— Я предупреждала, — шептала Морена за плечом, плывя за мрачной Лученой. Ее голос был пропитан ядом и торжеством, — Я всегда была права на счет них, но ты никогда не слушаешь доводы разума.

— Молчи, мне нужно подумать, — хмуро отмахнулась от нее Лучена, и тут же зашипела от боли в кисти. При юношах она не хотела подавать виду, насколько сама вымоталась, и сейчас мучилась от напряжения в перетруженых мышцах и суставах. Все тело мелко подрагивало и тянуло, и к утру она точно не сможет с постели встать.

— У тебя больше нет времени на раздумья. Ты была лишь свидетелем чужой истории, но будешь вынуждена стать соучастницей. Брось ты свой мнимый дом и беги, пока не поздно!

— Я сбегу вместе с ними. Они же еще дети, как я могу их бросить? Братья не виноваты, что родились в гнили. Если я их оставлю, они все равно будут искать возможности сбежать, но я могу дать гарантию, что их не найдет Хирон.

— Бестолочь, бесшабашная дура! Это же не твои дети! Их в любом случае найдут и накажут за неповиновение, так зачем тебе подставлять себя?!

— Их план даже сейчас неплох, а с корректировками будет надежен.

— Важен даже не сам план, а то, что они решили втянуть тебя без твоего же ведома.

— Они цепляются за малейшую возможность спастись. К тому же я не понимаю твоего возмущения, ведь они заранее предупредили меня о браке.

— Ох, какая ты молодец! Признательна им! Низкая им благодарность, за то что не приставили у алтаря лезвие к ребру!

Лучена тяжело вздохнула. Признаться, она сама разделяла точку зрения Морены, и, как призрак, была зла на братьев, но весь гнев уже выплеснула в поединке, оставив лишь усталость. Даже сейчас она, в отличии от призрака, не могла найти в себе силы осуждать детей.

— Они понимают, что не смогут отомстить своим семьям, — продолжила Лучена, шагая по тропе в город. Ее ладони покраснели и зудели от древков, потому она набрала в них холодной воды. — Что бы они не делали, они останутся преступниками в глазах общества и правопорядка. Поэтому побег — разумное решение.

— Ослиха, — казалось, с каким-то отчаянием протянула Морена. — Пусть они изменят имя и внешность, разве это компенсирует их деяния?

— Это была необходимость. Они спасали себя.

— Бедные детки, — заканючила жалостливо девушка, — Плакали и причитали, но все равно пускали кровь таким же детям. Сердце свое положили на дурманный алтарь.

— Мне все равно на твои причитания. Я так или иначе помогу им.

— Зачем? Неужели собственная безопасность для тебя ничего не значит?

— Речь идет об их жизнях.

— Хирон никогда не навредит духовному сыну. Уж не знаю, зачем он сделался названным папашей, учитывая, насколько это слабое место, но для нас это весьма значимо. Он не даст убить Таира.

— Остается Сапир.

— А ему не даст навредить уже Таир. Если ты пользовалась своей кровью, как настоящие Зоран, то видела бы, что дети связали себя узами братства. Они чувствуют жизни друг друга, и смерть оставит след на их душах. Что-то сродни шрама или даже рубца. С такой меткой они станут духовными калеками, а брак станет тяжёлой ношей.

— Зоран, — пораженно выдохнула Лучена.

Как же она раньше не догадалась! Уж правящая семья может помочь!

— Оставь эту идею. Думаешь, он не знает о делах бывшей свиты?

— Ты о чем? — Лучена была настолько сильно обрадована своей идее, что даже не сразу расслышала призрака. — Сейчас на престоле сидит Морион, а Хирон был в свите его отца Амаранта.

— Не имеет значения, — закатила глаза Морена. — Что тот, что этот — дерьмо одной лужайки.

— Ты очень категорична на счет семьи, — заметила Лучена, подавив смешок.

— Есть причины. Зоран — последние, к кому ты можешь пойти. Уж лучше с повинной к Хирону, чем к ним.

Лучена хмыкнула, но приняла ее слова к сведению. Она помнила некоторые моменты недолгой жизни Морены, а потому, скрепя сердце, решила довериться ей.

С шипением она раскрыла ладони. Те покраснели и пульсировали горячей болью, а на поверхности выступили капельки крови. Она таки содрала себе кожу. Стоило надеть перчатки или хотя бы обмотать руки тряпками. Тонким слухом, сквозь ветер листвы, услышав журчание ручья в тени деревьев, Лучена ликующе подбежала к нему и с наслаждением опустила обе руки в холодную, хрустальную воду. С сожалением она поняла, что зря свою аптечку она отдала Таиру. Но не возвращаться же ей? Хоть бы инфекция не попала через эти мелкие ранки. Было бы жаль лишаться из-за них рук...

— Надеешься на авось, недотрога?

