа: значит, опять провалился. Зная, что в таком состоянии братец может вспылить из-за любой мелочи и начать швыряться вещами, Вэй Усянь от греха подальше закинул свежий этюд и заляпанную маслом палитру на шкаф, поставил под кровать банку с разбавителем, куда сунул грязные кисти, чтобы они не засохли, и сложил мольберт.
− Опять всё провонял своим разбавителем? – проворчал Цзян Чэн, появляясь на пороге комнаты. Вид у него был мрачнее тучи, кроме того, он был желтовато-бледен, под глазами залегли тени.
− Готовлюсь потихоньку, − ответил Вэй Усянь, едва удерживаясь от ответного выпада «Опять продул?»: понимал, что брат расстроен. – Дерьмово выглядишь.
− А как мне ещё выглядеть? Я устал, у меня всё болит, − огрызнулся Цзян Чэн, швыряя на кровать спортивную сумку. В другой руке у него был зажат графин с виски, который он тут же продемонстрировал. – Будешь?
− Это что, из запасов дяди Цзяна? – на всякий случай уточнил Вэй Усянь.
− Ну, а из чьих ещё? У меня-то даже пива нет, − мрачно усмехнулся Цзян Чэн.
− Тогда не буду, − отказался Вэй Усянь. – Это тебя только отругают, когда узнают, а с меня госпожа Юй шкуру спустит.
− А я буду.
− Ты же не пьёшь. У тебя режим, − напомнил ему Вэй Усянь.
− Да пошёл этот режим, − злобно выдохнул Цзян Чэн и плеснул виски в кружку. – Бьёшься-бьёшься, не жрёшь ни черта, с тренировок не вылезаешь, занятия пропускаешь, и что в итоге?
Чёрная полоса началась у него совсем недавно, после небольшой травмы: на одной из тренировок Цзян Чэн неудачно ударился животом. Впрочем, ушиб быстро залечился, но после того случая всё пошло наперекосяк. Он стал быстрее уставать на тренировках и в целом; иногда место ушиба несильно побаливало, но уже начинался соревновательный сезон, и бегать по врачам было недосуг, а на спортивных медосмотрах ничего не нашли, так что Цзян Чэн просто купил обезболивающие на крайний случай. Но результаты становились всё хуже и хуже, с пьедестала он сполз в пятёрку, а после и в десятку, стремительно, за какие-то полтора месяца.
− Двенадцатое место, − горько сказал Цзян Чэн, делая глоток и морщась: он никогда не употреблял ничего крепче слабого пива, да и то пил пару раз в год максимум по бутылке. – Двенадцатое. Скоро я даже отборочные не смогу пройти. Тренер всегда говорит, что в спортивной карьере лучше раньше уйти, чем дольше позориться. Видимо, и моё время пришло.
− Цзян Чэн, не говори ерунды, − нахмурился Вэй Усянь. – Тебе вот-вот исполнится двадцать два, какой ещё конец карьеры? Ты же говорил, что стал жутко уставать. Тебе бы на обследование. Может, пропустишь следующий этап? Тебе же лучше будет, если что-то вовремя найдут, и ты подлечишься.
− Некогда, − пробурчал Цзян Чэн. – Сейчас, один раз в жизни позволю себе напиться, а потом вернусь к тренировкам. Ни капли больше в рот не возьму, − он допил кружку залпом, и его перекосило, но он всё же налил ещё. – Боги, ну и дрянь! Как это вообще можно постоянно пить?
− Кто ж так виски пьёт? − фыркнул Вэй Усянь. – Его надо вкушать медленно, согревая бокал в руке, а не хлестать кружками.
− Ну, ты-то у нас местный алкоэксперт, − язвительно заметил Цзян Чэн. – Может, всё-таки составишь любимому брату компанию?
− Сказал же: не буду, − упёрся Вэй Усянь. – Предупредил бы заранее, я бы купил. А виски дяди Цзяна я пить не стану, мне потом ещё на парах сидеть, а это неудобно, когда у тебя задница болит.
− Когда тебя это останавливало? – фыркнул Цзян Чэн. – Ты же всегда таким был: делаешь, что хочешь, и плевать на последствия. Да и родители ещё не вернулись из Юньмэна.
− Ты же знаешь, я изменился. Я очень хочу стать преподавателем и пытаюсь быть хоть немного ответственней, насколько это возможно.
− Ты – и вдруг преподаватель, − покачал головой Цзян Чэн. – Я всегда думал, ты станешь или великим спортсменом, или великим художником, или великим музыкантом, или ещё кем-то великим.
− Оставь погоню за величием себе. Мне хватает и того, что я хорош практически во всём, за что ни возьмусь, − с восхитительным самомнением ответил Вэй Усянь. – И потом, разве я не могу какое-то время побыть лучшим учителем? И разве это помешает мне, например, стать великим художником? Знаешь, сколько у меня подписчиков?
− Не знаю и знать не хочу, − рыкнул Цзян Чэн, как всегда, остро реагируя на его разглагольствования.
− Да не кипятись ты так. Всё у тебя получится, вот увидишь, − улыбнулся Вэй Усянь. – Ты ещё возьмёшь своё золото на олимпиаде.
− Десять раз, − буркнул Цзян Чэн. – Ты сам-то в это веришь? Хоть кто-то в это верит? Даже родители…
− Плевать, что они там говорят. Я верю, − твёрдо сказал Вэй Усянь. – Но этого мало, потому что ты сам в себя не веришь.
− Ты можешь мне обещать, что, если я в себя поверю, я стану лучшим? – криво улыбнулся Цзян Чэн, глядя на него исподлобья.
− Я не банк, чтобы тебе что-то гарантировать. Но без этого точно не станешь. Что до остального, для меня ты и так лучший.
Цзян Чэн невесело хмыкнул, одним махом допил кружку и поднялся, чуть покачнувшись.
− Пойду в душ. Проветри комнату, башка и так раскалывается, − велел он.
Но, едва сделав шаг, Цзян Чэн зашатался сильнее, лицо его странно пожелтело, он схватился за правый бок и с шипением выпустил воздух из лёгких.
− Что с тобой? – забеспокоился Вэй Усянь. – Тошнит? Забей ты на душ, давай я помо…
Цзян Чэн вдруг осел на пол, по-прежнему держась за бок, и сдавленно застонал.
− Цзян Чэн! – Вэй Усяня прошибло ледяным ужасом, и он подлетел к брату: он достаточно повидал людей в разной степени опьянения, кому-то было очень плохо, но такого не видел ещё ни разу. – Цзян Чэн, что с тобой?!
− Живот, − с усилием выговорил Цзян Чэн и снова застонал. – Живот болит.
Лицо и руки Цзян Чэна были совсем жёлтыми, его явно тошнило, Вэй Усянь метнулся в ванную, схватил поломойное ведро, сунул брату в дрожащие руки и бросился искать телефон. За его спиной Цзян Чэна с шумом вырвало.
− Да где этот ёбаный мобильник?! – заорал Вэй Усянь, сдёрнул с кровати покрывало, заваленное кучей вещей, и телефон тут же брякнулся на пол. Вэй Усянь вызвал скорую, потом забегал по комнате, сунул в карман пижамных штанов документы и карту, зацепился взглядом за неразобранную спортивную сумку Цзян Чэна: может, пригодится.
− Что ты делаешь? – слабым и тонким из-за тошноты голосом спросил Цзян Чэн.
− Собираюсь. Не болтай, побереги силы.
− Лучше дай… ммм… обезболивающие, там, в сумке.
− К дьяволу твои обезболивающие!
Цзян Чэна снова начало тошнить, Вэй Усянь же решил заранее распахнуть все двери, чтобы не тратить потом на это время. Скорая приехала быстро, без лишних слов врач и фельдшер выслушали Вэй Усяня, осмотрели Цзян Чэна. Вэй Усянь, насмерть перепуганный, вопрошал, что с ним, но из сказанного понял только про тупую травму живота, которую Цзян Чэн получил два месяца назад, и про возможный разрыв печени.
− Это же очень плохо, да? − спросил Вэй Усянь отчаянно, но работники скорой ему не ответили, занятые погрузкой шумно и судорожно дышавшего Цзян Чэна.
Вэй Усянь с его сумкой сунулся было внутрь, но его остановили:
− Вы ему кто?
− Брат, я его брат! – быстро ответил Вэй Усянь и проскользнул в машину, садясь рядом с Цзян Чэном. Ну, приёмный, но об этом он решил умолчать. – Держись, Цзян Чэн, скоро приедем, только держись…
Но Цзян Чэн уже потерял сознание, и врач сказал что-то про кому.
«Кома – это ведь тоже очень плохо?» − подумал Вэй Усянь и набрал номер дяди Цзяна, потому что звонить и сообщать такое госпоже Юй ему попросту не хватило духу.
