«Не ищи меня. Между нами всё кончено», — глаза в неверии бегали по роковым строчкам — раз за разом вчитываясь. Азула отрешённо оглядывает королевские просторы, заглядывая, будто куда-то сквозь пространство — куда-то в пустоту. В мгновении ока ей стало так холодно, так одиноко и так больно… но на печаль и горе, будто бы не осталось сил. Она осторожно вздыхает, боясь нарушить отцовский покой. Она несколько раз сморгнула накатившие от беспомощности слезы, в последний раз вчитываясь в выворачивающие душу строчки. Такие дерзкие, такие безжалостные, такие холодные. Она складывает непрошенную записку очень аккуратно, будто боясь потревожить.

      И это после всего, что между нами было? — а принцесса раскрывает уста, чтобы бессмысленно прошептать эти строки. Все повторяется, круг неотвратимо замыкается, — это уже было. Много-много лет назад, — а Азула опускает взгляд, оборачиваясь. Ее встречало неестественно побледневшее лицо отца, он в бессознательной дреме возлежал на роскошном ложе, заботливо укрытый множеством покрывал. Ее глаза беспристрастно считают каждый его вдох, — брови хмурятся, — а замерзшие пальцы с надеждой прижимаются к бьющей жизнью венке на шее. Она разочарована, не понимая, почему испытывает столь смешанные чувства, особенно здесь, особенно сейчас — у ложа борющегося за жизнь отца. Почему ей так тяжко думать обо всем, что не связано с Зуко? Он, порабощающе, даже на далеком расстоянии — вытеснял собою любые помыслы, — дыхание в бешенстве зашлось, она во что бы то ни стало возжелала увидеть его. И даже не имело значения, чем эта встреча окончится. Она даже не могла спокойно сидеть, ее охватывало смутное ощущение, что тысячи мелких игл вонзились в области ребер. Ее заливает краской, внутренний огонь бурлит, пока пальцы так и остаются холодными, слабыми и дрожащими. Она с застывшим взором смотрит на отца, а ее думы в стенаниях мечутся лишь о Зуко. Мысль, что они больше не увидятся — вынуждала пойти на крайние меры… она испускает мимолетный стон, подавляя рвение слезливо всхлипнуть. Он бросил ее! Бросил! После стольких лет — опять! После всего, что между ними было, — он отрешенно и совершенно легко покинул ее, да так, будто ему это ничего не стоило.

      Он ведь говорил, что любит меня… — а от этих страждущих мыслей ее глаза стекленеют, она переполняется безутешным горем, не в силах оплакивать. Она словно испытала вкус пепла на языке, опечаленно приподнимая подрагивающие ресницы. Она даже не смогла горевать, ощущая себя опустошенной. Ей приходили в голову давно ушедшие, но оставшиеся в памяти — счастливые воспоминания, от которых в одночасье становилось тошно. Она захотела тотчас же что-то сотворить с собой, да такое, что заставило бы Зуко вспомнить о ней, немедленно сожалея. Папирус записки стал влажным и чем больше она терзала его — тем быстрее он таял, оседая на пальцах хлопьями.

      — Его величество было сильно ранено, задеты внутренние органы… — она не заметила, как ссутулившийся лекарь тотчас же переступил порог отцовских покоев. — Рана была тщательно промыта, но, боюсь, его жизнь висит на волоске… — он ошарашил ее неизбежностью трагичной новости, и Азуле стоило колоссальных усилий, дабы слабохарактерно не разрыдаться. Зуко ее бросил, а отец лежит на смертном одре и его дни сочтены… что мне делать? — а она томно сглатывает, даже не оборачиваясь.

      — Кто это сделал?.. — а принцесса с легким флером озадаченности осматривает блеклые губы размеренно вздыхающего отца.

      — Последним у него пребывал ваш брат — принц Зуко, — а от этого голоса у Азулы аж внутри все сжалось, в противостоянии затрепетало. Не меняя положения, она переводит на Зецу недовольный прищур. Она презирала его и раньше, а теперь и вовсе пропиталась ненавистью.

      — Вы хотите обвинить моего брата в покушении на убийство? — а бровь Азулы вопросительно приподнимается, тогда как губы в истеричном смешке искажаются. Нет, только не Зуко, это просто не может быть правдой… — а Азула упрямо не хочет ничего знать. Только не ее брат, только не Зуко…

      — С его появлением, по рассказам очевидцев — вся стража покинула убежище вашего отца. Они с Зуко долго разговаривали, а затем послышался взрыв, после чего вашего отца обнаружили без сознания, — Зецу осторожно приблизился, заглядывая в лицо Хозяина Огня, Азула сразу же провожает эту внезапную наглость выразительной дерзостью.

      — Это аватар! — а она упорно стоит на своем.

      — Ранение как от косого меча, — спокойно пояснил Зецу, качая головой. — Ваш брат владеет искусством двойных палашей.

      — Это неправда… — а ее грубая непробиваемость, точно стена.

      — Он Синяя Маска, а Синяя Маска владеет двойными палашами, — Зецу был настойчив и поразительно невозмутим, на что Азула лишь растерялась. Она огляделась с подозрением, находя взгляды присутствующих обеспокоенными, в них даже читалась жалость. И все эти взоры навязчиво кружили, тяжким бременем оседая.

      — Принцесса, аватар покинул подземелья сразу же после вас, — вмешался командующий стражей в тот роковой день. Всё так бессердечно указывало на то, что ее брат самый настоящий жестокий убийца и подлый предатель. Все так напрасно старались убедить ее в его неотвратимой причастности, не осознавая, насколько эфемерным происходящее казалось со стороны.

      — Ваш брат, подобно трусу — сбежал, — а Зецу не дает стражнику договорить, взгляд Азулы, полный злостного торжества — уставился уже на него.

      — Не вы ли были рады его выгораживать… — а Азула посматривала исподлобья, наконец ухватившись за что-то существенное. — Вы что, за одно? — а на Зецу тотчас же все присутствующие оглянулись с подозрением, пугливо перешептываясь. — Вы хотели совершить переворот, прямо как с Лонг Фэнгом?.. — а она хитро улыбнулась, нагоняя скорее жути, ежели вызывая опасение.

      — Вы передергиваете, — его тон стал твердым, почти переходящим за черту грубости. — Я не имел в виду ничего подобного, — она вселяла страх, однако он изо всех сил пытался сохранить напускное безразличие. А Азула все не отпускала, в ее глазах он предрекал свой неизбежный конец. — Я был неправ, я приношу свои извинения, — он моментально упал перед ней на колено, унизительно склонив голову, вдохновляя ее самодовольно возвысить подбородок. Азула поглядела на него без тени заинтересованности, а затем кратко оскалилась.

      — Встаньте, — а Азула изящно взмахнула рукой, затем он поднял на нее по-собачьи преданные глаза, что не могло не даровать наслаждения. — Мне нужен последний хозяин рек, — она скомандовала это громко и четко, с выжиданием поглядывая на всех и каждого. — Нигихаями нигде нет, — а ее брови нахмурились, она переживала, сокрывая под этими фальшивыми эмоциями лишь собственный страх.

      — Его действительно нет, госпожа, — в подтверждении кивнул Зецу.

      — Мы обыскали весь дворец, — сознался начальник стражи.

      — Значит, плохо искали, — а Азула вонзилась в них капризным негодованием и даже — раздражением. — Только последний хозяин рек сможет спасти Хозяина Огня. Пока мой отец пребывает в таком состоянии — я беру все полномочия на себя до тех пор, пока наш король не выздоровеет, — а она гордо встала, воспарив над всеми своей неприступной грацией и грандиозной харизмой. — Вот мой первый приказ: найти последнего хозяина рек! И как можно скорее! — а она посмотрела на каждого искрящими злобой глазами, чтобы после того, как они удалятся — вновь присесть возле обездоленного страданиями отца, и обратить к нему уже совсем другой: мягкий, обескураженный и такой опечаленный взор. — Я вылечу тебя, папа, — а она шепчет ему на ухо, еле слышно, но с такой уверенностью, что это даже заставило его губы непроизвольно дернуться.

*      *      *

      — Невероятно, — распахнув в удивлении глаза, обернулась Катара, пока взгляд цепко выхватывал неровности выступающего храма, повисшего вверх ногами над устрашающим ущельем. Все здесь было давно заброшенное и уже успело слиться с растительностью, однако это не умаляло его красоты.

      — Когда-то давно это был женский храм воздуха, — а Аанг с неким вздохом отчаяния произнес, пока в душе все еще что-то покалывало.

      — Эй, не переживай, — Катара мягко коснулась его плеча, приблизившись, отчего Аанг стушевался, посмотрев куда-то вдаль. Горячие пальцы прошлись по оголенному предплечью, утешающе оглаживая, пока лицо Аанга заливалось краской. На его глазах разворачивалась шуточная битва: прикованный к коляске Тео и бравый Хару игрались среди призраков прошлого, будто маленькие дети.

      — Интересно, а здесь есть тайные ценные гроты? — разразил шум проистекающего водопада Тео, руками покручивая деревянные колеса.

      — Мы можем это узнать! — подсобил Хару, и они весело рассмеялись, казалось — жизнь налаживается, казалось, все пошло своим чередом. Их беззаботные силуэты отдалялись все дальше и дальше, пока не растворились в пробирающей до мурашек — темноте заброшенных мест.

      Это место кишело душами, что изливали свои вопли в глубоком одиночестве, сопровождаемые заплутавшим в знойный день — штормовым ветром. Руки старательно отталкивали уже совсем невесомые колеса, Хару убежал так беспросветно далеко, что, казалось — растворился.

      — Эй! Подожди! — кричит Тео, углубляясь в сырые жуткие коридоры. А стены расписаны потускневшими от времени — сюжетными фресками. Колеса громыхают, покачиваясь от крупиц мрамора, что так и норовят сбить с пути. Хару уже совсем не видно. Тео сворачивает, в странном предчувствии, словно чье-то присутствие направляет его. Его охватывало будоражащее из самых недр ощущение, будто всё здание набатом воет, стоило резвому порыву начать обгладывать стены. Стук капающей воды, что прорывается сквозь глубокие трещины, а еще — здесь внезапно становится холодно, — Тео толкает несговорчивую коляску, что понесла его в следующий коридор. Здесь было так темно, так промозгло, отчего стены кишели мхом, — Тео тотчас же сковал озноб.

      В Северном Храме воздуха не было так жутко… — а Тео плутал по неизвестным глухим помещениям, казалось — целую вечность, а коридор такой длинный, такой одинокий, что уже начинает казаться что-то такое, от чего кровь стынет в жилах. Странный шорох внезапно доносится из дальнего угла противоположной стороны, — Тео насторожился, моментально вцепляясь в колеса, дабы замедлить ход, прежде, чем и вовсе остановиться. Сквозь туманные сумерки, напрягая сильно зрение, под мерную мелодию капели, Тео оказался во власти берущей за душу тишины, которую, обычно, можно встретить на смеркающихся кладбищах. А затем необъяснимый воющий скрип, что все больше и больше походил на скрежет.

      — Здесь есть кто-нибудь? — а Тео спросил уже более осторожно, начиная пробираться вглубь таящегося в темноте. Мрак неохотно расступался, позволяя глазу привыкнуть, всего пара скорых рывков колесами и Тео настиг ослепительный свет. Оборачиваясь, он всматривается в открывающиеся красоты на большой высоте, где-то там — в гуще молочной дымки рыдающе кричали чайки, острые зубы каньона старательно покрывал зеленый налет густой травы. Где-то там, если очень присмотреться — можно узреть небо, заволоченное тучами, так напрасно не пропускающее солнечный свет. Руки случайно соскальзывают с колес, пугающий до окоченения — шорох, на который Тео тотчас же оборачивается, вперив взор в тот странный загадочный коридор, что заставлял лабиринтом плутать, попавший в ловушку ветер. Всего на какой-то краткий миг Тео почудилось, что потусторонний угрюмый силуэт оторвался от черных пошарпанных стен, дабы снова слиться с чернотой статичных теней. Это был кто-то или что-то, лишенный человеческих черт, — Тео в изумлении распахнул губы, смыкая напряженно брови, пока пальцы до побеления вжимались в деревянные поручни.

      — Кто здесь? — дрожащим, срывающимся шепотом протараторил. — Хару, это ты? — осторожно приближается, оглядывая жуткие стены, а на них ничего, кроме стертых рисунков и невысыхающей влаги времен. Странный стук послышался уже где-то из-за спины, пока Тео впопыхах успевает уловить скрытый под фреской проход, заглянув в который — видно лишь чернь.

      — Не смешно, Хару! — распереживался, начиная злиться, перепуганный и побледневший, Тео откатывает коляску назад, туда, где открывался чудесный вид на дикие просторы. Колесо обо что-то спотыкается и Хару чуть было не падает, вовремя ухватившись за край ограды. Трещина, что пошла аккурат по краю бордюра — беззвучно осыпалась, клоками откалываясь прямо на глазах. Тео заторопился, но неповоротливая конструкция плохо слушалась, ему оставалось обогнуть образовавшийся обрыв либо по тонкой тропе, либо же пуститься в неизведанные устрашающие коридоры. Попытавшись собраться с силами, не боявшийся высоты Тео, подгоняемый свистящими порывами ветра, — старается осторожно проехать оставшийся путь по узкому мостику, руки заледенели, от перенапряжения начиная болеть. Дальнее колесо, что у самых пят — предательски врезается в приросший к стене корень, заставляя тележку бесповоротно встрять. Пара резких толчков руками, да таких, после которых на пальцах остаются ссадины, Тео минует опасный участок, с грохотом подбираясь туда, откуда пришел. Прямо там — в густоте слепящей мглы, на его глазах вырастает бесформенная высокая, подоткнутая мраком — фигура неизвестного. Он вышел словно из ниоткуда — сотканный из чужих страхов, бегущий на зов слабых. Он застыл всего в шаге, не переступая границы, словно страшась выйти на свет. Глаза Тео распахнулись, голос задрожал, все мысли из головы сами собой растворились. Синее остроухое существо, со множеством мелких рогов, растягивающее рот в острозубом оскале — в гнетущем молчании посматривало, да так гипнотизирующе. От него веяло первобытным ужасом и чем-то потусторонним. Перед глазами угрожающе мелькнул блеск клинков, — Тео тотчас же впопыхах сдает назад, и страх сорваться в каньон уже не казался таким всеобъемлющим. Кровожадное существо с пустыми склерами зловеще таращилось, пока полностью не исчезло в объятиях теней. Тео откатился назад, останавливаясь возле обрыва, нехотя поворачивая голову в сторону неизвестного коридора. Ему было так не по себе, что его лицо стало серым, а губы потеряли цвет, его всего неконтролируемо затрясло, он никак не мог выбросить из головы увиденное. Он с диким опасением всматривался в тот угол, в то таинственное помещение, откуда вылез непрошенный гость.

      Казалось, солнце уже вот-вот сядет, но Тео не мог пошевелиться, пугаясь мысли наткнуться на нечто необъяснимое — где-то там — в чертогах западного храма воздуха. Тео таил в себе надежду, что кто-нибудь хватится и найдет его, — ведь он как на зло потерял планер — прямо в разгар битвы дня черного солнца, воздух ему сейчас неподвластен, ровно, как и огонь — расчистить путь светом не получится. И чем больше приходили мысли о наступающем вечере — тем сильнее ежился Тео, стараясь справится со своими страхами.

      — Хару, я знаю, что это ты, — откликнулся он скептически на послышавшиеся шаги. Кто-то приближался из-за спины, прямо оттуда — с неизвестного коридора, у Тео все от страха сжалось, но он не подал виду. — Глупая маска, где ты ее взял? — нервно хихикает, оборачиваясь, стоило этому черному человеку появиться вновь. Он что, ходит сквозь стены? — а Тео всего мелкой дрожью сковало. — Нашел среди этого хлама? — смешок, пока этот кто-то плавно и размеренно выходил из тени, давая тусклым лучам облепить его непроглядный силуэт. — Нашел во что переодеться? — это был его последний вопрос, после которого он в исступлении замолчал, застигнутый столь бессердечно врасплох. Обтянутые черной тканью пальцы ложатся на деревянные подлокотники коляски, неизвестный всем своим телом облокотился, приблизив спрятанное под устрашающей маской — лицо. Тео на секунду выдохнул, ведь это всего-навсего кто-то глупо прикалывается, а не кто-то, выбравшийся из мира духов.

