Светло как днем. Силия осматривается по сторонам, встречая взглядом знакомые, но какие-то чужие одновременно стены. Все в глазах сияет, будто стеклянное, изображение нечеткое, расплывается от туманности, словно какая-то замыленность мешает. Мелодичные ноты доходят до неясного сознания; движется по коридору, забредая в дебри все глубже, не узнавая собственного дома, словно в зазеркалье. Закрывает глаза, прислушиваясь к мелодичным звукам, которые по ощущениям доносятся ото всех мест одновременно; распахивает веки, чувствуя, как болезненно сузились ее зрачки от ясности света, словно от снега отблескивало оранжевое солнце. Осматривается вновь и вновь, понимая, что обстановка до боли знакома, вот только что-то не так, будто все комнаты перепутаны, левое поменялось с правым. Шаги медленные и неуверенные. Куда приведет ее эта мелодия? Такая обрывистая, словно ребенок нажимает все клавиши вразнобой, тешась от нечего делать. Выруливая из очередного закоулка своего неузнаваемого поместья, Силия вдруг понимает, что видит вход в холл, в котором совсем недавно беседовала с Фрэнком. Звуки трепещущего пианино усилились, кто-то забил по ним сильнее и яростнее, а затем плачь: громкий и прерывистый, гневный и обессиленный. От этого крика все сжимается внутри; хватается рукой за шею, чувствуя, как приливает необъяснимое чувство немоты; хочет что-то сказать, но не может. Резкий стук по клавишам — раздается протяжный низкий вой всех тонов; хочет закрыть руками уши, чувствуя, как режет болью это звук.

      «Пусть он прекратит!».

      Снова плач, только очень тихий; хнык, затем всхлип и еще, и еще; сводящие с ума чьи-то муки. Встает, ловя себя на чрезмерно медлительных движениях, картина перед глазами перестает вертеться, становясь все более четкой. Хватается рукой о дверной косяк, не слыша больше никаких более звуков; заглядывает, видя то самое злосчастное пианино и кого-то сидящего. Все в комнате было наоборот, окна были сдвинуты, камин в другой стороне, фотографии заменяли пустые рамки с черными кругами.

      Ребенок, нет, мальчик. Высокий, темноволосый. Он сидел так ровно, что могло показаться, будто это не живой человек, а кукла; издает еле заметный вздох, поворачивая голову. Силия узнает в нем своего брата, того самого, что был в Тайной комнате, но не совсем, как будто он года на два младше. Не может разглядеть его лицо; подходит ближе, видя, как тот не вздрогнул, лишь размеренное дыхание вздымает его грудь. Подходя ближе, Силия видит крупные капли на белых клавишах, по которым с таким старанием дубасил Том. Чувствуя приближение, он лишь вздрогнул на секунду, продолжая смотреть в свет за окном; не произнося ни слова, она подходит к нему ближе, не понимая, почему вообще это делает, садится рядом, осматривая его позу. Том лишь слабо хлопал глазами, не говоря ни слова, а его длинные темные ресницы слиплись от соленых слез, которые он так старательно пытался не проливать. Сейчас его лицо не выражало ничего. Силия приближается к нему еще ближе, пытаясь осмотреть полностью, не веря в свое видение. Он придерживал рукой запястье, расстегивая пуговицу на рукаве белой рубашки. Незнакомое ранее чувство нахлынуло на нее с головой, ей захотелось остаться с ним, тут, навсегда. С таким вот маленьким и спокойным, каким никогда раньше не видела. Они сидели так всего мгновение, пока он не повернул к ней свое потерянное лицо с затуманенным взглядом.

— Sag, dass du mich liebst, Mutter, — жалобно заныл он, заплакав снова, падая к ней на грудь.

      «Скажи, что любишь меня, Мама», — мысленно повторяет его слова, не до конца понимая, что он ей сказал.

      В горле пересохло, и Силия лишь тяжело сглотнула нахлынувший комок странных неизвестных до ныне чувств.

      «Кто я для тебя, Том?», — кладет она руку на его плечо, чувствуя его неровное и какое-то обеспокоенное дыхание.

      Он перестал плакать, но почему он был расстроен? Может потому, что не умел играть на пианино? Может потому, что никто не хотел его научить?

— Мисс! Мисс! — слышит какой-то отдаленный возглас, да такой знакомый, что вдруг понимает — а ведь она вовсе не дома; начинает судорожно вникать, что оказалась в каком-то лабиринте мыслей собственного брата; хочет отстраниться, но он мертвой хваткой вцепился в нее, лишь сильнее сжимая руками.

— Mutter*, — поднимает он на нее свои томные глаза, приближаясь все ближе; Силия обхватывает его лицо ладонями, видя, с каким нездоровым выражением он смотрит на нее, чувствует, что не способна сопротивляться его воле; хочет быть с ним, хочет сделать это, тянется ближе, видя как он желает ее поцеловать, закрывает глаза, запуская пальцы в его волосы.

