Они знали друг друга очень давно и слишком хорошо, чтобы уметь скрывать правду от самих себя. Эрза видела Мираджейн насквозь, в свою очередь Штраус могла предугадывать поступки аловолосой. Обе одинокие, обе сильные и независимые, в то же время слишком слабые перед своими чувствами, что держали их цепями. Прошлое у каждой своё, нанесло глубокие и нещадные раны, которые кровоточили каждый день и не собирались затягиваться.
Скарлет не знает, когда всё это началось, зато Мира помнит, как в один тоскливый дождливый вечер, Эрза, промокшая до ниточки, вошла в пустую гильдию и обессиленно опустилась за свободный стол, слишком терзаемая грузом прошлого. Тогда Штраус увела её в каморку, раздела, повесив вещи сушиться, укутала в несколько одеял, чтобы Титания не заболела и напоила горячим чаем, после чего закрыла двери гильдии, чтобы никто не пришёл и не побеспокоил их до утра.
В ту ночь они были только вдвоём, Мираджейн целовала горячие и красные щёки Эрзы, губами собирала её слёзы, прижимала к своей груди, гладила влажные волосы и заверяла, что всё будет в порядке, что они вместе и со всем справятся. Скарлет была как в бреду, ловила каждое слово демонессы и кивала головой, готовая верить во что угодно.
А потом были поцелуи, более горячие и сильные, они терзали душу, но усыпляли совесть. Было больно, но спокойно. Именно тогда они впервые позволили себе то, о чём бы и в мыслях не подумали, грелись теплом друг друга, целовали везде, где могли дотянуться и плакали.
На следующий день, год, два и даже три, они не вспоминали о случившемся, забыв обо всём, как о страшном сне. Они были юны и глупы, но и с годами терзающей душу бремени не уменьшилось.
Был Джерар, который заставил Эрзу пройти вновь через ад прошлого, вспомнить всё то, что с ней было и вновь ощутить разливающуюся по внутренностям вину за то, что не смогла предотвратить и не сумела спасти своих друзей. А после и чувства к Фернандесу, которого ей, вопреки всем желаниям и чувствам, пришлось выдать правительству, потому что так требовала совесть.
Скарлет тогда рыдала навзрыд на груди у Миры, жалась к ней, как маленький котёнок и говорила всю эту бессвязную чушь, что должна была уже отпустить её, но не отпускала. Предательство Джерара, вина перед друзьями и щемящее одиночество.
Мираджейн и тогда её успокаивала, переходя от простых объятий и слов, к поцелуям и стонам. Тогда тоже было больно. Душа рвалась на части, Эрзу всё ещё держали цепи прошлого, Мира копила в себе отравляющий яд за свою ошибку и свой грех. Тогда никто не думал о стыде, они просто поддались чувствам, растворившись в них.
В этот раз факт случившегося не смогла проигнорировать ни одна из них и неделю спустя между феями состоялся разговор. Разговор не очень приятный, немного лицемерный, но всё же честный. Девушки пришли к выводу, что попробуют сделать вид, что ничего не произошло и не позволят подобному случиться вновь.
Но обе ошибались...
В этот раз не устояла Мира. Она была рада возвращению Лисанны, потому что до безумия любила свою сестру и до этого времени считала себя повинной в гибели родственницы. И по началу было ужасно трудно смириться с фактом того, что Лисанна жива, что с ней всё в порядке и что Мираджейн никогда не была ни в чём виновата. Яд, что скапливался в ней из-за дня в день, из года в год, дал о себе знать.
Они встретились с Эрзой на улице, в предрассветном сумраке посмотрели друг на друга и Штраус не устояла, просто обессиленно опустилась на колени, пряча лицо в ладонях. Столько лет боли и отчаянья, вины и сожаления, прошлое до того не отпускало Миру, что теперь, когда оно растворилось по мановению волшебства, Штраус потеряла опору.
Эрза тогда стиснула зубы, подняла демонессу на ноги и молча повела за собой в старый сад, что находился на самом краю Магнолии и считался заброшенным, куда больше никто не приходил. Там она позволила всему этому произойти вновь. И возможно, им обеим стало бы немного легче, если бы не осознание того, что из всего случившегося с ними за всю их жизнь, они делали всего три ошибки. Когда были вместе. Это грызло похлеще любой совести.
Падшие.
Наверное, они стали ненавидеть друг друга за свои слабости, хотя никогда бы и не смогли в этом признаться даже себе.
С тех пор они больше не пытались сопротивляться желанию быть вместе, в этом они находили некое успокоение и ещё сильнее травили свои души. Но страшнее было оставаться одним, тогда чувства поглощали, брали верх и они становились слабыми.
Они были одинокими, несмотря на близость и были слабыми без этой зависимости в друг друге. Страшнее всего было смириться с фактом, что это единственное, что поможет им выстоять перед любыми невзгодами. Ведь они обе сильны, когда вместе.
Но за их силой скрывается одиночество.