      — Эй, что ты делаешь? — заистерил Тео, стоило чужим деспотичным рукам с силой толкнуть. Тео вонзился пальцами в колеса, они остановились перед самым обрывом, он тяжко выдохнул, миновав страшную гибель. — Не смешно, идиот! Сокка, это ты? Твои дебильные шутки переходят все границы! — выругался, а на лбу аж испарина выступила, пока мрачные спрятанные руки неизвестного — вытаскивают припрятанные клинки, с разрезающим воздух свистом — подбрасывая. И тут Тео окатило волной паники, он весь насупился, глаза его вытаращились, он открыл рот, готовый кричать до срыва связок. Одним махом, неизвестный грациозно заточил свои мечи в ножны, чтобы с устрашающей скоростью приблизиться, резким рывком сталкивая коляску с несчастным Тео в млеющий туманом обрыв. Из его глотки вырвался одержимый ужасом визг, что подхватили порывы ветра и камнем на самое дно утащили скалы, пока тот неизвестный, с неестественной безупречностью, под толстым слоем маски — упивался содеянным, так поразительно не проронив ни звука.

*      *      *

      Однотонные стены, узкие прямоугольные пространства и самое жуткое — лишенные ручек окна и двери, — Азула поежилась, делая глубокий вдох, полностью игнорируя подкравшиеся ощущения.

      — Наш пациент находится в очень ранимом возрасте, а те ухищрения, что уготовила судьба для этой девочки — истинное испытание, — Азула остается неподвижной и переводит один лишь только взгляд. Поправляя сползающие с переносицы очки, держа целую стопку сшитых бумаг, с уверенным тоном пояснял доктор. Для отпетого старца он был слишком молод, а вот для мужчины — излишне невысок, он едва достигал самой Азулы. Его просвечивающая сквозь толщу прозрачных волосков — лысина, отражала тусклый солнечный свет.

      — Вы что-нибудь нашли? — уточнила принцесса, обращаясь взором в расползающихся пациентов, что притихли в главном холле.

      — Это врачебная тайна, ваше высочество… — начал уклончиво он. — Как таковых органических повреждений я не нашел, наши целители смогли лишь ощупать импульсы, что то и дело вспыхивают в ее голове, а они в пределах нормы… — пожимает он плечами, убирая несколько бумажек в широкие карманы халата. — Я часами мог беседовать с вашей подругой… — казалось, он хотел мечтательно чем-то поделиться, но не дрогнувший вид принцессы вселял опасения. Азула выхватила образ подруги дотошно и без промедления, — Тай Ли беззаботно сидела на коленях, облокачиваясь всем телом о маленький столик. Азула поморщилась, стараясь скрыть омерзение, что одурманивающе накатило, — и дело даже не в этом запахе, которым, казалось, пропитались эти, безликого цвета — стены.

      — А сейчас, на сцену выходит… — доносится до Азулы слабый шелест чужого голоса. Тай Ли сидела спиной. Остальные пациенты разбрелись по своим делам, занимая себя любимыми делами.

      — Полундра! Полундра! — эти возгласы были чуть громче обычного, Азула смотрела и не могла отвести глаз. Струящиеся слегка волнистые волосы — точно водопадом — рассыпались у Тай Ли по спине, от каждого легкого шороха — они колыхались, а на свету переливались, точно золотые.

      — Она не опасна? — начала издалека принцесса, не в силах подобрать слов, что мешкались у нее в голове, стоило представить, что Тай Ли обернется.

      — Могу вас уверить, что если этот человек для кого-то и опасен — то не для вас… — а доктор опустил странный взгляд в раскинувшиеся перед ним бумаги, Азула сощурила внимательный взор, читая лишь скромное «История болезни», у нее был шанс выхватить хоть горстку таящихся в Тай Ли тайн, однако доктор сомкнул папку, убирая ее подальше. — Она у нас самый лучший пациент, — с какой-то гордостью начал, посматривая в ссутулившуюся фигуру Тай Ли. Она, словно почувствовав — вдруг приподняла голову, и солнце пролило свет на впутавшийся в ее пряди ярко-красный венок из бумажных цветов, — Азула испытала странное чувство, сгибая руки в локтях, касаясь озадаченно губ. Тай Ли, точно маленький ребенок — трясла миловидно головой, меняя тембр голоса, будто взаправду с кем-то разговаривала, но ничего, кроме мягких стелящихся волос — невозможно разглядеть. — У нее идеальный нрав, — а доктор продолжил. — Это самый приятный пациент из всех, что нам попадался — кроткая, послушная, сговорчивая и очень мягкая, — а он хвалил ее с такой любовью, с такой заботой, что брови Азулы сами собой опустились, а губы сжались. — Всегда с улыбкой встречает рассвет. Никогда не идет против режима — настойки и лекарства не нужно даже упрашивать пить. Тай Ли все делает сама — она была слепо на все согласна. Идеальное поведение, — на последнем слове он восхитился ею, чем больно задел принцессу. Лицо Азулы разгладилось, она не изменилась в выражении, даже не думая выдавать истинных чувств, ее губы лишь слегка тронула недобрая улыбка. — Она шла на контакт, мне удалось опробовать на ней собственные методики по психоанализу. Ее интеллект чуть выше среднего, а потому она не всегда могла дать объяснения тем или иным вещам, однако она старалась… — доктор всецело был на стороне своего пациента, и Азулу это так остро оскорбляло, что она ничего не могла с собой поделать.

      — Нам пора спать… — этот голос заставил их притихнуть. Тай Ли села вполоборота, сжимая детскую игрушку, которой парила в воздухе. — Крольгуру, крольгуру! — закричала она с театральным надрывом, в другой руке сжимая лосельва.

      — Откуда у нее игрушки? — а принцесса тяжело выдохнула, изможденно касаясь лба, опуская взгляд. Ей было не жаль, скорее чрезвычайно стыдно, — Азуле вдруг резко почудилось, что весь медперсонал, побросав свои дела — смотрит, злобно перешептываясь и показывая пальцем. Надо же, с дурой связалась!

      — В самый первый раз, когда вы ее посетили — после этого пришли ее родители, — с задумчивым видом пояснил. — Они принесли ей уйму игрушек, сладостей. Ее мама расчесывала ей волосы, Тай Ли тихо всхлипывала, а потом, когда поняла, что они не смогут ее забрать — громко плакала… — на его лице напряглись мышцы, хоть голос и остался полон официоза. — Больше ее никто не навещал, не беспокойтесь, — слегка обернулся, а Азула пристально на него посмотрела, испытывая внезапное и необъяснимое чувство ревности. Оно нарастало, точно раздувающийся мыльный пузырь, что готов вот-вот с надрывом лопнуть. Ей претила сама мысль, что кто-то может быть важнее и лучше, что есть люди, что есть девочки — которые нравятся другим больше, несмотря на то, что их интеллект мог оказаться чуть выше среднего, — Азула выдавила из себя каверзную ухмылку, сокрывая всю алчную злость, что взыграла в ней разом.

      — Зачем вы мне врете? — а голос принцессы стал пугающим, невозмутимым, а отчего слышался стальным, точно клинок. Азула устрашающе спокойно обернулась, чтобы окунуть в мужчину пронзительный бескомпромиссный взгляд, которым она готова была покарать.

      — Ой! Точно! — схватился он в свою седовласую бороду, нахмурив лоб. — Принц Зуко! Ваш брат — он приходил, — льстиво закивал. — Запамятовал просто, извините, всех так и не вспомнишь, — он старался усыпить ее бдительность, но лишь только накалил.

      — Что он с ней делал? — ее лицо лишь слегка передернуло, она с выжиданием волчицы вцепилась интересом в доктора, готовая за любую неосторожно брошенную фразу — растерзать. Она была полна невысказанного гнева, что растекался по пальцам расплавленным железом, ревность билась в ней так, как о берег бьются штормовые волны. Она не могла простить Зуко родившихся внезапно ревнивых фантазий, от которых кругом шла голова. Ну Тай Ли же такая хорошая. Она же такая покорная, такая послушная… — а червь зависти пожирал сам себя, оставляя после — лишь кости и пепел.

      — Господин прибыл без предупреждения, — приподнял он обезоружено ладони. — Он отдал приказ, которому я не мог не подчиниться, — затараторил, ведомый страхом, пока лицо Азулы даже не изменилось, оставаясь все столь же напускно-бесстрастным, пока одни только глаза — горели кровожадно. — Он уверял, что вы в курсе его визита, — закивал головой. — Это было ровно на следующий день, после фестиваля Двенадцати… я подумал, что вы отправили его справиться о самочувствии Тай Ли… — стоило ему произнести это имя, как сияющий, отражающий в себе детскую наивность взгляд — отыскал их обоих.

      — Азула! — отбросив игрушки и все свои дела, Тай Ли вскочила легкими грациозными движениями, сделав несколько оборотов вокруг себя — понеслась на встречу принцессе. Ее объятия показались десятками стрел, что вонзились в сердце и грудь одновременно. Она вцепилась в нее, точно перепуганный котенок, что острейшими когтями забрался под кожу, — Тай Ли пахла ладаном, целебными травами и местным мылом, — от этого запаха закружилась голова. Она резко отстранилась, заглядывая принцессе в глаза, — Азулу пробрал до дрожи этот неестественно счастливый, пышущий энергией — улыбающийся взгляд. Это было также странно, как если бы овечка обгладывала волчицу, — Азула не могла объяснить противоречивых чувств, что закровоточили, стоило Тай Ли с небывалой невозмутимостью — приблизиться. Да так, словно всего этого не было: ни Синей Маски, ни лечебницы, ни предательства, ни Зуко… — некие отголоски совести кольнули принцессу, однако этого было недостаточно для нормального человека, такого… как Тай Ли — живого и, на первый взгляд — беззаботного. Она была словно собака, что лижет руку, которая ее бьет, — Тай Ли испепеляла немигающими, широко раскрытыми глазами, переполненными поразительной ласки, пока пальцы цепко впивались в принцессу. И Азуле не верилось, что радость подруги может быть искренней, — нет. Тай Ли готова на все — лишь бы выбраться.

      — Зуко приходил? — а Азула, не теряя нить повествования, смотрит внимательно, но с ощутимым укором. Тай Ли растерялась, отдалилась, заметно подрагивая, но все еще не переставая светиться от счастья. Азула даже не осознавала, насколько происходящее не имело для нее никакой ценности: насколько все ее мысли оказались заложником одного только Зуко… заложником Синей Маски. И она была готова на многое — на всё, лишь бы его вернуть, лишь бы посмотреть в его вероломные, преисполнившиеся бесчинствующей уверенностью, — глаза. Ее низводило мучительное чувство незаконченности, смириться с которым она никак не могла.

      — Д-да… — кивнула неохотно Тай Ли, не убирая широкой улыбки, которая уже скорее казалась скорбной, ежели искренней. — Приходил… — она растерялась.

      — Он спал с тобой? — а Азула склонила голову, выглядя жутко, вглядываясь маниакально, не готовая стерпеть очередного предательства. И Азула уже несколько раз представила, как полыхнут эти роскошные русо-каштановые волосы, стоит лишь заподозрить…

      — Ч-что?.. — а Тай Ли, простодушно повторив за Азулой — склонила голову, продолжая глупо ухмыляться, пока Азула всматривалась беспринципно, сухо. Ее пробирающий тираничный настрой не сулил ничего хорошего, хоть Тай Ли и постаралась разрядить обстановку, глупо рассмеявшись.

      — Принцесса, понимаете, это недопустимо… — начал было вклиниваться доктор, вставая между ними, стараясь унять зарождающуюся перепалку.

      — Молчать! — Азула посмотрела на него беспощадно, деспотично повысив голос, да так, что на них обернулись все присутствующие.

      — Не-ет, — а Тай Ли посмотрела на нее исподлобья, хитро сощурив глазки. — Он подарил мне кое-что… — а Тай Ли добавила приглушенно, пленяя своей таинственностью. — Идем, я тебе покажу… — поманила она, пока Азула, съедаемая жгучим нетерпением — поддается, да так, как поддавалась всегда на провокации собственного брата. Тай Ли отошла к шкафчикам, что стояли в ряд — одинаковые и бессмысленные, очень узкие и ни разу не вместительные.

      — Зачем они? — ткнула Азула пальцем в протяженную стену из идентичных шкафов, оборачиваясь на медперсонал.

      — Здесь каждый из нас хранит что-то важное, — а Тай Ли отзывается, пока Азула претенциозно приблизилась, заглядывая в темноту разверзнувшегося шкафчика. На нее посматривал всякий девчачий хлам: украшения, заколки, вырезанные из цветной бумаги лилии, разноцветные блокнотики и куча игрушек, — Азула надменно закатила глаза, усмехаясь. — Вот, смотри, — закопошилась Тай Ли, чтобы в какой-то момент выйти в свет, держа в руках поразительно удачную новенькую фестивальную маску. — Он сказал, что ему жаль, что я пропустила фестиваль. И, что я хорошо бы смотрелась в этом… — протягивает маску зайчика, пока лицо Азулы остается неподвижным, натянутым.

      — Хочешь выбраться отсюда? — а Азула оказалась настойчива, дерзко останавливаясь в опасной близости, да так, что Тай Ли натыкается на дверцы чужих шкафчиков, приподнимая на принцессу обескураживающий преданностью взгляд.

      — Я сделаю всё! — а Тай Ли распахивает уста, от столь ярких эмоций готовая словно бабочка — затрепетать, приклоняя колени. Все что угодно… — а Тай Ли глотает ее вздохи, упиваясь столь странной близостью: это возвышало, это накаляло — это будоражило.

      — Надо поймать Синюю Маску, — а лицо Азулы моментально изменилось, гнев сошел на милость, она сделала шаг назад, давая преисполнившейся восторгом Тай Ли — обессиленно рухнуть на пол.

*      *      *

      — Не знаю, как вы, но я голодна, — Аанга отвлекает скучающий, но таящий в глубине надежду, — голос невольно нахмурившейся Тоф. Последним рывком Аанг расстилает парочку пледов, устремляя взор на произрастающий из расщелины грозный, инкрустированный изогнутыми колоннами — водопад.

      — Как необычно, что есть хочет кто-то помимо Сокки, — а Аанг косится на друга, что сбрасывал с Аппы тяжелые доспехи, высвобождая.

      — Мальчики, подождите! — а Катара сразу же отозвалась, недовольно сверкая глазами, несдержанно выдохнув. — Я не могу делать сто дел одновременно, — Катара выступила вперед, выжидательно посматривая, требуя понимания.

      — А причем здесь мальчики? — рассмеялась Тоф.

      — Тоф, ты теперь в нашей команде сильных и независимых, — подсобил Сокка, отчего Тоф расхохоталась только пуще.

      — Дурачки, вам лишь бы веселиться, у меня у одной, видимо, не выходит из головы сорванное Затмение, — а Катара несдержанно отбросила плед, подходя к другой сумке, начиная взбалмошно выворачивать.

      — Ну так пошла бы и прогулялась с Хару и Тео, голову проветривать — это жизненно необходимо, — а Тоф невозмутимо откинулась на каменные обломки, вальяжно протягивая ноги.

      — Ха-ха, — натянуто процедила Катара, сдвигая угрожающе брови, ее напряжение обдавало каждого, хоть она и старалась это скрыть. Ее руки аккуратно достают припрятанные продовольствия. Она неторопливо заставила небольшой выпирающий камень еще теплыми кушаньями, не произнося ни слова, ставя перед Тоф импровизированную тарелку.

      — Единственное, чем хорош наш налет на Кальдеру — эти вкусности, — мечтательно обвела слепым взглядом кушанья Тоф, прежде, чем с голодным видом наброситься.

      — Это меньшее, чем они могли нам отплатить… — отстраненно произнес Аанг. — Хоть я и не приветствую мародерство…

      — Ой, да брось вести себя как само совершенство, можешь расслабиться, — присел рядом Сокка, беря плошку с рисом.