— Проснитесь, мисс, — продолжает слышать голос извне, но совсем не думает уходить из этого места, где, кажется, она нашла то, что искала; еще совсем чуть-чуть, и соприкоснется с его влажными губами, утопая в этих неправильных метаморфозах, как вдруг он отпускает ее, сталкивая со скамьи, странно ухмыляясь.

      Фрэнк Брайс с особым усилием кричал в лицо Силие. Она разомкнула уставшие от света глаза, смотря на сморщенное лицо старика перед собой. Он дотрагивается до нее.

— Я подумал, вы умерли, — выдохнул он, садясь рядом.

— Что случилось? — лениво приподнимается на локтях.

— Совы! — взмахнул он руками. — Они заполонили все крыльцо! — завопил садовник.

— И что? Вы из-за этого меня разбудили? Вы видели сколько времени? — оборачивается она на часы, но видит, что те встали.

— Час дня, мисс.

      Силия вскакивает с постели, прильнув к окну, осматривая столпившихся птиц внизу.

— Это почта, — постучала она пальцем по стеклу.

***

— Нет, ты с ума сошла? — схватилась за лицо Рейчел.

— Ты не понимаешь, что ли? Мы должны что-то с этим сделать, — нахмурила брови Сесилия, поворачиваясь к растерянному Тому. Парень, что стоял чуть подаль, за ее спиной, облокотившись на высокий ствол дерева, лишь пожал плечам, одобрительно улыбнувшись своей подруге. Ребята стояли настолько близко, казалось, в их нерушимую крепость не попасть никому извне. Недовольные лица мог не разглядеть только самый невнимательный член команды наивной детворы.

— Это что-то плохое? — поинтересовался кто-то из толпы.

— Просто отвратительное! — скривилась Силь, чувствуя, как напрягается все ее тело, от чего икры затрясло. — Нам нечего бояться, даже если они и по правде ведьмы, то стоит только кому-то поднять на нас свою палочку — как их посадят.

— А за инцест разве не сажают? — любопытно вытянулся Реддл.

— В Англии сажают, но вот только для них закон не писан. Мы — единственная надежда нашей деревни на избавление от этой грязи. Вы только представьте: сколько лет тянется эта ужасная мерзкая традиция!

      Слабый поток ветра пошатнул стоящее скопище детворы, заставляя вздрогнуть от неожиданности. Мальчики мрачно поглядели друг на друга, а затем на Тома, ища в нем поддержки, а тот, в свою очередь, лишь подошел к Сесилии ближе.

      Решение было принято единогласно, хотя это навевало какие-то нотки опасности и неправильности одновременности.

— Почему тебя это так задевает? — цепляет Сесилию за локоть Реддл, отводя в сторону.

— Она видела нас, Том, — растерянно смотрит ему в глазах, находя его лицо не менее встревоженным.

— Ты говоришь об этом только сейчас? — сквозь зубы процедил он. Она ничего не нашла ему в ответ, лишь вернулась в круг ребят, беря в руки длинную палку, вычерчивая что-то на влажном песке.

— Вот здесь они обитают, — ведет ниже, указывая на низменность в холме, — мы будем действовать быстро и четко! — взглянула она на всех. — Не смейте растеряться! В любом случае, они ничего не подозревают.

— А можно маме рассказать? — поинтересовался рыженький.

— Нет! — грубо оборвал его Реддл. — Никто ничего никому не говорит! Вы либо с нами, либо сидите у себя дома и вяжите носки, — пренебрежительно отмахнулся он, — или что вы там у себя делаете. Сесилия возмущенно окинула взглядом своего друга, приподнимая бровь, потому что его слова резанули слух даже ей.

      Никто из присутствующих никогда не слышал о странной семье, что живет где-то в чертогах леса, возможно потому, что в их возрасте мало кого интересует ближайшее соседство, а может потому, что необходимости в этом никогда не было.

      Собирая небольшую армию для нападения, Сесилия долго обдумывала план действий, советуясь только со своими принципами, она считала, что никто не поймет ее, даже Реддл. Он казался ей чересчур поверхностным и избалованным, что в какие-то моменты просто выводило из себя, его выпады было все сложнее контролировать; все больше он взрослел, осыпая Силь скептическими замечаниями, находя ее игры глупыми и опасными. Вот только она так не считала.

      Отброшенная за черту желанной жизни она пыталась всеми силами испортить все вокруг, лишь бы ее услышали, ведь возможно тогда папа заберет ее домой, стоит только произойти чему-то грандиозному и вопиющему?

      Почему папа был таким мягким? Почему мама полностью его подавляла? Сесилия все никак не понимала, почему он любит эту стервозную и наглую мадам, когда его дочь так нуждается в обычных человеческих отношениях. Эти ребята уже поднадоели, а дядя становился с каждым днем все страннее, чем отторгал от себя, заставляя его ненавидеть.

