Последствия потери контроля

Сайно всё ещё кричал. Много и в пустоту, до хрипящего голоса после. В ярости взбивал песок, чуть ли не рвал на себе волосы. Винил себя и Германубиса. Но себя больше. За то, что допустил непростительную ошибку - не уследил, позволил взять контроль, ведь оказался недостаточно сильным, чтобы противостоять духу. В конце концов он был просто человеком. Слабаком. А поэтому позволил убить аль-Хайтама собственными руками.

- Германубис! - в который раз взвыл Сайно, до боли сжимая песок в руках. Он не знал, чего хотел добиться от духа. Раскаяния? Тот не способен на такое, тысячелетнее существо не может испытывать подобное. Это слишком человечно, это делает слабым. Но даже если бы Германубис извинился - но как бы жалко и неправильно это прозвучало - аль-Хайтама уже не вернуть. Никогда.

Вскоре дрожь от бесконечных слёз и криков вытянула из него почти все силы. Затряслись руки, мышцы заныли от невообразимого напряжения до этого, но Сайно не мог на них смотреть. Каждый раз, кидая взгляд на собственные руки, он до боли сильно зажмуривал глаза, потому что не хотел верить в эту реальность. Всё отрицал, что на собственной коже сейчас кровь любимого человека, которая, пачкаясь с горячим песком, неприятно засыхала меж пальцев. Отвратительно. Всё это, он сам себе противен.

Махаматра без сил упал на бок спиной к аль-Хайтаму - потому что не в силах был даже посмотреть на то, что он с ним сделал - и обнял себя трясущимися руками. Чуть ли не весь перепачканный в чужой крови, он сильно вдавливал ногти в собственную кожу и, проводя по ней, оставлял красные полосы. Но так хотелось целиком содрать её с себя, лишь бы ничего не чувствовать. Не ощущать, как спутались волосы от засохшей на их кончиках крови. Убрать из под ногтей частички чужой кожи(или ещё чего похуже) или вовсе истязать себя с ног до головы. Потому что на нём не было ран - аль-Хайтам ведь не хотел убивать его и, даже обороняясь, не смел задеть Сайно мечом. Его любимый точно был лучше него самого.

Аль-Хайтам... Он не просто разбавил его рутинную жизнь борца за справедливость своим появлением, но и сделал нечто большее - дал ему всю свою любовь, что оказалась взаимной. И Сайно так радовался тогда - секретарь, наверняка, тоже - пусть их отношения были далеко не идеальными, иногда разбавляемые мелкими ссорами, что быстро сходили на нет, они дорожили друг другом. Даже больше своих жизней. И видимо аль-Хайтам дорожил им больше, раз не причинил ему вреда и позволил себя убить хотя - Сайно точно был уверен - он мог попытаться дать отпор и победить. Это был мизерный шанс, ведь Германубис являлся далеко не самым слабым духом, но секретарь им не воспользовался. И всё только для того, чтобы не навредить Сайно.

Сквозь пелёну слёз, почти полностью застилающих обзор, махаматра взглядом вдруг ухватился за какой-то блеск вблизи него. Нечто зелёное и маленькое отсвечивало на солнце, отбрасывало редкие блики, привлекая к себе внимание махаматры. А тот на ощупь вытянул руку вперёд, коснулся этого предмета и, тут же ощутив знакомую гладкую поверхность, притянул его к себе. Кристалл аль-Хайтама.

Так непривычно было ощущать камешек отдельно от него. Сайно часто обводил этот зелёный камень пальцами или губами в зависимости от ситуации - от переизбытка нежности иногда хотелось стать ближе к любимому во всех смыслах. Трепетно очертить пальцем ключицы, задевая кристалл, или случайно наткнуться на него, когда покрывал поцелуями чужую шею, спускаясь вниз.

Теперь всего этого не будет никогда.

Из горла снова вырвался беззвучный крик и махаматра свернулся в позу эмбриона. Редкие слёзы медленно стекали по лицу, чтобы после впитаться в песок.