− Вэй Ин? – раздался в трубке удивлённый и немного сонный голос Цзян Фэнмяня. – Что…
− Цзян Чэн, ему плохо, мы едем в больницу, − заговорил Вэй Усянь, потом глянул на фельдшера, спросил, в какую конкретно больницу они едут, и сообщил отцу Цзян Чэна. – Я ещё толком ничего знаю, но обязательно сообщу. Пожалуйста, прошу, приезжайте, я не пьян и не шучу, приезжайте!
Он бросил трубку, зажал переносицу двумя пальцами и выключил телефон.
− Чёрт… Не понимаю, как вы это постоянно делаете, − жалко выдохнул Вэй Усянь, больше говоря сам с собой, чем с кем-то.
− Что делаем? – полюбопытствовал невозмутимый врач.
− Сообщаете семьям плохие новости.
− Каждый раз, как в первый. Пока не сломаемся, либо не научимся отключать чувства, − врач глянул на Вэй Усяня с жалостью.
Из приёмного покоя Цзян Чэна сразу же увезли в отделение реанимации. Дальше приёмной Вэй Усяня не пустили.
− Он мой брат! Вы должны меня пустить! – завопил Вэй Усянь.
− Он ваш приёмный брат, − уточнила администратор: Вэй Усяню пришлось сообщить данные Цзян Чэна, и здесь уже потребовали документы. – Кроме того, к нему в любом случае пока никому нельзя.
− Но… − Вэй Усянь зажмурился, помотал головой и выдавил: − Простите. Вы правы. Я подожду.
Он плюхнулся на жёсткое сиденье, бросил рядом сумку Цзян Чэна и обхватил голову руками. Вэй Усянь ненавидел больницы с самого детства, ещё с катастрофы, не столько из-за ассоциаций с самолётом или боли, пока заживала его ключица, а больше из-за чувства одиночества. Пробыв в токийской больницу целую неделю, пока не приехал дядя Цзян, окружённый незнакомыми людьми, говорившими на чужом языке, маленький Вэй Усянь навсегда запомнил это отвратительное ощущение беспомощности. И потому в школьные годы, да и сейчас, всеми силами старался избегать больниц и медиков, даже странно, что у него была приятельница, лучший молодой хирург, как минимум, в городе. Но она была сестрой его друга Вэнь Нина, так что у него не было выбора, хочешь дружить с болезненным юношей − дружи и с его сестрой-медиком.
Но Вэй Усяню уже давно было не четыре года и не тринадцать, так что он должен был взять себя в руки – ради Цзян Чэна. Насколько он мог предположить, его родители – один или оба вместе – смогут добраться только к утру, потому что из Уханя ездило всего два ночных поезда, и они не были скоростными, ночные авиарейсы также не подвезли, и вполне возможно, что проще будет доехать на автомобиле.
Вспомнив про Вэнь Цин, Вэй Усянь хотел ей позвонить, но вовремя задумался, что уже почти одиннадцать вечера, она могла быть не на дежурстве и отсыпаться, а если на дежурстве, то могла быть занята. Возможно, прямо сейчас она даже оперирует Цзян Чэна, подумал Вэй Усянь, чувствуя поднимающуюся изнутри волну ужаса.
Он сунулся в карман сумки брата в надежде, что там может оказаться какое-нибудь лёгкое успокоительное, на которое у него нет аллергии, Цзян Чэн иногда принимал такие, но вместо этого он нашёл несколько пачек обезболивающих таблеток, одна была практически пустая. Вэй Усянь нахмурился, вчитываясь: таблетки были очень сильные, он знал об этом только потому, что на него самого обезболивающие действовали слабо, и он на случай травм покупал себе только сильные, ведь остальные просто не подействовали бы. Но у Цзян Чэна была нормальная восприимчивость анальгетиков, зачем же он глотал такую мощную дрянь?
Вывод напрашивался сам собой: у Цзян Чэна были достаточно сильные и частые боли, которые он скрывал и, судя по количеству упаковок, собирался скрывать и дальше. И теперь напрашивался вопрос: а как долго он уже это делал? Неделю? Месяц? С момента травмы?
Вэй Усянь, оставив сумку в покое, скинул домашние тапочки, в которых по недосмотру уехал, и подтянул колени к груди, дрожа от холода и тревоги. Постепенно он согрелся и, кажется, задремал, потому что в какой-то момент осознал, что его трясут за плечо. Подняв взгляд, он увидел перед собой Вэнь Цин.
− Цин-Цин, − прохрипел Вэй Усянь. – Ты сегодня дежуришь?
− Доктор Вэнь, − напомнила Вэнь Цин. – Где родители Цзян Ваньиня?
− В Юньмэне, приедут утром, − Вэй Усянь яростно потёр глаза, заставляя себя проснуться, и испуганно посмотрел на девушку. – Цин-Цин, что с Цзян Чэном? Ты была там?
− Я его оперировала, − ответила Вэнь Цин.
− Всё… настолько плохо? – голос дрогнул.
− Порадовать особенно нечем, − вздохнула Вэнь Цин. – Сейчас он стабилен, пока в коме, но, скорее всего, сам из неё выйдет. У него очень запущенный цирроз печени.
− Но он же не пьёт! – возмутился Вэй Усянь. − Он же спортсмен, у него режим, он буквально впервые сегодня напился!
− Вэй Усянь, ты думаешь, цирроз бывает только у алкоголиков? – раздражённо спросила Вэнь Цин. – Сам сказал, у него была травма. Другое дело, что слишком быстро, доктор Чжао сказал, это первый такой случай за всю его практику.
− Доктор Чжао?
− Наш лучший гепатолог. Специалист по печени. Он объяснит всё родителям подробнее.
− А занятия спортом могли усугубить положение?
− Разумеется, − ответила Вэнь Цин. – Но не до такой степени, и потом, как он вообще мог заниматься? У него с такой клиникой должны были быть боли!
− А они и были, − угрюмо ответил Вэй Усянь и снова полез в сумку. – Я нашёл это в его вещах с соревнований.
Вэнь Цин хватило одного взгляда на коробку, чтобы прийти в ужас.
− И он это глотал?! С повреждением печени?! Он же только хуже сделал, он что, спятил? Как часто он это делал?
− Понятия не имею, − честно ответил Вэй Усянь. – Он никогда не жаловался на сильную боль при мне.
− Жесть, − покачала головой Вэнь Цин. – Я могу взять эти лекарства? Доктор Чжао должен об этом знать.
− Конечно. Вэнь Цин, можно мне к нему? − робко спросил Вэй Усянь. – Я знаю, я ему не родной брат, но всё же…
− В палату пока нет. Без его разрешения или разрешения кровных родственников – не могу. Да и смысла нет. Пущу в зал ожидания под свою ответственность.
− Спасибо! Спасибо! – Вэй Усянь подхватил сумку и последовал за развевающимся белым халатом Вэнь Цин.
Телефон тихонько пиликнул входящим сообщением: дядя Цзян спрашивал, какие новости. Это значило, что едет не он, а госпожа Юй. Морщась, Вэй Усянь написал ему всё, что узнал от Вэнь Цин, и уточнил, когда приедет госпожа Юй. Цзян Фэнмянь ответил, что успел отвезти жену на предпоследний ночной поезд, так что к десяти утра она должна быть на месте. Сам он поехать не мог, так как его отец на днях тоже попал в больницу, и кому-то надо было помогать старшим родственникам. Вэй Усянь вздохнул и переслал Юй Цзыюань информацию о состоянии Цзян Чэна.
− Выключи звук, − велела Вэнь Цин. – Цзян Ваньинь в этой палате, не лезь к нему, а то я тебя знаю.
Вэй Усянь подошёл к крохотному окошку в двери. Цзян Чэн лежал с закрытыми глазами и выглядел неважно, изо рта у него торчали трубки, и в целом видеть его, обычно сильного и энергичного, таким безжизненным и беспомощным, в окружении трубочек, капельницы и приборов было настолько жутко, что Вэй Усянь сперва даже попятился, но справился с собой и вернулся.
− Он даже дышать сам не может, − прошептал он.
− Может, но на первое время нужна респираторная поддержка и возможность вводить питание, − объяснила Вэнь Цин. – Сядь, не мельтеши. Вон там дежурная медсестра. Принести тебе седативные?
− Не надо, у меня аллергия. Я понятия не имею, какие мне подойдут, это надо узнавать, − Вэй Усянь сел и закрыл лицо руками. − Почему всё так, Цин-Цин?
− Так бывает, − Вэнь Цин коротко сжала его плечо. – Постарайся отдохнуть. Ты никому лучше не сделаешь, если изведёшь себя.
Отняв одну руку от лица, Вэй Усянь сжал в ответ её тонкие, но такие ловкие пальцы, которые легко резали плоть и спасали жизни.