      Сесилия выходит вперед, оглядываясь на всех тех, кто стоит за ее спиной, махая с призывом им рукой, она слышит шаркающие и неуверенные шаги своих товарищей. Улыбаясь встречающему лесу, берет в руки большую и облезшую палку, начиная тихо постукивать.

— Это чтобы отпугивать змей, — бросает она по дороге, даже не смотря на народ сзади.

      Природная красота живой природы наводила на недружелюбные и опасные мысли, что с такой легкостью отгоняет от себя длинноволосая смутьянка. Уверенная в своей идее свершить призрачное правосудие, Сесилия ни на секунду не задумалась о безопасности своего войска, что с шорохом и шепотом следовали за ней в самые темные закоулки зеленых трущоб. Когда она видит злосчастный спуск, поросший кустарниками бесплодной жимолости — злобно ухмыльнулась, останавливаясь перед еле уловимой дорожкой куда-то вниз. Она уверенно оборачивается на ребят, видя, что каждый из них взял в руки подноготные боеприпасы. Где-то вдалеке высокая фигура привлекает ее внимание, узнает в знакомых движениях Реддла, что сильно напрягает. Сама не понимает своих чувств к этому человеку, но отчетливое презрение захлестывает новой волной, когда она видит его ленивую походку в замыкающем конце.

      «Трус!», — поднимает она подбородок, со стуком ставя палку на землю.

— Ведем себя предельно тихо! — скомандовала Сесилия, осматривая подошедших. Смотря в испуганные, но уверенные глаза детишек, не сдерживает ядовитой усмешки, нежась в шкуре предводителя. — Вперед! — указывает она палкой на спуск, опуская ее со стуком.

      Поток разъяренной толпы двинулся вниз, начиная радостно вопить, но с каждой секундой этот вопль походил больше на громкий и гневный рык.

Видит, как Том сбегает со склона, пронзает чувство беспокойства, бежит за ним, желая остановить его, оставить рядом с собой. Плюет на свои принципы и бежит за остальными, распахивая от страха глаза. Тревога, что съедала ее голову каждую ночь, снова вернулась, кажется, Сесилия начинает жалеть о совершенном поступке, боясь расплаты. Ноги сами собой понесли ее вниз, набирая скорость, понимает, что не в силах остановиться сама, начинает кричать, представляя свое вспоротое тело. Том оборачивается на ее крик и хватает за руку, с силой потянув в свою сторону, не давая упасть. Остановившись, растерянно смотрит ему в глаза, но не видит ни малейшего страха и неуверенности, что вводит в бурные сомнения, срывается с места, догоняя ребят. Дыхание застревает в груди, когда из гущ леса показывается обшарпанная избушка, прямо как в фольклорных рассказах. Останавливается, прижимаясь в высокий ствол дерева, выглядывая украдкой на происходящее.

— Ты что, боишься? — усмехнулся Том, подходя, ткнув в нее угрожающе палкой.

— Никогда! — отшвыривает ветку, и с наступлением идет к остальным, полная неудержимой отваги и смелости, которую ей придало замечание Реддла.

      С грохотом и смехом дети начали закидывать жалкий дом ветками и шишками, а затем и камнями с песком, которые они тут же подбирали под ногами.

— Ведьма! — хором кричали они, с особой жестокостью метая все на своем пути.

      Сесилия радостно смеется, швыряя в окно свою длинную и толстую палку. Стекло издает угрожающий треск, и на нем поползла длинная трещина.

— Да! — скалится.

      Входная дверь скрипнула, и на пороге показалась растрепанная и сонная девушка, которая тотчас ошеломленно взглянула на всех, кто только что пришел к ней в гости.

— Ведьма! — со злобой крикнула ей Силь, бросая камень прямо в ее хрупкую фигуру, радостно наблюдая за тем, как ей прилетело по голове.

      Оглядываясь на высокого Тома, она видит его одобрительный взор, что придает еще больше сил. Детвора начала громко хохотать, швыряя в оборванку нелестные фразочки и что-нибудь потяжелее. Сесилию напрягает один факт: Меропа ничего не говорит в ответ, словно воды в рот набрала, но наблюдая за ее поведением, видит, как она рьяно оборачивается внутрь своей хижины, а затем смотрит на детей, начиная размахивать руками.

— Уходите, кто бы вы не были, — еле слышно проговаривает Мракс.

      Сесилия берет Тома за руку, обернувшись на него, она видит, как он удивился.

— Ты! — ткнула ведьма в Реддла пальцем, который аж растерялся на одно мгновение.

— Заткнись, нечистая сила! — резко бросил Том, бросая в нее камень, но промазал.

— И ты! — перевела она указательный палец на Силь. От ее голоса все внутри задрожало, казалось, голова идет кругом, и сейчас Сесилия закричит от ночного кошмара наяву.

      Фоном проносились детские угрозы ее товарищей, эхом звеневшие в голове; стук приземляющихся камней; угрожающий взгляд этой девчонки и усмешка Тома в ее сторону. Нет, это все не может быть правдой. В ту же секунду из хижины выбирается крупный парнишка, держащий в руке удлиненный предмет, увидев который Сесилия тут же заверещала, потянув Реддла с собой.

