“Звезду, на которой я живу, называют Ночной планетой”.* Однажды, будучи ещё совсем ребёнком, Минги от кого-то услышал, что появляющиеся на твоём теле строки в какой-то степени, крайне метафорично, описывают соулмейта. Но почти всегда настолько расплывчато, что использовать это, как 'подсказку' и помощь – бесполезно, только потратить время. Когда в шестнадцать он разглядывал витиеватый хангыль на лопатке сверху, – пришлось использовать зеркала, но он умудрился посмотреть раз мельком и без них, до боли скосив глаза и странно извернувшись. – то не мог понять, как это работает и есть ли в тех, услышанных когда-то, словах хоть какой-то смысл. Нет, ему нравились почти белые – они дуохромно отливали светло-голубым под тёплым желтоватым светом лампы в ванной, – буквы, полосующие кожу и напоминающие шрамы, вроде тех, что ему оставил соседский кот на предплечье, но даже отдалённо не мог представить, каким должен быть этот человек. Сейчас, через пять лет, он всё ещё не слишком понимает, на самом деле. Кроме как особенным, разумеется.

Самое первое и важное воспоминание – проявление связи в первый раз.

Холодное тёмное утро в конце января. Минги сильнее обычного торопился на учёбу; он умудрился пропустить свой автобус, поэтому пришлось бежать, лёгкие уже начинало сдавливать и саднить от сбитого дыхания и промёрзлого воздуха. В какой-то момент юношу просто будто подбросило, как если бы у тебя начало биться второе сердце, заставляя почти болезненно передёрнуться, а потом в районе метки потеплело и начало мягко покалывать – как при онемении, но приятнее. Всё это произошло секунд за десять в общей сложности; Сон в моменте, конечно, немного растерялся и испугался, с полминуты пытаясь прийти в себя, но больше времени на ступор не было, поэтому он с новыми силами побежал в сторону школы. О том, как это происходит – первое проявление связи, когда у второго из пары появляется недостающая часть общих строк – и что это вообще такое, ему рассказывали всего раз, кажется, лет в пятнадцать или чуть раньше. Поэтому расспрашивал отца обо всём он уже после. И ещё уточнял непонятные из его ответов вещи у Юнхо – друга детства, которому объясняли лучше и больше, да и сам Чон прошёл через первое проявление ещё осенью, поэтому его пояснения были намного понятнее.

Это воспоминание и то, что метка оставалась сияющей дуохромно бело-голубым на свету заставляло надежду жить внутри его сердца – его родственная душа жива, её нужно только найти. Но смысл слов татуировки не поддерживал его, как бывает у некоторых, хоть и не был болезненным – что тоже не редкость – или что-то подобное. Несомненно, особенный, но он не вызывал ничего сильного больше. Когда они познакомятся, эти слова станут по-настоящему особенными.

Но, быть честным, даже это не слишком держало его – Сон почти не надеется, но чертовски сильно хочет найти этого самого соулмейта. Да, ему только недавно исполнился двадцать один год, но обычно их встречают до двадцати, в редких случаях – до двадцати двух. А случаев, когда родственную душу находят после двадцати трёх вообще почти не бывает, это полнейшее исключение сродни чуду; проще смириться с судьбой остаться без предназначеннного в одиночестве, даже если понимаешь, что не сможешь так жить. Или попытаться найти кого-то, с кем ты не связан меткой.

К слову, об этом нужно рассказать немного подробнее и с хорошим примером. Примером в лице двух его близких друзей.

***

На самом деле, люди имеют полную свободу в плане отношений. Предначертание скорее как рекомендация, это в любом случае человек, идеальный для тебя, а что уже с этим самым человеком делать или не делать – решаете вы сами. Ты имеешь полное право строить отношения с не_соулмейтом так же, как и не обязан вступать в какие-либо со своей родственной душой. Но первое довольно редко встречается – иногда бывает сложно жить с мыслью, что в любой момент тебя могут променять на внезапно нашедшегося соулмейта – за исключением не слишком серьёзных отношений на короткий срок или, наоборот, действительно серьёзных. К слову, второе случается не чаще – не просто же так людей связывают звёзды. Но, тем не менее, такое бывает, всё вольны делать, что хотят.