      — Хару! Тео! Идите обедать! — громко крикнула Катара в темную расщелину, из которой то и дело — подвывал блуждающий ветер.

      — Им меньше достанется, — пожимает плечами Тоф.

      — Нельзя все так варварски сжирать, мальчики тоже помогали, — а Катара забирает несколько блюд, припрятав в сумку.

      — Ты все переживаешь насчет того дракона… — а Тоф, не подбирая выражений, хлестко и незамысловато, наносит Катаре сокрушительный удар. Мальчики даже перестали жевать, вперив в Катару весь интерес, пока та, изо всех сил сдерживалась, стараясь унять дрожь.

      — Я никогда не видела такой силы… — а она поднимает обездоленные глаза, обдавая взором присутствующих, не останавливаясь ни на ком, будто сверля пустоту. — Мы были разгромлены в считанные секунды… — когда она говорила, то ее веки подрагивали, пока голос казался загробным. — Похожие ощущения я испытала, когда Джао убил Дух Луны… это чувство, словно вся кровь отливает от ладоней, и становится так холодно. Кажется, что магия никогда не отзовется, а вода больше никогда не откликнется. Это страшно… — а лицо Катары было излишне серьезным, она заговорила, будто сама с собой, не нуждаясь в слушателях: — Я не знаю, как он это делает, но вода меня не слушается… — запнулась, набирая в легкие как можно больше воздуха. — Он делает меня обычным человеком… — а глаза Катары заблестели от страха. — Луна делает меня сильнее, но когда приходит этот дракон — я бессильна, — она была подавлена, голос ее почти сорвался на плачущий шелест, пока лицо застыло в ужасе.

      — Я тоже не мог покорять воду, — согласился Аанг, но попытался придать выражению добродушные нотки, касаясь Катары, а она одернулась, как от огня.

      — Против лома — нет приема, — пожимает плечами Сокка, пережевывая курицу.

      — Все закончилось, Катара, — а Аанг смотрит на нее испуганными глазами, словно не узнавая.

      — Нам надо его убить, — она сказала это крайне тихо, но в пугающе нависшую паузу, пока все взгляды не обратились, зловеще — к ней.

      — Мы не можем… — вклинился было Сокка.

      — Нет! — вдруг не выдержал Аанг, перебивая начавшийся гвалт возмущений. — Он последний в своем роде, — брови Аанга свелись в праведном гневе, ему не верилось, что кто-то из его сторонников допускает мелочную мысль об убийстве. — Он потомок Духов Луны и Океана…

      — Это легенда! — не выдержала Катара, разочарованно распахивая уста. — Аанг, мы должны…

      — Нет! — а он тверд и убедителен, неморгающие взгляды Тоф и Сокки устремились на них. — Мы не уподобимся Народу Огня. Катара, ты хоть подумай, какие мысли в тебе зародились! Черные, злые. Убив его — ты истребишь весь драконий род, — он замотал головой собственным мыслям, не в силах даже представить дальнейший исход. — Я не буду брать на себя этот грех, и никому из вас не советую, — а Аанг осуждающе окинул взором каждого.

      — Да мы и не думали, — начал было Сокка. — Да, Тоф? — переводит на нее взор, ища поддержки.

      — Я не маг воды, мне ни горячо, ни холодно с его способностей, — а Тоф каверзно подчеркнула свое превосходство, лишь догадываясь, как, должно быть, изменилось выражение озлобившейся Катары.

      — Давайте разожжем костер? — решил резко вклиниться в разговор Сокка. — Смеркается, — поежился от утробных завываний ветра.

      — Здесь кто-то есть… — Тоф странно притихла, пока руки Сокки начали искать пропавшее в суматохе огниво. Переполошившись, ребята повскакивали со своих мест, оборачивая обескураженные взоры в непроглядную чернь заброшенного храма.

      — Хару? Это ты? — осторожно спросил Аанг, беря посох и направляя его в неизвестность.

      — Нет, это не он, — замотала головой Тоф.

      — Жуткое место, — вклинился Сокка, продолжая напрасно искать огниво.

      — Я пришел помочь, — странный, подхватываемый ревом ветра, усиленный мистическим эхом — чей-то обезображенный, но до боли знакомый голос. Все резко замерли, начиная странно переглядываться, как будто все еще надеясь, что это чья-то злая шутка.

      — Ну вот, Катара, — зашипел Сокка. — Зачем ты говорила об убийстве дракона? — крутит пальцем у виска, осуждающе понизив голос. — Духи пришли покарать нас… — последнее он добавил дрожащим шепотом, практически прячась за ее спину, стоило яркой вспышке озарить утонувший во тьме храм.

      — Нет, это не духи, — замотала головой Катара, продираясь взглядом сквозь толщу ослепительных языков пламени, что зловеще манили. Катару слабо затрясло, стоило сизой рогатой голове явить свой поразительно монструозный вид, — она сглотнула, не сразу понимая, что такое удалось узреть. Ее руки действовали инстинктивно, призывая бьющую с горного фонтана воду, окутывая заботливо присутствующих. Она слепо почти вступила в бой с неизвестным, представляя, как сразит одним ледяным ударом. Аппа, пробудившийся от скорой возни — громогласно захрипел, нагоняя жути, пока Катара всматривалась сквозь пляшущий в чужих руках огонь, что порождал безумный нечеловеческий силуэт, застрявший где-то там — в отчаянных глубинах храма.

      — Это духи! Это духи! — заверещал внезапно Сокка.

      — Этот храм заброшен, — насупилась Тоф, плохо осознавая, где находится притаившийся.

      — Если храм заброшен, — начал было Аанг, взмахнув посохом. — То чаще всего его заполоняют злые духи, — Аанг смело выступил вперед, одним жестом уверяя Катару довериться.

      — Аанг, не ходи! — продолжил побаиваться Сокка.

      — Вот только Храм воздуха — это не храм духов, а храм тысяч неупокоенных костей, — Аанг смело чеканил шаг за шагом, наблюдая растущий на глазах силуэт, и чем ближе он подбирался — тем больше тот обретал человеческие черты. Лицо напряглось, пока он пытался что-то отчаянно вспомнить, ведь то, что мелькало в тысячи сверкающих зарниц — было ему знакомо. — Я чувствую в тебе осколок чужой души, — а Аанг остановился, не доходя, вытягивая интригующе руку, охватывая чужое присутствие, и с плотно закрытыми веками, — Аанг втягивает как можно глубже воздух, чувствуя, как приятно наполняется грудная клетка. Его всего окружила толща странных нелепых и неразличимых друг от друга голосов, что затараторили — точно демонический хор, все без конца ускоряясь и ускоряясь, пока не породили умопомрачительный неразборчивый гвалт. — Ты — сын Луны, — глаза Аанга распахнулись, его татуировки лишь едва ощутимо блеснули, тогда как чутье подсказывало, что стоящий перед ними — творение иного мира.

      — Я всего лишь Зуко, — а этот кто-то вышел из темноты, неся себя с завидным самодовольством. Одной рукой зарождая алый цветок пламени, а другой, облаченной во все черное — он сдирает с себя синее чужеродной лицо, которое оказалось всего лишь маской.

      — Да какой он сын Луны? — возмутился Сокка, резко подбираясь ближе. — Копченый принц и страшный предатель!

      — Синяя Маска, — а Аанг, игнорируя выпад друга, не мигая следил за Зуко, чьи пальцы пригладили волосы, а затем он всмотрелся, да так, что от его энергетики летели искры. Аанг видел то, чего не увидел бы каждый: Зуко вызывал опасения, призывал презрение, но так и остался неразгаданной тайной.

      — Убирайся! — угрожающе закричала Катара, спуская затаившуюся в напряжении воду — прямо на того, кто подло притаился в тени. Водяные потоки заскользили так быстро, что со свистом разрезали воздух. Послышался сильный грохот — вода бестолково вбивалась в камни, пока неуловимый принц скрылся, в не сулящей ничего хорошего — темноте, огибая чужие удары, оставаясь неуловимым.

      — Я на вашей стороне, — а он оказался поразительно ловким и тихим, появляясь прямо за спиной, ничего не подозревающей Катары. Она испугалась, потеряв равновесие — покорившаяся вода моментально рассыпалась в воздухе, пока его преисполненные картинной галантности руки — удержали Катару от неминуемого падения. Он смотрел на нее так, что дыхание учащалось, а сердцу в груди становилось тесно. Она раскрыла в невинном удивлении уста, пока всматривалась в завораживающие глаза, — прямо как в тот раз… — подумала Катара, а ее аж изнутри сковало. Он смотрел на нее преданными верными глазами, что обещали любить ее вечность, — и он вновь спас ее — укрыл от падения, защищая собой. Ну разве мог такой человек быть плохим? — ее мысли рвались на части, она не хотела верить ему, припоминая все ужасы, что творились в катакомбах Ба Синг Се.

      — Ты уже обещал мне это однажды! — а Катара, стоило ногам прощупать твердость земли, скинула с себя его призрачную заботу, отталкивая обратно во тьму.

      — Не обольщайся, но дело не в тебе, — а Зуко лишь надменно отряхнулся, его огненный нрав вспыхнул, точно спичка, разжигая собранные кучкой поленья, освещая помещение.

      — Ну да, так мы и поверили, держи нас и дальше за идиотов! — громогласно вступился Сокка, пробираясь вперед, расталкивая присутствующих, угрожающе выся острый бумеранг.

      — Это правда, — а Зуко, без лишних истерик заключил, исподлобья посматривая на каждого и ни на кого одновременно.

      — Один раз я уже доверилась тебе и больно поплатилась! — Катара вырвалась вперед, пока глаза ее сверкали отблесками неукротимого пламени.

      — Да как вы не понимаете?! — вскипел Зуко, а потрескивающий огонь, вторя его настроению — разбушевался. — Азула шантажировала меня! — а одной своей фразой, он погрузил всех в удручающее молчание, все взгляды оказались обезоружено прикованы к нему, не упуская из виду. — Она захватила моего дядю и угрожала убить, если я не пойду у нее на поводу! — его руки взметнулись к небу, а голос срывался, будто он пытался кого-то перекричать. — Я всегда! Всегда был на вашей стороне. Катара, тогда — в подземельях — я сказал чистую правду, — от его неосторожно брошенных слов — Катара смутилась, а он продолжил. — Азула подлая и коварная, — он подливал безжалостно масла в огонь их ненависти, заставляя каждого ненароком согласиться. — Она поняла, что я переметнулся и использовала запрещенный прием! — следом наступила животрепещущая пауза, после чего все присутствующие задумчиво переглянулись. — Кроме дяди у меня никого нет… — а он драматично, на разрыв — заключил, опуская взгляд. — Я не мог допустить его гибели… — с честью принца добавил.

      — Но зачем Азуле ты? — вступил в игру до этого помалкивающий Аанг, делая шаг навстречу. — Она же хотела тебя убить.

      — Она всегда хотела помыкать мною, — он не растерялся, быстро найдя что ответить, лишь сильнее наводя смуту. — Даже как будущим королем, — пожимает плечами, а воздух, казалось, стал вязким, обстановка неизбежно накалилась, однако он один был в центре всеобщего негодования. — У нее был план убить тебя, — указывает на аватара, после чего все посмотрели на Аанга со смесью страха и понимания. — Но Азула была не уверена в своих силах, а потому прикрылась мною! Она ведь сказала Озаю, что тебя подстрелил я! — на его громких речах, сквозь ночную тишину — все потрясенно ахнули. — А потом, когда оказалось, что ты выжил — весь удар получил я, как она и предсказывала, — а Зуко опустил голову, давая им время осмыслить услышанное. — Подлая стерва! — красочно и искренне выругался, а затем резко поднял взгляд, находя в чужих лицах трепет и даже — сочувствие.

      — Но как ты сбежал? Почему? — не смог остаться в стороне Аанг.

      — Что с твоим дядей? — а Тоф, словно очнувшаяся от оцепенения — подала голос. — Она его убила? — в ее голосе чувствовалась нервозность. Он всгоношил их привычный мирок, заставляя тлеть с таким же нетерпением, как те поленья, которые обгладывал пожирающий беспощадный огонь.

      — Мы с дядей с самого начала задумали план побега, — пояснил невозмутимо Зуко, начиная ходить кругами, пока остальные, будто прикованные — следили за каждым его неосторожным движением. — И свершили его в день затмения! — он повелевал ими, точно околдованными, вызывая нужные чувства, с которыми излишне сложно бороться. — Я даже почти убил Хозяина Огня, — все присутствующие, несдержанно ужаснулись, пока Зуко, отворачиваясь, коварно улыбнулся. — Будь я не на твоей стороне — зачем мне это делать? — обернулся резко, дерзко, отыскивая среди полчища глаз одни — те, что принадлежали аватару. — Я бы остался в столице и принял присягу — это было проще простого, — старательно вводит в заблуждение. Они аж растерялись, перекидываясь взорами, точно спрашивая друг друга, что им делать.

      — Складно поешь, птичка, — не выдержала Тоф. — Что-то тебе помешало… — а она осталась непредвзятой, казалось — единственная, во всем этом, поглощенном темнотой месте.

      — Резонно… — качнул головой Сокка, складывая руки на груди.

      — Видно, что никому из вас неведомо, о чем вы рассуждаете… — а Зуко бравадно усмехнулся, не теряя напускного величия, казалось — стыд, это не то, что ему свойственно. — Озай силен, а Азула его каратель. Цепной пес, — сказал, поморщившись, точно от прокаженной.

      — Завидуешь ему? — Сокка недоверчиво прищурился, саркастично поиграв бровями.

      — Нисколько, — ядовитая ужимка, его мысли оказались недосягаемы, тогда как истинные чувства — заперты на тысячи замков.

      — И ты пошел против отца? — Аанг заговорил уже более мягко, на одном уровне чувств — протягивая перебежчику руку.

      — Он мне даже не отец… — а Зуко фыркнул, тотчас же пряча взор.

      — Как это? — воспротивился Сокка.

      — Мой настоящий отец — Азулон… — а Зуко сказал это твердо, складно, но очень скромно, складывая руки на груди, точно эта тайна — его маленький козырь, которым он решил воспользоваться. Команда аватара испуганно вздрогнула, синхронно ахнув, все тотчас же устремились на Аанга, который, казалось, даже не услышал этого. Выражение аватара не изменилось, однако его молчание странным образом подпитывало Зуко, давая силу. — Озай признался в этом, когда я загнал его в ловушку, — он хвалился, да так нескромно, но это возымело страшный по силе эффект — от него невозможно было оторвать глаз. Он расцветал в совершенно другом — ином, до этого невиданном ни для кого амплуа. — Клянусь, я почти убил его, — а он сказал это с гордостью, хоть и пытался не кичиться. — Как Азула почти убила тебя, Аватар… — а тон Зуко стал приглушенней, тогда как сомнения в глазах смотрящих — эфемернее.

      — Стоп-стоп… — а Сокка ворвался в напыщенную тираду Зуко — бессовестно и без приглашения, чем вызвал его мимолетное раздражение. — Хочешь сказать, что твой отец — твой дед? — это прозвучало как пощечина — оскорбительно, Зуко и сам не мог представить, как больно это будет звучать со стороны, особенно, когда на чужом лице расползлась уничижительная улыбка.

      — А твой дядя тебе не дядя? — Тоф поморщилась, касаясь лба, будто именно сейчас до нее дошла вся серьезность происходящего.

      — А твой отец — твой брат? — Аанг загадочно подытожил, оборачиваясь к Тоф, которая лишь пожимает плечами.

      — Твоя мать и твой дед?.. в смысле они… ну-у… то самое?. — Сокка растерялся, раскраснелся, не зная столько приличных слов, дабы описать, пока Катара смерила брата вялым негодованием.

      — Прекратите! — выругался Зуко, не ожидая, что это так больно заденет его самолюбие. — И так тошно от этого всего, — его брови виновато опустились, тогда как уголки губ злобно поползли вниз. — Моя жизнь теперь никогда не станет прежней, — а он, униженный — красиво добавил, вызывая приступ сострадания. — Я просто пытаюсь доказать вам, что то, что осталось в Кальдере — не имеет для меня никакого значения, — красноречиво распалился, пока его голос переходил в тираничный рокот. — Вся моя жизнь — одна сплошная ложь! — раскаиваясь добавил, опустив взгляд на свои облаченные в черные перчатки — руки. — Я даже не знал, что дедом моей матери был аватар Року! — всплеснул он гордо, смело, находя внимание одного только аватара — ценным.

