Это был самый обычный вечер. Занятия, клубные активности, репетиции — все уже закончилось. Правда, темнело довольно быстро, как-никак, на дворе уже стояла осень. Причем, на самом деле, неожиданно холодная. Казалось, что когда-нибудь завтра вместо дождя точно пойдет снег. Прохладный ветерок, лужи повсюду. Похоже, пора было переходить на более теплую одежду. Чиаки поежился, просто свитер уже не спасал. Хотя его мало сейчас волновало его состояние. Скорее его больше тревожил кое-кто другой. Кое-кто, кто мог слишком легко замерзнуть. Даже не смотря на всю его странность, Чиаки не хотелось просто так оставлять его на произвол судьбы. В конце концов, он же «герой». По крайней мере, таковым ему хотелось быть. И все, что он сейчас мог сделать — это подойти к фонтану.
И правда, он там. На своем привычном месте. В фонтане. Судя по позе и по тому, как голова лежала на бортике, скорее всего спит.
— Каната, — проворчал Чиаки. Не было ему это свойственно, этот парень совершенно не думал о своем здоровье.
Морисава присел на бортик и осторожно провел рукой по его макушке.
— Каната, — эта прядка так забавно выбивалась, стоило пригладить ее, как она тут же возвращалась на место — Проснись.
Он потряс его за плечи, наблюдая за тем, как Шинкай начинает медленно ворочаться, приподнимая голову. Взгляд этих глаз заставлял вздрогнуть. Слишком глубокие. В них можно было утонуть. В глазах-то можно было утонуть, а вот в фонтане — простудиться. Каната поднимается. Капли воды стекают с шеи, он совершенно отречен и выглядит так, словно происходящее вокруг — не имеет никакого значения. Чиаки хватает его за пиджак.
— Твоя одежда, она… — он несколько запинается, смотря на прилипшую к телу рубашку, и изо всех сил старается не выдавать того, что ему, в общем-то, даже нравится подобное зрелище, только вот «забота» берет верх над — Она насквозь промокла! Давай, вылезай отсюда быстрее! Ты же простудишься!
Но Каната смотрит на него все так же потеряно, а потом пытается скинуть его руки.
— Знаешь… Когда «рыбы» получают слишком много внимания, они устают, — и снова его медленная неясная речь — Я тоже устаю.
Похоже, это что-то вроде «пожалуйста, не влезай в мое личное пространство». Иногда его было слишком тяжело понять из-за обилия этих «рыбных» метафор. Хотя, океан да рыбы были единственными темами, которые настолько увлекали Канату, что тот казался живым. Человеком. Не пришельцем, который просто наблюдает со стороны, делая попутно странные вещи. Иногда Чиаки думал, почему он вовсе «выбрал» этого человека. Не смотря на его внешне безобидный вид, проблем от него было слишком много. Даже учителя никогда так за кем-то не присматривали, как за ним. Еще бы, он постоянно сидел в фонтане, притаскивал откуда-то рыб, однажды развел костер на территории академии, это уж не говоря о том, что для местного культа он был «богом»…
Чиаки помогает Канате выбраться. Последний чихает, прикрывая рот ладонями и выглядя при этом как… котенок. У Морисавы слов других не находится. Рыбы, наверное, все же чихать не умеют.
— Пойдем, тебе нужно переодеться. Кажется, был ведь где-то комплект запасной формы…
— Но я уже в нем, — он смотрит на него совершенно невинными глазами. Чиаки даже передергивает на секунду. Мало того, что он совершенно не думает о том, к каким последствиям для юнита это может привести, он, что самое главное, совсем не заботится о себе.
— Если бы я был лидером, я бы… Как мы будем бороться со злом, когда ты в таком виде? Ты должен хотя бы немного беспокоится о себе! — он принимается снимать с себя свитер. Нет, ему не будет настолько холодно.
— Вот, надень пока что. Я провожу тебя до дома.
— Нет, — он резко хмурится — Не хочу.
— Да блин, правда, мне не будет холодно, возьми! — Чиаки отдает Канате свитер, но тот не отказывает, напротив, берет его в руки, несколько мнет. Но после возвращает обратно.
— Тогда он «промокнет». Не надо. И… «домой» не хочу, — он чихнул еще раз, а после шмыгнул носом. Явно простыл. Морисава вздыхает.
