Рана под повязкой на плече саднила, а голова раскалывалась после встречи с могильной плитой. Рауля мутило, словно он перебрал дешевого вина, но это не мешало ему обдумывать свой дерзкий план выкурить призрака из его подземелий и предать суду. Впрочем, сегодня на кладбище, виконт убедился, что его и Кристину преследует вовсе не фантом, а самый обычный человек из плоти и крови. И кровь эту вполне можно пустить, если захотеть.
Рауль признавал ловкость и изобретательность того, кто называл себя Призраком Оперы, и понимал, что в одиночку никогда с ним не справится. Однако, к счастью для Рауля, мсье фантом допустил ошибку, повесив на глазах у сотен зрителей беднягу Буке. Теперь, будь он даже и впрямь духом, жандармерия была обязана найти его, предать суду и отправить на гильотину, чтобы упокоить призрака, если одной смерти ему было мало.
Вот почему этой ночью виконт де Шаньи бодрствовал, несмотря на дурное самочувствие, и писал письмо с предложением поймать и разоблачить мошенника и убийцу капитану Жилю Фурнье. Что-то похожее он собирался предложить и директорам Opéra Garnier, но уже устно, из опасений, что письмо попадет не в те руки.
Медлить было нельзя: Рауль отчетливо помнил огненный взор своего врага, сжимающего мертвой хваткой шпагу с гардой в виде черепа, и знал, что тот не остановится, пока не получит то, что считает своим.
Порыв ветра загасил свечу, и едва не смел листы со стола. Рауль обернулся и взглянул на окно. Покачивающиеся скрипящие ставни были широко распахнуты. Легкая тюль раздулась как парус. Виконт, тяжело опираясь на стол, встал и нетвердым шагом подошел к окну. Его охватило странное беспокойство, словно его преследовал чей-то недобрый взгляд. На всякий случай Рауль выглянул в окно и посмотрел по сторонам. Зимние сумерки ответили ему далеким тоскливым собачьим воем. Поежившись от прохлады, виконт закрыл ставни и, немного подумав, задвинул щеколду. Спустя мгновение, за его спиной послышался тихий, отлично поставленный, ядовитый голос:
— Держите руку на уровне глаз, виконт де Шаньи.
Руки виконта вмиг ослабели, а по спине пробежал холодок. Рауль медленно обернулся, чувствуя, что тупая боль сверлящая затылок резко стала невыносимой. Во тьме съемной комнаты выделялись белая полумаска с черным провалом глазницы и безупречно белый воротник рубашки. Взгляд Рауля метнулся к двери, у которой висели его плащ и шпага. Полумаска насмешливо склонилась на бок, словно Призрак прочел его мысли.
— Вы очень бледны, виконт, и, похоже, ужасно слабы. Неужели, простыли?
«Клянусь Христом, ты прав, — устало подумал виконт, — Пока я дойду до двери, я буду мертв уже десять раз. Если, конечно, головная боль не убьет меня раньше. Впрочем, и она случилась по твоей милости»
— Вы, верно, забрались через окно, мсье Фантом. — предположил Рауль слабым голосом, — Отдаю должное вашей сноровке: я ничего не услышал.
Призрак издал самодовольный смешок, и шагнул в сторону Рауля. Лунный луч окутал его бледным сиянием, сделав гостя и впрямь похожим на призрака. В его взгляде Рауль прочел злое торжество, и подумал о том, его письмо никогда не дойдет до капитана, а сам виконт торжественно вернется в Париж на катафалке. Безрассудная злость овладела Раулем, придавая ему сил и храбрости.
— Убейте меня, если пришли за этим, мсье Призрак — едко бросил он, едва имея силы держаться за подоконник, — Едва ли вы найдете для этого время удачнее. Я настолько слаб, что даже не смогу дойти до постели, а Кристина спит в соседней комнате, ничего не подозревая. И вы, конечно, всегда сможете убедить ее в том, что я сбежал, побоявшись связать свою жизнь с оперной певицей. Она не будет любить вас, зато хотя бы вновь будет одинока, и вы сможете вдоволь наиграться в отца.
Рауль тяжело дышал, кривясь от головной боли и с вызовом смотрел на темную фигуру в лунном луче. Самодовольная полуулыбка Призрака угасла, словно уличный фонарь поутру. Участь виконта, как казалось ему самому, была решена. Однако не скорая смерть заставила его сердце болезненно сжаться, а запоздалое сожаление о том, что Кристину он так и не смог защитить.
