Блестящая, отполированная, острая как кинжал, Зуко видел в этом золотистом металле свое удрученное выражение, стыдливо отводя взгляд, не желая видеть такое опостылевшее лицо. Ну почему ему так не повезло в этой жизни?
— Эх, как давно мне этого не хватало, — затяжно и с облегчением голосит дядя, которого наминали натруженные руки массажистов. Зуко презрительно скривился, считая это премерзким, если бы знали эти двое недоумков, как часто дядя моется, то взяли бы с этого неотесанного абсурдного старика вдвое больше. Ее мерцающая величественная корона вызывала у Зуко утерянную забытую гордость, которой он так опрометчиво и вот уже так давно безвозвратно был лишен. Как оказалось — непросто смотреть в королевскую гравюру, осознавая, что такой же лишил тебя собственный отец. Он мерзавец, а не отец! Зуко зажимает острие железного коронационного пламени по краям, чувствуя, с какой досадной болью эта корона режет ему ладонь. Он еще раз украдкой взглянул на дядю, который, от блаженства был абсолютно беспомощен и жалок. Если бы не дядя, то с Северного Полюса принц бы не выехал живым. Это все его гениальные планы и идеи. Аватар был почти у Зуко в руках, пальцы протяни — и он протягивал, он тащил этого низкорослого дурного мальчишку на своих двоих, утопая в глубочайших и нескончаемых снегах. Жизнь предоставила ему шанс, но прямо из-под носа его увела проклятая Азула, подсылая свою шестерку и пешку — Джао, конечно, теперь-то Зуко был полностью уверен в том, что они были в сговоре. Он достает смятый и очень пожелтевший кусок пергамента, который удалось похитить из самой каюты адмирала, принц неспешно развернул, окидывая взором уже знакомые строчки, от которых приходил в ярость, все же считая громкие слова отца о везучести Азулы ложными, — как если не везением, можно объяснить то, что они с дядей выбрались живыми и невредимыми с Северного полюса? Да, да, все наш великолепный Западный Дракон — храпливый и неряшливый дядя, глядя на него, Зуко хотелось провалиться сквозь землю — вот настолько идиотскими были его выходки.
«Достопочтенная принцесса, ваш скользкий мерзкий братец идет и следует за мной по пятам. Получив одобрение со стороны вашего отца, я стараюсь не дать принцу Зуко возможность вернуть свою честь.
Я смог раздобыть некую информацию, — как удачно подвернулся аватар, которого, мы, с вашим братом чуть не разорвали пополам, но куда ему — сопляку, тягаться со мной? Смех, да и только» — Зуко яростно сминает письмо, а затем тут же распрямляет, желая, все же наконец набраться мужества и встретиться лицом к лицу с настоящей напастью разоблачения.
«Аватар был мною задержан, обезврежен и пойман в ловушку, в которой, он безопасно бы ждал своего часа до встречи с вами или вашим отцом, как вдруг…» — Джао на этом моменте явно был весьма воодушевлен, какое-то страстное чувство гордости превозносило Зуко над всеми ними, — он ощущал их как неких жалких таракашек, что вошкаются под ботинками, разбегаясь под его величественным и смертоносным сапогом. Ну что это, если не триумф его альтер-эго, вот настолько он произвел фурор и сенсацию, что это обсуждается даже в переписке между ее высочеством и адмиралом. Кстати, а где вычурные слова о любви и пылкие признания? Зуко был уверен, что сестра спит с каждым, кто хоть мало-мальски поддерживает ее. Она была маленькой красивой женщиной, хоть и заносчивой тварью — многих это не останавливало… Зуко поморщился, испытывая на задворках души скользкое чувство стыда, от которого, он еще долго не будет в силах отмыться.
«Тот, о ком вы с такой разгоряченностью рассказывали, что вселило в меня непередаваемый рукотворным письмом ужас, явилось пред моими глазами, словно редкое явление. И в ту же секунду, я ощутил себя особенным, словно сама судьба желает мне что-то поведать. Во всем этом было нечто странное, я с опаской, но очень издалека, больше — изучая, стал наблюдать за человеком в синей маске. Он размахивал двойными палашами, что, согласитесь, довольно редкое умение среди народа огня. Как думаете, может быть, у вас есть кто-нибудь на примете, кто обладает умением ими маневрировать? Сказать по правде — его техника была безукоризненна и даже излишне изящна, он махал ими как выдающийся убийца. Он порубал моих стражников одного за другим. Боюсь, будь я столь нежен как ваш брат — давно бы схватился за сердце, замертво падая от невыносимого стыда, за полным отсутствием чести», — Зуко вспылил и поджег в беспамятстве пару кустов, силясь с собственной яростью, но, как показывала практика — его обуревающие эмоции были всегда сильней, шустрей и необдуманней. Этот идиот Джао безоговорочно и без сомнения был влюблен в его сестру, ибо только недалекий остолоп будет с таким жаром описывать все, что видит. Джао явно хотел ее внимания, восхищения, чтобы она под шумок напевала Озаю комплементы про такого сильного и самозабвенного Джао, что, будто сам Созин — совершил революцию! Зуко было неимоверно противно и гадко, ему хотелось вышвырнуть этот надоедливый клочок, а еще лучше — подсунуть дяде вместо туалетной бумаги.
«Сначала, я подумал, будто Синяя Маска желает выкрасть аватара, но, смотря на то, как курьезно слились в боевом танце Синяя Маска и аватар — я берусь предположить более логичный из этого всего вывод: аватар и Синяя Маска — это давние друзья или люди из одной команды. Принцесса, кажется, мы на пути раскрытия тайны века! Да, я тоже бы так подумал, будь я таким же поверхностным, как ваш брат — принц Зуко!..» — он ощущал его смех сквозь написанное, принц полыхал подобно костру, успокаивая себя воспоминаниями о том, как лично наблюдал за тем, как гигантская рука духа океана, разгневанная вольностью Джао, утянула его в бездонные ледовитые воды. Там Джао моментально поперхнулся льдом и тотчас же навсегда задохнулся, освобождая этот мир от такого ублюдка. А ведь дядя Айро поведал одну очень интересную тайну нашего адмирала, будто он ничто иное, как признанный бастард высокопоставленного советника, который, уже давно почил на пенсии, и его личной молоденькой служанки. Ну и мерзость! Зуко поежился, испытывая пренебрежение от одного только соприкосновения с написанным.
«Именно ваш брат — отлично умеет тасовать карты и скрываться под масками разных людей. Может быть, вам знакомо и близко то, что я говорю, ведь я совершенно и абсолютно уверен в том, что за синей маской скрывался ваш изгнанный скомпрометированный брат. Вы скажете: «Вздор!». Нет, принцесса, посудите сами, такой гнусный и омерзительный поступок мог совершить человек, полностью лишенный чести. И это ваш брат!», — Зуко судорожно отстранился, испытывая ничем не объяснимое восхищение почившим адмиралом. Быть настолько близким к правде… это даже не похоже на правду.
«В ночь перед заказным взрывом на маленькой яхте вашего дяди, я решил навестить этих олухов, прибрав к рукам Айро. Я был уверен, что тот согласится, но только, если останется в одиночестве. Давайте не скромничать — Айро великий маг огня, мне бы не помешала его смекалка и мощь. В общем… все шло своим чередом, я доводил вашего брата до исступления, отнимая сначала всю команду, а следом и его никчемную жизнь. Вы приказали мне доставить Синюю Маску вам лично в руки, не раскрывая его лица, но, мне нужно было избавиться от Зуко, поэтому, прошу, не горячитесь. Вы спросите: «Чем докажешь свои догадки?», скажу прямо — это моя интуиция привела меня к вашему брату, но… после того, как я увидел эти блестящие сверкающие палаши, что крест-накрест висели прямо перед его рабочим столом — у меня не осталось и сомнения! Да Зуко же всегда где-то рядом с происшествием, в котором участвовала Синяя Маска. Я сорвал с его стены один из мечей, покрутив в руках — специально, дабы определить, пользуемый он или же действительно — просто висящий на стене, забытый раритет? Но нет, принцесса — ни пятнышка на его лезвиях, даже ни маленькой ржавой проплешины — ничего, абсолютно! А видели бы вы, с каким остервенением и просто позорным страхом смотрел на меня ваш брат, стоило мне продемонстрировать, что я все знаю о его гнусных выходках. И его дядя — он покрывает все его гадости и мерзости, но, как раз, чтобы убедиться в правдивости моих доводов, я приглашу Айро в команду, постепенно выудив из него правду. Так или иначе, но человек прокалывается на самых важных, но не особо существенных, по его мнению, моментах.