— Ладно. Раз так, то я выручу тебя. Пойдем ко мне! — Чиаки особо не думает, выпаливает первое, что приходит в голову. Остатки рациональных зерен растерялись, ведь иначе было он просто отвел Канату в здание школы и попросил бы переодеться в ту же спортивную форму или униформу юнита. Нет, засыпающий разум не думает, для него одна цель — довести этого замерзшего ребенка до дома, где можно будет как следует отогреться. Только вот Чиаки не учел того, что он не единственный, кто, в общем-то, способен мыслить.
— Я принимаю твое «предложение». Но сначала… можно я переоденусь? Думаю, «спортивная» форма подойдет.
Но вместо этого на него надевают тот самый свитер.
— Думаю, уборщица совсем не будет рада мокрым пятнам. Не очень-то хочется оправдываться перед учителями и персоналом. И, пожалуйста, прими его! Мне все равно, если он промокнет. Это моя задача, как героя, помогать, когда кто-то нуждается, — у Чиаки горят глаза. Каната снисходительно улыбается. Он, в конце концов, надевает свитер как следует.
— Пойдем тогда, к тебе «домой».
Хорошо, что жил он не так далеко, да и шли они довольно быстро. В такой ситуации даже в транспорт не зайдешь, сразу коситься начнут. Хотя, на самом деле, они оба привыкли к подозрительным (и даже презрительным) взглядам со стороны прохожих, одноклассников, да всех. А сейчас уже вечер, а сейчас на улицах почти никого нет, потому Каната даже позволяет себе взять Чиаки за руку. Тот несколько мнется, отводит взгляд, но сжимает холодную и все еще влажную ладонь. Но не более того. Шли, ускорившись, шли какими-то перекрестками и переулками, шли и лишь иногда оглядывались. Каната смотрел на лужи под ногами, на желтые листья в них, смотрел на капли, оставшиеся от недавнего дождя на железных перилах и асфальте. Иногда он поднимал голову к небу, но там не было ничего, что могло бы завлечь его, кроме, разве что, темных туч, и вероятности того, что вот-вот пойдет очередной ливень. Чиаки же смотрел на Канату и его несколько неуклюжие и ленивые движения. Ему приходилось чуть ли не тянуть его за руку, поскольку тот никогда не изменял своей медлительности, даже в такой ситуации. И в каких только облаках он витает? Можно было ли так выразиться о столь морском ребенке? Он, скорее, где-то на глубине, в окружении страшных рыб. Морисава не понимал любви Канаты к глубоководным созданиям. Более того, они казались ему несколько «жутковатыми» и порою напоминали о злодеях из какого-нибудь утреннего шоу. Но при этом все «подарки» всегда принимал, чувствуя, что не должен расстраивать человека, с которым и без того бывало тяжело.
— Смотри, — Каната останавливается у кустов гортензии, цветы которой давно уже отцвели — Здесь «улитка» на «листе». Замерзает, должно быть.
Чиаки вздыхает. Хорошо хоть не как в тот раз, когда они остановились у лужи, в которой плавали листья, напоминающие формой рыбок. Тогда они около десяти минут простояли там, пока прохожие продолжали с удивлением на них пялиться.
— Нет, она не мерзнет. Она в порядке. Я заверяю тебя! — он осторожно тянет его за руку.
— А, ну, раз ты так сказал, то у меня нет причин «сомневаться», — Каната улыбается. Вся такая же очаровательная отрешенная улыбка. Улыбается, как и в первый раз. Навевает воспоминания. Чиаки невольно задерживает взгляд на его лице. Каната тянется к нему.
Кошка выбегает из кустов, заставляя обоих вздрогнуть. Чиаки смеется.
— Пойдем быстрее, ты так правда простудишься. И виноват тогда в этом буду я, — и они снова идут вперед. Осталось, должно быть, совсем немного. Но прямо в этот момент начинается очередной осенний дождь. Пришлось бежать, прикрывая головы руками.