Когда Вэнь Цин ушла, Вэй Усянь принялся мерить шагами тихую зону ожидания, но, уловив долгий взгляд дежурной медсестры, уныло уселся обратно. Он совершенно не умел ждать спокойно, Цзян Чэн всегда язвил, что у него шило в заднице, но ему не хотелось, чтобы его выставили из отделения, где он и так находится на птичьих правах только благодаря Вэнь Цин. Вэй Усянь повертел в руках телефон, понял, что, если начнёт ковыряться в сети, то заряда до приезда госпожи Юй ему не хватит. Потом похлопал по карманам и вспомнил, что из своих вещей взял только телефон, документы и банковскую карту, что было странно: как правило, он стабильно забывал её дома, а тут вот зачем-то взял. Курить хотелось ужасно, но Вэй Усянь смирился с потерей никотина, боком лёг на диван и положил голову на спортивную сумку, с которой так и не расстался. Его то затягивало в короткий беспокойный сон, то резко выбрасывало из него, пока он не увидел влетевшую в отделение мать Цзян Чэна.
Юй Цзыюань, в бахилах, халате и шапочке подлетела к нему:
− Что ты здесь делаешь? Что ты натворил на этот раз, Вэй Усянь?
Она словно шипела, понизив голос, её лицо казалось непривычно бледным без косметики, а покрасневшие глаза метали молнии. Вэй Усянь тут же вскочил.
− Я ничего не творил, − честно ответил он.
− Мне сказали, что Цзян Чэна привезли в том числе с алкогольным отравлением! Ты же знаешь, что у него режим, зачем ты его надоумил?
− Госпожа Юй, честное слово, мы не пили. То есть, я не пил, Цзян Чэн приехал с соревнований расстроенный и сам взял выпить, хотя я напоминал ему про режим, − попытался оправдаться от несправедливых обвинений Вэй Усянь. Он даже почти не злился, так как привык за годы жизни в семье Цзян, что госпожа Юй всегда и во всём его винит. – Что же мне, надо было его за руки хватать и привязывать к стулу?
− Ты врёшь!
− Госпожа Юй Цзыюань? Вы мать Цзян Ваньиня? – осведомился стерильный голос Вэнь Цин за спиной женщины. Очевидно, дежурная медсестра сразу же вызвала врачей.
Юй Цзыюань тут же всем телом развернулась к девушке и высокому врачу рядом с ней.
− Вы…
− Я доктор Вэнь, хирург, я оперировала вашего сына, когда он поступил к нам, − представилась Вэнь Цин. – Смею заметить, именно Вэй Усянь заметил, что состояние Цзян Ваньиня отличается от обычного алкогольного отравления и вовремя вызвал скорую.
− Хм, − госпожа Юй поджала губы, а Вэй Усянь бросил Вэнь Цин благодарный взгляд.
− Это доктор Чжао, лучший гепатолог в этой больнице, − как ни в чём не бывало, продолжала Вэнь Цин. – Доктор Чжао, вам слово.
− Госпожа Юй, − гепатолог сдержанно поклонился женщине.
− Что с моим сыном? – требовательно спросила Юй Цзыюань. – Вы сказали, что была операция.
− У вашего сына повреждение доли печени с нарушением проходимости сосудов и запущенный цирроз токсикологической этиологии. Нам пришлось удалить часть его печени, чтобы остановить некротические процессы.
− Почему? – беспомощно выдохнула госпожа Юй. – Как это возможно? Он спортсмен, он был совершенно здоров и регулярно проходил обследования…
− Со слов молодого господина Вэя, у Цзян Ваньиня была тупая травма живота.
− Да, он неудачно выполнил элемент на тренировке пару месяцев назад, но ведь его осматривали медики! Всё было в порядке, небольшой синяк, который быстро сошёл!
− Это было лишь внешнее повреждение сосудов. Внутренние ушибы, кровотечения и разрывы не всегда диагностируются поверхностным осмотром, − сказал доктор Чжао. – При абдомиальных травмах следует проходить более глубокую диагностику, но…
− …Но Цзян Чэн сказал, что чувствует себя прекрасно, и что ему нужно готовиться к соревнованиям, − пробормотал Вэй Усянь.
− Помолчи! – приказала госпожа Юй.
− Сейчас будет довольно трудно составить первоначальную картину, но, похоже, на начальном этапе травма была не столь серьёзна, и при своевременной диагностике и должном уходе печень бы восстановилась.
− Соревнования. Его треклятые соревнования, − горько вымолвила Юй Цзыюань.
− Ваш сын предпочёл не обращаться за медицинской помощью ни сразу после травмы, ни в дальнейшем. То, что он при этом регулярно совершал тяжёлые физические нагрузки, только увеличило травму. Признаться, даже в этом случае я был удивлён скоростью поражения печени, − покачал головой доктор Чжао. – Пока ваш приёмный сын не нашёл в вещах молодого господина Цзяна этот препарат для лечения острой боли. Данный препарат запрещён в нескольких странах как раз из-за гепатотоксичности.
– А алкоголь?
– Алкоголь просто стал последней каплей. Я бы даже сказал, что в данной ситуации его употребление было к лучшему, потому что неизвестно, когда бы состояние ухудшилось настолько, что стало бы поздно что-либо делать. А так этот инцидент позволил выявить серьёзную проблему, и мы смогли выиграть время.
− И что теперь? – прошептала госпожа Юй.
Доктор Чжао вздохнул, но твёрдо ответил:
− Печень вашего сына уже не спасти. Ему необходима трансплантация.
Юй Цзыюань посерела и закачалась. Вэй Усянь, который от услышанного онемел, сам едва удержался на ногах, но всё же нашёл в себе силы поддержать женщину, которая от шока даже не поняла, кто ей помогает.
− Сколько? – едва дыша, выдавила госпожа Юй.
Страшный вопрос «Сколько ему осталось?» так и не сорвался с её мертвенно-бледных губ.
− Мы используем специальные методики для сохранения печени в ожидании трансплантата. Но, чем скорее донорский орган будет найден, тем лучше. Мы внесём Цзян Ваньиня в списки, но это долгий процесс. Кроме того, печень от живого донора статистически лучше приживается в чужом организме. Если нет возможности родственной трансплантации, советую как можно скорее начинать поиски со своей стороны.
− Что нужно для живого донорства? – Юй Цзыюань подняла полный боли взгляд на гепатолога.
− Возраст от 18 до 50 лет, здоровый организм, отсутствие серьёзных заболеваний, особенно печени и почек, отсутствие никотиновой зависимости в течение минимум четырёх недель до вмешательства, − на каждый пункт, названный доктором Чжао, госпожа Юй кивала. – И, конечно, совместимость тканей и группы крови.
− А… - Юй Цзыюань прикрыла рот ладонью и тихонько затряслась. – У м-меня ч-четвёртая, четвёртая.
Она как в тумане повторяла это раз за разом, и Вэнь Цин отошла, чтобы взять у медсестры успокоительное. А Вэй Усянь понял: не подходит. Он знал, что у Цзян Чэна первая отрицательная, как у его отца, но у Цзян Фэнмяня была почечная недостаточность. Группу крови Цзян Яньли он не знал, но, во-первых, она никогда не отличалась отменным здоровьем, а во-вторых, госпожа Юй ни за что бы ей не позволила рисковать даже ради своего второго ребёнка.
«А какая у меня вообще группа крови? – впервые задумался Вэй Усянь, который шарахался от больниц всю свою сознательную жизнь. – Интересно, в старых записях из токийской больницы это написано?».
− Можно мне побыть с ним? – прошептала Юй Цзыюань, глотая принесённое ей успокоительное.
− Разумеется. Сюда, пожалуйста.
Глубоко задумавшись, Вэй Усянь на автомате вошёл следом за ней, но, стоило ему только сделать шаг к Цзян Чэну, госпожа Юй процедила:
− Вон.
− Но…
− Вон, − повторила Юй Цзыюань, а потом её голос сломался. – Я хочу побыть с сыном наедине.
Будто разом уменьшившись, сгорбившись, съёжившись, женщина осела на стул рядом с кроватью сына, который всё ещё был без сознания, и тихо заплакала. Вэй Усянь попятился от глубочайшего потрясения и действительно вышел. Никогда ещё за восемнадцать лет в доме семьи Цзян не видел слёз Юй Цзыюань.
У поста дежурной медсестры ещё оставалась Вэнь Цин, и Вэй Усянь тут же метнулся к ней.
− Скажи, Цин-Цин, где тут сделать анализ на группу крови? – выпалил он.
− Ты же не собираешься заявиться как донор, − с подозрением уставилась на него Вэнь Цин.
− Вообще-то, собираюсь.
− Ты малолетний алкоголик, − сказала девушка. – И ты куришь. И боишься даже простых уколов, а ещё на тебя хреново действуют обезболивающие.
− Потерплю. Не курил со вчерашнего вечера. И больше не буду, считай, что бросил. Уколов я боюсь не настолько. И я не алкоголик, я же не пью каждый день. И даже каждую неделю. Ну, уже нет, у меня диплом на носу. Был.
− Вот именно, диплом на носу.
− На хуй диплом, − выдохнул Вэй Усянь. – Я хочу помочь Цзян Чэну. Ты поможешь или нет?