Принцесса, я причаливаю к Северному Племени Воды, я отправлю письмо, как только закончу с магами воды, покромсав духа луны. Это письмо еще не окончено, мне будет, что рассказать вам…», — Зуко щурится от выглянувшего злосчастного солнца, да, дело дрянь, если бы не дядя. Он бросает на него мимолетный неблагодарный взгляд, на самом деле, не считая все, что произошло его заслугой. Помощь — да, но не более. Ничего особенного. Каждый идиот сможет, — цинично сминает письмо адмирала вот уже в бессчётном количестве раз, наконец-то с вожделением и восторгом поджигая, с улыбкой наблюдая за тем, как огонь, словно голодный зверь, набросился на добычу — стирал с лица земли разоблачающее письмо Джао. Интересно, а Азула бы поверила в это? Хм, а что же она такого наплела, неужто призналась в том, что на нее было совершено нападение? Все, конечно, может быть, но это не в ее характере, так как изнасилование — слишком серьезная рана по ее ветренной чести. Она, наверняка, больше всего скрывает эту историю от отца, ибо его гнев и презрение она не смогла бы вынести, ведь всю эту жизнь она старается лишь для него. Ну раз она так любит стараться, то она точно бы постаралась уберечь горячо-любимого папочку от такого поразительного и грязного позора. И вот даже, если Азула, представим ситуацию, получает это письмо, читает, приходит в неистовый и неконтролируемый раж. Будет поджигать все, что попадется у нее на пути — Зуко такое видел, и не раз, сталкивался, и частенько. Так вот, видя эти возмутительные фантазии Джао, Азула, громогласно и истерично засмеялась бы, скомкала письмо, поджигая, будучи полным подобием своего брата. Она никогда. Никогда. Не признает то, что этим человеком мог быть, по ее мнению, жалкий уродливый недомерок как ее братец. Азула просто не допустит этой мысли, даже если все доказательства будут у ее ног, она расточительно пнет их, отказываясь даже смотреть, ведь для ее самолюбия губительна одна только мысль, что это мог бы быть Зуко. Зуко так тешил себя? Он не понимал себя, но совершенно точно увидел черным по белому в письме адмирала, что Азула разгадывает тайну Синей Маски, ища его. Ища с ним страстно встречи, желая поквитаться лично, а потом казнить публично. Она могла это сделать, если бы так сильно не тряслись ее поджилки при воспоминаниях о том дне и о том черном человеке, у которого вместо лица злобный водяной дух.
— Понимаю, — сполз с массажного столика дядя, присаживаясь возле скрывающего лицо племянника. — Сегодня у нас годовщина, — попытался неудачно пошутить, глуповато улыбаясь, заставляя Зуко только больше закрыться. Он злостно наклонился, поправляя шляпу-доули так, чтобы тень все же больше падала ему на лицо. Зуко с недоверием огляделся по сторонам, ощущая странное присутствие каких-то пристальных глаз. Вот нужно было дяде припереться в это место, и чтобы что? Правильно, чтобы размять натруженную спинку и пропарить пяточные шпоры, — Зуко недовольно закатил глаза, пытаясь справиться с тем пренебрежением, которое его охватывало. Он, словно бороздил эти земли с каким-то мусорным ведром. Это уже давно не тот великий дядя, завоеватель Ба Синг Се, — это никчемный, плывущий по течению старик, который не хочет ничего, кроме как чаю покрепче, да и игру в пай-шо. Ну что за дрянь! Неудивительно, что отец быстро и ловко, практически скользяще, выкрал трон у дяди из-под носа, у такого недоумка только так дела и проигрываются. Если бы дядя больше думал о завтрашнем дне и несгораемой чести, то не опустился бы до такого непотребства. Зуко смерил Айро по-королевски высокомерным презрением, находя в его глазах лишь отрешенное смирение и готовность принять любую участь. С таким как дядя им точно не победить Азулу! Да с таким как дядя, даже аватара не поймать, толку от него, как от козла молока. Ходячее престарелое разочарование, хоть с голоду помогает не сгинуть — уже что-то.
— Два года назад я был изгнан, — загробно, но не теряя величия, процедил Зуко, все еще ища в Айро ответные чувства, но, как бы он не старался быть более убедительным, казалось, дядя всем доволен и ничего не желал в своей жизни менять. Да отец же и выставил его, наверное, потому что не мог терпеть еще одного Айро в лице Зуко. Принц с досадой потер шрам, не понимая, как мириться с этим поражением длинною в целую честь! — Я потерял все. Это ужасно. Мне нужен аватар! Моя честь! Мой дом! Мой трон! — Зуко с надеждой взглянул на дядю, ища в том ну хоть самую малость поддержки и понимания, но он, будучи в своем репертуаре, стал несмешно и отвратительно подшучивать, вызывая у принца очередной приступ ярости с собственной немощности, ведь он совершенно не в силах заставить этого гнусного дурнопахнущего старика замолчать, а понять ситуацию — и подавно. Куда уж ему, старому дураку! Неужели, все будет так навечно? Может быть, все же стоит просить пощады у Азулы… Зуко призадумался, вспоминая то, как они дружили в детстве, если, это конечно можно назвать дружбой. Азула всегда была странной, невыносимой, ее не выдержал бы абсолютно никто. Не смотря на дядю, Зуко обиженно покинул его, желая больше никогда не связываться ни с ним, ни с кем-либо еще. Он ненавидел аватара за то, что его приходилось все время держать в голове, Зуко, как загнанная лошадь, выбиваясь из сил, должен был прибежать к финишу первым, пережив всех любовников Азулы и вытерпев множество покушений на свою жизнь и жизнь аватара. Этот беспокойный глупый мальчишка должен хаять духов за то, что те так бескомпромиссно бросили его в жерло извергающегося вулкана — столетнюю войну, которая была в самом разгаре. Чтобы доказать свою пользу и любовь стране, Зуко был вынужден работать на износ, вынужден показать результат, который, казалось, был неуловим словно воздух…
— Зуко, мальчик мой! — впился в него Айро, дергая за предплечье. — Не обижайся, я не хотел тебя обидеть!
— Прекрати включать дурака! — с яростью всплеснул руками Зуко, давая дяде упасть наземь. — Я так устал от твоего вечного нытья, дядя, если бы ты знал, как опостылел мне… то ты бы, наверное, уже сгорел! — он не думал, когда говорил все это, Зуко был зол — и на дядю в том числе. Почему дядя не помогает ловить аватара? Он только делает вид, что понимает, что сострадает, но при этом тихо мирно стоя и наблюдая, прямо, как когда родители швыряли друг в друга бьющиеся предметы — Азула тихо и смирно стояла, делая вид, будто ничего не происходит, будто так и надо. Вздор! Это семья полнейших идиотов, и Зуко решил, что среди них всех он станет самым благоразумным и нормальным, даже несмотря на то, что никто не поддержит его. Не очень-то и хотелось, что может такой сгорбленный и вечно ноющий старик?
— Смотри, какие прелестные раковины. Я буду любоваться ими долгие годы, — опрокинул ситцевый мешок дядя, с грохотом вываливая все скелетики прибрежных гадов прямо на стол их небольшого скромного номера. Зуко был в таком бешенстве, что это уже в конец опустошало его, изнуряя и так слабую выдержку, если прямо сейчас что-нибудь не произойдет, то он спалит тут все.
