Первый раз Хэнк замечает это через неделю после революции. Им бросают наводку на подозреваемого в убийстве с ограблением, и они привычно кидаются на место. Андроидам всё ещё нельзя никакого официального оружия, Коннор всё ещё числится в подвешенном положении, хотя теперь он уже точно не просто умная техника, арендуемая у Киберлайф для расследования. И всё же Хэнку приходится напоминать, чтобы Коннор, при всех его способностях, держался сзади него, копа-с-пистолетом.

Зато когда они выходят через выломанную дверь, разочарованные пустышкой, Хэнк в какой-то момент оборачивается и видит андроида прямо за спиной. Близко. В слепой зоне. Андроид, можно сказать, дышит ему в затылок, и лейтенант нервно поводит плечом.

— Ты чего?

Коннор сводит на нём фокус глаз и немного улыбается.

— Всё в порядке, Хэнк, — отстранённо говорит он.

Хэнк дёргает бровью, но шагает дальше, отвернувшись. Он не видит, как Коннор делает странное: мгновенным жестом ловит лицом, губами хлестнувшие от движения пряди полуседых волос.

В другой раз они сидят на деревянных ступенях старого заброшенного дома. Больше присесть негде, и Хэнк долго курит одну-единственную сигарету, едва затягиваясь каждый раз. Он наклоняется в очередной миг в сторону, чтобы скинуть столбик пепла в сторону от старого сухого крыльца. Близится конец ноября, но лейтенант так и не признаёт шарфов, ходит нараспашку, хотя куртку сменил на более зимнюю.

Он наклоняется, и его шея открыта в этот момент. И он вдруг чувствует на ней мазок сухой прохлады. Хэнк ведёт головой, думая на залетевший из-под навеса крыльца снег. Но потом, распрямляясь и кидая взгляд невзначай на молча сидящего на ступени выше Коннора, понимает, что не ощутил растаявших снежинок за шиворотом.

Хэнк молчит, докуривая сигарету, теперь почему-то чувствуя невесомое присутствие андроида всей спиной.

— Вы будете справлять Рождество, лейтенант? — вдруг спрашивает Коннор, и Хэнк смотрит на него себе за плечо, натыкаясь на мягкую улыбку.

Лейтенант вертит в пальцах и так уже порядком помятую сигарету.

— Не с кем, — нехотя кидает он. — Это ж семейный праздник.

— На него можно пригласить друзей или пойти к ним самому, — отзывается Коннор.

Лейтенант тушит сигарету.

— Ну, значит, справлю, — он усмехается навострившему уши андроиду, — если придёшь.

Улыбка Коннора становится шире, он кивает.

В последний раз это происходит в последний день ноября. Они гонятся за парой подонков по скользким от наледи лестницам, и Хэнк, почти настигнув одного, падает, подворачивая ногу. Удачно при этом сваливаясь всем весом на отморозка. Застёгивая наручники, он морщится от боли.

Поздно вечером Коннор загоняет машину лейтенанта в гараж и, давая опираться на себя, помогает зайти в дом, разуться, скинуть верхнее. У Хэнка уже стоит фиксатор после терапевта в участке, но Коннор непреклонен.

Когда они заходят в спальню, там темнота. Даже свет одиного фонаря в тупике у дома не пробивает сквозь шторы. Слепая зона, думается Хэнку, теперь это всё для него слепая зона.

Коннор помогает ему опуститься на постель, и лейтенант держится настороже. Чутьё не подводит: выводя руку из-под спины Хэнка, андроид как будто случайно почти касается губами у скулы, обдаёт тёплым дыханием возле уха.

— Ну хватит уже прятаться, — лейтенант чуть поворачивает голову, оказываясь к Коннору лицом к лицу.

Коннор явно замирает, и Хэнк жалеет, что не может сейчас увидеть всего его лица, только смутное светлое пятно. А затем он сокращает последние пару сантиметров сам, и Коннор трогает, вталкивается мягко в его губы своими. Лейтенант прихватывает губами в ответ, утягивая в мягкий поцелуй.

Они тихо отрываются друг от друга спустя несколько минут.

— Завтра начнём украшать дом, — говорит Хэнк, кладя руку Коннору на грудь, удивляясь, как вдруг быстро у того заходится искусственное сердце. — Оставайся.

— Хорошо, Хэнк, - шепчет Коннор, перемещаясь ближе, почти ложась на кровать.

Лейтенанту не надо видеть в темноте, чтобы уловить эту яркую, горячую улыбку. Он её сцеловывает.