Много лет назад, когда Сайно заключал контракт с Германубисом, он был лишь юнцом, не мог осознать всех последствий своих решений. Казалось, что дух может дать ему безграничную силу довольно малой ценой - его не слишком волновал факт такого "соседства". Тем более, вместе с собственными умениями и рассчётливо отточенными навыками боя, с помощью Германубиса можно было многого достичь. Так и случилось. С течением времени, когда их связь только становилась прочнее, а дух всё охотнее подчинялся его воле - становилось легче. Ловить нарушителей правил Академии, побеждать своих врагов. И иногда ему даже казалось, что не найдётся такого противника, способного потягаться с ним. Потому что Германубис действительно дал ему всё, что он хотел. И ценой за все великие свершения стала жизнь любимого человека. Слишком дорогая расплата.

Вдруг где-то высоко в небе послышался птичий крик, стремительно разлетевшийся вокруг, и после спину Сайно обдало лёгким порывом воздуха. Нечеловеческих усилий махаматре стоило перевернуться на другой бок и увидеть его - совсем рядом около аль-Хайтама призмелился стервятник. Дикая, враждебная птица злобно уставилась на Сайно и, быстро потеряв к нему интерес, приблизилась к секретарю, чуть взмахнув крыльями. Немного наклонив голову, разлядывала его всего пару секунд, а потом вскочила на грудь, когтями цепляясь глубоко в остывшую кожу. Она потянулась к ране на груди и это стало огромной ошибкой - животное ничего больше не успело сделать.

Всего за мгновение, но тело махаматры вдруг наполнилось невыносимой злостью, мышцы до боли напряглись, а глаза снова застилала фиолетовая дымка. Сайно схватил лежащее рядом копьё и даже сам не увидел, скорее почувствовал взмах собственной руки - несчастная птица тут же была прижата к земле. Послышался хруст костей.

- Не трогай его! - кричал махаматра, всё сильнее давя тупым концом копья уже на мёртвую тушу птицы. Руки до боли, до побелевших костяшек сжимали оружие, а сам он всё больше дрожал, прерывистое дыхание вырывалось из его рта, держать равновесие становилось всё труднее. Но Сайно всё ещё смотрел на мёртвую птицу. Словно хотел уничтожить её одним лишь взглядом, испепелить до тла - наверняка так бы и сделал, владей он пиро стихией. Но лишь продолжал вдавливать тело птицы в песок.

А потом в голове раздался голос.

"Понравилось убивать?"

И в этом противном тоне, от которого хотелось вывернуть себя наизнанку, слышалась усмешка. Германубис наслаждался его страданиями, намеренно разжигая в нём ненависть к самому себе и всему вокруг.

"Заткнись," - мысленно отрезал Сайно, ещё сильнее сжимая в руках копьё. Теперь оружие стало его опорой, махаматра стоял только благодаря ему. Но шатало его сильнее - он не мог ничего сделать с Германубисом, отделить от своего тела, хотя-бы ударить или выбить всю дурь из его головы, чтобы не слышать этот голос больше никогда.

Дух наигранно вздохнул.

"А ведь она просто была голодна. Не хочешь исполнить её последнее желание?"

В голове под напором неуправляемой силы стали рисоваться образы. Как птица глубоко впилась когтями в кожу мёртвого аль-Хайтама. Наклонила голову, острым клювом подцепляя кожу на груди и потянула, отрывая целый кусок вместе с мясом. Она пачкалась в чужой крови, но всё равно ела. Жадно глотала такую долгожданную пищу, насыщаясь удовольствием. Довольно щёлкала клювом, только глубже проедая чужое тело. А потом образ вдруг изменился.

На месте птицы теперь был Сайно.

- Прочь из моей головы! - послышался треск копья - то сломалось пополам от нечеловеческой силы, с которой его сдавили, и махаматра упал на песок, схватившись за голову руками. Он до боли тянул собственные волосы, перепачканные в песке и крови, старался сильнее зажмурить глаза, лишь бы прогнать эти образы из головы. Убрать оттуда Германубиса, что всё сильнее давил на его сознание, вынуждая ногтями впиваться в кожу.

Дух действительно "покинул" его - замолчал - но Сайно знал, что рано или поздно тот вернётся позлорадствовать, доводя его до криков и, может быть, даже истерик. Но сейчас, пока его сознание хотя бы на миг прояснилось, он ухватился за одну мысль. Надо похоронить аль-Хайтама. Тот без всяких сомнений заслуживает быть преданным земле в каком-нибудь красивом месте. Нет, самом красивом и безлюдном, чтобы никто не смел его беспокоить.

