Кто я для тебя?

У Матвея всегда было что-то вроде симпатии к Саше. Оно начало зарождаться в нем как легкая неприязнь и желание сказать что-нибудь гадкое, бесячее Алиновскому, а потом переросло в нечто другое, очень быстро. Сначала он бесил, но потом Матвей стал замечать, что Саша постепенно стал неотъемлемой частью его жизни, и привык просто по-дружески его подкалывать. И как бывает обычно, когда ты привыкаешь к однородному течению жизни и рутинным делам и не замечаешь чего-то, что подступает плавно и беззвучно, как кошка, так и Матвей не заметил, как стал зависим от внимания Саши, и словил себя на мысли о влюбленности. А осознал он это полностью лишь спустя пару мгновений, когда стал замечать, что Алиновский больно часто водится с этим безликим персонажем, детищем Ангелины, вечно позитивным до раздражения Артуром, которого все дружно звали Соловьем. Чувство, до этого не знакомое Матвею, стало преследовать его мысли даже во сне. А ведь сон был неотъемлемой частью его жизни, он был с ним на «ты», это было одно из его любимых занятий — спать и видеть сны. А теперь они раздражали, и Соловей тоже. Спокойная жизнь Матвея превратилась в тихий компактный и душный ад, а душили его в основном собственные мысли. Ревность. Неужели это противное чувство овладело его сознанием?

Матвей никогда не задумывался, что будет ревновать кого-то вроде Саши к кому-то вроде Соловья. Ведь он получал больше внимания, да? Матвей уже ни в чем не был уверен, но и человеком он был не таким, чтобы идти и завоевывать того, кто ему нравился. А хотелось ли ему это или оно временно? Да и зачем все это? Но время проходило, а это скребущая сердце ревность не проходила, и сон не спасал, а только ухудшал ситуацию. И Матвей все-таки решил не откладывать это в долгий ящик — узнать у друга лично, так ли все сложно у них все с Соловьем, как кажется Матвею, как рисует ему его уже больное и изнеможденное ревностью воображение. Было сложно заставить себя выйти в реальный мир, выйти из зоны, которую было принято называть комфортной, буквально переступать через себя и «не хочу, да и не надо» и просто спросить напрямую, уже после «смерти» Артура, кем он был Саше. Матвей правда старалася не скатиться до полушутливых фраз игривым, издевательским голосом. Выглядел он в тот момент хмурее тучи, вот-вот и, казалось, на небе прогремит гром и улицу затопит, если бы только он управлял погодой.

— Другом, может даже, как брат, ну, — задумчиво произнёс Саша и добавил, — старший… или младший, зависело от ситуации.

Он не чуял ни намека на ревность, только удивился, что Матвея вообще такое интересует. Корецкий никогда не отличался особой внимательностью к взаимоотношениям окружающих друзей.

— Как мы? Ну, Инга, Лиля… я?

— Примерно, — Саша кивнул, — к чему это ты?

— Да так, просто интересно. Значит, как друга… и никого больше? Понятно. — Последние слова прозвучали намного тише и как-то отстраненно. Матвей незаметно стал отходить от парня, а вскоре и словно растворился в воздухе, стоило только Саше обратить внимание на его голос, тон. Алиновский хотел было спросить, к чему это все и что так волнует парня, но того уже не было рядом.

«Сбежал», — подумал про себя недовольно Саша и решил, во что бы то ни стало, найти его и узнать, к чему тот клонил.

Саша нашел Матвея, но тот спал ближе к вечеру. Искать его пришлось по всему зданию библиотеки, Корецкий по своей привычке переходил из одной комнаты в другую в поисках нового временного пристанища для сна. Он словно избегал тем самым себя и своих мыслей. И почему-то, когда Саша все-таки обнаружил его, свернувшегося калачиком на кровати, Матвей плакал во сне, без слез. Пришлось будить его, хоть Саша и не хотел тревожить его сон, но по всей видимости, он не доставлял никакого удовольствия, а лишь причинял боль. Матвей очнулся резко, сев на месте и потерев глаза. Он недоверчиво взглянул на потревожившего его сон гостя и нахмурился. Вид у него был растрепанный, и это вызвало легкую ухмылку на лице Саши, который попытался скрыть ее, но Матвей это сразу заметил.

— Неужели мне теперь и вздремнуть не дадут? Чем пригодился-то?

— Спокойно, все в порядке, я просто кое-что узнать.

— Что? — Матвей был искренне удивлен тому, что узнать «что-то» Саша пришел к нему.

— Эти твои вопросики, к чему они, неужели ты сам не знал на них ответы? Или ты что-то от меня скрываешь?

Матвей скрестил руки на груди и прищурился, сканируя взглядом парня. Ему совсем не нравилось, как с ним говорили. Словно он вот прямо сейчас должен признаться во всем Саше. Да с какой стати?

— А тебе-то что, Алиновский?

— Это же меня касается? — Саша сам не понимал к чему вел, но осознавал, что вопросы Матвея касались именно их. Может их четверых, а может без Лили и Инги. Может, их двоих лично?

— Не касается, — Корецкий наклонился слегка вперед и ткнул в плечо Саше, — а вот теперь, возможно, и касается. Смотря как ты сам это воспринимаешь. Но это уже не мои проблемы, и я имею право хранить молчание и не отвечать на твои вопросы. Верно?

«Совсем сбрендил что ли?» — хором подумали парни, и не понятно, к кому был обращен вопрос — к себе или, все же, собеседнику. Они уставились в одну точку, на которой их руки соприкасались, пока Саша резко не поднял свой взгляд и не произнес:

— Кончай уже со своими фокусами, Корецкий.

— Какие фокусы, Алиновский, я предельно чист.

— Ты что-то там затаил от меня и я выпытаю у тебя правду.

«Мы снова превратили это в сплошное цирковое представление», — подумал про себя Матвей и ухмыльнулся. Ему нравился такой расклад вещей.

— Ладно, не хочешь — не говори, — Саша развел руками в воздухе и пожал плечами, — может, как-нибудь сам додумаешься и придешь выдашь себя. Я подожду.

«Не дождешься», — только губами произнес Матвей, слова раздались вслух в его голове и отдали эхом в сознании. Кто не дождется — он или Саша? В любом случае, это не важно.

Саша резко встал с кровати и направился к выходу, но резко остановился и произнес, уже стоя к парню спиной:

— И не стоит ревновать меня к Соловью. Вы для меня одинаково дороги. Как друзья.

Бросив эти слова, он вышел, оставив Матвея в раздумьях. Как он узнал? Это было так очевидно? И почему еще добавил «как друзья»?