      — Аватар Року твой прадед… — Аанг загадочно закивал, пока все остальные недоверчиво перекидывались взглядами, чувствуя себя лишними. — Тебя коснулся дух Луны… — а Аанг подходит к нему, бесстрашно минуя просьбы друзей, протягивая руку, идя навстречу тому, от кого отказались все, кроме духов. Пальцы Аанга заботливо коснулись белесых волос, что произрастали на месте обгоревшей, облысевшей когда-то — плоти. Зуко почувствовал доброту чужих прикосновений, ощущая с аватаром нерушимую особенную бестелесную связь. Аанг мимолетно улыбнулся, прикрывая веки, словно прислушиваясь к тому, что связывало принца с миром духов. Незыблемая пелена тайн и загадок, в которых он не единственный оказался на перепутье двух миров.

      — Юи не стала бы спасать плохого человека, — затянувшуюся паузу, нарушил печальный вердикт Сокки. На этих словах глаза Катары виновато забегали, не зная куда приткнуться, ведь она ощущала свою ничем не оправданную причастность. Наверное, если бы там — в подземельях она не осмелилась совершить той роковой ошибки: дав Духу Луны встретиться с Зуко — он не стоял бы здесь, окруженный необъяснимой заботой и пониманием. Катара ощутила тяжкий груз, что невидимой пеленой полег на ее девичьих плечах.

      — Полностью согласен! — закивал Зуко, находя неожиданно союзника в Сокке, пока Аанг неторопливо отстранился, оборачиваясь к своей команде. — А кто такая Юи? — весь восторженный запал Зуко резко исчез, стоило ему задуматься, обратившись к Аангу.

      — О духи, ты даже не знаешь, кто это?! Да будет тебе известно — это девушка из Северного Племени воды. Принцесса. Ты подло напал на нас в Оазисе духов! — несдержанно набросилась на него Катара, преисполняясь гневом от происходящего. — Ты обязан ей жизнью! — а она приблизилась, с ненавистью ткнув пальцем в его, мерно вздымающуюся, грудь.

      — Я обязательно отблагодарю ее, — заверил Зуко, но Катара видела, что все что он говорит — лишь уловки и манипуляции, однако, казалось, никто кроме нее этого не заметил.

      — Она умерла, — надменно прерывает его красноречивую тираду Катара. Он смотрел на нее с малодушием, явно сдерживая низменное желание ударить побольнее, а у самого на лице застыла восковая улыбка, и чем больше Катара всматривалась — тем больше он пугал ее. Она захотела сделать шаг назад, однако сдержалась, выстояв столь обуреваемый до самых чресел — мрачный безжизненный взгляд. От него исходил неповторимый, леденящий кровь — шлейф, он заставлял внутренности встревоженно дребезжать, даже в самую тихую ночь она бы не могла позволить себе уснуть там — где спит этот человек. Плотным облаком, заволоченная ночной дымкой, подначиваемая треском костра — их обуяла долгая пауза, которую так никто и не смел нарушить.

      — И все из-за вашего мерзкого адмирала Джао, — Сокка покосился на Зуко, выжидая его оправданий.

      — Он и мне никогда не нравился, — а Зуко не заставил себя ждать, поднимая обезоружено руки. — Он кстати распускал обо мне сплетни и хотел убить, — понимающе закивал. — Желал жениться на Азуле… — а эта фраза вызвала у многих недоумение, однако лицо Зуко украсило странное маниакальное выражение, которое он силился замаскировать под непринужденность.

      — Во дела… — протянула Тоф, приподнимая брови. — Тот забавный старик с чаем — это же он твой дядя? — резко сменила тему. — Я ничего не путаю?

      — Да, это он, — мечтательно заключил Зуко, отворачиваясь, дабы полюбоваться синевой обтянутого ночью неба.

      — Где он? Что с ним? — а Тоф проявила львиное рвение, в ее голосе произрастали отчетливые нотки беспокойства.

      — Без понятия. Он сбежал — это все, что я знаю, — безразлично пожимает плечами, не в силах выдавить из себя сострадание.

      — Стоп, погодите, — вдруг дернулась Катара, уставившись в глубины, которые рисовал заброшенный храм. — Уже солнце село, — ее обеспокоенность вводит в смятение, заставляя насторожиться. — Где Тео и Хару? — а Катара, освещенная угрюмым пламенем, оборачивается, не скрывая нервозного трепета, прикусив в страхе губу.

*      *      *

      Многочисленные стража и слуги мерно сгибались в уважительном поклоне, стоило ее шагам даже издали обрисоваться.

      — Ваше высочество, — припали две молодые служанки, побросав неотложные дела. Казалось, в этом дворце нет ничего важнее, чем настроение королевских господ. Скорый шаг срывается на мелкие перебежки, в желании угнаться за несгибаемым и твердым шагом принцессы. Тай Ли в суматохе вертит головой, ощущая себя внутри дворцовых коридоров — точно в петлях тюремных лабиринтов. И столько вооруженной стражи, точно в лечебнице. Тай Ли мягко засеменила, в какой-то момент теряя по дороге туфельки, — она остановилась всего на секунду, не зная как поступить: бежать за принцессой дальше, или же?..

      — Ну что ты там копаешься? — Тай Ли испуганно вздрогнула, стоило услышать недружественный возглас, скорее похожий на жестокий приказ. Тай Ли, краснея перед ликами стольких людей — всего на секунду припала к коврам, подбирая слетевшие туфельки, чтобы прижимая их к груди, сорваться на бег. Азула ступила на длинную двуярусную лестницу, — босые, стертые в мозоли ноги вдруг коснулись ледяного черного мрамора, что лишь изредка был испещрен бледными прожилками. На секунду Тай Ли застыла, разглядывая свое смутное отражение в отполированном до блеска камне. Услышав, что принцесса удаляется, Тай Ли, срывая дыхание — бежит вприпрыжку, перешагивая сразу несколько ступеней, дабы как можно скорее нагнать Азулу. Азула столь обидно — так и не обернулась. Ни разу, словно Тай Ли не существовало, или будто из подруги она в одночасье обратилась в тирана. Ее пугающе невозмутимая походка и такое же обездвиженное непроницаемое лицо, взгляд которого внушал ужас. Беря себя в руки, перебирая мелкими шажками роскошные ковры, Тай Ли едва настигает принцессу, не в силах поравняться. Это было странное неописуемое чувство, будто теперь, когда Тай Ли выбралась из столь глухой, духом забытой тюрьмы — она ощутила себя должной. Обязанной жизнью, ведь принцесса подарила Тай Ли свободу. И лишь солнцу и луне известно, как долго, в кругу однообразных стен, замурованная, под толстым слоем охраны — она не могла уснуть, а закрывая веки, ее воображение рисовало облик одной только Азулы.

      — Ты будешь жить здесь, — а Азула наконец остановилась, строгим сухим приказом оглашая свою волю.

      — Да, принцесса, — а Тай Ли аж вся затряслась, чувствуя всю скверну, которой успела пропитаться в столь позорном месте, — как лечебница для душевнобольных. Жизнь Тай Ли оказалась в одночасье сломлена: с одной стороны — она мечтала вернуться в лоно полюбившейся «новой семьи», с другой же — она хотела забыть все случившееся, как страшный сон. Тай Ли упала на пол, сгибаясь, точно провинившаяся, а затем из ее груди вырвалось грудное рыдание. Азула не обернулась, лишь взглянула через плечо, и Тай Ли было невдомек, как же сильно ее горе порадовало, на первый взгляд равнодушную — принцессу. Азула скучающе закатила глаза, манерно рассматривая длинные ногти, находя в них одни лишь изъяны.

      — И долго ты собралась тут полы протирать? — а Азула обернулась, пока ее выражение надменно смеялось, ведь Тай Ли отнимает лицо от начищенного королевского пола, оставляя потемневшие пятна слез, дабы всмотреться с надеждой. — Заходи, — а Азула толкнула дверь, та с грохотом распахнулась. Тай Ли подобрала содранные тряпичные туфельки, проходя неохотно внутрь роскошной, дорого обставленной комнаты. От такого изобилия у Тай Ли аж дыхание перехватило, нет — это была не просто комната или спальня — это были великолепные шикарные хоромы. Азула распростерла руки, углубляясь все дальше и дальше, не спуская с подруги интригующего оскала.

      — Азула, я не понимаю, — затрепетала она скромно, словно пискнувшая где-то в углу — трусливая мышка.

      — Дарю! — а Азула наконец остановилась, опуская руки, чтобы в момент ее лучезарное лицемерное лицо преисполнилось какой-то неестественной радостью, что больше походило на прорвавшуюся истерику. Она обхватила руками свои колени, опуская голову, да так, что было видно лишь ее затылок и высоко заколотые волосы, а затем ее тело конвульсивно содрогнулось, — Тай Ли нахмурилась, ей почудилось, что принцесса горько плачет. И лишь сделав несколько шагов, внимая странным всхлипывающим рывкам, она понимает, что это вовсе не слезы, а страстный неумолимый гогот. Азула смеялась. Смеялась так, как никогда прежде: истерично, оглушительно, заразительно — наважденчески, и пугающе беспощадно. Тай Ли, минуя чужую радость, все еще прижимая к груди туфельки, да так, словно те были для нее чем-то дорогим и важным — пустилась в осторожный пляс по незнакомой комнате. Внушительная, великолепная, изысканная — этих слов было недостаточно, дабы описать все, что приходило на ум. Приглядевшись, Тай Ли заметила исключительный порядок, что царил на прикроватных тумбочках, а также у величественного трюмо. Осторожно положив туфельки на пол, Тай Ли приблизилась к протяженному платяному шкафу, — было в этой комнате что-то, что заставляло насторожиться. Будто… — Тай Ли облизнула пересохшие губы, скользя взором по столикам и комоду. Будто… — даже ее рассеянное внимание выхватывает странные мелочии, что заставили сомневаться. Гребневые расчески выложены ровно в ряд, а также небольшая вазочка, в которой примостилось несколько блестящих запонок. Все выглядело так, будто… — пальцы сами собой впиваются в здоровенные позолоченные ручки шкафа, резко распахивая. Будто здесь кто-то до недавнего времени жил… — а Тай Ли рассматривает идеальный, отсортированный по цветам — ряд лоснящихся шелковых рубашек. Она тянет всего за одну, а выложенная с такой любовью пирамидка — с шелестом валится, рассыпая цветное великолепие. Азула бросилась к ним, рухнув обессиленно на пол, начиная бережно собирать, осторожно касаясь. Это надо было видеть — то, с каким чувством, с какой заботой и какой любовью она это делает. Ее длинные пальцы ласкали шелк чужих одеяний, глубоко окуная ногти, — Азула так и не решилась поднять глаз, упиваясь собственными страданиями. Тай Ли вытянула руки, посматривая издалека на эти лощеные парадные наряды. Ей хватило всего пары секунд, чтобы понять, что все эти вещи — мужские.

      — Азула… — а голос Тай Ли от ужаса задрожал. — Азула, это…

      — Да… — а она наконец поднимает на нее свой изнеженный тронутый взгляд, чтобы в какой-то момент, резко выдохнув — выпрямиться, дабы сделать пугающий вид, словно ничего не было. — Это комната Зуко, — в подтверждении чужих догадок — она странно улыбается, у нее было явное желание о чем-то непозволительном заговорить — ее ведь распирало. — Синей Маски, если быть точнее, — а ее неестественная радость вызывала отчуждение, опасение, пробуждая невыносимое желание где-нибудь спрятаться, дабы переждать надвигающуюся бурю.

      — Теперь это все мое? — а Тай Ли ошарашенно оглянулась, раскрывая в неверии рот.

      — Ну конечно, — а Азула невероятным усилием — возвращает себе строгий несгибаемый тон, резко приосанившись. — Ты же мечтала о роскоши? Мечтала о том, дабы прикоснуться к изнанке королевской жизни? Мечтала стать такими, как мы с Мэй — равными, — а Азула подобрала излишне правильные слова, от столь сладкого искушения было просто невозможно отказаться. — Я подарю тебе всё. Хочешь богатого жениха? — а ее тон стал невероятно соблазнительным, а умопомрачительный взгляд пленял. — Хочешь власть и богатство? — а она поманила ее, словно служанку, а Тай Ли, растерявшись — побросала все, что держали руки, дабы с раболепием прельстится ее невероятным вниманием. — Хочешь, я сделаю тебя своим министром? — Тай Ли с придыханием смотрит, как размыкаются ее красивые яркие губы, готовая утонуть в них поцелуем. — Что ты хочешь? — а на ее лице был неизгладимый отпечаток самого Азулона, и Тай Ли не в силах противиться столько искусным прельщениям.

      — Я хочу тебя, — опустилась она на колени, в страстном вожделении вдыхая ее аромат. — Мне нужна ты… — а она призналась, посматривая, точно очарованная.

      — Я не продаюсь, — жадный смешок, принцесса бесстыдно глумилась, готовая продолжать эту пытку вечность. — Я не предмет торга, — она играючи уходит от ответа, однако прячет взгляд, опуская ресницы.

      — Я буду лучше, чем он, — фанатично взмолилась, хватаясь в ее одежды, оплетая колени томными объятиями. — Я бы могла делать то, чего никогда не сделает он, — а Тай Ли с рвением ребенка пыталась завоевать чужое внимание, пока Азула глумливо поморщилась, делая вид, что не понимает. — И меня хватит на всю ночь, — а ее тон перешел границы разумного. — Я бы могла быть настоящим джентльменом… — а Азула брезгливо хохочет, находя происходящее забавным, ее рвение уйти лишь раззадоривает страждущую Тай Ли. — К тому же у нас один размер одежды, — а ее цепкие пальцы вцепляются в ее королевский камзол, начиная самозабвенно тянуть.

      — Перестань, это нелепо, — а Азула играла с ней, точно с обезумевшим от любовной горячки зверьком. — Нас могут увидеть, — она пожурила ее одним острым взглядом, что, казалось, лишь подначивало.

      — Я бы никогда не бросила тебя! — ее голос срывается на страждущий вой. — Чтобы ты никогда не ушла к другому… — а она, казалось, видела Азулу насквозь, но вместе с тем — ей было искренне безразлично, ведь Тай Ли как никогда желала признаться — признаться в своих гнетущих все это время — чувствах. А Азула шарит отстраненным взглядом по расписным стенам, пока у самой все лицо сияет от упоения, однако она цинично — ничего не ответила. Громкий стук в дверь, отчего Тай Ли, точно напуганная — отшарахнулась, отползая, позволяя Азуле сделать шаг.

      — Есть новости? — а ее голос казался смеющимся, переполненный заносчивости.

      — Госпожа! — послышался мужской возглас, а затем стальные доспехи задребезжали. — Последний хозяин рек… — запыхаясь, продолжил, чем, казалось, лишал выдержки. — Он пересек западную границу Кальдеры воздухом! — последнее было сказано величественным здравствующим набатом.

      — Замечательно, — тончайшие вибрации ее голоса не вселяли ничего, кроме медленно расползающегося ужаса.

*      *      *

      Утробные булькающие звуки, почти нечеловеческий рев, от которого то и дело мурашки разбегались по коже, однако Сокка был уверен, что это лишь несуразные фокусы древней постройки. Темно, как в могиле, выставив оборонительно бумеранг, готовый в любой момент высвободить космический меч, — Сокка делает острожный шаг, то и дело отвлекаясь на звон одиноких мерных капель, а еще полное отсутствие чужих, таких близлежащих — шагов. В какой-то момент Сокка стало казаться, что Зуко отстал или потерялся, но стоило обернуться, как он оказался животрепещуще близко, так — что руку протяни — достанешь. Зуко зажимал дарящий тепло и свет факел, расчищая путь от сгустившихся теней, однако, стоило Сокка вонзиться в его лицо взглядом, как странное всеобъемлющее чувство заклокотало где-то под сердцем, заставляя пропустить удар. Он невольно вздрогнул, не смея вдохнуть, ведь всего на секунду — на какое жалкое иллюзорное мгновение, Сокке показалось, что за ним по пятам следует вовсе не Зуко.