Пришли. Быстро заходят в дом, Чиаки снимает обувь и тут же быстрым шагом направляется в свою комнату. Сегодня родителей нет (что, должно быть, редкость). Повезло даже, с какой-то стороны. Он быстро подходит к шкафу с одеждой и начинает искать что-то потеплее. Нужно как можно быстрее. Потому что, на самом деле, он вновь спутал порядок действий, слишком уж волнительно. Наконец-то, еще один теплый свитер и какие-то брюки. И почему, черт побери, Канате нравилось проводить свободное время в фонтане? Чтобы он там не говорил в свое оправдание, понять его было тяжело.
После Морисава возвращается уже с одеждой. Шинкай все еще стоит в коридоре, держа в руках ботинки. Хотя бы разулся. Хотя, не настолько же он глупый. Морисава ведет его в гостиную.
— Переоденься, пожалуйста, — он вручает ему «комплект», а сам уходит в ванную за полотенцем. Это не занимает много времени, потому, возвращаясь, он застает Канату без рубашки, который поворачивает к нему голову и смотрит, все так же, все так же… заставляя краснеть.
«Он даже одевается медленно. Ему настолько все равно, что я смотрю на него?»
— Ты снова так смотришь на меня, — он хихикает, откидывая волосы — Почему? Я «нравлюсь» тебе?
Потому он натягивает свитер с несвойственной ему быстротой. Как если бы ускорить на ноль целых пять десятых. Чиаки подошел и начал вытирать его волосы, сам-то Каната вряд ли бы стал это делать. Нечего было пялится.
— Но я же так совсем «высохну»! — и тут же чихает после этих слов. Поэтому ему приходиться мириться с этим. Болеть Канате совсем не нравилось. Он смотрит на Морисаву нахмуренно, как только тот заканчивает.
— Чиаки, — он тянет его имя несколько возмущенно. Он дуется еще с пару мгновений, а после бросается обнимать стоящего перед ним парня. Чиаки прижимает его к себе, хихикая.
— Ну вот, теперь-то точно не простудишься, — он растрепал его волосы на макушке. Это давно уже было своего рода «привычкой». Каната приблизился чуть ли не вплотную к его лицу. Все еще смотрит в глаза. Что за ребенок.
— Я хочу немного…
— Ни слова, — он целует его, осторожно, несколько боясь. Нет, не в первый раз, совсем не в первый. Первый был еще тогда, год назад, рядом со школьным бассейном. Неаккуратный, неловкий, совершенно ничего не значащий.
— Делал бы ты «это» чаще, — Каната хихикает, отстраняясь. Но их отношения «неприемлемы». Чиаки было тяжело от того, что всего его мечты о милой любящей девушке разрушила маленькая влюбленность в потерянного морского юношу. Каната же, как «бог»(пускай и несостоявшийся), тяжело воспринимал «такие» чувства к «человеку». И все же, друг с другом им было слишком хорошо, чтобы сильно задумываться о подобном.
Время близилось к семи вечера. За окном стемнело окончательно, о жизни где-то за пределами стен дома напоминал только шелест листьев и вой ветра. В самом доме было прохладно, но не настолько холодно, чтобы доставать обогреватель. К тому же, Чиаки все еще чувствовал себя несколько неловко. Когда в последний раз у него были гости, да еще такие? Он вряд ли вспомнит. К слову о времени. Желудок решил напомнить о том, что пора было ужинать.
Холодильник не был пуст, нет, совсем нет. Только вот все блюда находились в «разобранном» состоянии, а желания и сил готовить как-то особо не наблюдалось. Хотя, вроде бы, пользоваться рисоваркой было не так уж и сложно. К тому же, этот парень все время все обильно заливал соевым соусом, а может быть лучше к нему, чем не рис… Дожили, рис подавать к соевому соусу. Иногда казалось, что Канату интересовал исключительно он, а вовсе не еда в его тарелке.
К слову Шинкай все это время вертелся рядом с Морисавой, то и дело заглядывая то в ящики, то еще куда.
— Это баклажаны? — он указывает пальцем на кабачки. Морисаву передергивает, но он тут же успокаивается.
— Нет, это не они, — он неловко усмехается — Злу нет места в моем доме. Я искоренил его.
Это не было правдой. Мать порою все же покупала их, однако же Чиаки старательно делал вид, что никаких баклажанов в его доме нет.