Речь пойдёт о Чон Юнхо. И у него есть предназначенный – Уён. У них совсем небольшая разница в возрасте, да и познакомились они в университете, ещё на первом курсе – так получилось, что оба поступили на одно направление, но попали в разные группы. Если правильно помнится, когда младший задел его открытую руку своим голым плечом – это было на одной из общих тренировок перед каким-то мероприятием. – их обоих чуть подбросило, прошибая всё тело коротким разрядом, а метки – у Юнхо “Сияющее когда-то, это место теперь тихо”** светло-зелёным выделяющееся на светлой коже на рёбрах с правой стороны, а у Уёна, чуть более тёмное, уходящее в синеватый, “Пусть это просто сон, мне всё равно интересно”*** под правой лопаткой. – начало слабо жечь и приятно покалывать, посылая мурашки по всему телу и заставляя передёрнуться. Вот тогда и познакомились. Уён был жуть рад, почти сразу кинулся с объятиями и ярким счастливым смехом, даже не представившись толком, и, кажется, не испытывал и капли смущения. Старший же скорее был немного шокирован происходящим, почти на автомате ловя налетевшего на него юношу, едва не роняя их обоих на холодный паркет зала для практик, но тоже счастлив. Парни довольно быстро нашли общий язык и подружились – меньше месяца ушло на то, чтобы достаточно сблизиться и чуть ли не всё время проводить вместе, как друзья. Позже даже начали встречаться – правда, на тот момент никто из них не чувствовал ничего, кроме, собственно, связи, подкреплённой сближением – это приятно, но даже не намёк на влюблённость или любовь. Они ходили на свидания – Уёну нравилось проводить время вместе, а Юнхо оказался тем ещё романтиком, часто вытаскивая юношу на какие-то прогулки и в интересные места; вечно тактильничали – младший Чон слишком быстро полюбил объятия с таким высоким, большим и тёплым Юнхо, ко всему ещё и вечно пахнущим чем-то сладким, его руки, ложащиеся на спину аккурат на место татуировки, спрятанной под тканью одной из сворованных у него же футболки или мягкой большой худи; самому же Юнхо нравилось держать его за руку, умиляясь внутренне каждый раз их разнице, и устраивать голову на чужом плече, щекоча волосами нежную бронзовую кожу шеи и ушко. А ещё ему очень нравились мягкие и приятно пахнущие корицей и тёплыми яблоками волосы Уёна – зарываться в них носом, осторожно приобнимая за талию со спины, вдыхая полюбившийся аромат и чуть не урча на кошачий манер от удовольствия, было одним из любимейших проявлений ещё со времён, когда они были просто друзьями. Кажется, они даже несколько раз целовались – по-настоящему, а не те слабые игривые чмоки в щеку или лоб, которые оставляли они оба, или, как любил делать именно Уён, мазки губами где-то на линии челюсти или за ушком, когда они были на одном уровне. Не вспомнить, правда, по чьей инициативе, но, в любом случае, это было довольно приятно: Уён тогда цеплялся за чужие широкие плечи, пока его прижимали к стене в квартире старшего, – они часто бывали именно там. – запуская пальцы в короткие светлые волосы на затылке – Юнхо осторожно придерживал его за подбородок одной рукой, второй опираясь на стену около чужой головы, удобнее наклоняясь; это не было похоже на борьбу за главенство – младший Чон безоговорочно отдавал контроль в его руки, податливо жался ближе, буквально плавясь под прикосновениями и нетерпеливо скуля в чужие губы. Но дальше подобных поцелуев они всё же не зашли.

Это всё продлилось не слишком долго – через, кажется, два месяца этих 'отношений' Уён же предложил остаться друзьями, по крайней мере сейчас. Он чувствовал какой-то подвох, поэтому решил это прекратить. Юнхо о его подозрения не догадывался. Они так и не почувствовали более сильной тяги – осталась та же связь, укрепившаяся из-за ещё более сильного сближения, но всё ещё ни намёка на влюблённость.