— Бежим! — напугано смотрит она на него. Он смотрел на нее с непониманием и одновременно ехидством, так как ему претила мысль, что всемогущая предводительница чего-то испугалась. Куда же делись ее призрачные замашки главаря, которые она так старательно показывала? Почему сейчас она сама ищет защиты? Пытается сбежать от собственно сделанных проблем. Сесилия, неужели ты не знала?

      Страшный и высоченный парень, что вылез из мрачной избушки, тут же сощурился от солнца. Уродливый и похожий на дикаря, он издавал какие-то непонятные звуки разных тональностей. Его сестра лишь дает ему дорогу, спуская пса с цепи, не в силах сдержать веселье. Она раскрывает свои тонкие и блеклые губы, начинает что-то шипеть, смотря на брата. Один хлопок, и сейчас он разнесет всю детвору.

— Но почему она не колдует? — подалась чуть вперед Сесилия. — Неужели она не умеет? — распахнула от неожиданности глаза.

      Ребята только пуще прежнего заголосили, начиная корчить рожи косому громиле, хором повторяя оскорбления. Громко заорав во все горло, брат той ведьмы, что тихо за всем этим наблюдала, взмахнул волшебной палочкой в сторону кучки детей, что-то прошептывая.

— На каком языке оно говорит? — усмехнулся Реддл.

— Не на человеческом, — тихо добавила, прижимаясь к другу сильнее. Лицо Тома тот час поражает маска ужаса, как только он увидел, что нечто сверкающее вылетело из палочки того неотесанного парня и повалило кого-то из толпы. На секунду нависла тишина, а затем крик, истошный и рыдающий, со всех сторон.

— Нам пора сматываться, — говорит Реддл, убегая прочь от хижины, потащив подружку за собой.

      Они бежали так быстро, как только могли. Том сворачивает в разные дебри, абсолютно не зная, куда они их приведут, но то ощущение парализовывающего страха не отпускало его. Больше всего он боялся потерять свою беспечную жизнь за гранью неизбежной и ничего не обещающей смерти. Сесилия лишь смотрела ему в спину, гонимая только хваткой Реддла куда-то в неизвестность. Казалось ее нет в этот момент, в голове пустота, но крики их товарищей все еще были слышны откуда-то издалека. Она улавливает свое дыхание, что теперь камнем отдается в груди, потому что больше нет возможности спокойно вдохнуть воздух.

      Куда-то вдаль, подальше от опасности. Может, теперь-то папа заберет из этого ужасного места свою дочь? Почему эта оборванка была такой уверенной в себе? Она наслала на них участь в лице своего сумасшедшего брата-психа? Что он сделал с остальными? Выживут ли они? Покой был утрачен, казалось, надолго. Теперь остается только надеяться, что все так же как и Сесилия с Томом, смогли сбежать.

— Мы предатели! — остановилась она, глядя в спину Тому.

— Мы никому ничего не должны! Каждый сам за себя, — резко обернулся он к ней. — Или желаешь вернуться обратно?

— Думаю, я не найду дорогу назад! — рявкнула та, злившаяся от его насмешки.

      Что-то непонятное нахлынуло на Тома, он сжимает пальцы в кулаки от досады и бешенства, которые настигли его так внезапно. Кажется, эта строптивая девица начинала выводить из себя больше, чем всё в этой жизни, даже гнусные речи отца не имели столь должного эффекта, как гримаса этой девки.

— Не подходи ко мне! — командует она, вытягивая руку вперед; чувствует, как в грудь упираются ее пальцы.

— Я… — сжимает он ей руку, растерянно смотря в черные глаза подруги. — Я, кажется… — не может выговорить застрявшие в горле слова, — люблю тебя, — падает он на колени, обнимая.

— Отцепись! — возмущается Сесилия, закатывая глаза к небу. — Том, какая любовь? Ты о чем?

— Просто я так подумал, — вскинул он подбородок, смотря на нее снизу вверх, — если сегодня мне суждено умереть, то я должен тебе признаться в своих чувствах.

— Ты жалкий магл, — рассмеялась она, роняя слезу.

***

      Силию, которая выбегает прямо в легкой рубашке на холодное заснеженное крыльцо, встречает дюжина больших светящихся глаз, устремившиеся на нее как на нечто враждебное. Опешив от неожиданности, начинает считать. Один, два, три. Их было так много, что голова шла кругом; птицы недовольно крутили головами, следя за пришедшей. Пестрые, большие и мохнатые совы тут же запыхтели, ерошась на месте, делая себя еще больше в размерах.

— Чудеса! — выглядывает Фрэнк, рассматривая прилетевших из неизвестности пернатых. — Прогоните их скорее, а то они загадят все крыльцо.