— Здравствуй, брат! — он сначала никак не отреагировал, считая, что это игра его воспалившегося от одиночества и никчемности, воображения. Быть в столь долгом контакте лишь с безумным глупым стариком, однозначно, давало свои дурманящие плоды. Медленно, стараясь не привлекать к своей озадаченности внимания, Зуко, полностью, отрешенный и равнодушный — оборачивается, на мгновение прошибаемый молнией, одного только ядовитого взгляда. Ее взгляда, наполненного сытой и ничем не обремененной глупой жизнью. Мающаяся от безделья богачка, Зуко, не глядя, шарит рукой за спиной, находя твердую опору, ощущая, что еще чуть-чуть и он просто обессиленно рухнет. На него, с противоположного конца, надменно и очень уверенно взирала, восседая на обычном стуле, словно на королевском троне, его сестра. Взгляд ее изживающе пронзителен и очень опасен, он постарался выстроить между ними невидимую непроницаемую кирпичную стену, не желая впускать свою сумасбродную едкую сестру к себе в голову. От одного нахождения рядом с ней он терял былой запал, любую гордость, забывая вообще, что значит слово «честь». Его взору предстала новая, ярко-мерцающая и еще более величественная корона, которой, у Азулы никогда не было. У нее вообще не может быть корон, — обескураженно прижимается спиной к стене, чувствуя, как она подпирает его всем своим присутствием, выживая только лишь одной своей прихотью. Рядом с ней он испытывал себя так ущербно, так ущемленно, как только можно было себе представить. Все, что он говорил ранее про дядю, так вот — Зуко ощущал себя намного душераздирающе, неприкаяннее и позорнее. Ни один его эпитет не сравнится с тем, что вкладывала в их с ним встречу Азула. Она, грациозно и прямо как хищный зверь, ловко встала со своего места, начиная угрожающе и опасно наступать, да так плавно, загоняя в угол тем, как безотрывно смотрела она прямо глаза в глаза, как казалось Зуко — в душу. Спрятать. Как же хотелось спрятать от нее свое лицо. Не смотри! Не смотри на мой шрам! Не смейся так беззастенчиво в мои жалкие глаза! — отворачивается, желая выбежать из этого тесного помещения, испепеляемый ее подозрительным присутствием. Она пришла, чтобы казнить его, она все узнала. Джао написал два письма, просто одно было показательным — для Зуко… Какой же он идиот. Она протягивает к нему руку, обнажая кричаще-ярко накрашенные ногти. Она улыбалась, но так, как это умел делать один только Озай — очень искривленно, практически неуловимо, да так пронизывающе, что она испепеляла его одной своей прихотью, вонзая острые звериные лапы в его неприглядное санаторское одеяние. Он чувствовал себя таким ущербным, что отмыться от этого было возможно только одним способом — убить Азулу. Зуко обхватил глубокий карман брюк, прижимаясь к острым краям ее короны, которую он так бездумно и беспечно посмел сорвать с ее головы, пронося под покровом ночи за пазухой. Ну давай! Давай! Тварь! Нападай! — склабится ей в глаза, исходящий весь на яростную дрожь, приходя в неуловимое чужому взгляду исступление, возгораясь в ее присутствии как спичка. Его касается ее легкий утонченный сладенький аромат. Вкус дворца. Вкус хорошей жизни. Да по одному лицу видно, как она живет припеваючи, а все вокруг только и делают, что ждут от нее самодурских приказаний. Азула… — безотрывно вторгался в ее глаза, пока она так бесстрастно и очень непосредственно напирала на него, да еще так бессовестно, даже не пугаясь того, что она заметно ниже его.
— Дядя… — Азула почувствовала себя странно, как-то слишком интимно и даже неловко, мельком переключаясь на Айро, не давая Зуко разгореться, в самый предприятнейший момент улетучиваясь, не давая ему завершить гештальт.
Айро с особым подозрением окинул Азулу взглядом, практически не скрывая своего заметного напряжения, его брови сошлись у переносицы, глаза во внимании сузились, он вел себя как укротитель в клетке с тиграми, ожидая от Азулы несдержанного обуревающего пламени, на который эта девчонка была способна, подрываясь, подобно гранате. С нею шутки были себе дороже, проверять, что она преследует и зачем пришла — опасное и нелепое занятие. Еще в глубоком детстве она представала пред Айро маленькой девочкой со взглядом волчицы — такой и оставаясь, даже сейчас. Ничего не изменилось, за исключением, что, кажется, будто она стала еще злее. Еще свирепее. Умнее.
— Что ты здесь делаешь? — выкрикивает Зуко, боясь, что ее припрятанная корона вывалится из его портков, и тогда… и тогда живыми им не выбраться. Азула сразу же переключается на брата, отпуская Айро, давая тому возможность придумать скорейший план побега. Айро смотрит на племянника, а сам весь наготове, сжимая рукоять кинжала, что заботливо припрятан у него за поясом. Один быстрый рывок — и она повержена ножевым прямо в сердце, даже со спины. И тогда плевать на Озая, не важно, что с ним будет за убийство принцессы, когда речь идет о спасении жизни Зуко. Зуко или Азула? Азула или Зуко? Для Айро ответ был очевиден, а выбор даже не стоял.
— Не знаю, как у тебя, — жутковато улыбнулась она ему, распрямившись, приветственно кланяясь, а Зуко все равно ощущал, как веет от его сестры смертью и кровью. Она пришла за душами. Она пришла мстить. Она пришла содрать его лицо. Она пришла искать его синюю маску. — А вот в моей стране принято здороваться, прежде чем задавать вопросы, — лучезарно усмехнулась она, напоминая маму. — Неужели, ты так быстро одичал, Зузу? — мерзкое прозвище, которым она все старалась унизить и растоптать, и когда он слышал это, то она будто бы впивала свои наточенные когти ему прямо в сердце, с силой проскабливая. «Зузу», — повторяют его мысли ее интонацию, пока он безотрывно всматривался в ее обуревающие мерклые глаза, что не издавали ни единого чувства. «Зузу», — не может отделаться от ее смешков, слыша это уже, практически без остановки, бледнея на глазах. «Зузу, я знаю, что ты сделал… Зузу, я пришла, чтобы поквитаться с тобой. Зузу, я знаю, что ты и есть Синяя Маска…».
— Не называй меня так! — его голос был злым, но все присутствующие услышали, как сильно его потряхивало в ее присутствии, он не мог успокоить свои поджилки, мечтая вонзить в Азулу любое лезвие, изничтожив, погубив и истребив. Мразь дрожащая, — опускает он взгляд, порицая себя за такую вольную слабость.
— Чем обязаны такой чести? — Айро вновь перетягивает в свою сторону, давая Зуко мгновения, чтобы прийти в себя. Ну же, нападай! — готовится Айро, нисколечко не боясь Азулы, однако, справедливо опасаясь, она — как предзнаменование к несчастью. Она была тем созданием, которое предвещала худшую весть. Роковую. Разбитое зеркало, посмотрев в осколки которого, ты дробишь свою удачу и благодать на тридцать три несчастья — и это Азула. Она — острые опасные осколки. Она забирала чужие удачи, обращая в горе.
— Наверное, это семейная черта — прямо переходить к делу… — поморщилась принцесса, находя своих родственничков излишне придурковатыми. Неудивительно, что их парочкой выслали. — Я принесла весть с родины. Ну, во-первых, — обернулась она к брату, касаясь его напряженного изнуренного плеча, прижимая к стене своим величием и непревзойденностью, стирая его самооценку в порошок одним своим богатым видом, — у нашего отца был день рождение. Такое роскошное, — всплеснула она картинно руками, продолжая, с каждым словом и действием примерять на себя образ матери. Зуко смотрел на нее, и не верил в то, что видел, она ломала его своей близостью, своим присутствием. Он нервно надавливает на острие ворованной короны, прижимая пальцы к штанине, испытывая такую расслабляющую и приятную боль, когда царская колючка вонзается в подушечку пальца. Зуко давил все сильнее и сильнее, пока от боли не осталось ничего, только томная фоновая щекотка. — Я на этом празднике была гвоздем программы, — на этих ее словах он ухмыльнулся, представляя, что все эти гости делают с ней по вечерам. Она же ведь шлюха! У нее лицо все выдает, смотрит и не может оторваться. — Отец передумал, — а она все говорила и говорила, Зуко, кажется, даже перестал осознавать смысл ее слов, с упоением любуясь и вслушиваясь в ее льющиеся неостановимой самовлюбленной рекой речи и гибкие живописные движения, которыми, она сопровождала каждое открытие своего поганого лживого рта.