Они соулмейты, но не возлюбленные. Это нормально, такое иногда происходит и не сказать, что редко, но в большинстве подобных случаев, люди как бы переступают через себя, насильно оставаясь рядом с родственной душой, состоя в отношениях или даже браке, заводя детей. Это печально.

Ещё одной проблемой было то, что... Юнхо влюблён в Минги, очень давно и крепко. И он прекрасно знал и понимал, что чувства эти не взаимны и, вероятно, никогда не будут, хотя и не признавался, вообще не предпринимал ничего в отношении друга детства, оставаясь со своими мыслями, сомнениями и болью один на один. Да, он, скорее всего, мог бы начать что-то чувствовать к тому же Уёну – он очень надеялся, что так и будет, когда начинал с ним встречаться, веря, что влюбится в него, стоит им узнать друг друга ещё лучше, невозможно ведь не любить Чон Уёна. – и это было бы в порядке вещей, но просто не вышло.

Потом, через несколько месяцев, кажется, после их расставания, Чон решился подулиться всем этим со своим предназначенным – Уён, на удивление, воспринял это более чем спокойно, выслушав весь, немного сумбурный, рассказ и такие же спутанные извинения, ни разу не перебив, но потом выглядел довольно задумчиво и.. загружено? Возможно, ему было, что сказать, – действительно было, очень много всего. – но он оставил это при себе. Младший Чон гладил Юнхо по отросшим светлым волосам, пока тот устроил голову на его коленях, лёжа подогнув ноги, чтобы уместиться на небольшом диванчике; улыбался и смотрел в чужие, немного взволнованные, тёмные глаза настолько тепло и успокаивающе, насколько вообще умел, после пригласив парня к себе на персиковый чай с коричными булочками – старший слаб перед выпечкой его матери, о чём Уён прекрасно осведомлён.

На самом деле, младшему было чертовски грустно и почти обидно от того, что его соулмейт так долго скрывал этот факт – разве это справедливо по отношению к нему, Уёну, его предначертанию чёртовыми звездами? Ладно, ему было бы в сотню раз обиднее, если бы он действительно не подозревал о подобном. А он подозревал, очень давно. И дело тут даже не в ревности или чём-то подобном – нет, небольшой процент, может, и есть, но это совсем не главное. Скажи Юнхо о своих чувствах к другому человеку сразу, когда они только начали встречаться, чтобы попробовать – у младшего было бы, может, чуть меньше надежд, его бы не мучали эти дурацкие подозрения и странное ощущение чужой неискренности. Хотя, это тоже не слишком важно. Уён был хорошо знаком с Минги, они стали друзьями за почти год знакомства, и вот за него было действительно странно обидно – несмотря на всю свою проницательность, Сон явно об этом не знал. По нему хорошо было видно, что друга детства рассматривать, как потенциального партнёра или просто объект возможных романтических чувств он не стал бы никогда. Этот человек был одним из тех немногих, кто 'заочно' любит только свою родственную душу и будет верен только ей.

Этот странный набор чувств – обида и за себя, и за друга, и даже за самого Юнхо, маленький укол ревности, а ещё полное непонимание, что со всем этим делать дальше, – осаждал его даже сильнее, чем может казаться, и, возможно, старший заметил, насколько. Он точно заметил. Но ничего не говорил. И не говорит по этому поводу. Уже второй год. Будто ничего и не было.

***

И так к двадцати одному у Минги тревожность, сезонные депрессии и не так много друзей. А ещё учёба на переводчика, проблемы со сном на постоянной основе, подработка в небольшой конторе... Да и всё, в общем-то. В его собственной жизни нет особо драмы, но она и не нужна – с головой хватает в жизни друзей. Одни только Юнхо с Уёном чего стоят. Ему нравилось наблюдать за тем, как развивались их отношения в самом начале, почти три года назад, чуть меньше – они были довольно милыми и слегка неловкими, хоть и не выглядели влюблёнными. Их история... Она продолжается и сейчас, на самом деле – Сон первым начал замечать ещё с полгода назад, что у Уёна появляются чувства к его предначертанному – за эти два с половиной года, что они знакомы, парни стали действительно неразлучными друзьями и это, вероятно, довольно сильно сказалось на бедном младшем. И, учитывая, что Чон ему рассказал, юношу было действительно жаль – искренне и безнадёжно.