      — Ты чего? — а Зуко приподнимает вопросительно бровь, а его бархатистый ровный голос утягивает в бесчинствующую игру — скучающее в одиночестве эхо. Сокка поморщился, скривился, но ничего не ответил, он лишь покачал головой и продолжил упрямо путь. Изъеденные временем жуткие коридоры всасывали в совершенно другие — такие же мрачные и одинаковые. На пути попадались разбитые вещи, истлевшие ткани и поеденные мхом мистические фрески. В этом месте словно и воздух сгустился, сделать вдох становилось пыткой, а еще он отдавал болотом, гнилью — вязкий и холодный. Сокка, переполошившись, оборачивается снова, с отчуждением замечая, что Зуко поразительно не возмутим, словно все происходящее — лишь больное воображение. Сокка оказался единственным, кто отважно вызвался пойти с Зуко: во-первых, потому что не хотелось оставлять того одного, а во-вторых — оставлять с ним наедине кого-то из девочек — не казалось хорошей идеей, да и тем более Тоф изъявила желание отправиться в одиночестве. Сокка крепко держал бумеранг, но чем глубже в храм они уходили — тем навязчивее становился странный шепот, что, словно расползался по стенам, точно потревоженные насекомые.

      — Ты что-то сказал? — Сокка вновь остановился, не в силах продолжать единоличную борьбу.

      — Я молчал, — а Зуко лишь поравнялся, освещая факелом жутковатого вида фреску. Черные безликие люди, что ползли с углов и щелей — смотрели на них кроваво-красными глазами. Лишенные человеческих черт, пропитанные сыростью и поросшие мхом — они уже не казались такими пугающими, — Сокка нервно усмехнулся, подбоченившись. Его напускная храбрость полилась через край, ему стало казаться, что это место проверяет его на прочность, а затем этот тонкий, такой неморгающий взгляд, от которого волоски зашевелились. Он не сразу заметил, что все это время был под пристальным надзором принца, что так пронизывающе — не произнес и звука. Сокка стушевался, но ничего не ответив, они пошли дальше, минуя натекшие с потолка лужи и полную разруху, что творилась в этом духами забытом месте.

      — Эй, Зуко, — Сокка вдруг остановился, не в силах противится странному чувству. — Иди спереди, — ему было ужасно не по себе, особенно, когда кто-то так тихо крался по пятам. Зуко вдруг улыбнулся, так мягко, что это даже потрясло, — он будто оказался не удивлен.

      — Уверен? — это все, что он, поморщившись — спросил, на что Сокка согласно кивнул, пропуская Зуко вперед. — Так лучше? — сделал несколько шагов, неся разрушающее темноту пламя — он был словно маяк, на который то и дело слетались жуткие безобразные тени, казалось, они ползли к нему, желая притронуться. Сокка коснулся собственных век, зажмуривая, не понимая, что это такое странное сегодня с ним происходит. Зуко непоколебимо продолжил плутать, да так, словно знал, куда нужно идти, Сокка не придал этому значения, следуя неторопливо, осматривая притаившиеся в темноте предметы. Странные шорохи ползли, отдавливая пятки, стоило свету исчезнуть, а теням плотным облаком сомкнуться прямо позади, порождая странные необъяснимые вопли.

      — Так стало еще страшнее… — признается Сокка, подбегая к Зуко, вторгаясь в его освещенное теплом пространство, которое, казалось, отпугивало безобразную нечисть.

      — Это ветер гуляет, — а Зуко посмотрел на него с тенью непонимания, и даже — сомнения, их пауза затянулась, пока они не продолжили путь. — Старые здания, особенно столь разрушенные и заброшенные — имеют свойство плакать, — а Зуко остановился перед размеренно падающей с потолка капелькой, дожидаясь напарника. — В моей семье ходит легенда, что стены королевского дворца стоят на костях.

      — Это как? В смысле за него умирали? — а Сокка с интересом разглядывает его недрогнувший непроницаемый профиль.

      — Нет, — покачал он головой, странно усмехнувшись, пряча деланно взгляд. — Считается, что, когда его строили — существовало поверье, будто здание простоит вечно, если его стены будут питать чужие души, — а он нагнала жути, отчего ветер зябко коснулся лодыжек, Сокка ускорился, не желая оставаться один. — В момент построения в стены замуровывали еще живых людей, предпочтительнее женщин… — он сказал это с таким отрешенным видом, словно это не вызывало в нем никаких эмоций, что не могло не поразить. Лицо Сокки обезобразило смятение, отвращение и самый настоящий протест, — его брови приподнялись, а лоб пошел морщинами, он захотел высказать Зуко, что думает, однако, ему не удалось: — Это всего лишь легенда, не забывай об этом, — а Зуко искоса на него смотрит.

      — А почему именно женщин?.. — а Сокка точило острие любопытства и ему так сильно не терпелось узнать правду, что, казалось, не узнай он истины — ему не удастся уснуть.

      — Считается, что это материнская энергия, — раздраженно пояснил, явно не питая наслаждения от завязавшейся беседы. — Я не знаю, я просто предположил. Ну ты же знаешь, женщина, якобы пожертвует собой ради спасения своего дитя, видимо, те кто строили этот дворец, посчитали жителей — детьми.

      — А еще, говорят, что неупокоенный женский призрак — самый кровожадный убийца… — Сокка аж насладился щекотливым мандражом, что заиграл на его пальцах, стоило затронуть столь жуткие темы в столь пугающем месте. — Мстительные духи убитых женщин будут преследовать своих врагов… у-у-у… — растягивая голос, подбадриваемый эхом, Сокка приглушенно засмеялся, стараясь победить накалившуюся обстановку. Зуко показался предвзятым, он заносчиво ничего не ответил, сворачивая в очередной темный коридор. Между ними родилась мрачная пауза, что разбавлялась лишь завываниями ветра и навязчивой мелодией капели. Кладбищенская утягивающая атмосфера этого места не сулила ничего хорошего, заставляя потаенные страхи выбраться наружу.

      — Кто такой Тео? — неожиданный, да такой резкий, что Сокка даже вздрогнул — пугающим своим безразличием — вопрос. Зуко остановился, поравнявшись, его бушующее пламя обдавало жаром, освещая лицо.

      — Сын Механиста, — а Сокка предельно внимательно окунулся в безжизненные глаза собеседника. — Того инженера, что продал вам чертежи дирижаблей, — пояснил, вновь ускоряя шаг, ведь Зуко почти дошел до противоположного конца храма, останавливаясь на полпути. — Тео с детства прикован к инвалидному креслу, так как родился без способности ходить, — игнорировать бурлящий по венам страх легко удавалось беседой, Сокка запнулся, больно ударившись пальцем. Он взвыл точно крадущийся ветер, на что Зуко резко оборачивается, а его лицо таило странное выражение: то ли смесь животного ужаса, то ли раздражения.

      — Я тебя пугаю? — а он заговорил, чем заставил Сокку содрогнуться в кривой неестественной улыбке, ведь он смотрел так пристально, что, казалось — готов съесть. — Ты какой-то дерганый, — эти пронизывающие слова еще сильнее пугают, словно Зуко может читать его самые сокровенные тайны.

      — Ты просто какой-то странный, — пренебрежительно отмахнулся Сокка, продолжая путь, вырываясь самодовольно вперед, оставляя Зуко позади. — Есть в тебе что-то жутковатое… — сказал заметно тише, едва слышно, уверенный, что Зуко это услышал. Сокка спустился по небольшому скату, в конце самой дальней комнаты находя выход к широкому балкону. Присмотревшись, Сокка замечает прочерченные следы небольших колес, — он присел, задумчиво посматривая откуда они начинаются. — Мы на правильном пути, — а Сокка улыбнулся, ища в напарнике поддержку, на что Зуко лишь вопросительно нахмурился. — Тео передвигался на специальной коляске, следы начинаются во-он оттуда, — указывает куда-то далеко за спину Зуко. — И продолжаются аж до самого выхода на балкон, — отвернулся, посматривая в вырисовывающуюся вдали ночь.

      — Как думаешь, — Зуко подает Сокка руку, помогая встать, и когда их глаза встретились, странное необъяснимо ощущение зародилось во всем теле. — Что с ним произошло? — этот вопрос прозвучал, точно гром, среди ясного неба, Сокка не хотел думать о плохом, однако переполненные тревогой глаза собеседника не вселяли надежду.

      — Еще ничего не произошло! — а Сокка надменно выдернул запястье из чужой хватки, с напускной уверенностью продолжая путь, переступая едва выпирающий дверной косяк. — Тео просто, должно быть, заблудился, — а Сокка с надеждой продолжил. — Зуко, посвяти сюда! — командует резво, рассматривая продавленные колесные тропы, что лучше всего обрисовывались именно в этом месте. Они странно обрывались, — Сокка повертел головой, уходя чуть глубже, огибая полуразрушенную ограду, дабы заглянуть в противоположный выход, который оказался пуст. — Юи, — вдруг вмешался в затянувшуюся тишину Сокка, разглядывая странное место, — расскажи о ней, — поглядел на Зуко так, словно тая надежду. Светлые волосы оказались болезненным напоминанием, однако, было в этом что-то еще, что-то, что заставляло Сокка довериться. — Тебя правда коснулся дух Луны? — он сказал это с ревнивой подоплекой, словно посчитал подлым посягательством, а тот взор, которым он наградил Зуко — метал молнии.

      — Почему тебя это так интересует? — справедливое замечание, сказанное излишне честолюбивым тоном, Зуко подошел ближе, чем насторожил. Казалось, столь древняя конструкция — просто не выдержит и они сорвутся напрасно вниз.

      — Она была моей девушкой, пока жила здесь — среди людей, — Сокка разозлился, охваченный низменными чувствами, что лишь раскалялись от незыблемости непоколебимого собеседника. — Мы даже целовались… — засмущался, опуская взор, раскраснелся, чего в темноте было не увидать. — Ты видел ее? — в его голосе зазвенела надежда, казалось, он и вовсе позабыл, зачем сюда пришел, объятый всевидящим оком луны, что так терпеливо воссело на небосводе. — Какая она? — а он уже походил на умалишенного, протягивая к Зуко руки, хватая за черную ткань, всматриваясь жадно, голодно.

      — Она монстр, — а губы принца дрогнули в едва ощутимой ухмылке, пока чужие пальцы больно продолжили сжимать. — Она чудовище, — беспристрастно констатирует, чем задевает еще сильнее, заставляя выйти из себя, казалось, Сокка готов вытолкнуть Зуко с этой небывалой высоты — на дно смертоносной впадины.

      — Сам ты монстр! — злится, отталкивая, а факел из рук принца выпал, не затух, но откатился к самому краю, пока Сокка на повышенный тонах продолжил: — Она прекрасная богиня! Добрая, милая и чуткая!

      — У нее рога! — а Зуко не останавливался.

      — Это не имеет значения! — Сокка был больно задет, все это время обвиняя себя в случившемся, не в силах понять: простила его Юи или нет?

      — На изнанке — она уродливое существо, — а Зуко нагнал его, останавливая от безрассудного падения, впиваясь ему в ворот, хорошенько вздернув. — Сокка, она поднимает мертвых из могил! — процедил сквозь зубы, приложив о стену.

      — Потому что Юи великодушна и милосердна, — а он продолжил, убежденный, точно самый преданный фанатик, отталкивая со всей силы, разбивая любые посягательства, освобождаясь от непрошенных рук.

      — Не питай иллюзий на счет духов — они не люди, — а Зуко бесстыдно продолжил марать чужие, пропитанные любовью и болью — воспоминания.

      — И почему только она выбрала такого как ты? — насупился, разозлился, не в силах победить острую ревность. — Ты ведь ей даже не благодарен! — страстный упрек, после чего они снова сцепились в кровопролитной драке.

      — Ревнуешь? — садистичный оскал и переполненное злорадством замечание, на что Сокка срывается, желая ударить принца по его самодовольному лицу, но их руки крепко терзали лацканы друг друга, а лбы почти в ярости соприкоснулись.

      — Вот еще! — гаркнул. — Юи просто не знает, что ты за человек! — кричал так, что эхо должно бы пробудить всех, кто мирно спал. — Неблагодарный, наглый и бесцеремонный! — а он отталкивает Зуко, и тот ударяется о стену, однако не теряя былого запала и силы. На секунду луну заволокло призрачными тучами и оголтелое желание испить чужой крови покинуло, — Сокка с ужасом и неверием отстранился, явно не понимая, что на него нашло. Он в суматохе оглянулся, находя подрагивающий пламенем, еще не угасший — факел, Сокка осторожно присел, медленно подползая. — Извини, — а он буркнул себе под нос, явно не желая продолжать необъяснимую истерию, участниками которой они оказались. — Не знаю, что на меня нашло, — поглядел ему в след, а Зуко так и не сдвинулся, прижимаясь спиной к стене, недовольно сложив руки.

      — Я всего лишь не позволил тебе наделать глупостей… — и опять эта его ничем не стираемая самоуверенная гримаса, от которой кровь бурлила, точно гейзер. Сокку аж всего передернуло, но он решил не продолжать и так затянувшийся балаган, однако, стоило пальцам коснуться факела, а глазам всмотреться в острые скалообразные наросты, что открывали устрашающий обрыв, — как губы Сокки распахнулись в немом крике. Казалось, душа ушла в пятки, а волосы на затылке встали дыбом, — там, на недалеком валуне лежала перекорёженная коляска, колесики от которой надломились, отлетев в стороны. Сокка впопыхах забегал глазами, стараясь выудить похожий на человеческий — силуэт, однако — все оказалось тщетно. Сокка вздрогнул, вскочив на ноги, стоило Зуко приблизиться:

      — Ты что-то нашел? — у принца был поразительно безучастный и скучающий тон.

      — Кажется… да… — а Сока виновато взглянул на него, не находя даже крупицы сострадания. — Самого Тео не нашел, — а Сокка обхватил ограду, потянувшись всем телом в ущелье, стараясь разглядеть получше. Его дыхание на мгновение остановилось, а ком встал поперек горла, ведь там — на дне, в глубине виднеющейся расщелины, около уцелевшего колесика расползлось большое темное пятно. — Это явно не дождь… — а голос Сокки не дрогнул, однако, ему не хотелось верить в увиденное.

      — Это кровь, — заключил нервозно Зуко, подтверждая страшные домыслы.

      — Тео… мертв… — а Сокка опустил факел, не желая рассматривать чернеющую пустоту, на изнанке которой были одни только горести. Он тяжко вздохнул, побеждая порыв горько расплакаться, стоило вспомнить этого жизнерадостного непоседливого мальчишку. — А ведь он только начал жить… — а Сокка отвернулся, не желая находиться в этом месте ни секунды. — Он был таким храбрым бравым мальчуганом… — а Сокка говорил сам с собой, не зная, как победить накатившие чувства, смешивающиеся с одним только страхом. Об этом не хотелось думать, Сокка твердым шагом решил искать путь к команде. — Нам будет не хватать тебя, Тео…

*      *      *

      Важным движением, принцесса распахивает двери очередной королевской спальни, ее взгляд меняется, переполняясь трепетом, нежностью и заботой. Она важно и грубо прошла мимо всех целителей, бесцеремонно мешая их работе. Присаживаясь возле потерявшего сознание короля, принцесса прижимает свою ладонь к его сомкнутым на груди пальцам, — он выглядел так претенциозно, он виделся таким беззащитным, что это не могло не всклокотать внутреннюю бурю. Губы Азулы странно дрогнули в неком подобии сострадательной мягкой улыбки, но чем больше она смотрела на собственного отца — тем отчетливее вспоминала Зуко, от мыслей о котором начинало сводить дыхание. Озай не такой, ни капельки… — возложила на него свои романтичные надежды, венчая своим спасителем. Ее губы касаются его еще теплых пальцев, тогда как глаза без устали всматриваются в его обездоленный сокрушенный вид, от которого в груди распускается огненная лилия. Слуги и лекари с пугливым молчанием разбрелись по углам, не смея тревожить покой короля, — все это выглядело так безнадежно, словно это их последняя встреча. И от столь затягивающего едкого драматизма, принцессу удерживала лишь реальность. Скидывая несколько слоев одеял, ничего никому не объясняя, порождая на лицах смотрящих — один сплошной шок, она жадно бороздит по раненому телу острыми обнажающими все самое дикое — когтями, дабы следом подхватить его шею, начиная за плечо стаскивать с высокого ложа. Послышался грохот, шепот, а затем сострадательный стражник, которому не потребовалось просьб и приказов — подставил плечо помощи, понимая принцессу без слов.