— Родственники стали для него вдруг важны. До него дошли слухи о заговорах против него, тем более кругом предательства… доверять можно только ближайшим родственникам. Отец сожалеет о твоем изгнании. Он тебя ждет. Ты, вообще-то, должен радоваться, восторгаться, быть благодарным! — возмущенная, она стала тыкать в него пальцем, в какой-то момент теряясь, находя Зуко подозрительно тихим, а взгляд его немного диковатым. — И поблагодарить, — а она все равно непробиваемо стояла на своем, считая брата совсем уже поехавшим от его этих идиотских скитаний, — ведь, это я сообщила тебе хорошую новость. Ты понял? — начинает закипать ее терпение, она уже успела узреть то, с каким отрешенным и бесчувственным, глухим выражением он таращился на нее все это время. Идиот.
— Дело в том, что… — вклинился между ними Айро.
— Заткнись, дядя! — крикнула на него, только чудом сдерживая порыв, огнем треснуть ему по лицу.
— Я так и не услышала «спасибо», — вновь оборачивается к брату, продолжая с неистовством и вожделением травить, — ибо я не посыльный, и не обязана сюда добираться!
— Отец сожалеет… — по-своему переиначил ее слова, стараясь не подавать пришибленного виду. — Он меня ждет… — произнося последнее слово, в изумлении и неверии оборачиваясь на дядю, забывая про все те опасения насчет Азулы. Она опять выставила себя перед ним конченой заматерелой дурой, ходит тут вокруг да около, при этом не видя самого явного и основного — он и есть ее тень.
— Доброй ночи, — разочарованно развернулась, понимая, что тут что-то не так, эти недоумки явно перепили саке.
Айро недобро проводил Азулу взором, находя ее удручение искренним, ведь она шла и надеялась на совершенно другую реакцию, она хотела оваций, слез и катаний в ногах, ведь только так горит ее надменный огонь, а они с Зуко были для нее лишь дровишками, которые она захотела подкинуть себе в кострище. От глаз Айро не ушло то, с какой паникой и тревогой встретил ее племянник, да, Азула всегда была не подарок, Зуко частенько с ней грызся, а в последний год перед изгнанием так и подавно, они постоянно поджигали гобелены и дрались, дрались, дрались. Их разнимали всем дворцом, она плевала в него, брыкалась и продолжала пинаться, пока Зуко, хоть и злясь, но держал себя в руках. «Ничтожный слабак!», — разъяренно и с особой страстью крикнула она ему. Что? Что между вами произошло? — было тем вопросом, на который Зуко всегда отвечал одинаково отрешенно: «Она просто постоянно хотела занять мое место в иерархии». Но ведь это не ответ. Озай тоже всегда хотел вознестись на трон, пощупать власть собственными руками и зажечь в тронном зале свой собственный огонь. Но Айро при этом не горел ненавистью, не пытаясь свергнуть или опрокинуть с трона брата… хотя… Айро предпочитал об этом не думать. Он не такой. Он не поддерживает таких глупых и необдуманных решений, совершенно дичась тому, с какой ветреностью можно отказаться от единственно близких для тебя людей и все в пользу короны. Айро подошел к столику, наливая еще теплого чаю, пригубив всего наполовину, отвлекаясь на шумные и непрекращающиеся шаги племянника.
— Прошло два года. Мы возвращаемся домой, — Айро чуть было не поперхнулся, не веря своим ушам — Зуко, и верит издевкам Азулы? А как же его излюбленное: «Азула всегда врет?», то есть здесь она не врет? Он как-то выборочно может определить где ложь, а где истина? Дело дрянь… Айро выдохнул, вспоминая произошедшее. По Азуле сложно вообще понять, что либо, но, как показывал опыт — она очень часто использует информацию, намеренно искажая, для своих темных интрижек — в мгновенном достижении низменных целей. Быстро. Четко. Не давая времени на размышления. И ты уже у нее в кармане, прирученный своими самыми сокровенными желаниями из ее уст, или, что менее приятно — она воспользуется самыми сокровенными страхами. Животное. Она необузданная невиданная сила. Абсолютное и неповержимое зло.
— Это действительно невероятно, — греет губы чаечным паром Айро, искоса поглядывая на племянника. — Мой брат никогда ни о чем не сожалел, — и это было наглое бестактное вранье, но, племяннику знать это совершенно не за чем, тем более, если это касается Зуко — Озай абсолютно точно ни о чем не сожалеет…
— Ты слушал Азулу? — он таскал вещи с одного конца комнаты в другой, старательно собираясь, кажется, трогаясь умом, падая, и упоенно отдаваясь в лапы такому опасному зверю, да еще и так самозабвенно и безвозмездно. — Отец понял, как важны для него родственники. Я ему дорог, — кто это говорит в нем? Это неверие? Это желание сделать лишь бы поперек? Это отчаяние, которое хочет превратиться в надежду? Айро незаметно и очень тихо достает маленький графинчик саке, подливая самую, как ему казалось, малость.
— Ты мне дорог, — делает глоток, вспоминая, как выглядит Озай. Сорок четыре… молодой, да глупый — твой папаша, Зуко! — А если Озай тебя и ждет, то это совсем не по тем причинам, о которых ты думаешь, — обернулся к нему, не понимая, почему его племянник делает одни и те же бесцельные действия — перекладывая вещи с места на место и обратно.
— Ты не веришь, что отец любит меня? — он поднял на него разъяренный и очень разочарованный взгляд, от которого у Айро дух захватывало, он подбежал к племяннику, стараясь того задобрить, предлагая сделать хоть маленький глоточек полезного оздоровительного чаю. — Ты ничего не знаешь! — уверенно и очень уперто оттолкнул его Зуко, начиная ходить из угла в угол, компульсивно теребя левый карман брюк — нарастающая тревога на лицо.
— Зуко, я знаю, что в нашей семье всё совсем не так, как кажется…
— Только ты такой, каким кажешься! — умышленно выронил все вещи из рук, грозно подходя к дяде. — Ленивый, неумный и подозрительный старикашка, который всегда завидовал брату! Ты, прямо как моя сестра! — оскорбляет и унижает этими необдуманными взрывными словами, оставляя Айро в печали, но смирении.
Зуко уснул очень быстро, выбиваясь из сил после встречи с Азулой моментально. Айро скребло острие предательства, ведь племянник был готов отказаться от него, от всего того, что он хотел был ему подарить, напрочь стирая все те добрые и славные моменты, которые, с такой любовью осуществлял для Зуко дядя. Нет. Его все равно тянуло к давно обезличенному властью и окрыленному троном отцу, в котором, как считал Айро, не осталось и капли сострадания, логики и хоть малейшего понимания. Озай всегда казался странным. Он был поздним и незапланированным ребенком. Айро был так рад, узнав, что у него будет сестра… вернее, — все так говорили, все готовились к тому, что в королевской семье будет принцесса, и какого же было разочарование, когда вместо Азайлы в этот мир пришел странненький Озай. Он вселял в брата негодование и умиление одновременно. Озай был таким талантливым фантазером, способным выдумывать на ходу поразительно интересные рассказы. Айро даже пробовал это все записывать с его слов — так, на память, но потом, расстроившись, будучи к себе излишне критичным, Озай поджигал все рукописи Айро, а ведь он с таким трепетом их собирал, читая на семейных вечерах или званных ужинах, на которые приходили главные люди Азулона. Озай был поразительно красноречив — это был ребенок, что приковывал к себе внимание безоговорочно и оставался в памяти навсегда. Айро не знал, когда и в какой период времени их батюшка перестал отличаться хорошим умом и трезвым рассудком. Всю свою сознательную жизнь Айро служил, все странности отца достались Озаю, а потом померла мама, и опять же, Айро даже не смог поприсутствовать на ее похоронах, коря себя за этот проступок и по сей день… Кто же знал, что такое может произойти.
