Надеяться – глупо. Так же глупо, как глупы существа по ту сторону.
Зато наблюдать за ними страшно интересно.
Они никогда не узнают, если не нарушать границу.
Нарушать её – идиотизм.
Нужно поторопиться.
В кромешной тьме, мимо сотен, к одному единственному проёму.
Все эти десятки и тысячи серы и одинаковы.
Она тоже. Но все же другая. Это заставляет каждое утро следить за тем как она открывает глаза. Жадно ловить момент пробуждения и сопровождать от одного проема к другому.
Хочется сказать ей спасибо за практически неограниченный обзор – зеркала есть почти во всех комнатах.
Панорамный вид на светлую спальню, быстро запотевающий диск в ванной, полнорост на входной двери, откуда прекрасно видно кухню.
Все чужое существо кажется идеальным, маной небесной.
Сидеть по эту сторону кажется проклятьем, а не вечным развлечением.
Это злит.
Злит так, что хочется разрушить барьер.
Она испугается. Люди боятся всего.
Расставаться не хочется.
Дело гиблое, нужно бросить.
Она ведь даже не заметит.
Отражение не изменится ни на грамм, вне зависимости от наличия наблюдателя.
Нужно просто отправиться дальше. Людей полно, найдется ещё не один заманчивый экземпляр.
Давай же.
Просто. Пройти. Мимо.
Не выходит.
Вся прошедшая вечность кажется мелочью, по сравнению с ожиданием, которое уже вылилось за всевозможные края.
Солнце давно село. Пролившийся в помещения свет от открытия входной двери – дорога прямиком в рай.
"Щенячья радость" – идиотское выражение.
Распорядок действий привычен.
Глянуть в спину и скользнуть от коридора в ванную.
Смотреть прямо в глаза приятно.
Даже зная, что она никогда не увидит.
Снятие макияжа и душ перед ужином – традиция.
Смысла слишком вглядываться нет: тело выученно на зубок. Каждый шрам и родинка.
Несколько неизвестных красных пятен на этом теле в традиции не входит.
Шаг к проёму. Непонимание.
Шок.
Кажется, люди в такой ситуации говорят, что внутри что-то обрывается.
Бьётся, вместе со звуком удара кулака о стекло.
Блять.
Она оборачивается.
Отпрянуть от проёма быстрее, чем все полетит к чертям – многовековой опыт.
Она смотрит. Вглядывается в отражающую поверхность.
Внутри клокочет уже не злость – гнев.
Эта грязь на теле божества – чужой след.
Шквал эмоций испаряется через мгновение, когда все естество замирает, распознав приставленную к стеклу ладонь.
Разум испаряется тоже.
Рука возвращается к проёму, сначала просто повторив движение за девушкой. Расстояние – сантиметры.
Нарушаются вместе с границей.
Чужая кожа теплая.
Искаженное в ужасе лицо и рывок на себя.
Нет. Нет-нет-нет. Это не должно было быть так.
Рука тянется вслед за чужой – на ту сторону.
Она кричит. Размашисто бьёт по стеклу.
Зеркало падает.
Проем раскрыт секунду.
Личина, даже искривленная из-за разбившегося в момент падения зеркала, ощущается идеально.
Сидя на стекле прикасаться к этому телу, как к собственному – потрясающе.
Подняв взгляд, видеть вживую сам идеал – ещё лучше.
Люди боятся. Всегда боялись.
Она пятится. Почти бежит.
Стой.
Дотронуться кажется жизненно важным. Оттолкнуться от пола, обнять за тонкую шею, вжаться носом в щеку и обвить ногами талию.
Крик над ухом обрывается.
Богам идёт красный.
Красный, заливающий пол.
Алый шелк струится по торчащим из трупа осколкам.
Несчастный случай.