      Силия взглянула на мужчину, не сдерживая смех, в какие-то моменты он казался ей милым от своей непосредственной честности и пренебрежительности ко всему, видимо, это было свойственно слугам. Вот правда, этот человек уже давно не исполнял роль, которую ему уготовило прошлое семейство Реддл. Он скрашивал одинокие и страшные дни в этом богом забытом месте. Силия совсем не была удивлена своему вопросу прошлым вечером: «Составите мне компанию?». Фрэнк Брайс не растерялся ни на мгновение, а лишь невозмутимо согласился, будто бы ожидал от нее подобной просьбы сразу же, как только повстречал.

      Влажный и пронизывающий воздух начал обдувать легкое одеяние, покрывая кожу мисс Реддл мелкими и неприятными мурашками, от чего та издает протяжный всхлип недовольства, поежившись на месте.

      Детский интерес и любопытство берут верх, и она подходит к каждой сове, что так послушно ждали, когда их освободят от невесомой ноши. Срывая с птиц свернутые клочки и конверты, Силия резко взмывает руками вверх, отпугивая крылатых, заставляя их срываться с мест и убираться прочь. Огорчительные писки и поухивания смешивались с хлопаньем больших и сильных крыльев. Такие свободные и непринужденные, обладающие могуществом над собственным полетом, имеющие возможность оглядеть весь мир с высоты своего порхания. Кажется, эти глупышки совсем не понимали, как им повезло.

— Впервые вижу, чтобы почту носили совы, — закрыл входную дверь Брайс.

— Да, я тоже, — улыбнулась Силия, взбираясь по ступенькам.

      Захлопывая дверь, прижимаясь спиной к ней с невероятным напряжением, Силия скользит вниз, готовая разрыдаться, пальцы ее рук разжимаются, и она роняет все написанные ей письма. С легким шуршанием те разлетаются прямо на пол, порхая будто птицы, которых всего пару минут назад пришлось прогнать со своего крыльца.

      Взор натыкается на знакомую красную печать на конвертах, с самого начала должно было быть понятным, от кого все эти послания. Дрожит от непонятного волнения, боясь встретиться с многочисленными словами, которые адресованы ей. Никогда раньше Силия не думала, что будет чувствовать такой бурный вихрь противоречивых эмоций. Тянется, собирая в кучу все бумажки, начиная распечатывать одно за другим, светлая и острая бумага цепляется о нежную кожу, надрезая ее; красный след тут же появился на конверте. Не обращая внимания на неприятную боль, тут же вчитывается в строки, брошенные с легкого пера жителей Хогвартса; прикрывает рукой губы, не в силах сдержать навалившиеся тяжелым грузом эмоции.

      «Вы так стремительно покинули нас, мисс Реддл, я даже удивился, когда заместо вас урок начала вести странная учительница. Ее зовут Чарити Бербидж.

Желаю вам в новом году только радости и скорейшего выздоровления.

Мы вас ждем.

Н. Долгопупс».

      Глаза бегут по строчкам, роняя крупные капли раскаяния, но Силия не понимает почему; берет в руку следующее послание.

      «Дамблдор сказал написать вам что-то хорошее… Я по вам скучаю, надеюсь, сойдет?

Драко Малфой».

      Судорожно шепча каждое слово, что выводил детский почерк, она мнет бумагу от горечи в горле, вспоминая жгучие письма своего брата, которые пришлось без сожаления сжечь.

      «Мисс Реддл, может быть за все это время, что нам пришлось бок о бок общаться, я мог вас чем-то задеть. Мысль, что мое слово могло быть отправной точкой в ваш скоропостижный и по слухам длительный отпуск, грызет, словно Грейнджер свой карандаш на моих уроках.

      С Рождеством вас.

      Надо было сделать это раньше, вот только почему-то все не мог. Порывался сжечь ваше компрометирующее признание в любви Тому-Кого-Нельзя-Называть, но не смог, ощущая, что это не мое дело. Присылаю вам его приложением к моему письму. Считайте это моим подарком.

Северус».

      Силия тут же судорожно лезет в конверт, отыскивая мятый и маленький сверток; руки ходят ходуном, дыхание перехватило; разворачивает, начиная вчитываться, затем снова и так несколько раз, пока полностью не признает свои слова, написанные когда-то давно:

      «Том, что же мне делать? Уже многие годы я скрываюсь в стенах этого здания, ища хоть какой-то защиты от тебя и твоих прислужников.

      Казалось, что если ты исчезнешь наконец-то из моей жизни, то перестанешь ее отравлять. Но, как оказалось я не знаю, что мне делать.

Зачем мне жить, если ты побежден?».