Лучена обернулась, но вокруг было пусто. Ни живых, ни мертвых. Голос был чужд, но странно-знаком.

— Сирена? — нахмурилась она, поднимаясь на ноги.

Нет, то была не девочка. Слова отдавали хриптоцой. То был не переливчатый голос Сирены и не грудной тембр Морены. Но Лучене он точно был знаком.

В груди тоскливо заныло так, что выступили слезы. Она судорожно вдохнула воздух и попыталась удержаться за ствол дерева, но не успела и упала на колени, расшибая их до синяков.

— Кто? — собственный голос был едва слышим за журчанием воды, но она силой заставляла себя проводить воздух через голосовые связки.

Ее одолело до того странное и печальное чувство, что захотелось исчезнуть. Будто эти грубые слова, сказанные с напускной суровостью и скрывающие в себе беспокойство, открыли ей глаза. Она почувствовала себя так, словно всю жизнь игнорировала жажду, а потом капля воды попала ей в горло.

Она оглянулась, сквозь бурую крону деревьев стремясь найти источник голоса, но было пусто.

— Где ты?

Перед глазами стояло даже не очертания фигуры, а смазанная тень, к которой она тянулась всем своим естеством, а в горле застрял звук, которого было слишком мало, чтобы стать именем.

— Кто ты?

Первый раз за долгое время из нее вырвался всхлип. Тихий и жалкий, за который в обычное время она бы устыдилась и корила себя, но сейчас Лучена чувствовала каждую трещину своей неполноценной души и разума.

Она чувствовала, будто сквозь ее кожу вылезают наружу сосуды и врастают в землю, будто корни. Она не могла найти в себе даже не силы, а причины подняться с сырой земли, словно она должна быть в ней.

Но шея сама собой подняла голову, а глаза нашли новый источник звука. Она была не одна.

Приглядевшись, Лучена почувствовала, как вздыбились от ужаса ее волосы.

* * *

Стоило лишь Лучене скрыться за скалой, где располагалась тропа к городу, Таир с тихим стоном боли осел обратно на траву. Сапир в испуге едва не схватил его в попытке удержать, но вовремя остановил себя, позволяя принять удобное положение.

— Нам нужно к лекарю, — в тревоге его голос был тих, а потому Таиру пришлось сделать усилие, чтобы разобрать шепот брата.

— Пару минут... Нет, пока не наберусь сил. Или ты потащишь меня на себе.

— Она же на тебе места живого не оставила, — пораженно сказал Таир, проигнорировав его слова. — Ты поддавался?

— Ни разу.

— Как она это сделала? Кто она такая?

— Та, о ком мы не расскажем отцам.

Сапир подавил в себе желание кинуться за проклятой девицей поджечь ее платье и волосы. Пусть разумом он понимал, что все было честно, — Сапир сам видел бой! — но сердце не желало отпускать виновницу плачевного состояния его брата. Она могла бы войти в положение, могла бы бить не так сильно!

Сапир опустился перед Таиром на колено и закинул себе на спину. Брат благодарно промычал, и они неспеша поплелись в храм. Его служители окажут помощь Таиру, и пусть обязательно доложат Хирону, тот всегда знал, что его духовный сын падок на драки.

— А если она все расскажет?

Как бы Сапир не старался, он не мог доверять Лучене, и не беспочвенно. Сегодняшний поединок лишь укрепил нем сомнения и твердую уверенность, что он сам отправит девицу под землю, вздумай она их шантажировать.

Он искренне не понимал привязанности Таира к ней. В конце концов, в городе полно таких же женщин — красивых, с живыми надежными родичами. Чем ему приглянулась эта сумасшедшая? Своим трагичным прошлым?

Не исключены и некие братские чувства к ней. Сапир никогда не видел младшую сестру Таира, ведь приехал сюда уже после смерти маленькой Лоры. Он бы никогда и не узнал, если бы не слушал внимательно пьяную речь брата о схожести Лучены с его сестрой, когда увидел ее в первый раз. С тех пор он не переставал следить за каждым шагом девушки, тайно ее защищая от любых посягательств скучающих ровесников и парней постарше. Поначалу Сапира это забавляло и он даже наслаждался таким Таиром, пока его чувства не переросли во что-то большее. Нет, это не было любовью, уж Сапир-то знал. Таиру были одинаково неинтересны и девушки, и — Сапир это узнавал особенно тщательно — парни. Он не мог интерпретировать чувства брата к этой девушке, — по правде, никогда не и мог, — но знал, что ни к чему хорошему они не приведут. Ни для Таира, ни для Лучены.

— Значит, сожжем это место.

Сапир поперхнулся вдохом, и на секунду сбился с шага. Таир хотел было слезть, чтобы ему стало легче, но тот встряхнул болезного.

— Откуда такие радикальные мысли? А как же послушники, их дети? Дома и семьи, вековые знания?