Призрак, вопреки ожиданиям Рауля, был неподвижен, словно и думать забыл о том, зачем пришел. Злоба виконта вспыхнула и угасла, отняв у него остатки сил. Он видел, как мерцал в свете луны взгляд Призрака, не то лишенный всякого выражения, не то переполненный затаенной болью. Мрачная тишина, стоявшая в комнате, была почти осязаемой. За окном зимний ветер скрипел ветвями голых деревьев и подхватывал тоскливый собачий вой. Спустя, как показалось Раулю, вечность, Призрак тихо и как-то приглушенно заговорил. То, что он сказал, заставило Рауля поднять на ночного визитера изумленный взгляд.
— Обопритесь на меня, виконт, — сказал Призрак, протягивая руку в черной перчатке, — Я помогу вам дойти до постели.
Его гость отвел глаза, словно запоздало пытаясь спрятать от виконта свою душевную муку, но поникшие плечи и горькая складка у губ выдавали его. Мстительность Рауля таяла как дым. Он поежился, неожиданно почувствовав себя на редкость неуютно. Глядя на своего безумного, жестокого, отчаявшегося, и такого одинокого сейчас врага, он испытывал смутное сострадание и странную необходимость объясниться.
— Послушайте, — как-то неловко начал он, — Кристина мне как младшая сестра, и я просто не могу не заботиться о ней.
Призрак смотрел на него долгим тяжелым взглядом. Рауль сбился, стушевавшись, но затем взял себя в руки и продолжил:
— Уж простите, но вы кажетесь мне опасным и неуравновешенным, словно разъяренный зверь. Вы одиноки, это я вижу, мсье, и это толкает вас на безумства, однако это не извиняет…
— Оставьте это, виконт, — раздраженно перебил его гость, — Я давно привык к тому, что никто не видит во мне человека. Я призрак, ангел или — как вы изволили выразиться? Ах, да! — разъяренный зверь. Впрочем, все это пустое. Обопритесь о мою руку, Рауль, потому что, пока она свободна, я испытываю соблазн сомкнуть ее на вашем горле.
Виконт вздрогнул, когда Призрак назвал его по имени, и неуверенно оперся на руку своего врага. От его широкого черного плаща со стоячим, как у графа Дракулы, воротником веяло зимней морозной свежестью. Несмотря на то, что Рауль ощущал распирающую Призрака горькую злобу, тот на удивление осторожно довел его до постели и помог лечь.
— Благодарю вас, мсье.
Призрак посмотрел на него долгим и странным взглядом, и Рауль невольно подумал, что ему, наверняка, редко доводилось слышать слова благодарности.
— Не стоит, — отрезал Призрак — Я помог вам не из чувства христианского сострадания, уж поверьте.
— А от чего же?
— Знать бы еще, — Призрак передернул плечами, и отвернулся, собираясь уйти.
— Почему вы меня не убили? — Рауль изо всех сил повысил ослабший голос, чтобы остановить своего гостя.
Призрак замер, словно раздумывая, а затем, вздохнув, развернул стоявший у стола стул к изголовью кровати виконта, и сел, положив ногу на ногу. Угол его черного плаща свесился до пола.
— Я все еще здесь, виконт, не спешите радоваться.
— Вздор, мсье призрак. — слабо ответил Рауль, понимая, что ходит по тонкому льду, — Если бы вы хотели меня убить, я был бы мертв. Когда вам понадобилась повесить Жозефа Буке, вас не остановило даже то, что свидетелями вашего преступления стали сотни зрителей. А здесь и свидетелей нет, не говоря уж о том, что противник из меня сейчас довольно жалкий.
Рауль, преодолевая слабость, перебрался чуть повыше и лег оперся спиной об изголовье. Затем виконт повернул бледное лицо к Призраку. К сожалению, ночной гость вновь был скрыт в тени, из которой выделялась лишь белая неподвижная полумаска, и Рауль не мог определить выражение его лица, однако он мог бы поклясться, что чувствует на себе долгий неподвижный взгляд.
— Можно подумать, в другое время вы мне хоть сколько-нибудь опасны, — не потрудившись скрыть насмешки, сказал Призрак.
Рауль молча проглотил оскорбление, понимая, что у него нет никаких сил, чтобы упражняться в остроумии. К тому же, колкие остроты никогда не были его стихией. Призрак тем временем продолжал издеваться:
— Хотите сказать, я пришел справиться о вашем самочувствии? Если так, то вы и впрямь больны. Советую вам пожить на берегу моря, говорят это полезно. И может быть, вы там наловите еще дюжину красных шарфов ваших подруг детства.
