хеймдалл.
хеймдалл, я знаю, ты меня слышишь.
слышишь ли?..
замираю — и тяжело вздыхаю, сжав кулаки до побелевших костяшек. боль, что я чувствовал тогда, ушла, будто ее и не было — но осталась боль внутри. мерзкая, страшная, грызущая внутренности изнутри боль.
сейчас, когда у меня есть несколько… часов? минут? мгновений? сейчас, когда у меня есть время на то, чтобы моя душа окончательно исчезла, мне нужно поговорить с тобой.
я тебя не спас. не спас тора. не спас тех, кто остался на полуразрушенном корабле. мог бы спасти вас всех с помощью тессеракта — но не стал. не смог. не хватило духа.
танос бы все равно нас догнал, и, разумеется, не оставил бы в живых. но даже эта жалкая попытка хоть что-то исправить, может быть, спасла бы нас. вряд ли, но… по крайней мере, мне бы не было стыдно перед тобой.
когда тор кричал от страшной боли, когда глефа с жутким хрустом вошла в твою плоть, когда горстка выживших умирала от рук черного ордена — тогда мне было больно. о нет, «больно» — слишком пусто сказано. я мечтал разорвать всех детей проклятого таноса на клочки, мечтал, чтобы они мучались, кричали, выли, ощущая все то, что они сотворили с моим… твоим народом. и с тобой. и с тором.
слышишь, хеймдалл?
что же до таноса… он недостоин смерти. он достоин лишь мучений, долгих, бесконечных мучений, достоин лишь того, чтобы все, им содеянное, вернулось к нему — вечный круг агонии. я мог бы в красках описать все, что заслужил проклятый титан, но, думаю, тебе это и так понятно. ты ненавидишь таноса не меньше меня, а, значит, знаешь, что же я имею в виду.
в жизни своей я испытал много боли. и не меньше ненависти. ненависти к отцу, к брату, к тебе, к обоим «своим» народам, к мидгарду, к… перечислять можно бесконечно. да, хеймдалл, ты все знаешь. вся моя жизнь полностью состояла из боли вперемешку с короткими промежутками мнимого счастья.
мне осталось совсем недолго. надеюсь, ты слышишь меня.
скажи что-нибудь.
пожалуйста, ответь, если ты меня слышал.
хеймдалл?
хеймдалл?
нет, конечно же, ты меня не слышал.
я тут один — хотя нет, не один. ведь вместе со мной боль…
а значит, можно уходить.