Айро подходит к племяннику, заботливо поправляя тому одеяло, вслушиваясь в его глубоки сон, замечая прерывистое частое дыхание, Зуко явно видел какой-то нехороший сон. Он прикасается ладонью к его лбу, с тревогой призадумавшись. Вроде бы, температура была нормальной, но явно не сам Зуко. Что же… Что же ты скрываешь, племянник? Достать письмо Джао было легкой задачей, насколько надо быть сумасбродом, чтобы покуситься на его Зуко? А еще и на духа луны? Туи и Ла — священные рыбки-кой, которых так плохо охраняли жрецы Племени Воды… эти люди ничему не учатся. Было великим везением, что принцесса Северного народа оказалась частью этого божества… Айро помнил, с каким ужасом в глазах, Джао поглотила крайне жестокая вода, частью которой был каждый человек на этом забытом крае земли. Письмо лежало прямо посреди стола в личной каюте адмирала, на котором второпях лежала кисть, что намочила нижний край листа. Он вел переписку с Азулой, интересно, насколько давно он шпионил за ними? Азула явно появилась не случайно после всех своих выходок, видимо, она не получила от Джао ответа, которого так ожидала, и тогда, Озай направил в ход свою обожаемую фигуру — дочь — королеву. Айро натужно вздохнул, начиная собирать свои вещи вслед за Зуко. Нет, племянник без его сильного плеча никак не мог, он же такой несмышлёный и импульсивный. Нельзя было оставлять его наедине с такими пираньями как Азула и Озай, они только и ждут, как бы вгрызться в глотку. А Зуко ведь толковый и хороший мальчик, — гладит его по волосам. Зуко честный и порядочный, вот поэтому, в этом клубке змей ему не удалось задержаться. Его мать была великолепной статной женщиной, которую погубил Озай, — Айро не сомневался в этом ни секунды. Скорее всего, Озай где-то похоронил труп своей горячо любимой жены, на самом деле, никому в этом не признаваясь. Одним духам известно, где лежит ее одинокое сгнившее тело… Зуко обязательно изменится, он несомненно встанет на путь добра, ведь он уже это делает — он спас аватара, а это благородный поступок, за который Айро чувствовал гордость. Это он. Это он сумел вложить в него такие понятия как: честь, сострадание и любовь к ближнему. Лу Тен всегда играл с Зуко, — улыбается, вспоминая, как малыш-Зуко нескладно и очень неуверенно фехтовал, ноги его разъезжались, рукоять выскальзывала, но сам он был полон решимости и отваги — этого у него не отнять. Зуко был еще слишком юн и категоричен, не понимая, что чести он никогда не терял, а наоборот — приобрел, находя свой путь, сумев отделиться от пагубного влияния Озая, даже несмотря на то, что тот оставил Зуко шрам. Не беда! Шрамы украшают, — тешил себя дядя, считая, что это ни разу не сделало Зуко хуже. Такова судьба, а пути ее неисповедимы, но Зуко сможет, он справится, он уже справляется.
Открыв глаза ранним утром, разбуженный пением птиц и ярким лучом колкого солнца, Айро, с прищуром оглядел комнату, приходя в ужас. Он вскочил как ужаленный, выбегая на улицу, рассматривая далекие просторы и живописные широты оздоровительного санатория. Они пробыли здесь всего пару суток, даже не успевая насладиться с упоением такой заботой и любовью со стороны персонала. Интересно, почему племянник отказался от массажа? Айро взобрался на самый высокий пригорок, прикрываясь рукой от солнца, видя весь санаторий как на ладони. Вот он! Айро срывается с места, не ожидая от себя такой скорости. Вот наглец! Вот беглец! Да еще и такой бесшумный. Айро сломя голову бросился по ступеням вниз, рассматривая океаническую синеву, разглядывая бушующий водопад, на котором расположился этот санаторий, устланный, цвета холодного заката, сакурами.
— Постой! Принц Зуко! — кричит ему вдогонку, уже наблюдая с высоты грозный, и не предвещающий ничего хорошего — корабль Страны Огня. Зуко от неожиданности чуть не рухнул со ступеней, вздрагивая. — Не уходи без меня!
— Дядя, ты передумал, — улыбнулся Зуко.
— Родственники должны быть вместе.
— Мы возвращаемся домой, — мечтательно почти пропел Зуко.
Вереница стражи встречала их очень молчаливо, это казалось очень подозрительным, как и вся происходящая церемония. Айро не спускал глаз ни с одного стражника, что так трусливо скрывал свое лицо под непроницаемым шлемом. Зачем так много? Им что, потребуется от кого-то защищаться? Каждый вопрос Айро рождал в нем новый запал к действию, взглянув на Зуко, Айро даже не поверил своим глазам, находя в племяннике беззаботность. Неужели, действительно Озай решил прибрать их к рукам, потому что они с Зуко наделали много шума? Ну да, куда без этого, особенно, после путешествия в Северное Племя воды. Всякое могло быть, но, справедливо опасаться стоило, ведь ничего и никогда в их семье не делалось просто так — без хитрого умысла. Озай не скрывая говорил, что люди, с которыми ты общаешься и заводишь знакомства — должны приносить пользу, если таковой не имелось или исчерпывалась, то это ненужный и отягощающий балласт, который незамедлительно пускался на самое дно непонимания. Азула однозначно его порождение, — взглянул он в ее необъяснимое лицо, по которому сложно что-то понять, в ней угадывалось нечто чрезвычайно ужасающее. Она такая юная, но такая свирепая, хотя, прямо сейчас — она, взирая на них свысока, с широко открытыми глазами, спокойно и приветливо приманивала, словно злобный водяной дух, что желал затащить на самое дно болота. Клетка захлопнется, и они, будто птички, станут биться о решетку и громко жалобно чирикать, пока ее рука надменно и победоносно постучит о металлические прутья. Она совершенно непробиваема, как скала, как спящий вулкан. Но видел он в ней нечто абсолютно неоспоримое и это «что-то» было преступным и гаденьким.
— Брат. Дядя. Добро пожаловать, — не выходя из рамок этикета, поклонилась она им в приветствии. — Я так рада, что вы решили прийти, — ох эти сладкие речи, она ведь говорила именно то, что Зуко хотел услышать — влекла его к себе, есть в ней что-то магическое или магнитическое, на что очень-очень сложно не попасться. И Зуко, кажется, гинул в капкан, конечно, он ведь так встревожен, ему же так опостылела эта кочевая жизнь, он хотел постоянства и своих королевских вещей — того, о чем мечтал, в судорогах засыпая. Его бил озноб первые месяцы, ведь Зуко после такого громкого поражения был так слаб духом, что, практически вытаскивая того из петли, Айро зарекся больше никогда не связываться с братом. Да что же это за человек такой? Что за отец, что так по-скотски отнесся к своему единственному сыну?
Зуко поклонился ей в ответ, будучи в нетерпении, да — Азула — пренеприятная компания, но ведь главное достичь цели, а то, какими средствами — детали. Нельзя терять ни минуты, ведь прямо сейчас он стоит на пороге. Азула ничего не знает. Азула ничего не знает, — вторил себе принц, вглядываясь в ее лицо. Она бы ни за что не смотрела на него так, будь и вправду уверена в его причастности. Нет. Это слишком даже для его злопамятной сестры. Он воспользуется их кораблем, чтобы доплыть до дворца, а дальше, он сам предстанет перед отцом и сможет выслужиться, даже если тот будет настроен на наказание — все это неважно, ведь именно сейчас у него появилась долгожданная возможность, которую следовало брать за рога. У Азулы такие длинные рога… — щурится от яркого солнца, любуясь тем, как блистательно сверкает ее новая глянцевая корона. У нее, однозначно, есть вкус!
— Прикажете отплывать, госпожа? — капитан корабля преградил принцу путь, закрывая даже солнце. Нет. Не верится. Прямо через несколько секунд его ждет та самая жаждуемая жизнь, которой он так сладко бредил.
— Берите курс на родину, капитан… — сказала она это, добродушно улыбаясь брату, и ему, в какой-то момент, стало так стыдно за совершенное, что он был готов просить у нее прощение, если того потребует ситуация. Он был так неправ. Его дух попутал. Это все неправда. Этого не было. Этого не было. Ему просто все это приснилось. Она совершенно не выглядела как та, над которой так омерзительно надругались. Нет. Это было не с ней. Зуко что-то напутал… Это, наверное, была какая-то другая девушка, очень похожая на его сестру… Не Азула — нет. Он бы просто не посмел этого сделать. У него такая непревзойденная и проницательная сестра. Она бы сразу все поняла. Та, кого он так яростно бесчестил, была слишком хвастливая нелепая девчонка. Это не моя сестра. Он смотрел ей в глаза, прощая за все те прегрешения, что она совершила в его сторону. Она не со зла. Она, наверное, также, как и он — прямо сейчас очень сожалеет. Она бросила все свои дела и отправилась за ним в такую глушь — лишь бы сообщить превосходную весть! Азуле также, как и отцу, и Зуко — нужна семья, нужны родственники. Семейная кровь — самая крепкая, в конце концов, семья важнее всего, — он склонился пред ней приветственно и отвержено, с толикой облегчения выдыхая, желая верить в ее улыбку, прилипая к сказанным, греющим душу словам.
