Каждое возвращение Путешественницы в Инадзумы — лишний повод для радости, улыбки и совсем-совсем (правда, не стоит переживать, с госпожой Камисато всё хорошо, и ей совсем-совсем не жарко, может, на душе только немного потеплело) лëгкого румянца. Это лишь волнение… Нет, лишь тень волнения перед грядущим выходным, столь редким. И то, волнение — слово сильное. А беспокойство — неподходящее. Только сердце колотится быстро-быстро, а глаза опускаются.
Только голос выверенный не подводит:
— Скажи, ты… Помнишь про обещание, что дала в прошлый раз?
Люмин закрывает глаза — спокойные необыкновенно — и кивает.
— Не будем тянуть времени. Пройдём на поле.
Оно, как и всегда, готово к использованию. Но, кажется, в этот раз слуги подошли к его уборке ещё тщательнее. Всë потому, что Путешественница здесь.
— Мне всё ещё немного стыдно за свою тогдашнюю дерзость, — улыбается Аяка, чувствуя, как густеет её румянец. — Но я обещаю, что постараюсь сделать наш поединок интересным. Хиротацу верно сказал про тебя, — говорит она вместо этого, пытаясь отвлечься от воспоминаний о той выходке. — Ты опытный воин. Но, в отличие от него, я поняла это ещё до того, как ты обнажила клинок.
— Ты знаешь, что он наговорил?
Аяка только улыбается.
— Конечно, знает! — проницательная Паймон поняла и это. — Это же Аяка!
…даже не хотелось подводить её ожидания. Пусть и очень завышенные. Ведь здесь Люмин. И с ней бдительность ослабляется сама собой. Наверное, потому, что хочется смотреть только на неё.
— В любом случае, жизни мы друг у друга отнимать не будем, — весело улыбается Люмин.
— Нет, разумеется, нет, — выдыхает Аяка. Её дыхание дрожит. — Просто небольшая разминка. Тренировочный бой для нас двоих. Если только Паймон не захочет посмотреть, — улыбается ей Аяка чуть более «подобающе».
— Ох, я даже не знаю, за кого мне болеть! — вздыхает она. — Аяка крутая, но и Люмин тоже!.. Кто бы не победил, я и расстроюсь, и обрадуюсь!
— Что ж, тогда нам придётся провести второй поединок, чтобы взять реванш. Так будет честно! — подмигивает Люмин.
— И правда, — кивает Паймон. — Такой расклад меня устраивает! Но давайте в любом случае наградим друг друга вкусняшками! Например, моти…
— Обязательно! — кивает Аяка. Мысли о чаепитии куда более заманчивы, но нужно сосредоточиться. — А пока выйдем на поле.
На поле Путешественница отточенным жестом выхватывает меч.
— Тебе не нужно быть нарочно деликатной со мной сейчас. Особенно теперь. Мы друзья, но… — слова подводят её, но она находит, что сказать до того, как Люмин развеяла тишину, — так что давай будем открыты друг перед другом в поединке.
— Не смутит ли тебя присутствие Паймон?
— Нет, нисколько.
И Аяка говорила правду. Зная, что на неё смотрят лишние пары глаз (не в обиду Паймон!), гораздо, гораздо проще держать себя в руках.
Но что насчёт… Неё?
Увидит ли Путешественница стыдливый румянец на щеках? Разглядит ли во взгляде не только жажду боя, но и… Чувство? Застенчивость, неуверенность… Всё, что Аяка так долго пыталась скрыть от самой себя, но что не ускользнëт от неё.
Взгляд острее лезвия, но и Аяка избегает его, не пытаясь ответить.
— Я отложу свой Глаз Бога. Прошу, не применяй свои способности и ты.
— Бой должен быть честным, — кивает Путешественница. — Начинаем?
— Да.
Звон мечей наполняет поле, и он звучит лучше всякой музыки, а глаза Люмин блестят ярче клинка. Аяка позволяет себе роскошь заглянуть в них, и руки вновь становятся крепкими. Она не должна отдавать победу так просто. И вообще не должна отдавать.
— Вперëд, вперëд! — восклицает Паймон, пытаясь подбодрить. Путешественница лишь на долю мгновения смотрит в сторону, но Аяка не будет пользоваться этой ошибкой. Люмин защищается, готовая спарировать, но она не атакует.
И клинки продолжают танцевать снова. Аяка замечает, что Люмин уже устала — контролировать истинную силу нелегко. Да и она выдыхается тоже.
Но она не ошибается. Танец заканчивается, рука вздрагивает, а меч Люмин лежит на полу, и она смотрит на него большими-большими глазами.
— Тебе конец, преступница! — не может удержаться Аяка, направляя лезвие в грудь. Только направляя.
И Люмин тут же поднимает руки и жмурится:
— Сдаюсь-сдаюсь! Пощады, пощады, я во всëм раскаюсь!
— Это что такое?! — восклицает Паймон.
На мгновение Люмин и Аяка замирают, воссоздав сценку из романа, и одновременно прыскают, когда она опускает меч. Совсем как обычные девочки.
— Так вы просто играли?! Паймон так перепугалась! Не шутите так больше!
— Не волнуйся, — хихикает Люмин и берёт её руку. — Мы просто играли.
Аяка отводит взгляд.
— Ну, ладно! Аяке было весело, так что Паймон вас прощает! Нет, она простит вас только после чаепития!
— Да, это отличная идея, — наконец приходит в себя Аяка.
И лишь за столом она поняла: Люмин намеренно позволила ей выбить меч. «Я же просила не быть деликатной», — проносится в мыслях. И тут же исчезает, ведь Аяка понимает: она всё ещё улыбается. И, быть может, в её глазах горит чистая радость победы. Такая же, что у Люмин.
Это умение радоваться за другого, быть рядом и всегда-всегда поддерживать… Быть может, именно поэтому Аяку и тянет к ней. Неужели именно это и зовут… Любовью? И если да, то Аяка позволит себе с головой в неё окунуться. Хотя бы на день, хотя бы на один взгляд, в котором можно увидеть всë.
И найти в её глазах то же самое чувство. И в руке её — нежное тепло.
Аяке стоило бы прикрыть веки и отпустить ладонь. Но она не скрывает улыбки, и двигается ближе, а Люмин двигается к ней в ответ.
Выходной только начинается. И он будет лучшим из всех.