− Ты вообще осознаёшь, как это сложно? Какие риски? От чего и на какой срок тебе придётся отказаться? – не выдержала Вэнь Цин. – Ты думаешь, это так легко, прошёл обследование, полежал чуть-чуть на операции и всё, гуляй?
− Не думаю.
− Вот именно, ты не думаешь. И ни черта не знаешь.
− Ну, так ты мне объясни! – Вэй Усянь тоже сорвался. – Никто ведь наверняка к этому по-настоящему не готов на все сто. Я подготовлюсь. Что мне нужно сделать?
Вэнь Цин закрыла глаза, считая до десяти, зажала пальцами переносицу и выдохнула, смиряясь с его ослиным упрямством.
− Езжай домой и приведи себя в порядок, от тебя до сих пор несёт разбавителем. Найди свою медицинскую карту, хоть раз-то ты лежал в больнице. Хотя нет, сначала сдай кровь на определение группы, это делается за пару-тройку часов, если у тебя другая, то и всё остальное делать не придётся. А я уточню детали у доктора Чжао и координатора трансплантологии. Чего стоишь? Вали вниз, забор крови производится не здесь. И сумку оставь.
− Цин-Цин, не говори пока… Цзян Чэну, – попросил Вэй Усянь. – Ну, если он очнётся в моё отсутствие. И госпоже Юй.
Вэнь Цин кивнула, и Вэй Усянь поспешил вниз, уточнил, где берут анализы, и зашёл в кабинет. Видимо, Вэнь Цин успела уже позвонить, потому что медсестра не задавала ему никаких вопросов и сразу же усадила на стул. Вытянув руку, которую ему перетянули жгутом, Вэй Усянь поспешно отвернулся: от вида игл ему становилось не по себе, хоть и было-то не особенно больно, просто неприятно. Медсестра велела зайти через три часа и забрать результат, поэтому Вэй Усянь сходил за ветровкой и поехал домой – на метро, в надетых на тапочки бахилы и в куртке, наброшенной поверх халата, который ему выдали для посещения реанимации.
Дом встретил его неприятной тишиной. Вэй Усянь редко оставался один в совершенно пустом доме, как правило, всегда кто-то да был – либо Цзян Чэн, либо его родители, а то и туристы, которым сдавали квартиру внизу. И сейчас эта пустота давила на него до боли. Вэй Усянь поднялся в квартиру Цзян Чэна, посмотрел на недопитый графин с виски, который так и остался на столе, на пластиковое ведро, от которого отвратительно несло, и сполз по стене. Слёз не было, но его трясло в сухой и беззвучной истерике от мысли, что он не увидит Цзян Чэна дома в ближайшие месяцы – а может быть, вообще больше никогда не увидит.
Откинув голову назад, Вэй Усянь с силой приложился ею об стену, приводя себя в чувство. Сначала он вымыл воняющее ведро, потом вымылся сам, смывая с себя смесь из остаточного следа разбавителя, пота и едва уловимого больничного запаха, который Вэй Усянь не смог бы даже описать: просто так пахло только в больницах. После этого он оделся нормально и принялся перекапывать шкафы в поисках медицинских карт: к счастью, его медкарта нашлась довольно быстро.
Вэй Усянь положил карту в сумку, наткнулся на пачку сигарет, моментально сунул одну в рот и стал искать зажигалку, но, перерыв половину сумки, застыл, хлопнул себя по лбу и скомкал сигарету. Потом всю пачку. Потом он тщательнейшим образом проинспектировал карманы джинсов, курток, рюкзаков, ящики стола, везде, где он разбрасывал или хранил сигареты, решительно вышвырнул все найденные пачки в мешок, завязал его и сразу же вынес в мусорный контейнер, дабы не искушать себя. Взял вещи и поехал обратно в больницу.
В реанимацию Вэй Усянь не пошёл, чтобы не скакать по больнице туда-сюда в ожидании результата анализа, да и госпожа Юй наверняка опять выставила бы его из палаты. Вместо этого он сел в коридоре и стал шерстить интернет в поисках информации, как вообще происходит трансплантация, какие обследования и процедуры необходимы донору, чтобы потом тупить в обсуждениях с врачами чуточку меньше. В данный момент его не волновало ничего, кроме жизни и здоровья Цзян Чэна, но он должен был хоть немного представлять себе процесс.
Наконец, три часа истекли, и Вэй Усянь поспешил за результатами. Вперился в бумажку взглядом, и его желудок совершил сальто назад. Первая отрицательная. Как у Цзян Чэна. А значит, можно попытаться его спасти.
Трясущимися руками он набрал сообщение и отправил его Вэнь Цин. Та ответила почти сразу и попросила её подождать. Спустившись, она потащила его в больничный кафетерий.
– Умираю с голоду, – сообщила Вэнь Цин, хватая поднос.
Вэй Усянь вцепился в стойку, так как от запахов еды у него свело желудок и закружилась голова. Он даже не помнил, когда последний раз ел – кажется, прошлым вечером? Днём? Поэтому он тоже набрал себе еды, а заодно и попросил упаковать в контейнеры обед для Юй Цзыюань: та наверняка тоже не ела со вчерашнего вечера.
– Итак. Ты не передумал? – жуя свинину, осведомилась Вэнь Цин.
Вэй Усянь покачал головой. Он пошёл бы на это, даже если бы печень не имела свойство восстанавливаться в полном объёме, и ему потом пришлось бы всю жизнь провести на препаратах.
− Какие новости?
− Сегодня-завтра Цзян Ваньиню проведут все необходимые процедуры и обследования, потом соберут консилиум по внесению его в список на трансплантацию. Это стандартная процедура, − Вэнь Цин подняла руки в защитном жесте, когда Вэй Усянь уже открыл рот, чтобы возмутиться. – Против правил тут не попрёшь, даже я со своими связями бессильна.
Под связями доктор Вэнь, конечно же, подразумевала не только свой уникальный хирургический талант, но и кровное родство с губернатором Вэнем, который приходился ей кем-то вроде двоюродного дядюшки. И Вэнь Цин, и Вэнь Нин терпеть не могли губернатора и его сыновей и не общались с ними, но оба признавали, что порой проще назвать свою фамилию, чем биться головой в закрытые двери и бодаться с бюрократами.
− Что мне делать, ты узнала?
− В общих чертах, − ответила Вэнь Цин. – Я направлю тебя к координатору трансплантологии, он расскажет подробнее. Я со своей стороны могу обещать, что остальные врачи примут тебя вне очереди. Понятное дело, посмотрят твою медкарту, проведут полное обследование. Будь готов, что, помимо обычных осмотров и анализов, тебя также ждёт беседа с психиатром-психотерапевтом. Донорство – это сложно и ответственно, и такие решения нельзя делать впопыхах или под давлением.
− Никто на меня не давит, − буркнул Вэй Усянь.
− Это ты будешь говорить не мне, а психиатру, − Вэнь Цин ткнула палочками в его сторону. – И да. Если всё пройдёт удачно, кто-то должен будет о тебе позаботиться в первые несколько недель после операции. Когда возвращается твой приёмный отец? Обговори этот вопрос с родителями Цзян Ваньиня, потому что это важное условие.
− Стоп-стоп-стоп, погоди, кто-то должен будет за мной присматривать?
− А ты думаешь, печень отрастает за день? − хмыкнула Вэнь Цин.
В голове Вэй Усяня закрутились шестерёнки. Никогда и ни при каких обстоятельствах он бы не хотел, чтобы Цзян Чэн узнал о том, что Вэй Усянь собрался пожертвовать ему половину своей печени. Он в принципе терпеть не мог, когда его благодарят за добро, потому что делал он это не ради благодарности, а Цзян Чэн, к тому же, был из категории людей, которые непременно чувствуют себя обязанными. Например, в детстве, когда Цзян Чэн напугал Вэй Усяня собаками, и тот сбежал из дома, братец потом месяц не задирал его, потому что боялся, что тот всё расскажет родителям, и ему влетит, хотя Вэй Усянь даже не собирался сдавать его. Если всё пройдёт удачно, Цзян Чэн будет всю жизнь пытаться отплатить ему – и не сможет, а потому будет чувствовать себя неблагодарным, и Вэй Усянь категорически этого не хотел. Цзян Яньли посвящать в этот он тоже не хотел: сестрице хватит переживаний и за одного младшего брата. Родители же Цзян Чэна… они оба были занятыми людьми, пусть они лучше сосредоточатся на помощи родному сыну, которому наверняка будет намного хуже, чем ему.
А значит, Вэй Усянь не должен появляться дома хотя бы месяц после операции, пока не восстановится достаточно, чтобы успешно скрывать это.
Проблема была в том, что ближе Цзян Чэна и Цзян Яньли у него никого не было. У него была куча приятелей, но к кому он мог пойти? К Не Хуайсану? Будущий дизайнер был ещё более легкомысленным, чем сам Вэй Усянь, вернее, умело поддерживал это амплуа, но даже при том, что на самом деле он был весьма неглупым, он вряд ли смог бы помочь, кроме того, он даже не жил дома из-за брата-солдафона. Да и Вэй Усянь предпочёл бы сохранить своё донорство в тайне и не посвящать в это практически никого, опять же, чтобы молва не делала из него какого-то героя.