      Глухие стоны от неровного дыхания, что вздымают грудь не дают покоя, заставляя кровь в висках стучать так громко и надоедливо, что голова начала побаливать. Рассматривает остальные присланные послания, правда, уже ни одно последующее не приносит такой встряски, как от Снейпа. Сколько лет он собирался держать Силию в неведении? Почему не пошел сдавать ее Дамблдору, ведь с таким рвением пытался обвинить ее в грехах, совершенных даже не ею, правда, раньше было загадкой почему эта ненависть в нем жила столько лет, но вот приходит ответ. Значит, Северус не только вытащил ее полуразложившееся тело из ванной, так еще и забрал с горяча написанное письмо. Кому оно предназначалось? Ведь на тот момент Волан-де-Морт был побежден. Странное чувство охватило, заставляя встать и подойти к окну, будто бы она чего-то ждала, предчувствуя перемены.

***

1924 год.

      Большие окна узенькой гостиной выглядывали прямо на Центральную площадь деревушки, представляя взору стремительно бегающий народ, ведь снова кто-то приехал, а граждане жители хотели успеть во всем и везде. Утро было необычайно солнечным, единственный луч, что пробился сквозь узкую полоску штор, падает на белые страницы раскрытой книги, которая лежала на коленях строгой, с надменным выражением читающей ее девушки. Не отрываясь от чтения, она морщится от назойливого солнца, все же отрываясь от интересного занятия. Взгляд притягивают кружащиеся в танце жители, а так же их радостные крики и вопли, что доносились сквозь приоткрытое окно.

— Все читаешь? — отвлек мужской голос. — Моя дорогая.

      Сесилия резко посмотрела на вошедшего дядю Финеаса, он с интересом наблюдал за ней, вот только как давно?

— Что-нибудь слышно от родителей? — швыряет она книжку на рядом стоящий столик.

      Он сложил руки на груди, приобретая задумчивый вид. Казалось, ему была неприятна эта тема для разговора.

— После того, что вы натворили в лесу, — опустил он глаза на свои ботинки, — твоя мать была крайне недовольна. Нет. Они ничего не писали с того самого дня. Мы остались с тобой вдвоем, — взглянул он на нее.

      Сесилия откинулась в кресло всем телом, кладя ногу на ногу, мечтательно осматривая потолок. Да, с тех злополучных дней прошло очень много лет. Но вот огонек внутри горел синим пламенем удовлетворения, когда она понимала, что все же добилась своего. В тот день, когда Сесилия и ее названные друзья отправились громить незнакомую покосившуюся лачугу на отшибе леса, она и подумать не могла, что веселая блондиночка Рейчел, которая всегда была так добра к ней, попадет в звериные лапы этих чистокровных магов, внушающих ужас. Вот только Сесилия ничего не боялась, или по крайней мере, отрицала свой страх. Страшным событием оказалось то, что вернулись из леса не все. Жители думали, будто дети просто доигрались, заблудились в лесу и не могут найти выход. Многочисленные походы в жгучие и густые дебри ни к чему не приводили. Том молчал о случившемся, Сесилия тоже, как в принципе и остальные, которым удалось спасти свои шкуры. В голову часто лезли странные сны, будто тот громила из хижины поедал еще не разложившиеся трупы ее товарищей. Подписывая детям смертный приговор, маленькая Силь не думала, что все обернется такой сумбурной мелодией траура, которая и по сей день накатывает на нее в образе картин из прошлого. Больше не было игр, походов и прочего веселья, в тот день в лесу они и разбежались, словно крысы с тонущего корабля. Встречаясь с кем-то из своих бывших друзей, Сесилия проходила мимо, делая вид, что они никогда вовсе и не были знакомы. На нее должно было накатить чувство раскаяния или желание раскаяться, вот только ничего этого не было. Ничего. Пустота, с легким вздохом облегчения, ведь эти жители леса получили свое. Финеас был первым, кто все узнал, а так же стал тем самым человеком, что сдал Аврорам местоположение Мраксов. Она помнит, как давала показания против этих грязных лесных жителей, ее поразил тот факт, что их было не двое в хибарке, а трое. Отца и сына, которых звали Марволо и Морфин, тут же забрали под стражу, так как на них нарыли доказательства вины в причинении вреда магловским детям.

      Том все же пытался вернуть былые отношения с уже взрослой Сеселией, вот только быть кому-то нужной не особо хотелось, тем более, что мама тогда точно никогда не простит ей отношения с маглом. Все же сожалела она лишь об одном — не сможет видеть его смазливый вид так часто, как это было в детстве. И чтобы там не было, родители отправили его в Лондон получать образование, от чего Сесилию бросало в смех, ведь его отец так не любил все эти нововведения и школы в столице, а еще и женское образование, ведь жил пережитками прошлого.

      Финеас, что все это время наблюдал за невозмутимым видом племянницы, разрывает ее мечтания, подходя ближе; присаживается рядом, не спуская с нее глаз, кажется, она была где-то не здесь, в прострации, вне времени.

— Мариус, — произнес он, видя, как она тут же встрепенулась, смотря на него, — объясни мне всего лишь одну вещь: почему ты тогда так поступила? Что сделали тебе эти несчастные Мраксы?

