Прозрачная ткань нежно колышется перед открытыми окнами.
Тяжелые балдахины и в целом грузная конструкция средневекового ложа.
На письменном столе лежат бумаги, чернильница, печати и аккуратно сложенная перьевая ручка. Все покрыто пылью и больше похоже на картинку.
Чайный столик и прочной и красивой древесины. Удобные мягкие кресла.
Знакомое, привычное место.
Перед глазами красная пелена, покрытая смутно различимыми узорами вен и капиляров. Красное марево, по которому кругами ритмично плавают мушки и психоделические узоры. Кровать, занавески, столы, стулья и кресла, все помещение давит. Сознанием чувствую все комнаты, фундамент и крышу многослойного здания, весь его вес на мне.
Веки поддаются с трудом и не с первой минуты. Не могу понять какое сейчас время суток. Цепляюсь и не желаю отпускать мысль, которая указывает на реальность. Сейчас. Да, сейчас, прямо передо мной и во мне. Не зная или не помня ничего более неосознанно удерживаю эту единственную мысль.
Тяжелое плотное одеяло. Достаточно мягкая и одновременно жесткая перина. Каменная подушка.
Скользкими, вяжущими, прозрачными мыслями управлять тяжело. Но сдаться и уснуть не могу. Не хочу. И мне не ясна причина этого инородного желания.
Руки сухие, обветренные. Тонкие и шершавые они напоминают веточки мертвого дерева. Сгоревшего и покрытого белой золой. Ни солнце, ни луна не лижут своим вязким светом.
Головная боль накатывает новой волной, а затем я начинаю чувствовать ее везде. Ладони грузно упираются в лицо, и я понимаю что покрыт потом. Мажу взглядом из почти закрытых век по подушке за спиной. Она вся отсырела.
Понемногу пытаюсь строить предположения о собственном состоянии. Раны? Пролежни? Грешу на второе скорее интуитивно. Ран быть не может.
Почему?
Сердце пропускает удар и резко, опомнившись, раненой птицей вскакивает и с новой силой пытается пробить ребра, разорвать плоть, вырваться прочь из клетки тела.
Облокачиваюсь о столб от балдахина до которого дотягиваюсь. Переношу весь вес на него. Спина открыта и от этого легче. Цепляюсь взглядом за стакан и графин на прикроватной тумбочке. Рваным движением хватаю сосуд и жадно пью. Чуть ли не лежу на столешнице и проливаю половину. вода течет по подбородку, шее, ключицам. стекает ниже и впитывается в ткань ночной рубашки.
Гортанный кашель сгинает втрое, разрывает внутренности. Слышу хриплые задушенные гарканья, но осознание того что это я не пугает. Отчего-то это не вызывает никаких эмоций. Встаю и смотрю на окно.
С этого ракурса его не видно. Так что только предполагаю о наличие оного по прозрачным занавескам-привиденьям. Ноги заплетаются, еле еле перебираюсь на другой край кровати. Алые волосы висят сальными лохмами, лезут в лицо. Трясу головой в попытке хоть немного убрать их. Вроде получается.
В груди назревает предчувствие. Животный ужас и неверие. Поднимаю снова глаза в направлении окна. Все еще не видно. В бессилии выдыхаю. Голова опускается и теперь я снова вижу подтверждение своей недавней догадки.
Колени и икры покрыты желтушными гематомами. Тонкие атрофированные мышцы, выпирающие кости и страшные пролежни. Тихий примирительный хохот вырывается из глубин и у меня нет причин этого не делать.
-Они этого не оценят.
Голову вновь простреливает ослепительной вспышкой боли. Марево мешает думать и заполняет собой все сознание.
Отдышка заняла некоторое время, я все еще не ориентируюсь в нем и даже примерно не могу сказать сколько именно. 10 минут? Час? Пять? Уже не важно.
Все-таки дотаскиваю свою тушу до окна, голову не поднимаю - слишком тяжело. Стена шершавая и царапает даже через ткань кожу на плече. Наконец-то поднимаю глаза.
Ад.
Кровавое месиво, булькает и копошится. Варится в собственном соку. Из этой массы состоит весь пейзаж. И земля и Небо корчатся в агонии. Красный смех жужжащим роем бьет по голове, заполняя собой все пространство, вылезает из глубин ада, разрывая чрево своей кровавой колыбели.
И это неведомое мне ранее безумие своими липкими кишками засасывает меня наружу, к нему. Слабое тело не может отпираться. Глаза застилает кровавая паволока, сознание заполняет это смех.
Через силу открываю глаза, смаргивая весь кошмар как наваждение.
Прозрачная ткань нежно колышется перед открытыми окнами.
Тяжелые балдахины и в целом грузная конструкция средневекового ложа.
На письменном столе лежат бумаги, чернильница, печати и аккуратно сложенная перьевая ручка. Все покрыто пылью и больше похоже на картинку.
Чайный столик и прочной и красивой древесины. Удобные мягкие кресла.
Знакомое, привычное место.