− Цин-Цин, а я могу пожить у вас? – спросил Вэй Усянь. – Вряд ли мне будет настолько паршиво, что я буду лежать полумёртвым на аппаратуре, и вряд ли будет настолько хорошо, что я буду донимать вас своими чудачествами. Вэнь Нин мог бы за мной присмотреть.
− Перестань эксплуатировать моего брата.
− Я не эксплуатирую, я прошу помочь.
− Я не то чтобы против, но у тебя ведь и свой дом есть, − нахмурилась Вэнь Цин.
− Я не хочу, чтобы Цзян Чэн знал, - Вэй Усянь искренне поделился с Вэнь Цин своими мыслями.
− То есть, ты хочешь скрыть от своей семьи факт своего донорства.
− Именно. Особенно от Цзян Чэна.
− Кому-то всё равно придётся сказать.
− А разве нельзя пожертвовать печень анонимно?
− Можно. Но ты буквально живёшь с Цзянами под одной крышей, ты не сможешь так просто свинтить из дома на месяц, состряпав какую-нибудь малоубедительную сказочку о своём таинственном исчезновении, − фыркнула Вэнь Цин. – Да и эта ваша… госпожа Юй. Она точно не поверит, что донор нашёлся в первые же дни после внесения Цзян Ваньиня в лист ожидания, прежде чем она начала полноценную кампанию в интернете.
− Ладно. Тогда я скажу только ей, − поморщился Вэй Усянь. – Но не раньше, чем выясню, что я вообще гожусь в доноры.
Госпожа Юй наверняка примется говорить, что Вэй Усянь делает это потому, что чувствует свою вину за то, что её сын пострадал, потому что всегда пытался сравняться с талантливым приёмным братом, которому практически любое начинание даётся легко и играючи, в то время как Цзян Чэну нужно постоянно из кожи вон лезть, чтобы добиться хотя бы приближенных результатов. Или затем, чтобы в очередной раз показать всем, какой он весь из себя крутой и благородный, посмотрите, решил стать донором! Она говорила это ещё тогда, когда он присоединился к волонтёрской программе в старшей школе, хотя тогда Вэй Усяню просто было скучно и хотелось занять себя чем-то на каникулах, кроме привычных безобразий и праздности, а потом просто втянулся и понял, что ему нравится помогать другим людям – не ради благодарности, не ради почестей.
«Ну, скажет и скажет», − подумал Вэй Усянь. Пусть считает, как угодно, лишь бы не мешала.
− С А-Нином поговоришь сам, − махнула на него Вэнь Цин.
Вэй Усянь не стал ходить вокруг да около и в тот же момент позвонил Вэнь Нину, который, разумеется, даже не задумался об отказе. Порой Вэй Усяня поражала безграничная преданность Вэнь Нина и готовность ему помочь, как будто Вэй Усянь был для него кумиром и мессией, героем, который спас его жизнь и защитил его честь. Хотя на самом деле тот просто защищал его от недалёких компашек, любителей поиздеваться над слабым и болезненным юношей, который робел в присутствии большого количества людей и не мог дать отпор.
После обеда девушка отправила его к координатору трансплантологии, с которым Вэй Усянь очень долго беседовал. В ближайшую неделю ему предстояло пройти кучу обследований, анализов и диагностических тестов, а также долго и обстоятельно отвечать на психологические вопросы. Вэй Усянь кивал, мол, да, понимаю, я готов, ему выдали формуляр со списком специалистов и анализов, и Вэй Усянь сфотографировал и переслал его Вэнь Цин, чтобы она помогла ему и договорилась, с кем надо. После этого он вернулся в кафе за обедом для госпожи Юй и поднялся наверх.
Юй Цзыюань сидела так же, как и несколько часов назад, но больше не плакала. Сознание к Цзян Чэну ещё не вернулось, приборы тихо и размеренно пищали. Вэй Усянь подошёл к его госпоже Юй и протянул ей контейнеры с обедом.
− Поешьте.
− Мне ничего от тебя не надо. Это ты виноват, − безжизненным голосом отозвалась госпожа Юй.
Вэй Усянь вздохнул: ну почему, почему приехал не дядя Цзян, а эта невыносимо упрямая и непримиримая женщина, в которую так сильно пошёл характером Цзян Чэн? Разве Вэй Усянь виноват в том, что многие вещи у него получаются быстрее и лучше, чем у Цзян Чэна, хотя он и вполовину не так старается? Разве он виноват, что дядя Цзян вечно ставит его в пример Цзян Чэну, хотя с чего ради кто-то решил, что Цзян Чэн должен ни в чём ему не уступать? Кто вообще определяет эти критерии для определения качества человека? Единственное, в чём Вэй Усянь мог быть виноват, так это в своём хвастовстве, ничуть не стесняясь говорить о своих достижениях, но для него это была простая констатация факта: да, я умею, и что? Разве я теперь лучший человек?
− Пусть так, − Вэй Усянь не желал спорить с раздавленной горем матерью. – Всё равно поешьте. Вы должны быть сильной ради сына.
Это была очевиднейшая манипуляция, Вэй Усянь прекрасно это знал, и госпожа Юй должна была это понимать, как педагог со стажем, она ведь тоже проходила психологию в университете. Но сейчас Юй Цзыюань могла думать только о сыне, поэтому всё-таки взяла контейнеры и вышла. Вэй Усянь на секунду сжал руку брата и сел в угол подальше, чтобы не нервировать госпожу Юй, когда она вернётся.
Дежурный реаниматолог, проводивший вечерний осмотр, сказал, что по прогнозам Цзян Чэн должен начать приходить в себя только завтра, поэтому посоветовал и Юй Цзыюань, и Вэй Усяню ехать домой и высыпаться. Госпожа Юй наотрез отказалась уходить домой, потому что ей и так предстояло утром возвращаться в школу, ведь в отсутствие Цзян Фэнмяня она была его заместителем, а он пока никак не мог вернуться из-за своей семьи. Вэй Усяня выгнала Вэнь Цин, которая собиралась домой после полутора суток дежурства. Он попытался заупрямиться, но Вэнь Цин, вытащив его в коридор, напомнила, что с завтрашнего дня он начинает проходить обследования, а потому для лучших показателей должен высыпаться и хорошо есть.
Утром понедельника Вэй Усянь проснулся от будильника на учёбу, но первым делом он взялся не за зубную щётку, а за телефон: позвонил в больницу, чтобы узнать состояние Цзян Чэна. Дежурная медсестра сообщила, что он уже начал приходить в сознание и реагировать на внешние раздражители, поэтому план на день был решён: сначала Цзян Чэн, потом медосмотр.
«Как же похер на эту учёбу, − думал Вэй Усянь по дороге в больницу. – Как же похер». Он только предупредил старосту, что сегодня не придёт вообще, да и в течение недели, скорее всего, тоже будет нещадно прогуливать по семейным обстоятельствам. Возможно, ему придётся взять академический отпуск, но его это сейчас совершенно не волновало.
В палате Цзян Чэна, кроме его матери, находился ещё реаниматолог, который проверял, как происходит восстановление. Цзян Чэн уже лежал с открытыми глазами, трубку изо рта пока не вынимали, но он медленно моргал. Когда Вэй Усянь вошёл, он чуть шевельнул головой в его сторону, поэтому Вэй Усянь встал прямо напротив, чтобы тот его видел. Заметив брата, Цзян Чэн моргнул ещё раз.
− Говорите с ним, − посоветовал врач. – Нужно оценить уровень сознания после выхода из комы.
− А-Чэн, мальчик мой, ты меня узнаёшь? – взволнованным голосом спросила госпожа Юй.
Цзян Чэн снова моргнул: по-видимому, это означало «да», потому что Юй Цзыюань слабо улыбнулась – впервые за сутки с тех пор, как приехала.
− А меня? – не удержался Вэй Усянь.
Цзян Чэн посмотрел на него тяжёлым взглядом, будто хотел закатить глаза, но всё же моргнул. Вэй Усянь тоже заулыбался: вот оно, сознание, движения ещё были заторможены, говорить Цзян Чэн не мог из-за трубки, но убийственный взгляд при виде любимого братика говорил о стабильном состоянии лучше, чем любые мониторы.
− С возвращением, братишка, − усмехнулся Вэй Усянь.
Госпожа Юй зло посмотрела на него: как он может усмехаться в такой момент? Но Вэй Усянь не видел смысла давить на Цзян Чэна своими тревогами, вряд ли тому станет лучше, если они будут сидеть с похоронным видом.
Врач задавал вопросы о состоянии, Цзян Чэн моргал, потом, очевидно, устал шевелить веками и начал очень медленно кивать. В целом реаниматолог оценил его сознание как практически ясное: из всех вопросов, требующих ответа да или нет, Цзян Чэн не смог ответить только, помнит ли, как ему стало плохо. Цзян Чэн осознавал себя, своё окружение, и врач назначил ему углублённые обследования. Посетителей из палаты выдворили; Вэй Усянь посмотрел на часы и понял, что ему уже можно идти сдавать анализы, а Юй Цзыюань должна была съездить домой и в школу хотя бы ненадолго.