— Ты мне дороже, — раздалось так тихо, что не скажи это Таир под ухом, Сапир бы не услышал вовсе.

Он зажмурил крепко глаза и сжал руки на чужих бедрах. В груди тепло затрепетало, а лицо рассекла счастливая улыбка.

Возможно, где-то он и ошибался. Возможно, за эти года Сапир стал для него ближе, чем родная покойная сестра и значит гораздо больше, чем какая-то там Лучена.

* * *

Облокотившись о ствол, на Лучену смотрело нечто абсолютно грязное, со спутавшимися в колтуны волосами, с воспаленными ранами по всему телу и лицу, которые отталкивающе пахли сладковато-горькой гнилью.

Судя по внешним признакам, то был человек. Сравнив его рост и телосложение — ребенок. В одной руке со сломанными ногтями он крепко держал вырванные и смятые страницы с витиеватым текстом молитв.

— Цветик, — хрипло каркнул мальчик. В его глазу словно лопнули все капилляры сразу, а зрачок будто бы взорвался и заполнил всю радужку. Лучене было жутко и страшно просто поймать на себе этот взгляд.

Это был не призрак в теле ребенка, это был самый настоящий дух.

Она уже сомневалась, были ли призраками души девочек за ее спиной, но в том, что перед ней стоит тело уже мертвого мальчика, в котором поддерживается жизнь тела за счет чужой души не было сомнений. Был ли это дух одного человека, или целого скопища людей, или даже нелюдей? А не захочет ли он поглотить саму Лучену, получить более сильное и свежее тело взамен уже потрепанной туши?

Она молчала, не зная, как отреагирует этот дух, это существо внутри ребенка на ее речь, и не смела отвести глаз, боясь нападения.

— Узнаешь меня, цветик?

Он оттолкнулся от ствола и сделал шаг к Лучене. Девушка в ужасе отшатнулась назад и отползла, бездумно хватаясь за сырую землю.

Одержимый остановился. Не мигая, как птица, он резко склонил голову вбок, и нахмурился.

— Ты боишься, — каркнул он. По губе и вниз потекла тонкая струйка крови, словно он прикусил язык. Словно не он своим голосом растерзал горло мальчика. — Почему ты боишься?

— Я совершенно не понимаю, — тихо и быстро сказала Лучена, опасаясь, что звуки могут застрять в ее горле, — о чем ты говоришь.

Ей не нравилось чувство этого мокрого, леденящего все тело страха. Какая-то часть нее хотела прямо сейчас сорваться и бежать прочь, куда угодно, лишь бы оказаться далеко от этого существа. Кричать до хрипа, звать на помощь, привлечь внимание. Какая-то — схватить камень, повалить наземь детское тело и бить, бить по лицу и всему что можно, пока под ней не окажется безжизненная куча мяса, не способное причинить никому вреда.

Но она все еще сидела, боялась и злилась, чего-то ожидая. Помимо страха, где-то глубоко, но останавливало спокойствие.

Нежить не причинит вреда.

Мальчик быстро пересек расстояние между ними и упал на колени между ее ног. Лучена сжала зубы, но не позволила крику или хотя бы скулежу страха сорваться со своих губ. Ее потряхивало от страха, а тело сковало так, будто она оказалась в ледяной воде. Мальчик открыл рот, и от смеси детского голоса с животным рычанием внутренности девушки скручивало от ужаса.

— У нас осталось мало времени. Твоя птичка чахнет в гнили и вот-вот сама рассыпится прахом, не оставив и тени воспоминаний о себе. Однако, я вижу, ваши риски оправдали себя. Ты действительно все забыла.

— Забыла... — шепнула Лучена.

Неужели... Неужели этот дух, эта мерзость имеет отношение к ее прошлому?!

— Но тебе не позволено делать все, что захочется. У тебя есть обязанности перед моим народом, но тебе не хватает мотивации.

Лучена видела руку, тянущуюся к ее шее, но не смела отшатнуться. Она будто бы спряталась внутри себя, свернулась калачиком и закрыла глаза и уши. Ее грудная клетка сама вбирала в себя воздух, тело почти перестало дрожать. Она видела, как будто бы медленно к ней придвигается вплотную мальчик и прижимается своим грязным лбом к ее, закрыв глаза. Собственные веки сомкнулись.

* * *

Сирена проснулась от раздирающего горло кашля. Она не могла даже вдохнуть без этой щекотки и мокроты в горле, но грудь уже болела, а боль в голове и заложенный воспаленный нос не вносили в ситуацию ясности. Она крепче закуталась в одеяло и хотела перевернуться, чтобы под ним свернуться в тепле, но чьи-то холодные руки заставили ее сесть, а потом под ее спиной обнаружилась очень большая подушка, с которой она наполовину лежала.

Девочка приоткрыла один глаз, ожидая увидеть перед собой Фриду или даже ее слугу, но перед ней оказались совершенно незнакомые лица детей. От неожиданности Сирена проснулась, пусть тело и дрожало от мерзкого жара болезни.