— А если их «приготовлю» я, ты их «съешь?» — Каната выглядит совершенно невинно, говоря подобное, однако в голосе его едва уловимы насмешливые нотки. Хотя, возможно, в своих намерениях он довольно искренен. И, если честно, Чиаки с большой радостью бы съел бенто, приготовленное им. И эта мысль в очередной раз заставляет его вздыхать про себя. Его, правда, все еще воротит от одной только мысли об этом овоще. Хотя, если его приготовят «эти» руки…
— Хочешь преподнести мне испытание храбростью? Что же, я принимаю его! Буду ждать, пока ты не принесешь мне моего злейшего врага, пусть и ослабленного! — он лучезарно улыбается. Конечно, все это звучит крайне неловко. Эта напускная уверенность, должно быть, легко читается. Но Шинкай улыбается и кивает. И это заставляет сердце екнуть. Потому его счастье казалось самым важным. Он наконец-то начинал раскрываться, становиться кем-то большим, чем «чудак», который сидит в фонтане. Чудак, любивший воду и не умевший плавать.
— Я обязательно «приготовлю» их для тебя. И, поверь, «они» будут замечательны на «вкус».
— Другого я от бога и не жду, — он включает рисоварку, пытаясь не смотреть на несколько возмущенного Канату, шепчущего одними губами что-то вроде: «Я уже не бог» или «Я не хочу быть богом». Время готовки. Знать бы еще, что можно было подать вместе с рисом… Хотя не то, чтобы Чиаки очень сильно хотелось есть. Скорее это было что-то сродни мыслям вроде: «Еда может мне восстановить немного энергии, и я вырублюсь не так скоро». Что касалось же Канаты, то не было похоже, что его заботит с чем он будет «поедать» соевый соус. Хотя, вот здесь была рыба, которую вполне можно было приготовить.
Через полчаса это обернулось подгорелой рыбой и несколько переваренным рисом, потому что мысли Морисавы явно были сосредоточены не на ужине. Но и этого было достаточно. Чувствовалось, правда, несколько странно. Так просто сидеть за кухонный столом с человеком, которого любишь. Говорить какие-то малозначащие слова, расспрашивать о том, как прошел день — совсем как в «нормальной» семейной жизни. Сам того не подозревая, Чиаки создал для Канаты ту самую комфортную атмосферу, которой, возможно, тому не хватало, когда тот оставался у себя дома.
— Знаешь, чувствуется так «хорошо», — он улыбается Чиаки, продолжая смотреть на него своими бездонными глазами.
— Да? Ну… Я рад, — тот улыбается ему в ответ.
— Мы совсем как «семья». Ведь, обычно так в «семье» делают, да? Они «ужинают» «вместе», — даже не смотря, что Морисава знал Канату почти два года (а может и больше), подобные вопросы все еще выбивали из колеи. Хотя это еще ничего, все могло быть гораздо хуже.
— Мы как «муж» и «жена», — а вот и это самое «хуже». Чиаки чуть не давится и быстро отводит взгляд, смущаясь. Нет, этот человек просто не пробиваем. Чем он думает? Какими категориями мыслит?
— Чиаки, ты в порядке? — он поднимается, подходит ближе, обнимает, прижимая к себе. Его пальцы осторожно касаются волос. Прикосновения легкие, нежные. У него немного влажные пальцы. Ну конечно, прядку-то накручивал. А высушить волосы он никогда не даст в любом случае. Ну, хоть разрешил хотя бы немного. В тот раз с его прядей стекала вода.
— Да, все хорошо, — он улыбается Канате, а после обнимает его в ответ — Он кажется таким слабым. Хотя Чиаки на себе испытал на себе всю «силу» этого человека. Нет, он мог взять его на руки. Просто так, без особых усилий и порою подобное пугало.
Каната кладет руки на его щеки, после наклонятся и снова целует. Ему это нравилось. Ему это всегда нравилось больше всего (помимо тех моментов, когда они могли идти вместе, держась за руки). Губы его влажные, нежные. В целом целоваться с ним было… приятно. Слов только вот найти было тяжело. В такие моменты все мысли сводились к одной, о том, насколько же прекрасен в своей странности и одновременно обыденности этот человек.
Он отходит от него и улыбается, лучезарно, мило, своеобразно.