Когда Уён рассказывал ему о давней боли Юнхо, Минги, мягко говоря, выпат от такого потока информации. И, нет, он не стал вести себя как-то иначе по отношению к этим двум или избегать старшего и что-то в этом роде, совсем нет; даже виду ни разу не подал, что знает. Только внутренне корил себя, что не заметил, не понял сам – ага, увидел бы, если бы не был сосредоточен так сильно на себе самом и смотрел. Но, даже пойми он всё сам – изменится не многое. Сон не может и не сможет ответить на эти чувства. И, наверное, не хочет. Младший открыл эту правду своей родственной души всего пару месяцев назад, летом; сам же хранил секрет того разговора больше года. Это всё вгоняло Минги в ещё более подавленное состояние сильнее с каждым днём, каждым взглядом и словом старшего Чон, что он ловил.

Четверг. Утро было у по-осеннему прохладным; Минги, зябло кутаясь с улицы в лёгкую тёмную толстовку, накинутую поверх плотной винной рубашки, шёл по первому этажу здания университета к кофейному автомату с невесёлым осознанием, что стаканчик из него – лучшее, что ему сегодня светит. Почти не обращая внимания на окружающую вялую суету студентов, он погрузился в свои мысли, от чего чуть не налетел на кого-то.

– Осторожнее! – почти пострадавший от задумчивости Сона человек отскочил чуть в сторону, воскликнув голосом, подозрительно похожим на Хонджуна. – Ой, Минги, это ты. Как раз тебя искал, – и правда, это был Ким Хонджун, расплывающийся в мягкой приветственной улыбке и поправляющий свой пиджак, разглаживая несуществующие складки на талии и цепляя пальцами небольшую брошь на лацкане, выравнивая.

– Хён, – юноша окончательно выплывает из своих раздумий, ловя светящийся взгляд шоколадных глаз. И как он только может быть в хорошем настроение в такую рань? – Что-то случилось? Можешь рассказать по дороге? Мне нужен кофе, – поджимает губы в 'квадратной' улыбке, завлекая старшего с собой в направлении нужного тупика.

– Всё в порядке, конечно, – Ким щурится, беря его под руку и чуть не светясь. – Не то, чтобы случилось, но у меня есть предложение, – заговорищецки понижает голос, намеренно интригуя. Дождавшись вопросительного звука от ещё сонного Минги, он продолжает: – Не хочешь сходить со мной в кафе послезавтра после четырёх, скажем? Мы с Хёнгу собирались встретиться с хёнами и младшим, они все будут не против, если ты к нам присоединишься. Как тебе идея? – и смотрит своими особенными глазами – на дне зрачка плещется надежда и... что-то похожее на желание помочь. Странно.

Сон был знаком с Кан Хёнгу – предназначенным Джуна. Знаком уже больше, кажется, двух лет или около того; они не были так уж близки, даже друзьями назвать их сложно. Но это знакомство было почти обязательным – Хонджун довольно близкий и важный человек для Минги, поэтому младший настоял на встрече с тем, кто будет рядом с ним всегда, хотел точно убедиться, что он не станет причинять боль его другу. Молодой писатель оказался действительно хорошим человеком – кроткий и немного застенчивый при малознакомых людях, он был открытым и чуть шумным, светлым настолько, что, казалось, мог соревноваться с Солнцем, стоило узнать его немного лучше, – и делал Кима по-настоящему счастливым. Это замечали даже те, кто не был слишком близок с ними двумя – рядом с Каном Хонджун будто расцветал. Сон уважает этого человека и, возможно, хотел бы когда-нибудь подружиться с ним. Но за те годы, что Ким знаком с небольшой компанией своего соулмейта, а Минги знаком с ним, они ни разу не обсуждали их, а сам младший знал о них ровным счётом ничего. И быть честным, никогда особо не горел желанием знакомиться с ними. Но и не был слишком против. Новые люди в жизни – это, как минимум, опыт. Почему бы и нет?