— Кто вы?

Горло болело так, словно она всю ночь кричала на морозе.

Она быстро осмотрелась. Это был не ее арендованный домик, а какая-то, судя по уровню порога и дверей, землянка. Стены были деревянные и ничем не утепленные, окна забиты досками, все дети — а их было достаточно! — кутались в одеяла и дремали, прижавшись друг ко другу. Причем спали не на кроватях, как все цивилизованные люди, а как псы, на чем придется — кто-то на куцых матрацах, кто-то на расстеленных пальто. Сирене даже повезло — она спала одна на матраце.

Ламп тоже не было, но мягкий голубоватый свет исходил от одной продолговатой вазы.

Перед ней стояли злой детина, на голову и два плеча больше Сирены и сонная миловидная девочка. Мальчик все хотел взять ту за плечо, но девочка раздраженно сбрасывала его руку.

— Да уйди ты от нее! — вполголоса говорил он ей. — Помрет, и место освободится!

— А что ты Врану скажешь? — у девочки был приятный мелодичный и по-детски высокий голос.

— Что нечего всякий сброд приносить и с коварным лицом снова пропадать!

Девочка закатила глаза и резко отвела назад локоть, попадая детине куда-то в бедро. Под ойканье опустившегося на пол мальчика она подняла с пола флягу и налила из нее воду в кружку с разбитой ручкой.

— Пей. У тебя жар, тебе нужно много пить.

— Кто вы? — даже и не подумала что-то брать у нее Сирена. — Как я сюда попала?

— Я Перепелка, а это — Фазан, — охотно поделилась с ней девочка, слегка улыбнувшись, — Принес тебя Вран этим вечером.

— Что за... Вран? Кто это?

— Наш глава. Или отец, если тебе удобно. Пожалуйста, выпей воды и можешь снова спать.

— Как выглядит ваш глава? — прищурилась Сирена. Вдруг ее схватили те мужчины, которые издевались над ребенком, и засунули ее в приют?

— Ну... — нахмурилась Перепелка... До чего странное имя! — Он такой высокий, не толстый, а еще один глаз прячет повязкой.

Сирена что-то припоминала. Кажется, именно этот парень не позволил ей замерзнуть в ее доме после забега по лесу.

— У тебя горло болит, да? — сочувственно протянула девочка. Она достала из кармана пригоршню семечек, из которой выбрала парочку почек: — Вот, жуй. Это гвоздика, мы всегда ее жуем, и горло проходит.

Сирена под пристальным взглядом положила-таки гвоздику в рот и поморщилась от вкуса.

— Спасибо. Извини, я не представилась. Меня зовут...

— Стой, молчи! — неожиданно рука девочка накрыла ее рот. Сирена удивленно моргнула. — Не говори! Никому, даже если попросят! Вполне возможно, что тебе даже представятся именами, но не верь, они будут врать! Никому, совсем никому не говори свое имя. Ни мне, ни Врану, а держи в уме. Поняла?

Сирене пришлось кивнуть, и лишь тогда девочка убрала ладонь.

— Значит, Перепелка...

— Конечно. Никто из нас не говорит имя.

— А почему?

Девочка склонила голову и прищурилась.

— У тебя есть родители?

Сирена поджала губы.

— Есть.

— А у нас — нет, — в глазах девочки, казалось, промелькнула зависть, но в свете одного только огонька Сирена не могла сказать точно. — И нет защиты. И любой проходимец, даже бесфамильный урод может нас сглазить или, чего доброго, проклясть. Пока мы не вырастем, нельзя никому представляться своим истинным именем.

Сирена потупила взгляд и повыше натянула покрывало. За ложь стало стыдно.

— Извини, я соврала. У меня тоже нет родителей.

— О, — с прохладцей выдала Перепелка, — Ясно. Значит, мой совет будет во благо.

— Истинно так.

В землянке было тепло, но очень душно. Сирена снова выпила воды, поморщившись от боли в воспаленном горле, и перевернулась так, чтобы оказаться спиной к стене. Она лишь прикрыла глаза, когда почувствовала, как ей под одеяло кто-то лезет. Она поежилась от страха, и это заметила Перепелка:

— Не наглей, это мой матрац!

— Да уйди ты от нее, ведь тоже заразишься! — снова заворчал-возмутился Фазан.

Сирена прижала обе руки к груди, за которой быстро-быстро билось сердце. Пусть браслет был на ее руке, она очень испугалась грозной фигуры над собой, а в полумраке мальчишечьи черты лица плавно менялись на очень знакомые чужие — грубые.

— Еще слово, фазик, и я пожалуюсь Врану.

— Да меня Вран в помойной яме утопит, если ты снова захвораешь!

— Хвораю я всегда, а глава не каждую девчушку домой тащит.