      — Распахнуть двери ванной! — а Азула дергано метнула один лишь взгляд, заставляя присутствующих нервно встрепенуться, подчиняясь. — Распахнуть все двери и окна, что выходят во внутренний двор! — она искоса прошлась по всем деланным недовольством, продолжая нести собственного отца к вратам жизни, которые, казалось, никогда не должны смыкаться. На подмогу двинулось сразу несколько стражников, вперемешку с агентами Дай Ли, принцесса благодарно кивнула, издали наблюдая, как ее отца, под дружный армейский набат понесли к раскрытым дверям, утопая в чертогах ванной. Азула оглядывает внутренний двор, и ее губы нервно растянулись, хоть ей и хотелось начать его бестолково ругать, однако — она лишь сдержано кивнула, сделав несколько торопливых шагов. Его молочная, сверкающая в свете солнца чешуя — задвигалась под долгими ласковыми прикосновениями. Азула приблизилась к его сомкнутой пасти, заглядывая серьезно в глаза, но, казалось — он понял ее без приказов, лишь медленно сомкнув веки, — этот жест растрогал ее, изнежил, да так, словно она обрела счастье.

      — Госпожа, дело сделано! — крикнул ей смело стражник, на что она довольно кивнула, одним жестом приказывая отойти. Она приближалась с венценосным видом, да таким, словно она дарующая жизнь, и проклинающая на смерть — всемогущая и непобедимая. От нее исходила обуреваемая, склоняемая даже самые строптивые сердца — аура. Своим раздраженным взглядом она пригвоздила парочку мельтешащих служанок, дабы продолжить свой собранный царственный шаг. По пятам за ней, точно шлейф — ползло невиданное создание. Все без устали шептались, боязно опуская глаза, стоило длинной драконьей шее просунуться в распахнутые двери, — Азула подошла к отцу, которого до самого подбородка поглотила ледяная вода, касаясь гладких бортиков ванной, осторожно присев, опуская пальцы, прижимаясь ладонью к его плечу, она сочувствующе всхлипнула, ища его одобрения. Стоило взглянуть подбадривающе на Нигихаями, как он с тяжелым вздохом прикрыл свои перепончатые веки, а вода в глубокой ванной забурлила, запереливалась, засветилась, точно полная на мрачном небосводе — луна. Азула одернула руку, стоило свечению усилиться, а воде резко набрать температуру. Затаив дыхание, слуги и стража, не сменяя обомлевшего выражения — следили за открывающимся зрелищем. В этот день им посчастливилось стать свидетелями настоящего чуда, о котором заслагают легенды. Вся ванная комната озарилась вспышкой слепящего света, на секунду поглощая все пространство, — Азула аж отстранилась, прикрыв лицо ладонью, однако мимолетный всполох бесшумно растворился, даря присутствующим приступ безудержной экзальтации.

      — Папа! Папочка! — а Азула сползает коленями на резные плитки, хватая Хозяина Огня за шею, прижимая к себе, свободной рукой огибая его рану, которая гладко затянулась. Она смотрела, переполненная надеждой, а его глаза так и остались сомкнутыми. Он оглушительно вздохнул, после чего обеспокоенная толпа зевак взволновано загалдела, снимая с себя шапки и шлемы, начиная с ликованием подбрасывать.

      — Слава его Величеству! — доносится с разных сторон.

      — Король жив! Слава королю!

      — Принцесса спасла короля! — они верещали наперебой, точно голодные чайки на пристани, пока глаза Азулы не наполнились слезами. Ее руки по локоть вымокли, а ткань манжетой неприятно налипла, — Азула приблизилась к отцу непозволительно близко, в каком-то лихорадочном забытье касаясь его порозовевших губ своими, вызывая еще больший клич у восторженной толпы. Озай медленно разлепляет веки, стоило ей неторопливо отстранится и посмотреть на него так, как обычно смотрят влюбленные до беспамятства. Он заносчиво ничего не ответил, оставаясь все таким же закрытым, непонятным и нечитаемым, — отчего ее пальцы похолодели, а сердце тронуло зверское волнение. Он смотрел на нее, готовый прожечь дырку, его бровь приподнялась, тогда как губы сжались, вырисовывая неповторимое необъяснимое выражение, расценить которое можно как угодно.

      — Я рад вас всех снова видеть, — а Озай, не теряя свойственной ему непринужденности, выпрямляется в полный рост, разжигая в глазах смотрящих одно только упоение. Он непоколебимой и твердой походкой спустился с небольшого возвышения, а с него волной ринулась неукротимая вода, — он оглядел всех с легким шлейфом благодарности, будто в эту самую минуту действительно оценил помощь каждого, наконец-то зауважав.

      — Ваше величество… — а они все задрожали, расступаясь, не переставая смотреть ему вслед, возгласами провожая. Глаза Азулы переполнила горечь, однако ее губы слабо улыбались, пока она внимала каждому движению своего короля.

      — Вам следует отдохнуть, — подбежал к нему встревоженный министр, кланяясь, смущаясь протянутой руке короля, которую он боязно пожал.

      — Я в порядке, — открывает шкаф, доставая длинный, расписанный золотом халат, снимая уже расползшиеся бинты, демонстрируя полностью затянувшуюся рану. Он моментально скрылся под толщей роскошных пологих тканей, что облепили крепкое тело. — Зецу, попрошу остаться, также, как и вас, советник, — указал он на старика, тогда как полностью проигнорировал остальных.

      — Слава принцессе Азуле! — выкрикнул кто-то в удаляющейся толпе. — Дайте духи ей долгих лет жизни… — принцесса поморщилась, стараясь скрыть радость от происходящего.

      — И ты останься, — Озай даже не взглянул на нее, просто поманив пальцами. Азула больно ударилась о его поведение, однако — была счастлива как никогда, все еще помня мягкость его губ.

      — Господин, — вмешался советник, раскланявшись вновь. — Ходят споры о том, что приключилось с вами в подземельях… — он не нашел в себе сил напрямую задать столь волнующий многих вопрос. Азула упрямо сопротивлялась мыслям, что прямо сейчас роль виновного все же падет на нее. Глаза принцессы от страха и нежности заслезились, она показалась слабой, однако так и не нашла в себе мужества выйти из ванной комнаты, наблюдая за всем — издалека.

      — Озай, кто это сделал? — а Зецу, не утруждаясь манерами — спросил сразу в лоб, на что Озай покосился на него одобрительно.

      — Это был принц Зуко, — а на этих словах он посмотрел на всех и ни на кого, отчего сердце Азулы в неверии сжалось, тогда как перед глазами все поплыло, казалось — еще чуть-чуть и она потеряет равновесие. — Советник Мань, — обратился он к старцу, великодушно смягчив тон. — Помолвку этого предателя и вашей дочери придется расторгнуть, — бегло пояснил, да так, словно и предрекал подобный конец. Азула схватилась за края ванной, на дрожащих одеревеневших ногах поднимаясь, выискивая среди присутствующих проницательный взгляд отца, который, казалось — блуждал по всем, и никогда не обращался к ней.

      — Конечно, ваше величество, — понимающе закудахтал советник, раскланявшись снова.

      — Он изгнан навсегда, — вынес ужасающий в своей непоколебимости вердикт. — Тот, кто встанет на его сторону — будет признан предателем и тотчас же будет заключен под стражу, — на этих словах принцесса болезненно побледнела, а ее распахнувшиеся губы моментально пересохли. А что, если папа посчитает меня причастной? — забегали ее глазки, не находя успокоения. А что, если для папы я стану предателем?.. — ей ужасно не хотелось разделять судьбы Зуко, даже несмотря на то, что их когда-то связывало. — Зецу, останься, — присел Озай в громоздкое кресло, не испытывая нужды в формальностях. — Остальные свободны, — раздраженно махнул рукой, отчего Азуле казалось — она прямо сейчас потеряет равновесие, рухнув от перенапряжения. Она собрала всю имеющуюся в ней волю — в болезненный кулак, дабы ровной приосаненной походкой, с лицом полным понимая и согласия — безропотно просеменить мимо, прежде, чем он ее окликнул:

      — Азула! — она застыла, точно статуя, боясь пошевелиться, однако этикет требовал встретиться с ним взглядом или хотя бы поклониться, но никак не замереть к королю спиной. На негнущихся ногах она осторожно обернулась, встречаясь с заинтересованным рыскающим взглядом Зецу, который, казалось, не сулил ничего хорошего. — Спасибо, — а Озай одарил ее простым и всем знакомым словом, но от услышанного у принцессы зарумянились щеки, покраснели губы, а по телу разлилось обжигающее, сносящее все мысли на своем пути — тепло. Он улыбнулся ей незамысловато и искренне, прямо как самый обыкновенный человек, после чего мнозначительно кивнул, на что она ответила тем же, наскоро удалившись, оставляя своего отца наедине с Зецу.

      — Хвала духам вы в здравии, — а Зецу распереживался, но стоило принцессе исчезнуть, как он занял свободное кресло, заглядываясь на невозмутимый профиль Хозяина Огня. — Почему принц Зуко на вас напал? — этот поступок вводил в смятение многих, заставляя до последнего вопрошать и сомневаться.

      — Как вариант — надо было прикончить Айро, — а Хозяин Огня сказал это, просияв, как самый настоящий ребенок. — Но этот щенок того не стоит, — покачал головой, устало подпирая подбородок. — Я лучше верну Айро, — а он поражал своей холодной расчетливостью, своей разумностью и своей сдержанностью. — Я не просто так попросил тебя остаться, — тон его голоса сделался заговорщическим и интригующим. — Мне нужно, чтобы ты включил свои неповторимые способности… — а Озай натягивал его терпение, как тетиву лука, наслаждаясь вырисовывающимся выражением. — И кое-что сделал для меня, — Озай медлил, казалось, это приносило ему удовольствие. — Обыщи комнату моей дочери, — его невозмутимость приобрела волнующе фантазию нотки, покалывая подушечки пальцев. — И так, чтобы об этом никто не узнал — даже она сама, — а Озай элегантно заправил выбившуюся прядь, обескураживающе посмотрев.

*      *      *

      — Вы что-нибудь нашли? — встревоженным возгласом их встретила Катара, стоило знакомым силуэтам обрисоваться. Не дожидаясь ответа, она бросилась к ним на встречу, питая добрую иллюзию на благоприятные новости, однако хмурый побледневший вид Сокки не сулил ничего хорошего. Сокка даже не взглянул на нее, словно боясь расстроить, — они шли в испытывающем молчании до расплясавшегося кострища, у которого грел руки встревоженный Аанг. Аватар обернулся им в след и попытался ободряюще улыбнуться, однако у него не вышло.

      — Где Тоф? — это единственное, что спросил Сокка, осматривая знакомые лица.

      — Она еще не пришла, — а Катара замялась, отстранилась, подойдя к костру, вставая подле Аанга. Сокка грузно приземлился на выступающий обломок, не желая поднимать растроганных глаз. Все с тревогой обернулись к не проронившему ни звука Зуко, надеясь пробиться сквозь поразительную толщу немой выдержки.

      — Не смотрите на меня так, — а он лишь недовольно приподнимает бровь, отворачиваясь, пуская мысль по холодному, только что пробежавшему ветру.

      — Мы с Аангом направились в южную часть, даже поднялись на ворой и третий этаж, однако — тщетно, — Катара бегала глазами по собравшимся, не желая смиряться со страшным предчувствием.

      — Место жуткое, — все, что смог выдавить из себя огрубевшим голосом Сокка, после чего Аанг молчаливо насупился, ему явно не пришлось по душе столь оскорбительное замечание.

      — Это один из самых живописных храмов всей нации воздуха, — а Аанг с пониманием выдохнул, не желая поддаваться странному импульсу, что зарождалсяв этих депрессивных стенах — сам собой. — Здесь обитали монахини, это женский храм воздуха… — а Аанг почтительно закончил, все еще ощущая боль невосполнимой утраты, ведь где-то здесь, скорее всего — жила его мать.

      — Ну тогда это все объясняет, — а Зуко повернулся на одних носках, поглядывая на опустившего голову Сокку со смесью понимания и острой насмешки.

      — О чем это вы? — Катара ловила каждое слово, надеясь хоть что-то узнать.

      — Мы с твоим братом как раз беседовали, плутая по этим закоулкам, что духи убитых женщин — самые жестокие, — он не договорил, так как, казалось, полностью потерял интерес.

      — Вы серьезно? — возмутилась Катара, делая голос еще более ругающим. — У нас ребята пропали! А вы занимаетесь как-то ерундой! Их уже около пяти часов нет, лучше бы об этом подумали, вот уж чьих духов стоит бояться! — она явно была расстроена, пока Аанг пытался ее утешить, однако она была неприкасаема, нервно меряя шагами помещение. Какое-то время они замерли во враждебной тишине, пока не послышались скорые шаги, что эхом разносились по всему храму.

      — Кто-то идет! — переполошилась Катара, осматривая собравшихся, но, казалось, никого не прельщало происходящее, засасывая в темное непроходимое болото безрадостных мыслей. Шаги настигающе приближались, а затем послышались знакомые голоса, обезображенные пустыми влажными коридорами.

      — А вот и мы! — важно воскликнула Тоф, обращая всеобщее внимание. На нее, оперевшись плечом, хромая на одну ногу — карабкался изможденный на вид Хару.

      — Хару! Слава духам, ты жив! — Катара подбежала к ним, перехватывая с другой стороны, помогая пострадавшему доковылять до ближайшего камня. Тяжко выдохнув, больно плюхнувшись, Хару, вытянул пострадавшую ногу, приятно поежившись от разливающегося по телу тепла, что порождало алевшее пламя.

      — Ну и заварушка с нами приключилась, — не теряя выдержки, Тоф самодовольно пояснила, присаживаясь у костра.

      — Что случилось, Хару? — а Катара окутала непрошенной заботой, пока он старался сдерживать боль, что пронзала беспрестанно. — Покажи, я помогу, — заверила, дав ему отдышаться. Хару закатил штанину, являя в свет глубокую колотую рану, что аж лоснилась от едва запекшейся крови.

      — Что-то храм духов оказался не столь гостеприимен, — отозвался улыбкой на ошарашенные лица, останавливаясь с прицеливающимся вниманием лишь на одном единственном. — А ты кто? — длинные волосы Хару оказались спутаны и в них налипла грязь, ровно, как и на его еще свежую рану.

      — Это Зуко, он сын Хозяина Огня, — пояснил Аанг, коротко взглянув на принца.

      — Перебежчик, — хохотнула важно Тоф, слепо поглядывая в пустоту разверзнувшихся сводов.

      — Из-за определенных обстоятельств, я был вынужден находиться в стане врага. Я не разделяю взглядов собственной семьи, — плотно обхватывая согнутые в локтях предплечья, с честью пояснил он, не опуская ясных чистых глаз. Хару лишь приподнимает в удивлении брови, чтобы потом тотчас же в непонимании нахмурить, оглядывая остальных.

      — Так что случилось? — а Катара врывается в этот бурлящий котел неопределенных мыслей, призывая воду, что закружила вокруг ее пальцев, точно очарованная, налипая будто магниты. Она прильнула едва трепещущей водой к свежей саднящей ране. Лицо Хару содрогнулось, рисуя исполинские муки, пока объятая чужой силой вода замерцала и засветилась, даря освобождение.