— По-моему, — сказал Рауль, перебивая злорадствующего Призрака, — вы пришли меня убить, но вас что-то остановило, и мне крайне любопытно — что? Вы не слишком похожи на человека, который так запросто отказывается от задуманного.
— Я не слишком похож на человека в принципе, если верить россказням.
Призрак снова тяжело вздохнул и замолчал. Несмотря на темноту, Рауль заметил, что его руки сжались в кулаки с такой силой, что заскрипела черная кожа плотных перчаток. Во тьме комнаты снова воцарилась неуютная тишина.
— Мне горько это признавать, но вы были правы, виконт, — наконец, тихо сказал Призрак, опустив голову, — Я не любим, и я ничего не могу с этим сделать. Нет мужчины более жалкого, чем отвергнутый женщиной.
Рауль слушал, затаив дыхание. Даже преследовавшие его тошнота и головная боль, казалось, решили оставить его в эту минуту откровений самого загадочного человека Парижа.
— Ваша смерть не доставила бы мне ни радости, ни удовлетворения. Даже думая о ней, я чувствую себя поверженным, униженным и бессильным, — с горечью продолжил Призрак, подняв взгляд на виконта, — Можете поздравить себя, Рауль, за столь короткий срок вы дважды одолели меня. Прекрасный рыцарь сразил злого дракона, и ему достанется принцесса.
Чтобы обдумать услышанное, Раулю требовались гигантские усилия. Что-то в словах Призрака не давало ему покоя. Понадобилось какое-то время, чтобы Рауль осознал, что именно.
— Подождите! — слабо воскликнул он, — Вы хотите сказать, что оставляете Кристину?
— На ваше попечение, дорогой виконт, — темная фигура Призрака слегка склонилась, — Простите, что не пожелаю вам счастья. Единственное, о чем я вас попрошу — подождите некоторое время, прежде чем отправить свое письмо. Мне хватит недели, чтобы убраться из Opéra Garnier и из вашей жизни, виконт. Если вы, конечно, захотите оказать мне любезность.
Рауль с испугом осознал, что и думать забыл о письме. Слишком много вопросов не давали ему покоя, чтобы думать еще и о том, что полчаса назад он намеревался избавиться от Призрака. Виконт нахмурился, им овладел приступ подозрительности.
— Почему я должен вам верить? Неужели вы вот так просто откажетесь от того, за чем гнались последние несколько месяцев?
— А кто вам сказал, что это просто? — едко поинтересовался Призрак, — Я пытаюсь сохранить хоть что-то, что еще осталось от моей гордости, и не думать о том, что все оставшиеся мне годы я буду скитаться в кромешном одиночестве, как до этого. Не встреть я ее, меня бы это беспокоило не больше, чем простуда, но надежда, стоит ей возникнуть хоть на миг, делает все абсолютно невыносимым, мучительным, словно умирающему от жажды под палящим солнцем предложили флягу с соленой водой.
Призрак рывком вскочил со стула, едва не уронив его, и подлетел к окну. Рука в черной перчатке резко подвинула легкую занавеску, взметнув ее. В лунном свете белая полумаска показалась взволнованному и уставшему Раулю ослепительно яркой, словно выскобленный череп. Призрак снова стал похож на призрака.
— Вы когда-нибудь испытывали чувство одиночества, виконт? — сказал он, не оборачиваясь, — Вам доводилось творить в оглушительной тишине, а потом складывать все, во что вы вложили душу в ящик, понимая, что никто и никогда об этом не узнает? Какой толк быть музыкантом, архитектором и волшебником, если твоя музыка никогда не будет услышана, твои здания навеки останутся на бумаге, а над спрятанной в рукаве игральной картой никто не будет ломать голову?
Рауль не знал, что ответить. Он чувствовал отчаяние Призрака, его ярость и муку, но вынужден был признать, что плохо понимает их причину. Виконту были чужды страдания творцов, и от того ощущал себя бессильным и виноватым, словно случайный свидетель чьей-то медленной и мучительной смерти.
— Конечно же нет, — Призрак обернулся и зло посмотрел на виконта, — Вы — мальчишка, избалованный, богатством, знатным именем и любовью брата. И не только брата. То, чего я не получил бы, будь я хоть трижды гениален, заплати я хоть своей жизнью, вы берете так же легко, как ежедневный номер La Presse из рук разносчика.
Рауль, возмущенный обвинениями Призрака, слабо возразил:
— Я не виноват в том, что родился виконтом настолько же, насколько вы не виноваты в своем... — Рауль замялся, не желая вызвать в Призраке еще большую злость, и замолчал.