— Закройте, сука, рты, — донеслось хрипло-сиплое с соседних мест. — Я эти сутки пахал не для того, чтобы ваши визги слушать. Или заткнитесь, или я обоих на мороз выставлю.

— Обоих?! — возмутился Фазан.

— С девкой Вран сам разберется. Не удосужился вылечить, так пусть труп ебет...

Фазан снова что-то рявкнул в сторону говорившего и все закончилось кинутым в него валенком, но Сирена даже не слышала их дальнейших слов.

Ее вдох будто застрял в груди и сковал сердце. О чем говорит этот парень? Этот Вран... Этот юноша, который представился ей Федором, забрал ее не просто так? Он что, разбойник, который крадет молодых девиц для своих утех? Он из тех психов, который не видит различий между женщиной, ребенком и даже трупом?

Она задрожала от страха, и прикрыла ладонью рот, чтобы не закричать. Перепелка подумала, что ей холодно, а потому прижалась ближе и укрыла краем своей кофты под одеялом, и снова засопела.

За что ей все это?

До самого рассвета Сирена даже не прикрыла глаз. Она прижимала к себе браслет, будто эти сплетенные нитки смогут ее защитить от чего-то большего, чем ее воспоминания, и старалась не плакать.

Когда за окном она уже могла угадать очертания снега и коры деревьев, Сирена медленно и осторожно выпуталась из объятий Перепелки. Немедленно стало холодно и зябко от простуды. Девочка подобрала с пола старый тулуп, который ночью из-за жаркой духоты сбросил один из детей, и нашла в куче одежды пусть и колючий, но широкий и теплый шарф, который она обмотала вокруг головы и шеи. Тихо, стараясь не наступать на скрипучие доски, она добралась до порога, где была собрана вся теплая обувь и с огромным счастьем нашла свои сапожки. Дверь, когда на нее надавливали, поскрипывала, и была заперта на щеколду. Сирене пришлось, казалось, так долго стоять и аккуратно, тихо двигать рычажок в сторону, опасаясь, что вот-вот кто-то проснется и поймает ее.

Дверь открыта.

Сирена взяла, сколько могла, сапог и ботинок, и прикрыла глаза, решаясь.

Не получится медленно открывать дверь — из-за морозного воздуха все равно проснутся парни и девушки. Поэтому Сирена одним резким движением открыла дверь и выбежала наружу. Она услышала, как просыпались и ругались из-за мороза дети. Выбежав на достаточное расстояние, бросила сапоги в снег и продолжила бег. Ее подгонял липкий страх, ужас оказаться снова под кем-то, но теперь никто бы ее не спас. Больше нет Фриды или Варрин, теперь девочка сама по себе.

Она просто бежала и бежала в сторону рассвета, пока силы не стали ее покидать, и она просто плелась, едва перебирая ногами, опираясь о деревья. Она чувствовала свой румянец от мороза и лихорадки, как ее губы трескались, а внутренности холодели. Голова была такая тяжелая, а конечности будто набиты соломой. Она слышала возмущенные крики, но то было так далеко, и погоня, судя по всему, предпочла остаться в тепле. Тем лучше.

Где же она находится?

Чтобы понять, куда нужно идти, мало одного только рассвета. Как долго она будет плутать по этому лесу? Хотя, если подумать, дети не могут быть оторваны от мира, и где-то должна быть тропа, ведущая в деревню или город. В конце концов, Сирена не видела рядом совершенно никаких домов или загонов со скотиной, а это значит, что у детей был иной источник пропитания. Сирена тяжело упала на широкий пень, параллельно делая вывод, что дети могли зарабатывать на жизнь продажей дров. Значит, ей стоит уйти еще дальше...

— Может быть, вернемся?

Сирена замерла. Она медленно, будто уговаривая себя, повернула голову туда, откуда доносился звук. На еще одном пне, всего в нескольких шагах от нее сидел высокий, на голову выше нее худой юноша в длинном и черном тулупе, но в каком-то бесформенном, будто с чужого плеча. По тканевой повязке на левом глазу Сирена узнала в нем Врана. Если бы Сирена была в себе, она бы заметила темные мешки под глазами юноши, его бледное осунувшееся лицо, грязные сосульки волос, свисающих по обе стороны лица, и позу, в которой легко угадывалась боль, но Сирена была в ужасе и все пропустила, кроме насыщенно-карих, почти янтарных глаз. Сирена в страхе прижала обе руки к груди.

— Прочь!

Вран нахмурился. Он медленно поднял обе ладони на уровень своего лица и немного подобрал ноги, словно готовился встать, но замер.

— Не бойся.

— Сиди на месте!

— Делаю, — коротко ответил он, сверкнув недовольно глазом.

Сирена поджала губы, а в глазах стали скапливаться слезы.

— Я хочу домой, — в страхе она не могла контролировать свою речь, а потому в ее голосе мог угадываться акцент, который непременно заметил Вран.