Дальнейшее самобичевание махаматра отложил на потом (хотя ничего не мешало ему уничтожать себя мысленно) и, кое-как поднявшись с земли, вдохнул, набираясь смелости. Чтобы перетащить аль-Хайтама, Сайно придётся на него посмотреть. Хотя бы раз.

И теперь, немыслимым усилием воли подавив накатывающую волну истерики, махаматра повернул голову в сторону аль-Хайтама. Он снова встретился с ним - его теперь навсегда застывшим стеклянным взглядом, что, казалось, был направлен прямо на него. Это гипнотизировало, заставляя мурашки пробежаться по всему телу. Сайно застыл. Махаматра никогда бы не мог подумать, что увидит что-то настолько пугающее. То, что не даст сдвинуться с места. И это был далеко не огромный монстр или страшное природное явление - взгляд мёртвого аль-Хайтама, что теперь до конца жизни будет сниться ему в кошмарах.

Закрывая одной рукой рот, чтобы не кричать, стараясь сдержать вновь подступающие слёзы, другой Сайно потянулся к лицу секретаря. Дрожащие пальцы легли на чужие веки. Секунда, показавшаяся невыносимой вечностью, во время которой махаматра набирался смелости, и он наконец-то закрыл аль-Хайтаму глаза. Это немного, совсем капельку, облегчило и так безвыходную ситуацию - Сайно больше не чувствовал на себе чужого взгляда.

Теперь сломанное и бесполезное, копьё было оставлено рядом с тушей птицы, пока его владелец тащил мёртвого секретаря к его будущей могиле. Подальше отсюда, пока махаматра не сможет увидеть это место даже на линии горизонта, пока за ним не останется бесконечная вереница следов на дюнах. До тех пор, пока гудящие ноги под чужим весом утопают в горячем песке, пока собственное сердце бьётся - Сайно будет идти к намеченной точке.

Аль-Хайтам не был таким уж тяжёлым, ведь махаматра и раньше поднимал его на руки - на удивление всех посторонних - без каких либо проблем. Но сейчас на него давили далеко не физические ощущения. Где-то глубоко внутри, в самой душе (хотя теперь он сомневался, что у настолько бесчеловечных убийц она есть) был непосильный груз вины. Он тянул вниз, заставлял мышцы напрягаться в несколько раз сильнее обычного. Не смотря на палящее солнце, на пот, что ручьём стекал по коже - Сайно уже сомневался, что это была не чужая кровь - он шёл вперёд.

Когда перед глазами наконец-то показался долгожданный оазис, солнце уже клонилось к горизонту. День постепенно сменялся вечером. Как только под ногами оказалась мягкая редкая трава, а с воды подуло еле ощутимой прохладой, махаматра аккуратно, насколько позволяли уставшие мышцы, положил тело аль-Хайтама на песок. А после сам почти без сил упал рядом, слушая собственное прерывистое дыхание и стараясь унять дрожь в руках.

Поскольку типичный для пустыни жар постепенно сходил на нет, выполнить задуманное стало куда легче. Сайно начал копать. Никаких подручных средств у него с собой не было, тем более, они точно не нашлись бы в этом безлюдном месте. Сломанное копьё осталось в том ужасном месте, которое махаматра теперь будет обходить за несколько километров. Ничего не оставалось делать, кроме как копать руками.

Чужая кровь давно засохла на собственно теле, застывшая кривыми красными узорами на смуглой коже, а поэтому песок больше не лип к телу. Всё шло до жути медленно - сильно уставший, Сайно копал могилу, несмотря на песчинки, что забивались под ногти, несмотря на боль в сердце, что с каждой секундой становилась только сильнее. Сейчас очень кстати пригодилась бы сила Германубиса, с его огромными лапами-лентами, но махаматра не мог доверить ему такое. Дух и так уже принял участие в убийстве дорогого для Сайно человека, и он не мог ему позволить приложить лапы к процессу захоронения. Хоть что-то должно остаться неосквернённым.

Но всё это было лишь глупыми мыслями, поскольку даже своим существованием после содеянного, махаматра словно осквернял аль-Хайтама. Посмел смотреть на него. Касаться, даже чтобы просто перенести сюда. Думать о нём. Сайно точно не достоин теперь находиться даже рядом с мёртвым телом секретаря, но никто больше его не похоронит. Никто не знает, насколько страшное событие случилось несколько часов назад, кто был единственным свидетелем. И убийцей одновременно.

Он, Сайно, лишил жизни аль-Хайтама.