— Ах, виконт, — гадко осклабился Призрак, — В ту самую минуту, когда вас посадят в клетку и будут продавать, как ребёнка дьявола, я признаю, что вы правы, но до этого... уж простите.
Призрак снова отвернулся, словно случайно сказал то, о чем не собирался, и скрестил руки на груди. Виконт, пораженный его откровением, долго смотрел на его мрачную фигуру и молчал, силясь осмыслить весь кромешный масштаб ужасов, через которые прошел этот едкий, колкий и озлобленный Квазимодо. Если бы кто-то еще сегодня днем сказал ему, что нынче его сердце будет болезненно сжиматься от приступа сочувствия к преследователю и убийце из подвалов оперного театра, он бы крайне оскорбился, но теперь он хорошо понял Кристину, которая описывала его как «одновременно угрожающего и молящего». От такого действительно не убежишь, если попадешь к нему хоть раз. Взгляд Рауля блуждал, останавливаясь то на своих руках, то на опустевшем стуле у изголовья его кровати, то снова возвращался к неподвижному Призраку.
«Да призрак ли это?» — спросил себя виконт, — «Разве призраки могут испытывать боль, ревность и одиночество?»
Призрак покачнулся, сбросив оцепенение, отодвинул щеколду и открыл окно, впуская в комнату холодный воздух. Затем он обернулся к Раулю, но прежде чем он успел попрощаться, виконт спросил:
— Как вас зовут?
Белая полумаска сверкнула в полумраке.
— Если у призраков когда-то и были имена, виконт, нынче они давно забыты, — ответил Призрак, не скрывая своего удивления, — Зачем вам вдруг понадобилось мое имя?
— Видите ли, — Рауль замялся, — Я подумал, что ошибался в вас, как ни в ком другом.
— Разве? Вы первый, кому пришло в голову, что я вовсе не фантом, пусть даже от того, что вы хотели от меня избавиться, — в голосе Призрака Раулю послышалось странное веселье, — Нынешняя молодежь вообще невыносимо скептична.
Осторожно подбирая слова, не желая показаться чрезмерно сентиментальным, и в тоже время боясь чем-либо обидеть переменчивого Призрака, Рауль ответил:
— Верно, я почти сразу понял, что вы человек, это правда, но мне никогда не приходило в голову задуматься о том, какой вы человек. Я не думал о том, какая жизнь, какие мысли и какая душа стоят за этим словом. Как человек, или как призрак — для меня это было едино — вы казались мне безумным, инфернальным существом.
— Не вам одному, к сожалению.
Рауль вдохнул, как перед прыжком со скалы.
— Теперь я вижу, насколько плохим вы были призраком, мсье, потому что мало кто в этом мире настолько же отчаянно живой, как вы.
Призрак изумленно молчал. Рауль снова ощущал на себе долгий взгляд, но на этот раз в нем не было угрозы. Его гость, словно раздумывал, насколько он может довериться виконту, после всего, что сегодня произошло. Наконец, он медленно, словно давая себе возможность остановиться в любой момент, сказал.
— У меня, нет никакого имени, но некоторые знакомые знают меня как Эрика, — Призрак немного помолчал, а затем спросил, — Так вы дадите мне время?
Рауль впервые за ночь улыбнулся, несмотря на головную боль.
— Неделю, Эрик, не больше.
Призрак отвесил полупоклон, развернулся и забрался на подоконник, держась руками за ставни.
— Уж простите, что не доверяю вам, — Рауль снова повысил голос, насколько мог, — Но Кристина не вернется в театр до тех пор, пока я не буду знать, что вас там нет.
Призрак немного помолчал, а затем глухо ответил:
— Как вам будет угодно.
— Я мог бы передать ей что-нибудь, — неуверенно предложил Рауль, раздумывая, не даст ли это Эрику ложную надежду.
Призрак стянул зубами перчатку с левой руки и снял с мизинца кольцо. Черный камень блеснул в лунном свете. Он ловко подбросил кольцо, поймал, а затем кинул Раулю. Рауль подумал, что дарить помолвленной девушке кольцо постороннего мужчины — то еще сумасбродство, но Эрик распорядился иначе.
— Это вам, виконт, на память, — ухмыльнулся он, — Совет да любовь.
А затем выпрыгнул из окна и был таков. Ветер смёл со стола недописанное письмо капитану Фурнье и еще несколько пустых листов бумаги. Рауль тяжело поднялся с кровати, медленно дошел до окна и, мельком оглядев тесную темную улицу, закрыл ставни второй раз за ночь. В его кулаке было зажато кольцо с черным камне