Он прищурил глаз и стал говорить медленно, чтобы она уловила смысл:

— Твой дом очень далеко. Даже за десять дней на коне ты не доберешься.

— Врешь. Так не быва... — она бросила взгляд вверх, к луне, и убедилась, что ее фаза не изменилась. — Ты врешь!

— Сейчас ты находишься на землях Зоран, а была у портовых Драган, — медленно пояснил Вран.

— Почему ты врешь? Прекрати! — повернулась она к нему всем корпусом, садясь ровно напротив.

— Я не вру.

— Ушли только одни сутки, это видно по луне!

— Да, это так. Но я принес тебя по очень короткому пути, о котором тебе лучше не знать.

Сирена глубже спрятала нос в шарф и спрятала руки в груди, немного сутулясь.

— Зачем ты принес? Зачем я тебе нужна?

— Ты очень помогла одной девушке, — медленно юноша прижал обе ладони к груди и опустил голову, — За это я благодарен тебе и не хочу оставаться в должниках.

— Верни меня домой, к моим вещам и лошади, и на том твой долг будет закрыт.

Вран поднял голову и опустил руки на колени. Сирена внимательно следила за его позой, готовясь бежать в любой момент.

— Не получится. Ты спасла девушку, но привлекла внимание инквизиторов. Это люди, отвечающие за порядок среди магического населения Крона. Отличаются радикальными методами. Они начали прочесывать всю деревню, а ты была очень слаба, чтобы сесть на лошадь и бежать. Но даже в этом случае они бы тебя поймали. Одинокая молодая путница привлекает очень много внимания. Поэтому я принес тебя сюда.

Сирена слушала его, не перебивая. Отчасти потому, что его спокойный вид неосознанно успокаивал и ее, и девочка совсем немного расслабилась, чего только и ждала боль. Сирена чувствовала сильную усталость во всем теле, и свое воспаленное горло, и заложенный нос.

— Почему тебя не было? — сглотнув, спросила она.

— Заметал следы, петлял.

— Где та девушка?

— Зачем ты спрашиваешь о ней?

— Ей очень больно.

— И что?

Сирена сжала в раздражении кулаки, но ответила:

— Простая человеческая вежливость.

— В укромном месте. Лучше бы тебе о ней не рассказывать никому, — с легкой угрозой добавил юноша.

Девочка вмиг поняла где и с кем сидит, а потому снова сжалась.

— Где мои вещи, моя лошадь?

— Все вещи я сложил среди своих в пристройке, чтобы не украли. Лошадь мертва.

Сирену одолел приступ кашля, и она слегка сгорбилась, приходя в себя.

— То есть как? Она... Она не болела, пусть была стара. Я ее кормила.

— Ее пришлось принести в жертву.

...

Да что же такое.

Почему она должна по кусочкам доставать из этого пацана информацию? Неужели нельзя все объяснить за какие-то пару минут?

Девочка почувствовала, как внутри, по крупицам с самого ее пробуждения, собралась злость, которую она с ядовитым раздражением выплеснула одной фразой, прямо и жестко глядя в лицо Врану:

— Что это, твою мать, значит?!

Вран прищурил глаз, но более никак не отреагировал на ее секундный всплеск эмоций.

— То, что ради открытия двери сюда, или портала, или же норы, мне потребовалась жертва. Я за раз одним заклинанием пересек около пятиста километров с живым человеком на руках. Смерть твоей лошади послужила во благо.

Сирена прикрыла глаза, заставляя себя смириться.

Она в дерьме.

— Ты отступник.

— О, как ты догадалась? — наигранно удивился Вран.

— Хорошо. Ладно. Я могу пообещать, что не держу тебя в долгу, и разойдемся мирно.

— Вот как? Почему же не поклянешься? Брезгуешь? — улыбнулся с зубами Вран. Почему-то Сирене показалось, что зубы его заостренные, а в глазу блестел вытянутый зрачок.

Сирена поджала губы на его вопрос, демонстративно не реагируя на провокацию. Она попросту брезговала образовывать с ним даже связь клятвы.

— Так или иначе, — уже по-другому улыбнулся юноша, холодея взглядом. — Теперь ты видела мое, без сомнения, запоминающееся лицо, а также знаешь прозвища моих подопечных. Теперь у нас только два пути: или я на несколько минут задержусь, чтобы раздеть тебя и призвать волков, либо мы неспеша вернемся назад.

Что-ж, у Сирены действительно выбор невелик.

— Второе.

Вран улыбнулся и кивнул ей.

— Но у меня есть условия, — вскинув голову, объявила она.

Юноша даже брови вскинул от ее наглости. Сирена же решила, что раз она все равно в западне, то хоть выторгует себе хорошее положение.

— Первое — ты меня и пальцем не тронешь.

— В каком смысле? — нахмурился он, будто и не понимал вовсе.