      Она ничего не ответила, продолжая задумчиво куда-то смотреть; теплые прикосновения отрывают от картин прошлого, заставляя окунуться в настоящее; Финеас взял ее за руку, пододвигаясь ближе, от чего ее бросило в неловкое смущение.

— Выходи за меня, — сказал вдруг ни с того ни с сего.

      Она громко рассмеялась, чувствуя, как на глазах выступили слезы. Замечая странные взгляды дяди еще в юном детстве, Сесилия упустила ту нить, когда эти взоры начали носить совсем другой характер.

— Мы члены чистокровной семьи, нам и слова никто не скажет. Или же ты хочешь отдаться тому маглу на холме? — вскинул он бровь.

      Она вдруг резко стала серьезной, а затем прищурилась, и снова рассмеялась, как будто услышала давний анекдот.

***

«Госпиталь святой Марии Вифлеемской» 1944 год.

      Руки стягивают толстые жесткие ремни, белая кожа от слишком грубого прикосновения трещит по швам, покрываясь красными потертостями.

      Раздается пронзительный крик, лохматая девочка полностью выгибается, продолжая выносить рассудок всем рядом стоящим одним лишь воплем. Глаза щиплет от соленых слез, вырывается, с моментальным гневом отбрасывая всех стоящих одним лишь своим взглядом красных глаз, на которых выступила мелкая и тонкая сосудистая сеточка. Силия садится на холодный пол, закрывая лицо руками, начиная с силой тереть веки, видя, как черная пелена удивляет странными узорами сознание. На мгновение успокаивается, а затем снова видит бездушные глаза отца, которые покинула жизнь; начинает хвататься за свою светлую одежду, готовая разорвать ее от гнева и боли. Смотрит на закрытую дверь; тяжело дышит, думая о том, что даже здесь ей не спрятаться. Проклинает тот день, когда поступила в Хогвартс, жалеет, что не убила Тома Марволо в самую первую секунду их знакомства; представляет, как закопает его заживо, заставляя еще живого глотать сырую землю; хватается за волосы, а по лице расплывается улыбка. Уставилась на дверь, охватываемая ураганом бешенства, встает на ноги, протягивая руку, крепко ухватившись за ручку, с силой тянет на себя. Скрипящий тревожный звук раздался по маленькому помещению, Силия продолжает раздраженно рваться на свободу, ощущая, как неведомая сила подталкивает сделать что-то разрушающее; прилив энергии заставляет ликовать. Дверь на глазах покосилась, со скрипом открываясь, медленно выползает в общий коридор, идя в полном одиночестве и тишине. Темно, ни души, одно лишь упоминание утреннего света в конце, прикасается ладонью к стене, чувствуя приятный холод под раскаленной кожей. Краска пошла трещинами, судорожно осыпаясь после прикосновений, сопровождая каждый шаг Силии противными откалывающимися кусками, что падали под ноги. На мгновение она останавливается, слыша звуки впереди и мелькающее свечение, направляется вперед, щурится, когда яркий свет падает в лицо; смотрит на свою руку, которую окрашивала краска, побелка и куски бетона, превращая это все в нечто неприглядное. Понимает, что попала в гостевой холл, где обычно пациенты радушно смотрят телепередачи или играют в настольные игры. В комнате никого, кроме одного мальчика, что сидит спиной и смотрит мультики, не поворачиваясь назад ни на секунду. Силию резко бросает в жар, когда она приглядывается к гладким темным волосам; подходит ближе, замечая его мрачную одежду, в которой не положено быть пациентам. С ужасом боится представить, кто перед ней, а он все так же сидел спиной, не издавая ни звука и даже не шелохнувшись. Вытягивает дрожащую руку, не торопясь, приближаясь к объекту своих тайных желаний и страхов, ее пальцы всего в паре сантиметров; касается его драпового темно-серого одеяния, одергивая руку как ошпаренная. Он медленно зашевелился, оттягивая момент истины. Стоило только показаться его профилю, как все вокруг озарила его лучезарная и по-детски невинная улыбка, а чего только стоил его звонкий саркастичный голос: «Скучала по мне?», — произносит Том, не скрывая своей радости от их встречи, ведь он так долго мечтал взглянуть на нее. Встает с места, начиная подходить ближе, Силия сразу же пятится назад, приказывая ему остановится, вот только Том хватает ее за руку, рассматривая алые потертости на запястьях, что приводило его одновременно и в бешенство и в умиление.

      «Ты убийца! Ты!», — кричит она ему в лицо. «Ну и что дальше?», — прижимает ее к стене, кладя голову на плечо, успокаиваясь от такой близости, — «Тебе все равно никто и никогда не поверит», — добавляет меланхолично и спокойно.