Весь день Вэй Усянь бегал из кабинета в кабинет. Выяснять совместимость его печени с печенью Цзян Чэна должны были только на следующем этапе, уже после всех бесед с психиатром и остальными врачами из команды по трансплантологии. От дискомфорта нахождения в больнице столь продолжительное время курить хотелось ещё отчаяннее, Вэй Усянь сходил в магазин, погипнотизировал табачную стойку, а потом купил несколько пачек органических леденцов на палочке, чтобы занимать чем-то рот и руки и не поднимать себе сахар в крови. Вернулся он как раз к тому моменту, как Юй Цзыюань вернулась из школы вместе с Цзян Яньли.
− А-Сянь, − сестрица крепко обняла его. – Ты не представляешь, как я тебе благодарна, что ты помог А-Чэну.
− Хм? – Вэй Усянь бросил взгляд на госпожу Юй поверх её плеча: женщина поджала губы и отвернулась. Ему, как обычно, стало неловко от благодарности, он не понимал, что такого он сделал: Цзян Чэн ведь член его семьи, разве это не нормально и не естественно – помогать семье?
Яньли зашла в палату, а Юй Цзыюань осталась в коридоре.
− Вы ей сказали? – спросил Вэй Усянь.
− О чём? – не глядя на него, уточнила госпожа Юй.
− Обо всём. О пересадке.
− Ещё нет, − помедлив, ответила Юй Цзыюань.
− Хорошо, − Цзян Яньли до беспамятства любила братьев, и сообщить ей такие ужасные новости, пока ничего толком не ясно, а имени Цзян Чэна ещё даже не было в списках на трансплантацию, не стоило.
− Думаешь, я не знаю, что ты задумал? – внезапно спросила госпожа Юй.
− Вы о чём? – не понял Вэй Усянь.
− Мне звонили из твоего университета. Уточнить, что же это за «семейные обстоятельства» такие, что ты намереваешься прогуливать целыми днями, − иронически ответила женщина. – Твоё присутствие весь день здесь не требуется, особенно если учесть, что ты даже не полноправный член семьи.
Вэй Усянь мысленно выругался: ну что за детский сад, он ведь не в школе, ему уже почти двадцать два, что за звонки родителям?! Тем более, приёмным. Вэй Усянь прогуливал пары, но при этом не находился в зоне ожидания в отделении реанимации. Из этого можно было сделать два вывода: либо Вэй Усянь опять ввязался в какую-то авантюру и развлекается, либо пытается помочь Цзян Чэну. При всей своей предвзятости к приёмышу и его мотивации, Юй Цзыюань не была глупа и догадалась, в чём дело.
− Чего ты этим добиваешься, Вэй Усянь? – пробормотала госпожа Юй. – Хочешь поиграть в героя? Не наигрался в волонтёрство и решил пойти дальше в своём стремлении достичь невозможного и доказать, что ты лучше всех, самый добрый и самоотверженный? Или хочешь, чтобы мы все пали ниц, благодаря за спасение А-Чэна?
И Вэй Усянь не выдержал, хоть и заранее знал, что госпожа Юй подумает именно так; замотанный сегодняшними медосмотрами и анализами, бесцеремонно схватил Юй Цзыюань за рукав халата – женщина округлила глаза от такой наглости – и сказал, цепляясь за остатки самообладания:
− Выйдем, я не хочу орать на всю реанимацию рядом с палатой Цзян Чэна.
Находясь в замешательстве от его неожиданных действий, Юй Цзыюань позволила вывести себя из отделения на пустую и безмолвную лестницу. Вэй Усянь встал так, чтобы она хорошо его видела, и заговорил звонким подрагивающим голосом, едва не срываясь на откровенный крик:
− Выслушайте меня ровно один раз в этой сраной жизни. Я никогда, чёрт возьми, ничего подобного не делал ради благодарности, почестей и поклонения! Ну, может, кроме рисования, тут мне нравится положительный отклик, но я всё равно не ради него рисую. Я не работал волонтёром, чтобы выглядеть героем, я не добиваюсь высокого мастерства в вещах, которые мне нравятся, чтобы доказать, что я лучше всех, я просто делаю, что хочу, что подсказывает мне сердце, понятно? «Стремись достичь невозможного» − да, не спорю, я стараюсь быть лучше, но не лучше в сравнении с кем-то, а просто лучше, потому что мне этого хочется! И Цзян Чэна я хочу спасти не для того, чтобы вы, наконец, поняли, что я не такое дерьмо, каким вы меня всегда видели и каким я себя показывал, будучи подростком! Хотите продолжать называть меня позором семьи за любой мой косяк? Да пожалуйста! Мне не нужно ни ваше расположение, ни ваша благодарность, ничего мне не нужно! Я вообще не собираюсь ничего говорить Цзян Чэну, потому что не хочу, чтобы он всю жизнь считал себя обязанным! И Яньли я не стану говорить, и дяде Цзяну, и вам не хотел, вообще никому не хотел, кроме медиков, потому что, увы, без врачей я не смогу сам себе оторвать кусок печени и вставить его брату. Я просто люблю Цзян Чэна, как и вы, и хочу, чтобы он жил. Этого мне достаточно, ясно?
Юй Цзыюань, поражённая его резкой и неожиданной тирадой, замерла, заломив брови и чуть разомкнув дрожащие губы. Вэй Усянь никогда не позволял себе так на неё кричать, он обычно вообще со смехом воспринимал все её придирки, но сейчас ему почему-то стало обидно: он ведь просто пытается помочь, почему из него опять пытаются сделать мирового злодея? Взглянув в лицо матери Цзян Чэна, ему стало немного стыдно за то, что он так сорвался, но он ведь не сказал ни слова лжи.
И вдруг госпожа Юй приблизилась к нему, вцепилась в его плечи, глядя полубезумным взглядом.
− Пожалуйста, − зашептала она горячо и отчаянно. − Пожалуйста, пожалуйста, спаси Цзян Чэна, спаси моего мальчика, прошу тебя, что угодно…
Вэй Усянь на секунду опешил, настолько непривычно ему было видеть эту сильную, жёсткую, величественную женщину в таком жалком, беспомощном виде, но взял себя в руки, заткнув свою прежнюю обиду куда подальше, ведь он никогда не смог бы до конца понять, что чувствует мать, когда её любимое дитя стоит на краю могилы. И Вэй Усянь сжал её плечи в ответ.
− Я пытаюсь. И очень надеюсь, что у меня получится. У нас одна группа крови, теперь дело за здоровьем и совместимостью. И мне ничего не нужно. Только одно.
− Что угодно!
− Не говорите Цзян Чэну. Ни ему, ни Яньли, ни дяде Цзяну, вообще никому. Пожалуйста. Я не хочу, чтобы они знали, чтобы благодарили или чтобы переживали за меня.
Не в силах ничего сказать, Юй Цзыюань только кивнула, а потом тонко и жалко всхлипнула и позволила себе быть слабой и выплакаться на плече у мальчишки, которого не выносила.
***
В конце недели, после всех этих бесконечных осмотров, диагностик и тестов, разговоров с повторяющимися вопросами, Вэй Усяня начали посещать мысли, что, возможно, проще получить лицензию на оружие, застрелиться в операционной и позволить забрать у него ещё живую печень целиком. Вэнь Цин предупреждала его, что будет сложно, больно, может быть, страшно, но она явно говорила про саму операцию и период восстановления после неё, а не про волокиту перед этим.
Конечно же, у Вэй Усяня было отменное здоровье. Он отболел своё в раннем детстве, а после катастрофы, когда он три недели провалялся в токийском госпитале, сращивая ключицу, его медкарта была практически пустой, за исключением аллергии на ряд седативных компонентов и отметок о прививках, от которых он честно пытался, но не смог удрать. Ни десятки литров алкоголя, выпитые легально с совершеннолетия и нелегально до него в старшей школе, ни стабильное выкуривание в среднем по пачке сигарет в неделю, начиная всё с той же старшей школы, не смогли угробить его организм. Он был здоров, абсолютно и совершенно, аллергии влияли разве что на более тщательный подбор наркоза.
Больше всего Вэй Усянь устал от разговоров. Он никогда в своей жизни не мог предположить даже на секундочку, что он, известнейший болтун, который затыкался только когда ел, спал, играл на флейте или рисовал в приступе вдохновения, сможет устать от разговоров.
− Почему вы хотите сделать пожертвование?
− Потому что я хочу помочь брату.
− Как это повлияет на вашу жизнь?
– Замечательно, я уже бросил курить, думаю, это можно считать за пользу. Жаль, нельзя будет какое-то время есть острую еду и заниматься спортом, но я переживу.
− Ваша учёба?
– Возьму академ или сдам сессию досрочно, все знают, я на многое способен.