— Твой подопечный сказал про твои вкусы. Меня это совершенно не устраивает, а потому пообещай, что даже не посмотришь на меня как на женщину. Или... ты сам понимаешь.

Вран несколько секунд так и сидел с непонимающим лицом, но потом морщинка между бровями разгладилась, а в глазах созрело понимание.

— Это сказал Дятел.

— Я не знаю, кто, но...

— У него очень длинный язык, оттого и прозвище получил соответственное. Не слушай его.

Судя по всему он понял, что не убедил Сирену, а потому с кислым лицом добавил:

— Я, Федор, обещаю, что не прикоснусь к Сирене Тис с дурными намерениями.

Девочка ахнула.

— Зачем? Ты ведь представился и-и...

— И-и-и, — передразнил ее Вран. — Я представлялся ранее, а тебе бы стоило прятать документы. Теперь ты мне веришь?

Поджав губы, Сирена кивнула.

— Еще пожелания?

— И твои подопечные тоже.

— Ты их за животных считаешь? Правильно делаешь. Хорошо, я поговорю с ними.

— И поможешь найти мне провидца. Это не обязательство, но... просьба.

Вран склонил голову набок, посмотрев в сторону и задумавшись.

— Будет трудно, но постараюсь. На том все?

— Насколько ты отступник?

— О, у отступников еще и фазы бывают?

— Ты любишь... трупы?

— Что? — снова недоуменно нахмурился Вран. — В каком смысле?

Сирена отвела взгляд. Она не могла сказать этого вслух и бросила взгляд украдкой. Вран побледнел на глазах так, что стали видны вены на его лице.

— Нет, — сдавленным и жестким голосом сказал он. — Никогда.

— На том... На том пока все.

— Чу́дно. Возвращаемся.

Легко было сказать. Сирена поняла, что после бессонной ночи, когда она боялась сомкнуть глаза и очередного забега по морозу у нее снова исчезли все силы. Она и раньше не отличалась отменным здоровьем, но события последних месяцев сильно пошатнули ее здоровье.

Не желая терять лицо перед отступником, Сирена собрала последние крупицы энергии и поднялась. Впрочем, удержаться на ногах она уже не могла, и покачнулась, снова упав на пень.

— Мне нужно отдохнуть, — выдохнула она тихо, в черных пятнах перед глазами даже не видя лица Врана.

— Так я и думал, — фыркнул он где-то рядом.

Сирена даже испугаться не успела, как почувствовала, что падает куда-то глубоко под землю и будто бы в воду: все органы чувств на долгую секунду отрезало, а потом все вернулось назад.

По зрачкам ударило утреннее солнце. Она сделала шаг в сторону, качаясь от головокружения, и сглатывая тошнотворный ком в горле.

Подняв голову, она обнаружила перед собой постройку с кривой крышей. Федор держал ее под локоть и помог как следует встать на ноги.

— Как? — ошеломленно спросила Сирена.

— Нора, — пояснил Федор, и подойдя вместе с ней к двери, постучался ногой.

Дверь открыл лохматый высокий мальчик с глазами навыкат и тряпками в носу. Выпучив глаза еще больше, он радостно воскликнул:

— Нашел! Я нашел их!

— Мы сами пришли, — крякнула Сирена.

Вран молча повел их в дом.

Сирена поежилась, когда услышала звук запертой на щеколду двери. Все обитатели дома встали в полукруг перед ними, и чтобы отвлечься от мрачных мыслей, Сирена стала разглядывать скудную обстановку.

Несмотря на утро, внутри все равно было темно и немного душно, пусть уже и не жарко. Источником света служили какие-то светлячки в старых банках, пусть и тщательно отмытых. Сирена сомневалась, потому что ни разу не видела настолько ярко горящих насекомых. К стенам были прибиты гвозди, и заменяли, судя по всему, полки для вещей: там висели и куртки, и шляпы, и какая-то странная одежда полегче, и даже обувь, не говоря уже об удочках и ножах в чехлах. Стульев не виделось, но лежали полена, заменяющие мебель. Был один-единственный стол, и достаточно большой, чтобы без стеснения уместились все дети. Сирена также заметила, что ножки ему были подрезаны, за неимением, опять же, стульев. Кроватей также не было, но Сирена уже понимала, что дети спят на подобии матрацев. Было только одно окно.

— Это моя гостья. Имени вы ее не узнаете, а прозвище она еще не выбрала. Общаться с ней согласно правилам. Кто сделает с ней что-то, что не понравится ей или мне, будет наказан. А теперь представьтесь ей.

Дети внимательно его выслушали, при этом внимательно разглядывая девочку. Сирена внутренне передернулась от их взгляда, но не подала виду. Еще бы ей детей бояться!

Вперед шагнула знакомая девочка низенького роста, в чужом теплом халате.

— Меня зовут Перепелка. Будем знакомы.