— О нет, только не начинай снова, — валит Силию на пол, пока та старается высвободиться. Кричит чтобы позвать на помощь, плачет, рыдает, пока Том с силой сдавливает затертые от ремней запястья. Уставилась на потолок, понимая, что никогда раньше не замечала столько разводов и серых пятен на нем. Видит темные устрашающие глаза Реддла, что навалился всем телом сверху; хочет снять его с себя, но только лишь выбивается из сил. — Я ненавижу тебя! Ты ужасен! — шипит ему в лицо, но сталкивается лишь с его безмятежным и довольным взглядом. Еще секунда, и он расплывется в лучезарной улыбке.

— Я люблю тебя, — игнорирует все злобные слова, стискивая раны на руках, от чего та кричит еще громче.

      С красных заплаканных глаз стекают слезы, она ненавидит его каждой клеточкой души, проклиная Тома, как только видит на горизонте эту слоняющуюся фигуру.

      Холод кафеля просачивается через тоненькую рубашку, что приносит новые болезненные ощущения. Закрывает глаза, понимая, что в этой борьбе ей не выжить такими темпами, а лишь усугубляет свое бремя. Хочет, чтобы он убил ее, освобождая от насилия, которое постоянно совершает над ней и над другими.

      Врачи не дают пациентам ни минуты свободного времени, постоянно проверяя на наличие веревок и других опасных предметов, дабы уберечь сумасшедших от искушения покончить с собой. Бесконечная клетка, напоминающая замкнутый круг; вновь желает, чтобы Том сдох.

— Мне не нужно никакое любовное зелье, потому что я сильнее. Я могу просто взять! — шепчет ей в ухо, замечая, как она успокоилась.

— Ты делаешь мне больно! — вновь плачет от безысходности.

— Ты привыкнешь, — отпускает хватку, смотря Силие в глаза, прикасаясь к ее губам, надрывно простонав от собственной тяги к надругательствам. Она вновь старается отстраниться, завизжав в несогласии; его рука ухватила ее бедро, задирая светлое одеяние. — Ну почему ты такая? — отчаянно произносит он, чувствуя, как больно ему осознавать ее очередной отказ.

— Потому что ты психопат! — хватает его за шиворот, желая вытрясти всю душу; смотрит безумным взглядом, начиная посмеиваться. Полностью расслабляется, давая сделать это снова, наблюдая за тем, как Том изнемогает от грязного желания. Обнимает его, слыша как тот глухо вздыхает, начиная расстегивать свои брюки; он проводит руками по ее телу, с ужасом смотря на Силию.

— Ну же, я согласна, — стискивает его торс ногами; моментально выгибается, как только он входит в нее; судорожно и громко стонет, не спуская взора с потолка.

      Он делает ей больно и приятно одновременно, смешивая акт любви и насилия воедино. Каждый раз, когда Том приходит к ней, то совершает этот обряд унижения, показывая свою безграничную и абсолютную непробиваемость и власть. Полное отсутствие норм морали и рамок, все готов подвинуть ради своей прихоти. Силие Том казался ужасным и безобразным, бесчеловечным и борзым, только вот никто не верил ей, потому что все были уверены, что она всё выдумывает. Наверное, увидели бы эту картину — как брат тормошит свою сумасшедшую сестру прямо на холодном полу пустого холла— все равно бы нашли слова в его оправдания по типу: «Сама виновата!», «Ты его спровоцировала!», «Шлюха!»; хватается за его драповое пальто, чувствуя, как ноют пальцы от столь жесткого материала; смотрит в другую сторону, не сдерживая слез.

      Болезненное осознание приходит к ней, когда та представляет хорошую жизнь своих сверстниц и сверстников. Человек, который вроде бы является родным братом насилует тебя, при этом игнорируя любые доводы рассудка. Для него не существует понятия «нельзя». Не понимает что такого сделала, чтобы подтолкнуть на такие действия. Вспоминает все побеги от него в Хогвартсе, всплывает их разговор в библиотеке. Ей бы тогда понять, что все это не игра, все это не шутки. Корит себя за сказанные дразнящие провокационные фразы. То, как он полез тогда к Силие, окунуло её в смех задирства, но то было почти три года назад, она уже давно и забыла этот инцидент. Да, нехотя признавалась себе в том, как Том красив и ей приятно было его внимание, казалось, что постоянные донимания — игра, даже показалось, будто он нравится ей, вот только сразу подобные бесстыдства покинули её голову, стоило только бросить Школу Чародейства и Волшебства. Неужели эти два с половиной, а то и три года не давали ему покоя, какие изменения перетерпел его рассудок? Он это спланировал?

      Все движения Тома стали ещё грубее и жёстче; вопит в его руках, а в голове крутиться одна и та же мысль: «Нас посадят за инцест! Нас посадят за инцест!». Всхлипывает, обнимая его полностью, прижимается к нему щекой, продолжая томно страдать. Том прижимается к ее губам, завывая, как дикое животное, Силия отвечает на этот поцелуй, закрывая глаза, ощущая, как с лица скатываются крупные капли; видит нездоровый вид брата — чувство тоски и жалости берет верх. Пытается найти оправдания его поступкам, осознавая, что кроме Тома Марволо Реддла у нее никого больше нет. Никого.