— Поднять якоря! — скомандовал капитан, взбираясь на борт. Все шло так хорошо, Зуко испытал облегчение, следуя за капитаном судна, чувствуя приблежение престола и возвращение короны наследного принца. — Мы везем пленников домой, — стоп! Что?! Зуко в неверии оглянулся, замечая, что стража обступила их со всех сторон — им не уйти. Это тебе не уйти, сестра! — выходит из себя Зуко, начиная корить за то детское доверие, что проклевывалось в нем каждый раз, когда Азула начинала врать. Зачем? Зачем ты врешь? Поганая дура! — ненавидел ее всем сердцем. Ее взгляд разительно изменился, она встретилась глазами с капитаном, который стоял к принцу спиной. Она была готова его разорвать на части. Тебе не придется! — скалится Зуко, сжимая пальцы в кулаки, хватая капитана за плечо, яростно и безжалостно сталкивая с помоста, преследуя лишь одну цель — ЕЁ! Дядя ждал этого момента, нападая и раскидывая тех стражников, что напирали им в самые спины, он спустил на них столпы огня, громя, как Азула фигурки на отцовской карте.
— Ты солгала мне! — ощущает на своих руках огонь, которым моментально придает острие.
— Прямо как раньше — никогда не лгала, — беззаботно махнула ему рукой, стравливая на него стражников. Зуко выжидал момент, когда два этих болвана приблизятся к нему — он схватил одного за руку, ногой ударяя в солнечное сплетение, тот повалился на другого, сбивая с ног. Зуко рассек их броню огненным острием, безжалостно сбрасывая в воду. Прихвостни Азулы! Ей нельзя было верить с самого начала! Ну и глупость! Хотя — нет, не глупость, он совершенно точно понимал, что сама судьба дает ему поквитаться с Азулой. Прямо сейчас, он доведет начатое еще в его — тварь, все украла — дворцовой спальне до конца — он без сожаления и зазрения совести убьет эту суку! Он одним прыжком достигает судна, нападая на сестру со спины, которая только этого и ждала. Она схватила его за руку, нанося удар. Зуко в последний момент умудряется увернуться, наставляя на нее угрожающее пламя, на которое она посмотрела с долей сарказма, не порождая свой огонь в ответ. Она считала его недостойным! — обозлился еще больше. Она считала, что сможет уделать его раздутое эго, не применяя стихию, Зуко сам не понимал, почему это так покоробило его, отчего он с большей уверенностью полез на нее в драку, входя в жаркий аффект — неконтролируемый раж. Он ударял и ударял, видя перед собой ее легкие ненапряжные движения, — она уворачивалась просто мастерски, она была недосягаема в такие моменты, умудряясь ударить. У него заболела рука, боль пронзала с новым рвением, поднимаясь к локтю, но в такой момент он не мог акцентировать на этом внимание. Он был почти у цели, он уже видел ее разбитое самолюбие, над которым горюет их отец. Как жаль, — такую выдающуюся красавицу-дочь — и так беспрецедентно убили. Обезглавили! В безумном гневе бегает за ней по всему кораблю, не чураясь нападать исподволь, пытаясь застать врасплох. Она перехватила его руки, отбрасывая в сторону.
— Отец винит дядю в утрате Северного полюса, — начала она издалека, вызывая у Зуко чувство стыда и угнетения. — А тебя считает жалким неудачником, не способным найти аватара, — бьет его этими словами, кажется, слыша треск его самолюбия. — И домой он позвал тебя только лишь для того, чтобы ты никогда не позорил его! — на этих словах она гаденько улыбнулась, подпитывая в нем неконтролируемый гнев, что с буйством вырывался из него, он наступал на нее, каждый раз считая, что этот удар застанет ее врасплох и он сможет насладиться ее поражением. Легкая, ловкая, маленькая, но очень сильная — он казался неповоротливым истуканом по сравнению с ней. Она, словно ведущая сила в их огненном безудержном танце — втаптывала остатки его прогнившей чести в грязь. А ведь он и не подозревал, что за той непроницаемой маской она скрывала свои истинные, обуревающие всем сердцем чувства, но будто чернь — она их стирала. Добейся успеха и достучишься до миллионов. Справедливость не имеет значения в мире, где всем управляет сила и деньги. Она схватила его за запястье. Снова. Снова. Снова, блокируя его нападение, делая совершенно негодным, непригодным! Она отбилась от него вновь, задевая длинными ногтями, оставляя глубокую ссадину — прямо, на и так поруганном всеми лице. Он, в мгновении, растерялся, даже остыл, вглядываясь ее бессовестные и бесчувственные глаза, а затем, очень медленно, но так незабываемо — она растягивает губы в ухмылке, он смотрит и не может отвести взгляд, стараясь разгадать ее загадку. Знает? Или нет? Она, ну хотя бы, догадывается? Он смотрел и не мог понять. Ему казалось, что — да, она все знает, но — нет, она бы вела себя совершенно иначе. Он запутался! В него полетел ее ослепительный, ранее не виданный — голубой огонь, от которого вскипал даже воздух. Зуко, не теряя ни секунды, отскакивает назад, кубарем катясь вниз, исподлобья наблюдая за тем, как вновь свысока поглядывает на него сестра. Яркие звенящие блики рябью отдавались у Зуко где-то на задворках уставшего изнеможённого сознания, она околдовывала своими круговыми, но такими устрашающими движениями. А еще этот звук. Этот треск. Дядя выбежал вперед, настигая Азулу, хватая в последний момент ее оголенные как провода пальцы, поглощая всё голубовато-серебристое искрящееся сияние. Зуко видел, как по дяде прошла судорогой рябь, он резко и очень быстро вознес руку вверх, в каком-то очень повелительном жесте, и из его пальцев хлынула разрушительная электрическая буря, которую остановить было практически невозможно, она рвала и стремительно жгла воздух, разветвляясь подобно веткам дерева. Зуко только и мог, что наблюдать это дикое восхитительно зрелище. Грохот. Оглушительный взрыв. Зуко обернулся, приходя в сковывающий ужас от того, с каким камнепадом и гулом обрушивалась хребтовая стена. Что произошло? — он был в недоумении, не совсем понимая, что только что увидел. Как такое возможно? Кто из них это сделал? — смотрел он на Азулу с дядей. Дядя тотчас же развернулся, все еще крепко держа его сестру за пальцы, резко дергая на себя, Азула, теряя равновесие, накренилась, и Айро, прикладывая всю свою злость и разочарованность, бьет ее прямо ногой, она в ужасе закричала, улетая с бортов корабля.
— Бежим! — командует Айро, утягивая племянника за собой. Они бежали сломя голову, еще никогда Зуко не было так неоднозначно: и страшно, но с чувством сладкого облегчения. Он показал этой дерзкой девчонке, что он не тот слабак, которым она его считала. Да, у нее было покровительство отца, но у него был не менее изобретательный и находчивый дядя!
— Нам больше нельзя… — притормозили они у реки, тяжело дыша. — Нельзя… возвращаться, — дядя покачал головой, пребывая в каком-то горестном разочаровании, кажется, на задворках души надеясь, что он ошибался насчет Азулы. Да, она всегда была дрянной, ведь даже после смерти Лу Тена не стеснялась про него сквернословить — поганая девчонка! Ничего святого у человека!
Зуко одобрительно кивнул, доставая подаренный дядей еще в детстве нож, когда тот еще воевал при стенах Ба Синг Се, с каким-то максимализмом и разгромным разочарованием, он давит лезвием свои смольные волосы, не без разочарования отпуская в реку, передавая дяде нож.