Не дожидаясь ответа Сирены, голос подал парень с выпученными глазами.

— Я Филин.

Руку поднял сутулый мальчик с проклюнувшимися волосками на подбородке:

— Я Дрозд, — и пихнул локтем в понуро стоящего рядом парня пониже, — Это Дятел, но у него язык опух.

— Поделом, — донеслось откуда-то сбоку.

— А это Индюк, — ухмыльнулся большой детина с лицом помладше. — А я Фазан, уже знакомы.

— Я не выбирал это имя, — снова тот же голос, но с недовольными нотками.

На него никто не обратил внимания, но Сирена все равно посмотрела на его обладателя. То был мальчик примерно одного возраста с Фазаном, непонятно куда девшимся. В отличии от остальных детей, не считая Перепелки, этот, было видно, поддерживал свою чистоту, и был, как минимум, красивее их всех. Одежда на нем была велика, но он все равно держался так, будто носил костюм точно по меркам, и глаза закатывал, словно был хозяином этого дома и все не мог дождаться, когда же надоедливые гости-родичи покинут его пристанище. Наверно, и имя получил из-за своей высокомерной манеры вести себя. Сирена разглядывала его всего несколько секунд, пока вперед подзывали оставшихся детей, но уже сложила о нем мнение.

— А это, — Вран указал рукой на совсем маленьких ребят, прижавшихся друг ко другу: — Рябчик и Чиж. Тоже новенькие, прибились к нам этой зимой.

— Сколько им лет? — ахнула Сирена.

— Да откуда уж знать? — спокойно пожал плечами Вран. — На вид шесть-семь. Может больше, может меньше.

Сирена была в недоумении.

На свой страх и риск она спросила:

— Могу я задать вопрос, который вам может не понравится?

— Ну, — протянул Вран.

— Где ваши родители?

— Мои спились, — охотно поделился Дрозд.

— Наших убили, — энергично отозвался Филин, показывая и на Дятла.

— Меня продали, — смущенно потупила взгляд Перепелка.

— Моя пропала, а младшие и Индюк сбежали, — закончил Вран.

— Л-ладно, — запнулась от их напора Сирена. Дети захихикали, толкая друг друга, потешаясь над ее реакцией. — А почему вы тогда здесь, а не в приютах?

Легкая атмосфера испарилась.

Улыбки с лиц смело злобой в глазах и негодованием. Прежде, чем хоть кто-то подал голос, Вран ответил:

— Если бы все было так легко. Не задавай глупых вопросов, чужестранка. Итак, — хлопнул он в ладоши, привлекая к себе внимание, — Она будет жить с нами до следующего месяца. Делитесь с ней едой и постелью. Перепелка, поручаю тебе заботу о гостье.

Девочка кивнула и протянула руку Сирене, приглашая за собой. Та, радостная, что к ней не приставили никакого мальчика, шагнула вперед, и в это же момент в дверь резко и грубо постучали. Ногой — поняла Сирена.

Вран махнул рукой, и дверь открылась сама. Сирена взглянула на лица других детей, которые совершенно не удивились мимолетному колдовству и только вздохнула, не в силах более как-то удивляться или возмущаться. Эти дети знали, что их так называемый отец — отступник.

На пороге оказался Филин, который нес на плече чье-то тело, а зайдя домой, аккуратно положил на пол. Тело дышало, к радости Сирены.

Она же и заметила под глазом детины наливающийся синяк.

— Нашел его у восточного края, — пояснил он Врану. — Далеко откинуло, лежал у берега.

Вран опустился перед телом мальчика на колени и стал снимать с его верха одежду.

— Теплой воды мне, огонь, нож и бинты.

Дети засуетились, толкая и шипя друг на друга, ища нужные предметы. Перепелка быстро сняла с Сирены обувь и отвела в уголок.

— Зачем?

— Чтобы ты не мешалась.

— Нет, я о словах Врана.

— А. Будет Щегла спасать, — равнодушно пояснила девочка, привалившись спиной к стене, не участвуя в общей суматохе.

Вот и новое имя.

— Ты не рада?

— Это младший брат Врана.

Интересно.

— Это не ответ.

— От него столько проблем, — сморщила нос Перепелка. — Лучше бы умер, в самом деле. Меньше бы волновались.

Сирена не ожидала услышать настолько жестокие слова от такой милой девочки.

За их короткий разговор остальные уже столпились вокруг братьев, мешая обзору.

— Всем молчать.

Перепелка неопределенно хмыкнула, но ничего не сказала.

Сирена больше не могла как-то контактировать со внешним миром, а потому, поглубже укутавшись в тулуп, который все еще не сняла, прилегла на матрац и закрыла в усталости глаза. Она думала, что все равно не сможет заснуть среди чужаков, но почему-то именно сейчас провалилась в сон так легко, как не могла с самого ухода из Ирия.

Снилось ей блаженное ничто.