Казалось, спустя вечность, наполненную самобичеванием и нарастающей ненавистью к себе, махаматра наконец выкопал яму. Глубокую, он свободно мог встать в ней и всё ещё видел стену песка над головой высотой в полметра. Натренинованные ноги и поддержка духа помогли без проблем выпрыгнуть оттуда - теперь оставалось самое тяжёлое. Сайно подтащил тело аль-Хайтама к яме.

Он даже не додумался отмыться от крови, чтобы посметь прикоснуться к любимому напоследок, но всё равно исполнил своё корыстное желание. Определённо недостойный этого, махаматра прислонился своим лбом ко лбу аль-Хайтама - теперь навечно прохладным - прикрывая глаза. Раньше они так делали после особенно долгих и сладких поцелуев или в качестве напоминания своих чувств, таким мимолётным касанием, казавшимся немного глупым способом. Теперь это стало прощанием.

- Прости, прости, прости... - еле слышно шептал Сайно, не сдерживая слёзы падающие с собственных щёк на лицо любимого человека. Это была мольба далеко не архонтам - аль-Хайтаму, который, он надеялся, услышит его за гранью другого мира. До этого махаматра довольно скептически относился к возможному существованию жизни после смерти, но теперь хотелось, чтобы такие небывалые мысли оказались правдой. Чтобы где-то там далеко любимый человек не простил его, а услышал. Принял его раскаяние в этом непростительном поступке.

Дальнейшие события оставили после себя лишь туманные образы в голове: как он опустил тело аль-Хайтама в яму, после засыпая песком, как сидел бесконечно долго у свежей могилы и только когда перевалило за полночь, на негнущихся ногах подошёл к кромке воды. Хотелось пить. А ещё стоило помыться. Стереть кровь с кожи, промыть спутанные волосы и наконец-то упасть без сил на холодную землю, чтобы после забыться во сне хотя бы на пару часов.

Лишь ощущения острых ногтей, до боли царапающих кожу, чтобы смыть грязь, остались в памяти. Ещё он испугался собственного отражения. Случайно посмотрел на водную гладь и увидел волосы, перепачканые кровью с редкими мелкими ветками в прядях, что слиплись меж собой от чужой крови. А самое ужасное - засохшая красная струйка, тянувшаяся от уголка губ к подбородку.

Резко отползая назад, Сайно ногой ударил в то место, где только что находилось его отражение - холодная вода брызгами упала на кожу.

У махаматры так и не получилось заснуть, а поэтому с рассветом он отправился в место, находившееся неподалёку от оазиса. Даже для коренных жителей пустыни это была довольно безлюдная территория - именно поэтому Сайно похоронил здесь аль-Хайтама - никто кроме диких животных не желал заходить вглубь безжалостной пустыни. Бескрайние пески в этом месте действительно казались безжалостными, но во время одной из своих миссий махаматра вдруг наткнулся на этот оазис. Чудесный островок в жизни и вправду был спасением - тогда у него почти закончилась вода. Но не только это стало большим удивлением, поскольку неподалёку от оазиса росли пустынные цветы. Казалось бы, в этом знойном месте с трудом выживают все, кроме кактусов, чего уж говорить о цветах. Но нет, те действительно смогли прорасти.

Кое-как выкопав голыми руками цветы, Сайно взял столько, сколько смог унести, и наконец-то вернулся к могиле - считал неправильным покидать это место на долгое время, бросая аль-Хайтама. Вскоре цветы были успешно пересажены на могилу, и теперь только они стали неким обозначением того, что это место особенное. Но всё равно, кроме Сайно теперь никто не знал, почему вдруг несколько видов цветов прорасли так близко друг к другу.

Когда-то давно махаматра всерьёз задумался о смерти, о том, как кончается чья-то жизнь. Аль-Хайтам рассказал ему, как его бабушка покинула этот мир, поведал, насколько сильно это ударило по нему. И именно тогда Сайно посетила мысль - а что будет с ними? Работа махаматры не располагала надёжной перспективой на мирную и долгую жизнь, но ему так нравилось наивно думать, что они состарятся вместе. Оба покрытые морщинами, будут смотреть на фото из прошлого и вспоминать былые времена. Об Академии, жизни вместе, о радостях и горе. И почему-то Сайно был уверен, что со своей работой он покинет этот мир намного раньше.

Но жестокая судьба решила провернуть всё ровно наоборот.