      — Я и Тео отправились на разведку, как-то так вышло, что мы слишком сильно заплутали, отдалившись друг от друга, — а его сказ прерывался о натужные вздохи и стенания, что вырывались из его глотки, стоило воде в руках Катары вспыхнуть с новой силой. Сокка прикрыл одеревеневшее безжизненное лицо, надрывно вздыхая, казалось, — этого никто не заметил, кроме притаившегося, и переставшего дышать — Зуко. — Я искал Тео долго и упорно, я поднялся на второй этаж, потому как мне показалось, что я кого-то видел, вернее — мне почудилось, будто чья-то тень промелькнула, — а на этих словах напряглись все, но не осмелились перебивать. — Я закричал, желая, чтобы Тео отозвался, однако услышал где-то вдалеке неразборчивый бубнеж. Я осторожно пошел на звук, думая, что смогу проучить Тео, — и тут история обрывается его зверским стоном, все присутствующие переглянулись, поежившись. — Но когда я вышел на голос, то оказался в узком коридоре из вечно возвышающихся лестниц. Я поднял глаза наверх, увидев где-то там — притихший в вышине ряд колокольчиков. И я было подумал, что схожу с ума, но кто-то поднимался по этой лестнице, вернее — я ухватил его силуэт. Тогда я ускорился, желая догнать его, но в проеме между этажей меня что-то напугало, я оступился и рухнул… — а он тяжело вздыхал, однако Катара уже закончила, отбрасывая использованную воду. Блики танцующего пламени осветили не до конца затянувшуюся рану, однако, она выглядела уже намного лучше, чем прежде. — Благо было не высоко, но, сорвавшись, я напоролся на произрастающий из обломков штырь, я больно ударился головой, потеряв на какое-то время сознание. Помню, что, когда блуждал по храму — было светло, а когда очнулся — солнце уже скрылось. Очнулся я от страшной боли, я не мог выбраться сам. Я кричал, звал на помощь, а потом меня нашла Тоф, — нашел он ее среди всех, благодарно кивнув, на что она даже не дернулась. — Вы нашли Тео? — его вопрос ненадолго застыл в воздухе, все выжидательно уставились на Сокку, который наконец выпрямился, убирая руки от лица.

      — Тео мертв, — этой фразой он огорошил несведущих, заставляя в панике загалдеть:

      — Как это произошло? — обреченно поинтересовался Хару, закрывая лицо с тяжелым вздохом.

      — Почему ты не сказал сразу? — а Катара несдержанно набросилась, разочарованно провожая каждый его последующий шаг.

      — Зуко, это правда? — Аанг обернулся, ища среди присутствующих того, кто все это время сохранял поразительное равнодушие.

      — Почему ты сразу не сказал? — а Катара вскочила, начиная ходить за братом, пока на ее глазах не заблестели слезы.

      — Это правда, — качнул головой Зуко. — Однако, я плохо понимаю о ком идет речь, — пожимает плечами, внимательно следя за Катарой.

      — Я ждал, когда соберутся все остальные! — остановился, обернулся к сестре и несдержанно выругался. — Катара, не смотри на меня так, словно это я виноват! — он требовал и умолял в одной фразе. — Мы с Зуко бродили по таким коридорам, от которых кровь стынет в жилах.

      — Северная часть храма, — понимающе вклинился Аанг.

      — Наверное, — дергано пояснил. — Там были какие-то странные фрески, на которых были изображены различные силы зла и таинственные ритуалы, а еще там было невероятно темно, — а Сокка говорил и чем больше он говорил, тем легче ему становилось. — Потом, я обнаружил следы колес, которые ни с чем не спутаешь, они вели к одному единственному балкону, чья ограда от времени оказалась порушена. Следы колес обрывались именно там, — он покачал скорбно головой. — Мне показалось, что это ничего не значит, однако, рассмотрев близлежащие скалы — я обнаружил сорвавшуюся в расщелину коляску, — он не стал продолжать, ибо подступающий ком мешал делать вдох.

      — Хару уверял, что кого-то видел… — задумчиво протянула Тоф, меняя позу.

      — Думаете, здесь есть кто-то, помимо нас?.. — а Катара огляделась, всматриваясь в лицо каждого.

      — Не хочу показаться сумасшедшим, но я слышал какой-то шепот… — Сокка свел брови вместе, пальцами окунаясь в волосы.

      — Зуко, вы с Соккой ходили вместе, — осторожно начал Аанг, серьезным выражением не отпуская каждого. — Ты слышал что-нибудь? — все взгляды испытывающе устремились к нему, в нетерпении выжидая. Острая ситуация накалялась все больше, обрастая загадочными сплетнями, порождая мистические истории.

      — Нет, я ничего не слышал, — а Зуко скептически улыбнулся, да так, словно считал их всех ненормальными.

      — Зуко, а как давно ты здесь? — с поразительно дрожащим голосом поинтересовалась Катара, подходя к Аангу ближе, касаясь его предплечья.

      — Хочешь повесить смерть инвалида на меня? — а он оставался под ледяной броней беспринципности, он даже не пытался сделать вид, что ему жаль или что он боится — ничего, кроме слепой гордыни и взгляда свысока.

      — Катара, ну это нелепо, — вступилась внезапно Тоф.

      — Я прилетел на драконе Азулы, — а Зуко сделал по направлению к Катаре несколько твердых шагов, облепленный молчаливым вниманием. — Прилетел сразу же за вами, незадолго до того, как явился к вам на огонек, — он был горд собой, Катара это видела в его искрящихся неподвижных глазах. И как бы странно это не прозвучало — она верила ему, верила Зуко, не в силах побороть это желание — верить ему и дальше. Он всклокотал в ней самые злые и гадкие мысли, что захотелось лавиной обрушить на него.

      — Он не врет, — внесла свою лепту Тоф, подбираясь ближе, незаметно касаясь руки Зуко, особенно там, где та оказалась обнажена. Его горячие сухие пальцы ощутили чужие — маленькие и холодные, — он не опустил взора, продолжая безотрывно таращится на Катару, вокруг них уже собрались все присутствующие, готовые разнимать намечающуюся драку.

      — Он как его сестра! — свелись у переносицы злые брови Катары.

      — Это место ссорит нас, — пояснил вдруг Хару, обращая все взоры на себя. — Оно такое — будто живет само по себе, — таинственный баритон его голоса завораживал. — Мы ведь с Тео немного повздорили, я сказал, что хочу наверх, уверенный, что на высоте мы найдем что-то стоящее, тогда как Тео уперся, словно коровобуйвол — что надо спустится в нижние этажи. Вот так мы и разбежались…

      — Ладно, — выдохнула Катара, набираясь внутренних сил, все еще не спуская воинственного настроя с Зуко. — Пойдемте спать, завтра почтим память погибшего. Сегодня всем лучше отдохнуть, — после ее одобрения многие разбрелись, однако она продолжила не отпускать Зуко. — А ты пойдешь со мной, — это прозвучало зловеще, и даже — чарующе. — Покажу тебе твое спальное место…

*      *      *

      Отряхивая от накопившейся пыли небольшой таинственный брусок, Тай Ли поморщилась, ощущая, как в носу неприятно засвербело. Она набирает в легкие рваными вдохами несколько глотков воздуха, чтобы с оглушительным визгом чихнуть, утирая заалевшие блестящие губы. Под грязной пеленой бархата на нее выглядывал причудливый узор распустившихся пунцовых цветов, что печально свисали с продолговатых резных веток. Проводя пальцами по шершавой наружности, она с изумлением замечает, что там — под плотным слоем времени была похоронена и даже скрыта — самая настоящая красота. Ранимая, вызывающая мление вещица, — Тай Ли пристально взглянула на дальний угол письменного стола, откуда вытащила чужое сокровище. Аккуратные, покрытые лоснящимся слоем края, обрамляющие деревянную крышку геометрическим рисунком. Она рассматривает находку со всех сторон — вещица была небольшая, помещалась в раскрытой ладони, любопытство томило заглянуть внутрь, тая надежды раскрыть заносчивые тайны. Пальцы подрагивали от предвкушения, пока зубы сами собой больно сдавили губу, — она отворяет осторожно — небольшую плоскую крышку, тотчас же вздрогнув, стоило нежной упоительной мелодии разразить столь напряженное безмолвие. Из глубин незамысловатого дна выбралась небольшая расписная куколка, что без устали, как заведенная, начала плавное вращение вокруг своей оси под меланхоличный трепет неугасающей мелодии. Тай Ли обомлела, обескураженно распахнув веки, — на самой крышке, отражая неумолимый танец — на нее поглядывало ее собственное отражение. Небольшое зеркальце, испещренное едва заметными письменами: «До луны и обратно…», — строчки трагично начинались и также трагично обрывались. Сглотнув, Тай Ли осторожно примостила шкатулку на край стола, под аккомпанемент неумолкающей песни, ринулась к королевским, хранящим личные тайны и переживания — шкафам и комодам. Она с волнением обошла застекленные стеллажи, рассматривая книги и письмена, что когда-то держали руки самого принца. От столь животрепещущей близости, у Тай Ли аж вскружилась голова — она почувствовала себя особенной… или даже — воровкой. Ей было не по себе, ей сразу вспомнились строгие правила в доме — никто никогда не брал чужое, а уж тем более не присваивал себе, однако, не все их исполняли. Однажды старшая сестра нашла личный дневник Тай Ли, и когда та была в академии — подло прочитала его сестрам, а затем они долго дразнили ее и смеялись, именно тогда Тай Ли ощутила сокрушительную боль и отчаяние, ведь она никак не могла себя защитить.

      Ее пальцы подрагивающе открывают застекленные дверцы, касаясь добротных отполированных корешков — у него царил необычайный порядок, даже книги были выставлены строго по росту. Его скрупулезная влюбленность в окружающие его вещи — вызывала восхищение, он словно наслаждался собственной способностью упорядочить даже самые бессмысленные и некрасивые вещи. Над этим местом — над этой комнатой — довлели титаническая власть и упорство, хоть Зуко здесь и не было, но оставалось стойкое ощущение его незыблемого присутствия. Тай Ли чувствовала себя лишней, раздавленной и уничтоженной, находя себя насекомым, что заползло в чужие хоромы. Ее взгляд притягивает бархатный изящный ящик, что был утаен на полке с различными украшениями, открыв который, — Тай Ли замерла в изумлении. Ее глаза ослепил золотой отблеск, пока руки опустились на дно выстланной красным шелком — коробки, вцепляясь в острые, внушающие смятение — плоские расходящиеся в разные стороны — металлические лоскуты. Драгоценный металл изящно изгибался, точно диадема или самая настоящая — корона. Тай Ли еще никогда не видела такой красоты, такого внушающего трепет изделия, повертев со всех сторон, на изнаночной стороне, мелким-мелким шрифтом она находит поразительное пояснение: «Собственность королевской семьи». Тай Ли аккуратно возвышает руки, подходя стыдливо к зеркалу, дабы возложить чужой венец себе на голову, чтобы со странным чувством взглянуть в собственное отражение. Самая настоящая корона… — обескураженно пролепетала, а у самой все тело на дрожь изошло. Теперь она моя?.. — а глаза Тай Ли от наслаждения застекленели, она представила на секунду, сколько эта вещица будет стоить где-нибудь на чёрном рынке. Я богата… — а она аж зашлась в неестественном ликовании.

      — Извини, если заставила тебя ждать, — пугающий, донесшийся, будто из ниоткуда — голос, от которого Тай Ли в страхе вздрогнула, оборачиваясь. Азула не утруждала себя проявить сдержанность — она вошла по-хозяйски, даже не постучавшись, застав Тай Ли врасплох. Ее ресницы моментально опустились под гнетом сверкнувших глаз принцессы, — Тай Ли захотелось сжаться до размеров песчинки — все что угодно, только бы она так не смотрела так тревожаще, пожирающе, негодующе, испепеляюще. — Смотрю, ты освоилась, — а Азула постаралась сделать свой тон как можно более непринужденным, однако — в нем чувствовалась фальшь. Азула тихо негодовала и молча злилась — это чувствовалось по всему: по тому как смотрит, по тому как неспеша подходит, по тому, как сжались ее губы в тонкую линию. Она беззвучно, на одном только уровне чувств — излишне сильно ругала, заставляя плавиться под отягощающим чувством вины. Азула, минуя подругу, прошла безмолвно к его безнадежно одинокому письменному столу, на краю которого продолжала петь маленькая шкатулка, все без конца затягивая в свой печальный ритм. Тай Ли не видела ее лица, однако, она видела содрогнувшиеся и ссутулившиеся моментально плечи, да так, словно принцесса беззвучно всхлипнула, отчего-то расчувствовавшись. Ее тонкие королевские пальцы обхватили небольшую шкатулку, с громким хлопком затворяя, а затем Азула обернулась — держа на лице деликатную улыбку, да такую, будто ничего не было. Никакой лечебницы, никакого брата, никакой Синей Маски… — ничего.

      — Я нашла это случайно… — начала было в свое оправдание.

      — Нет, — обрывает ее все с тем же выражением Азула, не сдвинувшись с места. — Ты сделала это специально, — она сказала это с такой деспотичной уверенностью, что перечить казалось опасным. Азула смотрела так, словно Тай Ли умышленно сделала подлость, гадость, причиняя увечья. Тай Ли часто-часто заморгала, от страха опуская глаза, стоило принцессе приблизиться, дабы развенчать коронованный облик Тай Ли, без каких-либо объяснений лишаяя короны. Азула зажимала ее меж пальцев, с упреком посматривая на подругу, будто в ожидании хоть каких-то объяснений, но их не последовало.

      — Я не знала, что это… — Тай Ли неуверенно пытается начать разговор, а Азула пренебрежительно закатив глаза, потопляет собственность королевской семьи в черный бархатный ящик, с глухим хлопком закрывая.

      — Хочешь узнать? — а Азула вдруг улыбнулась лукаво, соблазнительно.

      — Конечно, — а Тай Ли улавливает любое ее движение, с восхищением провожая.

      — Это я дарила Зуко новую корону… — Азула сказала это все с той же деланной ухмылкой, маскирующей душевную боль. — Тебе я ее не отдам, — ее решение было подчеркнуто строгостью тона и надменностью прищуренных глаз.

      — Я и не… — хотела было начать оправдываться, но один единственный взмах пальцев заставил наскоро замолчать, казалось — Азула очень устала, устала так, что готова свалиться без сил, но что-то заставляло ее держаться. — А музыкальную шкатулку можно оставить себе? — опомнилась тотчас же, подходя к столешнице, разглядывая черный лакированный прямоугольничек. Азула не колеблясь ответила:

      — Конечно — забирай, — великодушие ее тона вселяло неверие, Тай Ли даже обернулась, не поверив. — Этому глупому хламу очень много лет, — деловито пояснила, а сама то и дело не могла осмелиться взглянуть на то, что с таким трепетом обуяла прикосновениями Тай Ли.

      — Там внутри выгравирована надпись… — начала было она.

      — «До луны и обратно»? — со злобной усмешкой спросила, пока ее бровь плавно поползла наверх.

      — Э-э, кажется да, — кивнула, убирая с лица волосы.

      — Дебильная сказка про зайчонка, которую Зуко очень любил, — презрительно фыркнула. — Малыш Зузу когда-то хотел сделать мамочке подарок, — а она скабрезно издевалась над ним, ее глаза подло блеснули в наслаждении, она упивалась его слабостями, его человечностью, его неизбежной болью. — Но она исчезла, — беззастенчиво, очень грубо и цинично пояснила, не снимая с лица поразительно бессердечного оскала.

      — Азула! — не выдержала Тай Ли, осуждающе нахмурившись. — Как ты можешь так говорить? — это ее растрогало, тогда как Азула, казалось, пропустила сказанное мимо ушей. — Она ведь и твоя мама! — пытается вразумить, а на лице принцессы только саркастичная ужимка и полное отчуждение.

      — Просто я рада, что она бросила и его! — а Азула выплюнула это сгоряча, необдуманно, сверкая от обезобразившего ее садизма. — Он думал, что она любит его больше, а, оказалось, он не нужен ей также… также, как и я, — казалось, эта мысль пролегла на ее лице безмятежностью, но всего секундным, ведь ей всегда было мало — это видно в ее пропитанных ненавистью глазах, слышно в изливающихся ядом словах, жестоких необдуманных жестах. Казалось — всего через секунду Азула уже пожалела о сказанном, о вырвавшемся, будто — против ее воли.

      — Азула? — Тай Ли осторожно коснулась ее своим пристальным вниманием, чего принцесса даже не заметила или же не хотела замечать.