* * *
Он выслеживал ее несколько дней, убого прячась под покровом ночи. Она так часто навещала свою глуповатую подружку Тай Ли, которая беспардонно выступала в цирке. Ну и гадость, — Зуко даже не составило труда найти этот ярко-красный шатер. Они гастролировали по всей Стране Огня, на этот раз, уходя от столицы не шибко-то и далеко, но в достаточно уединенную местность. Мэй среди этих гадюк не было, чему Зуко несказанно радовался. Эта девочка не могла быть такой же мерзопакостной как эти две.
Они вот-вот должны были выбраться из напыщенной цирковой палатки. Уже совсем скоро. У Тай Ли, как удалось выяснить, вроде бы — генеральная репетиция, интересно, как давно его сестра решила приударить за циркачкой? О, она еще и по девочкам, — Зуко беспардонно ухмыляется, не понимая, что в голове у его сестры, однозначно — какие-то помои. Не останавливаясь, будучи начеку каждую секунду, движась под покровительством густой и туманной ночной мглы, принц Зуко с мнимым лязгом обнажает двойные палаши, касаясь пальцами ровной глянцевой маски, два отточенный безошибочных удара и кусты с ветками повалились наземь. Он разбросал это все по дороге, приберегая крупные ветви. Прикрывая ими свою вычурную скалящуюся маску, он наблюдает, выжидательно прислушиваясь. Она будет где-то рядом. Азула блюдёт. Азула хочет его нагнать, поймать, сорвать маску, чтобы навсегда изничтожить.
— Мне страшно, Азула, — схватила ее за руки Тай Ли. Зуко нахмурился, не понимая, что между этими двумя. Палка под ногой несвоевременно треснула, издавая отчетливый приглушённый стон. Моментально, не имея ни малейшего сомнения, Азула двинулась в его сторону.
— Стой! — крикнула ей Тай Ли, берясь театрально за голову, сникая к земле.
— Чёрт! — выругалась принцесса. — Вали в свой дурацкий цирк! — обернулась она к ней, метая острые огненные ножи. Тай Ли, без особых усилий плавно и очень маневренно увернулась, приземляясь на руки, а следом касаясь носками земли. — Ты отвратительно выступаешь! — крикнула ей в след Азула, моментально хватаясь за лицо, прикрывая глаза. Зуко напрягся, чувствуя, как затряслись в руках трепещущие ветки, как зашелестела листва, будто в такт дуновению ветра. Она осталась все такой же — с точеным властным лицом, даже несмотря на то, как по-детски она вытирала накопившиеся слёзы, остервенело и грубо стирая, в ту же секунду безжалостно обнажая своё озлобленное выражение с надломленным и отрешенным взглядом. Что происходит между ней и Тай Ли? Зуко однозначно никогда подобного не видел. Это же Азула. Несмотря на свою внешнюю привлекательность, она была непревзойденно жестока, высокомерна и неуравновешенна, со временем — ее причуды превратятся в безумие — пророчил Зуко, пробираясь одной рукой к палашу. Шелест листьев смешивался с ее сдержанными всхлипами боли и отчаяния. Азула была потеряна и невероятно подавлена. Когда, если не сейчас? Она — проклятье озаево, она безумная, ограниченная лишь своей фантазией — заядлая лгунья. Азула притихла, оборачиваясь по сторонам, не понимая, за что хвататься. Она пришла лишь за тем, чтобы его убить, но сегодня, он вонзит острие ей в сердце, на последнем издыхании позволяя взглянуть за маску.
— Кто здесь? — гулким и неистовым пронзительным голосом разразилось все вокруг. Зуко не спускал с неё глаз, задерживая своё неистовое дыхание. «Тебе показалось», — уставился на неё не моргая, — «Этого не было. Этого не было. Тебе показалось». Она ещё какое-то время всматривалась в ночную безлюдную тишину, подпевающую ветру, наблюдая за тем, как шатаются изломанные сухие ветви деревьев. Она подняла взгляд к небу, легкомысленно оборачиваясь, по всей видимости ища луну, которой, сегодня — к ее большому сожалению не было. Она стала без оглядки поспешно удаляться, явно разгоряченная какими-то гложущими ее мыслями. Зуко отбросил кривые ветви, бросаясь ей вдогонку, притаиваясь и выглядывая каждые несколько шагов, стараясь быть бесшумным и незаметным. Он почти нагнал ее, когда Азула вдруг резко остановилась, кажется, борясь с собственной манией преследования, отказываясь верить в то, что такое может быть на самом деле. Зуко сквозь глухую маску ухмыльнулся, даже осклабился, чувствуя ее слабость и растерянность, ведь ей совершенно не кому было это рассказать. Зуко был уверен, что это ее рок, который она пронесёт до самой смерти, так и не найдя в себе мужества хоть кому-то об этом исповедаться. Следовательно — на ее стороне нет союзников. Глупая и бездарная девчонка, вся ее спесь будет тотчас же выбита — Зуко опасливо пригибается, не глядя хватая что-то холодное и тяжелое с земли, в одну секунду разрываемый страхом, ненавистью и жаждой мести. Бесшумно высовывается из кустов, наблюдая ее мрачный затылок. Мгновение, на которое не было времени раздумывать. Как бы больно и невыносимо ей не было в этот момент — она не заставит себя ждать. Азула дернулась — всё моментально понимая, не сдерживая искреннего ужаса от того ночного кошмара, повторения которого она никак не предполагала в действительности. Она возносит руку, готовая нанести ему сокрушительный и последний в его жалкой никчемной жизни урон, после которого, Зуко можно будет придать земле. Нещадно и практически без сожаления. Не задумываясь ни на секунду — он бьет чем-то тяжелым, что успел подобрать по дороге. Глухой стук. Ещё. Ещё. И ещё. По ее виску потекла кровь, она медленно поползла вниз, он сразу же, практически на лету подхватывает ее бессознательное тело, смотря в свои перепачканные кровью руки. Кровавый, в ночи чёрный — камень взирал на принца молча и очень созидательно, Зуко испытал отвращение, сожаление, вместе с тем и облегчение. Он швырнул его подальше в кусты, заслышав глухой треск. Он, не имея ни малейшего сожаления, греющийся лишь от мысли о собственной непревзойденности и удачности, ведь именно Синей Маской столь долго и мучительно бредила его сестра. Да — Зуко она ни во что не ставит, да — брат для неё слабак и ничтожество, но не Синяя Маска. Небрежно и очень неуважительно, он берет ее на руки, на миг останавливаясь, ведь ему почудилось, будто кто-то прямо сейчас увидел то, что он делает. Тай Ли? Зуко, не утруждая себя больше ни минуты, ступает на шелестящую траву, унося принцессу с открытой дороги, стараясь не шуметь и не привлекать внимания больше, чем он уже сделал. Он шёл с ней так достаточно долго, пробираясь в глубины гулкого и ветошного леса, прикидывая в голове какими способами можно погубить ее грязную сгнившую душу. Он хотел вонзить палаш ей в глотку, рассекая кожу, надавливая с такой силой, пока не хрустнет ее тонкая шея, потом хребтина, а голова полностью не накренится, чтобы оторвать ее, забирая в качестве трофея. Пока он шёл, его всего дьявольски трясло от неслыханного возбуждения и желания совершить этот уродующий сознание поступок — настолько он приходил в ярость от одного вида сестры. Остановившись, он пренебрежительно бросил ее прямо в траву, наблюдая, как ее вид тонет среди густой дубравы, словно в глубоких водах. Красивая. Приближается, касаясь ее лица. У неё изысканный высокий лоб, прямо, как у их отца, видимо, и умом она пошла в него. Даже будучи в бессознании, ее выражение оставалось напряженным и властным. Он касался ее также порочно и грязно, прямо, как в ту ночь, размазывая и стирая ее помаду, приходя в сильнейшее возбуждение от мысли, что он в силах вот так просто взять и убить ее. Погань всей его жизни. Отрава юношества. Ошибка выжившего. Сейчас или никогда. Зуко выуживает из ножен двойные палаши, слыша их гулки краткий лязг. Воздух разверзают смертоносные лезвия, когда он перекрещивает их у неё над горлом, готовясь совершись задуманное. Он всматривался в неё, сожалея, жалея и очень желая это сделать — настолько она будоражила его одним своим существом. Он должен ее убить. Он. Должен. Если не он, то она обязательно сотрёт его в порошок завтра. Если не завтра, то через день, через год, десятилетие… она всегда будет преследовать его, — не Синюю Маску — нет, а принца Зуко! Он вздрогнул, когда она слабо коснулась его ноги, кажется, начиная приходить в себя. Ну же! Давай! Злится он на себя, под маской роняя слёзы, представляя маму, с каким разочарованием она смотрит на него, как наказывает и грозит пальцем. Он же должен быть умнее, он не должен уподобляться Азуле. Он мужчина. Ему нельзя так недостойно поступать — отбрасывает ножи в сторону, трясущейся рукой прикасаясь к ее щеке, поворачивая ее лицо то одним боком, то другим. Он судорожно и второпях развязывает свой сатиновый пояс, слыша, как стремительно шелестит ткань. Его сердце забилось так сильно, что виски готовы были лопнуть от напряжения. Он старался меньше сожалеть, вздыхать и не ронять так много слез, ведь под маской становилось неприятно тепло, душно и очень мокро. Обвязывает ее белую нетронутую шею, делая несколько оборотов, с силой потягивая концы в разные стороны. Она приоткрыла уста, жадно и часто набирая в легкие воздух. Эта картина была такой безумной, эмоционально жаркой и возбуждающей, что он самозабвенно отдаётся дрожи собственной души, отстраняясь от принца Зуко, становясь лишь безжалостным духом воды.