А потом махаматра вдруг осознал - его будут искать. Пусть работа генералом на высокой должности давала некоторые привелегии в виде долгих командировок и более-менее самостоятельных решений о судьбе нарушителей до суда, рано или поздно в Академии начнут его поиски. Постепенно угасающая здравая часть сознания говорила, что с этим надо что-то делать.

Сайно очень не хотел покидать могилу аль-Хайтама, но вынужденные обстоятельства его должности и постепенно нарастающий голод - он мог долго игнорировать его, но на одной воде из оазиса много не протянул бы - заставил его направиться к деревне Аару, чтобы после оказаться в Караван-рибате.

В архонтами забытом селении он попросил у первой встречной старушки лист бумаги с чернилами - с собой нужных вещей у него не было, в Академии появляться очень не хотелось, поэтому он решил написать письмо. Всё это было слишком рискованным, ведь даже само нахождение Сайно в деревне грозило всем жителям большой опасностью. Он больше не контролировал Германубиса, не мог точно знать, не решит ли тот ради забавы убить кого-нибудь и здесь.

Миловидная старушка оказалось воистину доброй - как только она услышала протяжное урчание в животе Сайно, то без каких-либо сомнений принесла ему пару фруктов харра. Но через секунду и вовсе всплеснула руками, приговаривая, что гостей деревни следует принимать должным образом. Она опять вернулась в свой дом, а махаматра, не желая больше подвергать опасности всех вокруг, оставил старушке немного моры. Старушка явно была бедна, как и все жители этой деревни, но всё равно искренне захотела помочь незнакомому путнику. Опасаясь её возвращения, махаматра схватил все принесённые предметы и скрылся среди немногочисленных кривых улочек деревни. На секунду ему даже показалось, что он слышал приветственный оклик Кандакии, но было поздно - скорость и ловкость решили своё дело, Сайно вскоре был уже на границе деревни. И знай её защитница, каким рискам только что он подверг это место, то без сомнений проткнула бы его копьём. А махаматра был бы и не против. Знал - он заслужил смерти, пусть и далеко не такой милосердной.

Перекусив фруктами и написав письмо, Сайно вскоре оказался в Караван-рибате. На его счастье он смог найти там матру - не знал, почему эта девушка оказалась так далеко от Академии, но всё равно не хотел упускать свой шанс. Никак не решался подойти, всё прятался за товарными лавками в отдалении от людей. Потому что Сайно - опасен для всех них. Не сам по себе, но его руками дух вполне может устроить тут кровавое побоище.

- Только попробуй хоть когтем кого-нибудь тронуть и тогда-, - еле слышно начал Сайно, обращаясь не к какому-то человеку, не в пустоту, а к Германубису. Всё пытался сохранить остатки контроля над собственным телом. Пригрозить ему было нечем, это стало лишь предупреждением, но ультиматум он поставить не мог. За много лет махаматра уже научился выставлять прочные ментальные блоки, чтобы не подпускать духа к своим мыслям, но сейчас эти стены постепенно разрушались в его сознании.

Германубис не дал ему договорить.

"Тогда что? Убьёшь себя вместе с ними? Их не вернуть, если -"

"Заткнись, заткнись, заткнись," - отчаянно кричал в собственных мыслях Сайно. Он впился ногтями в ладонь, до невыносимо-отрезвляющей боли давя на кожу. Сквозь толпу сверлил взглядом матру, готовясь, но всё никак не смея выйти из тени. Сейчас или никогда - махаматра это понимал и отступать не хотел. Он вышел из "укрытия".

С трудом вспомнив имя матры - он видел её в Академии лишь пару раз - Сайно окликнул девушку. Если обычно махаматра наводил на всех ужас своим недружелюбным видом, то сейчас, с внушительными синяками под глазами и просто отвратительным состоянием, представлял собой верх и олицетворение отталкивающей личности. А поэтому реакция матры была ожидаемой - она испугалась. То-ли от вида Сайно, то-ли от самого факта его присутствия, он не знал. Сначала хотела поинтересоваться его состоянием, бросив мимолётный взгляд на синяки под глазами, но потом, видимо вспомнив об их разных положениях, просто приняла письмо. Махаматра распорядился о получателе - главном мудреце - и, не желая больше находиться среди большого количества людей отдал письмо.

Письмо о своей отставке. В этот раз навсегда.