      — Что? — она спросила раздраженно, явно о чем-то без конца думая, созидая, рассуждая — она явно была где-то не здесь, где-то в далеких странствиях собственных дум, не желая из них возвращаться.

      — А ведь я никому не сказала, что убить моих сестер — была твоя идея, — Тай Ли заговорила с опаской, ощущая, что ей наконец выпал шанс сблизиться с Азулой настолько, что это, думалось, могло решить все их проблемы. Она сделала аккуратный шаг навстречу, однако Азула осталась неподвижна, посмотрев на Тай Ли с ворохом смятения и брезгливости:

      — Тай Ли, что за бред? — поморщилась, усмехнувшись. — Я же обещала тебе исполнение любого желания, — коварный ехидный голосок, что сопровождал елейный обманчивый взгляд. — Я сдержала слово, — она говорила размеренно, всем своим видом убеждая остановиться, задуматься и никогда больше не совершать подобных ошибок.

      — Но мое желание было: поймать Синюю Маску, — а Тай Ли не видит намеков, наскоро поясняя.

      — Что-то я такого не припомню… — а принцесса поразительно непробиваема, в лицемерном амплуа ей не было равных. Она не стесняясь заглядывала в лицо с обескураживающим взором, заставляя Тай Ли стушеваться, в какую-то секунду поддаться — усомнившись в собственных воспоминаниях.

      — Ты и Зуко… я вас видела… — а Тай Ли упорно не поддается, блефуя, доставая припрятанный козырь, помня последний визит Зуко.

      — Нас видели многие, и что? Он же мой брат, — а Азула пожимает плечами, строя само очарование, лукаво отпираясь.

      — Нет, я не об этом, — а голос Тай Ли посерьезнел.

      — Тогда о чем? — Азула смотрит пристально, глаза ее бесстрастны, тогда как губы обаятельно смеялись.

      — Ты понимаешь, о чем я… — а Тай Ли тверда, хоть и старалась сохранить деликатность, аккуратно подбирая каждое слово. — Азула, ведь это была ты, правда? — нервно сглотнула, запнувшись. — Он ведь так обошелся с тобой… — шокирующе поясняет, а у самой на лице застыл ужас, язык еле ворочался, тогда как глаза заливались слезами. — Синяя Маска… — смотрит пристально, а лик Азулы моментально отбросил ухмылку, становясь пугающе серьезным. — А не со мной… — разгадывает наконец загадку, от которой по спине пробежал холодок.

      — Ты бредишь, Тай Ли, — Азула вновь непринужденно улыбнулась. — Ты просто уже не помнишь, что говорила, — заботливым сделался ее подстрекающий тон, что заставило Тай Ли отшатнуться.

      — Азула, доктор вводил меня в гипноз, — а Тай Ли, глубоко вдыхая, на выдохе отвечает.

      — Что ты ему рассказала?! — Азула тотчас же обозлилась, ощерившись.

      — Я не знаю, но доктор сказал мне, что никто не насиловал меня, — наконец с полным облегчением улыбается. — И то, что меня вообще не интересует противоположный пол… — отважно признается, что, казалось, вовсе не интересовало принцессу. — Азула, Синяя Маска — твой насильник, да? — беспечная смелость этого вопроса вводит в ступор даже принцессу, ведь на какое-то мгновение они уставились друг на другу, утопая в тишине.

      — Ты спятила! — нервно хохочет, складывая на груди руки.

      — Хочешь, давай поговорим? — Тай Ли подходит ближе, касаясь бледной королевской руки, на что Азула реагирует строго и искрометно — отшатнувшись. — Клянусь, я ничего плохого тебе не сделаю и этот разговор останется между нами… — поспешила заверить, невинно приподнимая ладони. — Он принуждал тебя, да? — медленно и очень осторожно произносит, пытаясь понять по ее лицу хоть что-то.

      — Перестань! — а принцесса лишь продолжала саркастично посмеиваться.

      — Давно это длится? — а Тай Ли прильнула к ней, чем моментально насторожила, вызывая острое желание отдалиться.

      — Хватит! — уже сквозь зубы процедила, вперив в нее полные гнева глаза, сдвигая брови.

      — Сколько лет тебе было, когда это произошло впервые? — а Тай Ли все бежит за ней, питая иллюзию угнаться, спасти и разгадать, а Азула смотрит на нее надменно, самодовольно выся подбородок.

      — Замолчи! Заткнись! — злится, почти рычит, сжимая пальцы в кулаки.

      — Азула, я видела, как он смотрит на тебя… — вспоминает Угольный Остров, находя множество деталей, что лежали на поверхности незамеченными. — Я видела вас в доме у Ло и Ли, когда ты сделала мне тот странный укол, — ее взгляд устремился к высоким потолкам, она выдумывала на ходу, пытаясь соврать правдоподобней. — Через какое-то время я смогла встать, я захотела воды… — тараторит, тотчас же устремляясь на Азулу, что лишь недовольно поджав губы — отвернулась. — Но тот свет, что был в противоположной комнате — мешал мне спать, — а она роется в мутных воспоминаниях и действительно видит свет, что резал ее мысли, стоило остаться совсем одной. — Я заглянула в маленькую щель и увидела… — а Тай Ли представила на секунду, что могла бы увидеть, отчего по коже пробежались мурашки, а глаза сами собой забегали.

      — Остановись! Пожалуйста! — отчаянная угроза и бескомпромиссный взгляд.

      — Я видела такое впервые… Вы лежали в одной постели, как лежат влюбленные… — Тай Ли старательно фантазировала, пока Азула отчаянно злилась. — Моя старшая сестра, — вдруг резко сменила тему, после непродолжительной паузы, — когда узнала, что я очень близка с младшей — настроила ее против меня, — лицо Тай Ли осунулось, побледнело, переполнившись болью. — Через несколько дней младшая вместе со всеми — таскала меня за волосы. Они знали, что я не такая, как остальные… — находит в себе силы признаться. — Что мне не нравятся мальчики… — ее фразы были рваные, короткие, с длинными паузами. — И чтобы это скрыть, с возрастом я стала вести себя так, чтобы нравится им, — а она рьяно жестикулирует, чувствуя облегчение, обнажая наконец душу. — Доктор Фрайт сказал мне это, — она вспоминала его с теплотой, сожалея, что они более не увидятся. — Я думала, что если все вокруг увидят, как я привлекательна для мальчишек — никто больше не захочет надо мной издеваться, — она на драматичной ноте закончила, утирая сорвавшиеся с ресниц слезы пологим рукавом, жалобно всхлипнув. — Почему он с тобой так обошелся, Азула? — а Тай Ли продолжает завораживающе горевать.

      — Потому что из-за меня сожгли его лицо, — а она равнодушно хмыкнула, казалось, не испытывая и крупицы вины или сострадания.

      — Это правда? — дернулась Тай Ли, не понимая лжет Азула или нет, по ее выражению мало что можно было понять наверняка.

      — Он бросил меня… — а затем ее лицо окаменело, в ней заговорила мстительная ревнивая натура. — Он всегда это делает… — а она сказала это очень емко и красочно, оставляя эфемерный шлейф иллюзорности происходящего.

      — Он злой. Он жестокий… — Тай Ли с обиженной интонацией старательно его обзывала. — Очень злой… — праведно рассеивает свои слова по ветру, отважно посматривая на его угрюмые вещи. — Он пытался настроить меня против тебя, — ябедничает, капризно сжимая губы.

      — Хочешь сказать, что он плохо пытался? — а Азула медленно обернулась, презрительно покосившись, да так, словно она была не удивлена, будто она ожидала этого, восхищаясь его слепым упорством.

      — Азула, мне можно доверять, — настаивает, не понимая, почему она такая холодная, бездушная и неживая. — Я хочу помочь! — оскорбляется, ведь ее реакция заставляла почувствовать себя недалекой.

      — Себе помоги! — а Азула сказала это с поразительным бессердечием, а затем развернулась и не оборачиваясь удалилась, оставляя Тай Ли в плену чужих стен.

*      *      *

      Просторные одинокие комнатки, что своими полуразрушенными окнами выходили прямо на живописный фонтан, — догорающее кострище сонно попискивало, под утробный вой ветра, что в этом месте ощущался сильней. Зуко сделал несколько шагов, зажигая уцелевший светильник, осматривая пошарпанные облупившиеся стены и холодную, с невысохшими разводами кровать, матрас которой успел стать пристанищем для членистоногих и мха. Его окатило волной отвращения, которое он смог побороть лишь усилием воли отведя взор. Все его мысли блуждали где-то там — далеко и не здесь, — Катара улавливала любые изменения в погоде также легко и непринужденно, как в настроении других людей. Зуко потерянно осмотрелся, пронзая ее гнетущим смиренным взглядом. Она ждала его притязаний или каких бы то ни было извинений, а вместо этого он отбросил гремящую сумку на сырой матрас, продолжая делать вид, словно он один во всем мире. Она не переставая блюла и бдила, находя в нем столько странных деталей, что, собрав их воедино у нее не получалось облачить домыслы в слова. Он уставился на нее, обходительно награждая вниманием, наконец приблизившись, а Катара юркнула в его новую комнату, посматривая отважно и гордо, выся беспечно подбородок, а он так и остался невозмутим, словно боялся позволить себе чувствовать. Эта игра его лиц казалась бесподобной, обаятельно завораживая. Капли, что падали с потолка — обдавали эхом уютное заброшенное помещение, пока однажды одна из них не победила в одночасье огонь, что играючи держался на фитиле. Катара едва дернулась, разглядывая переменившееся и заигравшее новыми красками лицо принца, что столь голодно поглотили тени, ложась на его контуры, точно мазки черной краски. Он смотрел с выжиданием, терпеливо и великодушно, отчего хотелось неистово возмутиться, а затем тотчас же отмыться, ведь вся его пристальность ощущалась чем-то скользким, животрепещущим и смердящим.

      — Спасибо, — коротко кивнул, думая, что именно этого она и ждет, но Катара упрямо не сдвинулась с места, сводя у переносицы брови, враждебно поджимая губы.

      — Я все еще зла на тебя и не уверена, что когда-нибудь смогу простить, — а она выпалила это, словно униженная маленькая девочка, все выжидая каких-то почестей, какого-то внимания, признания в конце концов. Однако его раскаяние казалось ей непостижимым, но ей упорно желалось этого добиться, ей хотелось, чтобы он посмотрел на нее иначе, чем сейчас.

      — Катара, я… — стоило ему начать, как даже средь темной пустоши его спальни она поняла, что он безнадежен, что прямо сейчас он попытается ее благопристойно спровадить.

      — Как ты мог так поступить? — а она гаркнула, словно его ревнивая возлюбленная, пока голос не задрожал, точно струны. — Я потратила на тебя священную воду из Оазиса духов, а тебе все равно! — а ее голос сорвался, пока пальцы крепко впились в предплечья. — Мало того, что я вытащила тебя с того света, так еще чуть не пожертвовала Аангом… — а она призналась, будто все чего-то с надеждой ожидая, а он не преподносил ничего, кроме выученной галантности и искреннего безразличия. — Ты воспользовался мною… — а она сделала шаг в сторону, обиженно отворачиваясь, горюя о чем-то своем, самозабвенно выглядывая в окно. — Я тебя вылечила, ты жив благодаря мне!.. — она упрекнула с той же горячностью, с которой по обыкновению это удавалось Азуле, это даже приятно укололо его где-то в области сердца, заставив губы в слабой ухмылке растянуться.

      — Ты всего лишь проводник, — а он ранит, точно в его руке сверкнул клинок, подло впиваясь в спину.

      — Не поняла? — а она разозлилась, не желая терпеть столь хамское поведение.

      — Меня вылечил Дух Луны, — а Зуко легко и играючи ее обесценил, заставляя тело задрожать от накаляющейся ярости, что ей хотелось тотчас же выплеснуть. — Ты всего лишь дала нам встретиться, — а его голос сделался понимающим, но она чувствовала исходящее от него — поразительное отчуждение.

      — Ты чудовище, Зуко! — храбро приблизилась, задирая голову, дабы посмотреть в его черные склеры, ткнув пальцами ему в грудь, заставляя отшатнуться.

      — Но ведь это ты меня создала, — а он тотчас же красиво упал на одно колено, склоняя голову, точно принося клятву верности, на что Катара с неверия распахнула уста, ошарашено ахнув. Он сказал это так ладно, так мелодично, ни разу не задумавшись, не раскаиваясь, заставляя ее щеки моментально краснеть, а пальцы наоборот — леденеть, ее всю пронзило мелкими дребезжащими колючками, что разбежались вдоль позвоночника.

      — Спокойно ночи, Зуко, — а Катара сделала глубокий вдох, а затем ринулась прочь, оставляя после себя тянувшееся по пятам эхо.

      Стоило ему остаться наедине, как Зуко внимательно вслушивается, и только лишь убедившись, что посторонних шорохов нет, — в полной темноте, он приблизился к своей дорожной сумке. Его руки впопыхах расстегиваются кнопки, развязывают узлы, в нетерпении выворачивая содержимое на неприглядное мрачное изголовье. Он почти в слепую, шаря пальцами по распростершимся вещам, находит плотный кожаный сверток, развернув который, в глаза бьет манящее флуоресцентное сияние. Аккуратными петельками стянутые, образующие ровные ряды — на него посматривали тончайшие стеклянные шприцы. Зуко, поежившись, сглотнул, не понимая, зачем идет на поводу у дядиных желаний. Но слоняющийся в его мыслях шепот, воспоминаниями смаковал совершенные злодеяния. Перед глазами проносятся чужие крики, страх, боль, — которые не несли сердцу ничего, кроме необузданной ярости. Зубами откидывая колпачок с длинной толстой иглой, закатывая рукав в суматохе дерганных действий, он наспех ощупывает собственное предплечье, выискивая выемку у самого локтя.

      Если так пойдет и дальше — меня раскроют… — мучаются его мечущиеся мысли, хватающиеся за любой оплот, что виделся спасением. Он во что бы то ни стало должен заручится поддержкой аватара, доказав дяде свою правоту, убедив, что он ошибся. После так жаждуемого возвращения в королевский дворец — Зуко не получил ничего, кроме горестей разочарования и громких унижений. Он в своих мечтах возвысился, посчитав, что сможет очистить мир от призрачного зла, оставляя после себя лишь пепел выжженной земли и горы трупов. Наточенная игла протыкает нежную тонкую кожу, входя мягко, точно нож в растаявшее масло, — Зуко хмурится, пока зеленое сияние таинственной субстанции отражается на его впалом лице. Он стиснул напряжённо вздернувшуюся губу, вынуждая себя собраться с духом, надавливая на торчащий на изготовке поршень. Он видел, как странная, на вид, густоватая жидкость начинает иссякать, проникая в его тело, расползаясь по вене, отрисовывая уходящие вглубь жилки. Руку нестерпимо зажгло, Зуко прикусил язык, проглатывая разъяренный стон боли, что хотел вырваться наружу, разрывая легкие. Раскаленная, точно лава, опаляющая, а затем леденеющая, заставляющая конечности каменеть и отниматься, — неведанная эссенция. Перед глазами, что лишь плотнее укутывал непроглядный морок — все беспощадно поплыло, его пальцы, что на последнем рывке впрыскивают сдавленную в шприце жидкость — одеревенели, пронзенные невидимыми колючками. Он попытался двинуться с места, а в груди словно что-то тянуло, без конца разрастаясь, не давая возможность сделать глубокий вдох. Он закряхтел, падая на спину, дергая бессмысленно ногами, точно гребя, оказываясь в открытом море. Его на мгновение парализовало, пока вдоль всего позвоночника пронзила конвульсивная вспышка, что заставила все тело содрогнуться от умопомрачительного наслаждения, резко расслабляя. Напряженная шея тотчас же расслабилась, а помутненное сознание рисовало пугающие, сменяющие друг друга картины, а затем его голова беспомощной откинулась, больно соприкасая беззащитный затылок с сырым полом. В его глазах медленно потемнело, пока грудная клетка судорожно сокращалась, с необычайным рвением к жизни делая вдох за вдохом, пока в одночасье его сознание не померкло, точно луна в непогожую ночь