– Послезавтра? Да, думаю, могу, – они уже подошли к тупику с вендингами, Ким отпустил чужую руку, отходя к противоположной стене – расстояние совсем небольшое, но даёт немного личного пространства. Минги продолжает говорить только когда забирает свой бумажный стаканчик: – Скажи только, куда, а лучше скинь геолокацию. Ещё лучше было бы, пойди я сразу с вами, но не настаиваю, – Сон без какого-либо удовольствия отхлёбывает горячий напиток, чуть морщась от мало приятной горечи и пыльного привкуса.

– Боже, как ты можешь это пить, – Хонджун кривится от запаха дешёвого кофе из автомата. – Да, сегодня отправлю. Если хочешь, я могу попросить Хёнгу пойти сразу с тобой – у меня есть одно дело недалеко от того района, но опоздаю не сильно, обещаю.

– Не лучше ли будет, если я просто дождусь тебя? – взгляд кофейных глаз пытливый, но не сказать, что Сон слишком настойчив – его вполне устраивает и Кан в роли провожатого, пусть они и не близки, но всё ещё долго знакомы и с ним будет спокойно в любом случае. Но выцепляя из услышанного только что первую фразу, чуть игриво прищуривается и изгибает губы в усмешке: – И не веди себя так, будто сам никогда этого не делал, вспомни свой первый курс.

– Молчи, пожалуйста, это было давно и неправда, – Ким подхватывает шутливый настрой младшего, делано возмущаясь, но у самого смешинки в глазах пляшут. – И нет, не проще. Это правда ненадолго, я совсем чуть-чуть задержусь, – отталкивается от выкрашенной в пыльно-голубой стены, следуя за уже выходящим из тупика юношей. – Значит, мне сказать Хёнгу?

– Да, пожалуйста, – выбрасывает почти пустой стакан в урну, после старательно роясь в карманах толстовки – он точно помнил, что там должен быть хотя бы один из кислых леденцов, которые ему всучил Уён пару дней назад. Это могло бы перебить не очень приятное послевкусие, оставшееся во рту после той гадости. Но чувствуя опустившуюся на предплечье небольшую ладонь с колечками на нескольких пальцах и тёмно-фиолетовым лаком на ногтях, поворачивается в сторону хёна: – Что такое?

– Как ты себя чувствуешь? – вопрос в лоб. На чужом лице играет неподдельная тревога с плохо скрываемой виной. Как быстро переменилось его настроение. – Может... я зря всё это предложил и...

– Хён, хён, всё не так плохо, как ты можешь думать, правда, – Минги кривит губы в подобии успокаивающей полуулыбки, понимая, что ему вряд ли поверят, но хотя бы пытается. – Да и мне давно хотелось познакомиться с другими твоими друзьями, – почти не врёт и Хонджун, кажется верит. Лицо его теряет часть виноватого выражения, но лёгкая тревога никуда не девается.

– Просто... я действительно переживаю за тебя, Ги-я, – он неосознанно ловит чужую чуть прохладную ладонь, переплёта пальцы и слабо сжимая, чем вызывает мягкую искреннюю улыбку Сона – самую яркую за последнее время.

– Я знаю, хён, я знаю, – притягивает старшего для осторожных долгих объятий, утыкаясь лбом в его плечо, чувствуя, как чужие руки обвивают в ответ, и тёплое дыхание другого теряется в воротнике его рубашки и совсем слабо щекочет кожу шеи. – Всё хорошо, не беспокойся, пожалуйста, – напоследок мягко бодает в висок, выпуская из тёплого плена.

– Хочется верить, Ги-я. Я пойду, до встречи! – Хонджун в скидывает ладонь и слабо изгибает губы, прощаясь. Сон что-то неразборчиво угукает в ответ, когда старший разворачивается в сторону лестницы, оставляя его в одиночестве.

– Мне тоже, – почти неслышн ый шёпот самому себе и потускневший взгляд.

Послезавтра. Хорошо.