— Двинешься, и я прикончу тебя, — говорит это ослабшему телу, руками наслаждаясь ее изгибами и податливостью. Такая немощная, такая кроткая и ни разу не опасная. Обматывает пальцы поясом, стягивая ее шею вновь, наблюдая за тем, как судорожно и очень рефлекторно тянется она к своей шее трясущимися непослушными пальцами. С наслаждением и удовлетворением, он отпускает ее, давая жадно и пылко вдохнуть как можно больше кислорода. Расстегивает пару пуговиц на ее груди, но его несдержанности это надоедает — рвёт без оглядки и сожаления, трепетно предрекая тот момент, когда он вновь окажется в недрах ее чувственности, в недрах ее женственности, которые она так старательно ото всех скрывает… или не от всех? Смеётся тем самым жутким и глухим голосом, раскрывая своему взору ее оголенные восхолмия грудей с бледно-розовыми сосками, их сразу же коснулся заунывным ледяной ветер, отчего они моментально съежились. Он бродил по ее идеально ровной коже пальцами, наслаждаясь отсутствием хоть единого шрама. Она была идеальна. Как белый лист. Не то что он… она стала нежно постанывать, пытаясь прикрыть замёрзшую грудь, а Зуко резко и очень грубо, разводит ее руки, придавливая каждое запястье холодным мокрым камнем. Принцесса… никакая она не принцесса — напыщенная безнравственная невоспитанная идиотка, забирается руками под ее штаны, грея немного окоченевшие пальцы, жестоко и нагло сдергивая, оставляя полностью обнаженной и беззащитной. В прошлый раз она была посговорчивей, — касается ее растрепавшихся волос, наблюдая на своих пальцах ее алую, а в ночи чёрную — кровь. Небрежно и с презрением вытирает о неё руки, оставляя кровавые пятна на дрожащем животе. Зуко ухмыляется всего на секунду, сразу принимая непробиваемый облик Синей Маски. Ну вот, наконец они снова встретились, — огладил ее ровный овал лица, прошёлся по надменно-опущенным уголкам губ, властливо опускаясь ладонью ниже, минуя пульсирующую вену на шее, размеренно вздымающуюся грудь, прижимаясь к ее дрожащему животу, бесцеремонно и очень яростно касаясь жаркой промежности. Его мысли были неуловимы, он сам себя не понимал, он ни о чем не думал — лишь совершая поступок за поступком, практически не отдавая себе отчёт, действуя только на уровне инстинктов, на самом деле не понимая до конца: хочет ли он ее смерти? С гневом и жаждой разводит ее ноги, судорожно высвобождая из оков собственных штанов раздутый каменеющий от одной только ситуации — член, так до конца и не осознавая, что им движет. Он лихорадочно и поспешно стал втискиваться в неё, прижимая всем своим весом, сбрасывая камни с ее запястий, обхватывая ее замершие, лишь изредка дергающиеся холодные пальцы. Увлечённо, беспорядочно и так суетливо — он задвигался на ней резко, грубо, властно, стискивая ее руки с каждым движением все крепче и крепче. Он весь завёлся, остервенело и с гневом пыхтя и вздыхая, посматривая в ее прекрасное ровное лицо, что было освобождено от бремени дум. Такой ее было нельзя увидеть даже во сне, Азула ведь уже очень давно потеряла нормальный сон. Он смотрел на неё и возгорался в самом чреве, опускаясь мыслями все ниже и ниже, испытывая такое нервозное и воспалённое удовольствие. Даже не так — пылкое возмездие, он чувствовал себя отмщенным, когда она — вся такая почти обескровленная, теряющая остатки собственной чести — лежала прямо на грязной мокрой земле, в траве, что кишела насекомыми, которых она так ненавидела. Ее, как самого настоящего безвольного неукротимого зверя, поработил и лишал выбора — он! И он был так счастлив и горд от этой мысли, распаляясь с каждым движением все сильнее, вторгаясь в ее глубины резче и значительнее, не оставляя в ней и клочка незаполненного им места. Нельзя ходить ночами в одиночку. Но ты ведь искала. Ты искала его. Искала с ним встречи, и не уверяй меня в обратном. Ты просто помешана на Синей Маске. Зуко прижался к ней, напирая всем телом, вдавливая в землю. Азула приоткрыла веки, и судорожно, с болью в лице ахнула. Он смотрел на неё, на её ничтожное пустое бездумное лицо. Отнимая ладонь от ее руки, он с силой бьет ее нежную блеклую щечку. Затем ещё. Ещё.
И ещё, не зная, как остановить себя и свою прыть. Ей больно, из ее глаз медленно поплыли горькие обиженные слёзы.
— Мама… — она сказала это так тихо, практически беззвучно, слыша в ушах несмолкающее гудение.
Глупая дура! Он сожалел, что ударил ее, но это не значит, что он не сделает этого снова. С упоением, он бьет ее вновь, надеясь, что на ее честолюбивом лице это отразится. Он плотоядно, превозносясь от чувства собственного величия, проталкивался в ее недра, на последнем издыхании, впопыхах дергаясь в смазанном необъяснимом оргазме, даже не утруждаясь сделать все красиво. Он расслабленно развалился на ее изящном тонком теле, продолжая упиваться тем, что только что совершил, огребая Азулу руками, беспардонно скользя и изучая. Моментально приходя в себя после случившегося, Зуко отстраняется, натягивая на себя штаны, нелестно выдирая из-под сестры пояс, наскоро им обматываясь, он уже собирался уйти, чтобы бросить ее одну умирать в окоченении, как вдруг он остановился, глядя на ее ну просто поразительно разбитый вид. Присаживается возле, а глаза у неё приоткрыты и на мокром месте.
— Этого не было, — шепчет ей сквозь маску, а сам не узнаёт своего голоса. — Тебе показалось, — мягко и заботливо оглаживает ее висок. — Этого не было, — она была поразительно красива в свой самый разгромный момент, со своим самым разбитым и уничтоженным амплуа. Самая лучшая… Азула… жалеет ее, плача, сострадая вместе с ней, не имея ни малейшего желания извиниться или раскаяться за содеянное. Он все сделал правильно. Так и нужно было. Он ее очень любит. Тянется рукой к нижней части маски, приподнимая, оголяя свои напряжённо сжатые губы, не желая ничего понимать и как-то объясняться перед ней, духами или собой, он прикасается к ее холодным сухим и дрожащим губам. Кратко и очень посредственно целуя, не в силах смотреть на неё.
— Нет! — хватает она его за руку, как только он вновь скрывается под маской, собираясь исчезнуть, оставляя Азулу наедине с этим умопомрачительным позором — висеть на волосок от смерти. — Не… не… — ее голова так сильно болела, она не могла даже толком разглядеть, где находится.
— Ты спишь, — притягивает ее к себе, поднимая, сострадая, не желая ей такой жалкой смерти. — Это все сон. Это сон. Прости меня. Я так мучаюсь и страдаю. Тебе было страшно, прости меня…