− Кто поможет вам во время выздоровления?
– Мой лучший друг и его старшая сестра, кстати, она лучший хирург в вашей больнице.
− Есть ли у вас проблемы с психическим здоровьем, которые могут усугубиться?
– Вы мне скажите, я не обращался ни разу к психотерапевтам. Я боюсь самолётов и собак, вы же не будете делать операцию в самолёте, который перевозит собак?
− Есть ли у вас опасные привычки?
– Скалолазание и поедание еды с добавлением сычуаньского перца в количествах, приближенных к смертельным, считаются? Тогда нет.
− Как вы думаете, что вы почувствуете после пожертвования?
– Радость, что мой брат проживёт на свете чуть дольше, чем без пожертвования.
− Чувствуете ли вы давление со стороны кого-нибудь сделать пожертвование?
– Да, меня заставляет моё желание помочь моему брату, которого я очень люблю. И вообще, мне не нравится слово «пожертвование». Для меня это не жертва.
Несмотря на его полушутливые и местами раздражённые ответы, у комиссии просто не было шанса придраться к нему. Здоров? Здоров. Психологически стабилен? Стабилен. Будет, где жить и что есть? Будет. Оставалось только сдать тест на типирование тканей и перекрёстное сопоставление, чтобы узнать, насколько они подходят к тканям Цзян Чэна и не случится ли у того отторжение его печени.
Вэй Усянь метался между домом, университетом и больницей: если обследования были с утра, он сначала ехал в больницу, потом на пары, а потом обратно в больницу, чтобы навестить Цзян Чэна, а если днём, то сначала в универ, а после процедур шёл сразу в палату. Тот же график был и у Цзян Яньли, и у Юй Цзыюань, только без обследований. Яньли приезжала не каждый день, всё-таки у неё была своя семья, вечно занятый в Доме культуры супруг и сын, который как раз пошёл в первый класс.
Цзян Чэна перевели из реанимации в отделение органного донорства, где медикаментозно поддерживали его состояние, в среду, тогда же и внесли в списки на трансплантацию. Когда ему сказали, что ему требуется полное удаление и пересадка печени, Цзян Чэн закрыл глаза и отказался общаться, даже когда его перевезли в обычную палату и вынули изо рта трубки. Когда Вэй Усянь вернулся с пар, он увидел в коридоре встревоженно переговаривающихся Юй Цзыюань и Цзян Яньли.
– А-Сянь, – Яньли обняла его и вкратце объяснила ситуацию. – Он совсем не слушает нас с мамой. Может быть, тебе удастся его разговорить…
Вэй Усянь заглянул в палату. Цзян Чэн полулежал, бездумно глядя не то во включённый телевизор, не то мимо него. На вошедшего он даже не посмотрел. По телевизору шло спортивное вещание, и Вэй Усянь сразу насторожился, потянулся к пульту, лежавшему на постели, но Цзян Чэн накрыл его рукой. Вэй Усянь вздохнул.
– Ты же не из-за самой трансплантации так бесишься, да?
Цзян Чэн ожидаемо не ответил.
– От того, что ты будешь гипнотизировать скачущих атлетов, тебе не станет лучше, Цзян Чэн.
Молчание. Вэй Усянь вздохнул: он никогда не умел поддерживать словами. Поэтому он встал прямо перед кроватью, загораживая телевизор. Цзян Чэн наконец посмотрел на него, молча и зло.
– Не смотри, – твёрдо сказал Вэй Усянь. – Отдай пульт или включи мультики, или передачу про животных, или кулинарный канал, что угодно, кроме этого.
– А что мне ещё остаётся? – Цзян Чэн, наконец, заговорил, потому что успешно игнорировать можно было кого угодно в мире, но только не Вэй Усяня. Голос у него был хриплым после трубки. – Только смотреть. И больше ничего. Я больше никогда не смогу сам выйти на арену.
– Ого, ты заговорил! – восхитился Вэй Усянь. – Вообще-то выйти ты как раз сможешь. Тебе же не ноги отрежут.
– Очень смешно, – огрызнулся Цзян Чэн. – Обхохочешься.
– Не кипятись. Я прекрасно понял, что ты имеешь в виду. Ты ведь сможешь заниматься потихоньку. Стать тренером.
– Охренительная перспектива. Смотреть на малолеток, которые станут чемпионами – а я никогда уже не стану. Никогда не смогу, как они, – глаза Цзян Чэна заблестели, и Вэй Усяню захотелось побиться головой об стенку: он совершенно терялся, когда при нём начинали плакать. – Ты обещал мне, помнишь? Ты сказал, что я ещё возьму своё золото на олимпиаде. Ты сам это сказал!
Голос сорвался, а рука, бледная и тонкая, с хрустом сжала пульт от телевизора.
Вэй Усянь ни за что бы сейчас не сказал, что, если бы Цзян Чэн не гнался так за этими долбанными медалями и не жрал анальгетики с чудовищными побочками, он бы обследовался после травмы, пролечился и смог бы выступать дальше, хоть это и было чистой правдой. Он подошёл, отобрал у Цзян Чэна пульт, вздрогнул – там показывали расследование какой-то авиакатастрофы – и переключил на канал про животных.
– Я тебе ничего не обещал, вспомни хорошенько.
– Ты сказал…
– Я сказал, что я не могу ничего гарантировать. А ещё я сказал, что ты и без сраных медалей самый лучший. Пойми ты это, наконец, – Вэй Усянь отбросил пульт и сел на краешек кровати.
– Это важно для меня. Как ты не понимаешь? – прошептал Цзян Чэн беспомощно.
– Не понимаю. Мне-то всегда было пофиг на медали, – Вэй Усянь глубоко вздохнул. – Я знаю, что это было важно для тебя. Но неужели важнее жизни? Неужели тебя больше ничего не держит, за что стоит побороться?
– Я… не знаю, – Цзян Чэн опустил голову. – Я мечтал стать лучшим гимнастом и встать на пьедестал с тех пор, как пришёл в секцию.
– Во-первых, ты уже стоял на пьедестале. Во-вторых, никто из нас никогда не будет лучшим.
– Даже ты? – криво усмехнулся Цзян Чэн, поднимая на него взгляд, в котором глухо плескалась боль.
– Даже я. Сегодня лучший ты, а завтра кто-то другой. Это, ну, нормально, – пожал плечами Вэй Усянь. – Кроме того, я от своих слов не отказываюсь. Ты ещё можешь взять золото на олимпиаде – если воспитаешь будущего победителя.
– Я не вернусь в гимнастику. Просто не смогу. Смотреть на детей на брусьях и понимать, что я так никогда не смогу. Лучше пойду к родителям в школу и стану учителем. Всё, на что я способен.
– Опять ты за своё, – рассердился Вэй Усянь. – Ладно, как скажешь. Пошли в школу. Наберёшься преподавательского опыта, вернёшься в гимнастику и точно воспитаешь чемпиона!
Цзян Чэн посмотрел на него очень сердито.
– А ты никогда не сдаёшься, да?
– У тебя, между прочим, учился, – хмыкнул Вэй Усянь. – Серьёзно, Цзян Чэн. Да, большинство вещей у меня получаются легко, но не всё. И, если у меня что-то не выходит с первых попыток, я это бросаю – вспомни велосипед. А ты не сдаёшься, будешь ругаться, злиться, но делать, пока не добьёшься результата.
− А что мне ещё остаётся? – невесело заметил Цзян Чэн.
− Вот именно, − сказал Вэй Усянь. – Если тебе так необходимо бороться и побеждать, возьми и сделай это прямо сейчас, в ближайшие месяцы. Победи смерть. Победи свой организм, который вознамерился свести тебя в могилу. Чем не соревнование, а?
– Как скажешь. Сядь уже нормально, ты мне половину экрана загораживаешь.
– А что, ты проникся интересом к гепардам? – Вэй Усянь слез с кровати и сел на стул рядом. – Кстати, об интересном. Ты заметил, какая у тебя хорошенькая хирургиня? Сестра Вэнь Нина, между прочим.
– Ты неисправим, – закатил глаза Цзян Чэн. – Смотри лучше на гепардов.
Хрупкое равновесие было восстановлено, хотя Цзян Чэн срывался не раз и не два. Его собственная беспомощность давила на него, его бесило, что ему приходится есть ещё более диетическую еду, чем когда он просто держал форму по спортивному режиму, что приходится постоянно сидеть на препаратах, без которых остатки его больной печени умрут быстрее, чем он дождётся пересадки. Его выписали только через полторы недели, когда наконец-то вернулся Цзян Фэнмянь, потому что кто-то должен был постоянно наблюдать за больным, чтобы в случае чего моментально привезти его в больницу – и это его тоже бесило.
А через две с небольшим недели после его поступления в реанимацию Цзян Чэну наконец-то объявили: подходящий живой донор нашёлся, ткани совместимы, отторжения быть не должно, назначаем операцию через ещё две недели.