— Ну, теперь-то ты точно выглядишь «лучше». — он садится на свое место. Остаток ужина они проводят за сонными и ленивыми разговорами о том, как прошел день. В конце концов, привыкший ложишься как можно раньше Морисава чувствовал себя ужасно устало, а потому то и дело зевал, прикрывая рот рукой и думая о том, что будет не очень-то хорошо, если он вот так отрубится. Хотя, не похоже, что Канату это сильно волновало. Ему во многом прельщало то, что он находился у кого-то в гостях (пускай и не в первый раз). Ему хватало, что они были здесь и сейчас, вместе, за одним столом. Он бы и с радостью уснул рядом, если бы позволили. И, скорее всего, ему позволят.
— Время восемь. Может быть, сейчас можно увидеть что-нибудь «интересное», — под этим Шинкай подозревает совместный просмотр телевизора. Хотя вряд ли в такое позднее время можно было найти что-нибудь в их вкусе (хотя скорее во вкусе Чиаки, Каната был совершенно не привередлив). Но, кто знает, стоило поискать.
Они направились в гостиную. И почти тут же решили, что к черту телевизор, и что интернет — одно из величайших изобретений человечества, потому что так они даже вечером могли насладиться утренними токусацу.
На самом деле, Канате нравилась комната Чиаки, в которой ныне они находились. И пока Морисава занимался тем, что пытался обустроить местечко на кровати как можно удобнее, Шинкай занялся тем, что начал рассматривать экшн-фигурки. Интересное увлечение, как ни посмотри, особенно с учетом того, что Каната ничего не понимал в этом и абсолютно все здесь казалось ему «интересным» и «необычным». Плакаты на стенах, эти фигурки, книжные полки с кучей комиксов и манги, полочка с двд… У него ничего подобного никогда не было. К тому же, здесь было невероятно сухо. И раньше бы, наверное, Каната бы воспринял это не очень-то хорошо. Сейчас же, как ему казалось, он начинал привыкать к нахождению на «суше», как бы тяжело ему порою не было. Порою ему казалось, что он задыхается в пространстве, полном воздуха. Порою ему хотелось вновь задержать дыхание настолько долго, насколько это возможно, но он отгонял эти мысли, старался не придавать им большого значения, как бы тяжело не было. Он осторожно взял в руки томик с какой-то мангой. Пальцы высохли, все должно быть в порядке.
Черно-белые картинки привлекательны. Цветные, правда, конечно же лучше. Простые предложения, простые сюжеты, но и этого было достаточно. По крайней мере, ему нравилось. Жаль, что домой не принести. Но, может быть, оно и к лучшему. Все равно он уже нарушает правила, раз собирается ночевать не дома.
Они устроились на кровати, ноутбук на коленях, но все нормально, сойдет. Включают один.
из любимых сериалов Чиаки, тому не надоедать смотреть его, а Каната все никак не может осилить третий сезон, потому что смотрят они всегда вместе. И, если честно, так просто посидеть вдвоем удавалось довольно редко. Поэтому, как бы банально это не звучало, они ценили каждую минуту наедине. Так просто сидеть, держась за руки, положив голову на плечо «друга»(им обоим было порою слишком стыдно признать, что они давно уже нечто большее, даже поцелуи, даже прикосновения, даже тот раз в раздевалке, даже второй раз в этой самой комнате, все это было стыдно признавать до сих пор).
К сожалению, сон забирает лучших, вставший сегодня в пять утра Чиаки задремал на плече у Канаты, который продолжал смотреть в экран и лишь только минут через пять заметил, что его все-таки «парень» притих. Он улыбнулся и погладил его по голове. Это в умных книгах называется «идиллией?». Возможно. Сон скоро возьмет и его, потому он выключает ноутбук, откладывая его в сторону, а после, понимая, что этого не избежать, легонько трясет Морисаву за плечи.
— А? Что такое? — он смотрит на него заспанным взглядом.
— Ложись, — тихо произносит Каната.
— Что? — Шинкай хмурится, видя, что его не понимают, потому он просто тянет Чиаки на себя, опуская вместе с ним на подушку. После он обнимает его, прижимая к себе.
— Спокойной ночи, — его мягкий голос звучит убаюкивающе.
— А… спокойной, — Чиаки закрывает глаза, утыкаясь носом в его грудь. Канате большего и не надо
Сегодня он почувствовал себя «счастливым».