Первой реакцией Цзян Чэна был вопрос: «Кто?». Он уже знал, что совместим по группе крови только с отцом, который не мог быть донором по состоянию здоровья, и с Вэй Усянем, который не был его кровным родственником и вдобавок мог за раз выпить вина больше, чем в его организме было крови. Но ему не сказали, объяснив, что донор пожелал остаться анонимным.
− Далась тебе эта информация, − миролюбиво заметил Вэй Усянь. – Не хочет человек, чего ты прицепился?
− А поблагодарить? – не согласился Цзян Чэн. – Он же отдаёт половину своей печени, это ведь не чихнуть и высморкаться.
Они сидели в своей комнате и оба готовились к сессии: Цзян Чэн собирался сдать семестр досрочно, а потом, когда после операции сможет вернуться к учёбе, переводиться на педагогическое отделение – он, как и большинство спортсменов, учился на физкультурном. Вэй Усянь, выпросив у всех преподавателей материалы за счёт своего обаяния и манипуляций с подачи Не Хуайсана, который, когда ему это было надо, мог узнать что и про кого угодно, тоже не терял зря времени и готовился к просмотру.
− Тебе бы в журналисты идти, а не в дизайнеры, − сказал как-то Вэй Усянь.
− Вэй-сюн, тебе настолько не нравятся мои проекты? – наигранно надулся Хуайсан. – Нельзя мне в журналисты, меня убьют в подворотне, и никакой брат-военный не спасёт. А я жить хочу, долго, счастливо и со вкусом.
− Со вкусом дорогого вина и фруктовой жидкой помады?
− И вкусом чужих губ, − сладко добавил Хуайсан, томно глядя поверх веера. Вэй Усянь махнул на него рукой: тот больше распространял слухи о своих любовных похождениях, нежели действительно их имел.
И теперь Вэй Усянь, нагруженный информацией и темами для постановок, пытался успеть за две недели то, что требовалось делать полтора месяца. Не то что бы ему раньше не приходилось в таком режиме, просто обычно он совмещал это с алкоголем и сигаретами, а не с медицинскими обследованиями и специальной диетой для доноров. Своё двадцатидвухлетие и он, и Цзян Чэн справили в больнице ещё до выписки последнего.
− А ты-то чего дедлайнишь? – поинтересовался Цзян Чэн, ненадолго отрываясь от учебника.
Вэй Усянь на минуту замялся. Он уже несколько дней старательно продумывал легенду, почему он должен исчезнуть из дома на месяц незадолго до операции и оставить брата без моральной и физической поддержки после неё, и ему требовались последние штрихи, но он всё равно собирался озвучить её позже.
− Я… − Вэй Усянь сделал глубокий вдох. – В общем, помнишь, я как-то рассказывал тебе про арт-резиденцию в Фучжоу? – Цзян Чэн кивнул: Вэй Усянь действительно пару раз разглагольствовал, что лучше бы в университетах в качестве преддипломной практики отправляли студентов вот в такие резиденции, где могли бы поучиться чему-то новому учащиеся разных направлений. – Ну, вот, мы туда едем. Я и Вэнь Нин. Он туда едет по своему биологическому профилю, а я по художественному.
Вэнь Нин, который должен был приглядывать за Вэй Усянем в первые недели после операции, тоже сдавал сессию досрочно и про легенду был в курсе. Ему было проще: он практически не общался ни с кем, кроме Вэй Усяня, не ходил на студенческие тусовки и возможность остаться дома в спокойной обстановке, ухаживая за растениями, воспринимал за благо.
− С каких это пор Цюнлинь куда-то ездит? Он же насквозь болезный, разве сестра его отпустит? – с подозрением спросил Цзян Чэн, который, хоть сам и не общался с Вэнь Нином, многократно слышал об этом от Вэй Усяня.
− Мы же не в глушь едем, резиденция в двух часах езды от центра. И врач там тоже есть. Зато природа, горный воздух, ему полезно.
− И когда едете?
− Двадцать девятого.
Цзян Чэн потемнел лицом. На тридцатое ноября была назначена его операция. Вэй Усянь замолчал и опустил голову: врать брату было невыносимо тяжело, сложнее, чем бегать по анализам и терпеть уколы. Ему уже пришлось врать про курение, сказав, что Цзян Чэну сейчас не пойдёт на пользу проживание с человеком, от которого смердит табаком. Но такова была плата за незнание Цзян Чэна, и Вэй Усянь был готов её выплатить, смиренно ожидая вспышки гнева.
− Ну, едь, − помолчав, спокойно проговорил Цзян Чэн. – Ты же давно хотел, все уши мне прожужжал.
− Что, правда? Ты не злишься? – Вэй Усянь в недоумении посмотрел на него: брат был явно расстроен и разочарован, но почему-то не начал орать и называть его эгоистом, как он ожидал.
− Я уже просрал дело своей жизни, пытаясь достигнуть цели быстрее, чем мне это было по силам, − поморщился Цзян Чэн, конечно же, он и сам понимал, что облажался с травмой и таблетками. – С чего бы мне мешать тебе идти за своей мечтой? Здесь есть, кому за мной приглядеть.
− Спасибо, Цзян Чэн. И… прости. Что меня не будет рядом, − сказал Вэй Усянь.
Сказал, хотя на самом деле он будет в соседней операционной, ближе, чем был бы, не будь он донором.
− Сказал же – езжай, − мотнул головой Цзян Чэн. – Не за что извиняться. Просто мог бы и пораньше сказать, такие вещи ведь заранее делаются.
− Забыл. Прости, − повторил Вэй Усянь.
Цзян Чэн только махнул рукой: о дырявой памяти Вэй Усяня знали все, кому посчастливилось (или не посчастливилось) общаться с ним чуть дольше стандартного знакомства.
Сессию они еле-еле вытянули. Перед операцией Вэй Усянь перевёз в квартиру Вэнь Нина и Вэнь Цин этюдник, целую кучу холстов и альбомов, гору красок и материалов – легенда есть легенда, − а также флейту. Он даже связался с организаторами резиденции и, целый час разливаясь мёдом по телефону, убеждал одну из дам выслать через месяц какие-нибудь биологические исследования для Вэнь Нина, мол, пожалуйста, невероятно талантливый будущий учитель, да вот беда: здоровье не позволяет надолго уезжать. Ему даже пришлось пообещать написать портрет этой дамы и выслать ей, прежде чем она согласилась, но дело того стоило: всё-таки Вэнь Нин не обязан был сдавать досрочно сессию и целый месяц сидеть с ним дома, поддерживая его легенду.
Проводив Цзян Чэна в больницу в воскресенье, Вэй Усянь выждал час, выпив последний на ближайшие месяцы кофе, на кокосовом молоке, самый слабый, какой только был, и пошёл следом. Вчера он – так же, в последний раз, − сходил на скалодром, где ответственно лазил со страховкой, и теперь мышцы у него слегка побаливали.
У него и Цзян Чэна были свои команды по трансплантологии. Вэнь Цин должна была оперировать Цзян Чэна: во-первых, его операция была сложнее, а во-вторых, хирургам не рекомендовалось оперировать друзей и родственников. Из своей команды Вэй Усянь запомнил только хирурга, доктора Гу, который чем-то походил на него самого, и был, пожалуй, самым позитивным.
Вэй Усяня оформили, положили в палату, велели побрить живот и вымыться вечером и утром перед самой операцией. Ужин был лёгким и скудным, Вэй Усянь кисло посмотрел в тарелку и вздохнул, напоминая себе, что всё это временно, а кто-то всю жизнь так живёт и питается сплошной пресной жижей. Потом ему провели последние необходимые процедуры и оставили на ночь. Ворочаясь в кровати без сна, с лёгким чувством голода, Вэй Усянь чертовски ненавидел свои аллергии и жалел, что его не могут погрузить в наркоз уже сейчас, но к середине ночи всё-таки уснул, а утром после мытья его сразу же повезли в операционную: их с Цзян Чэном операции должны были проходить одновременно. Вэй Усянь лежал на каталке, вертел головой и пытался шутить и флиртовать одновременно с медсестрой и доктором Гу. Медсестра хмыкала и отвечала, что это у него нервное, а доктор Гу, наверное, улыбался: из-за маски было не видно, но возле глаз появились добрые морщинки.
Когда после введения внутривенной анестезии Вэй Усяню надели маску для подачи газовой – операция была долгой, − он вдруг понял, что сейчас он заснёт крепче, чем когда-либо в своей жизни, и, возможно, больше никогда не проснётся. От этой мысли его затрясло, резкая вспышка паники сдавила его внутренности, и Вэй Усянь испуганно замотал головой, не то пытаясь стряхнуть маску, не то ища поддержки. Медсестра успокаивающе сжала его плечи, а доктор Гу, улыбаясь сквозь маску и глядя в его распахнутые в ужасе глаза, пообещал: всё будет в порядке.
«Как вы можете это обещать?» - панически подумал Вэй Усянь уплывающим сознанием, пока тьма не заполнила его окончательно, и он не погрузился в долгий и глубокий сон.