Дитя Бездны

Собственная семья вынудила его стыдиться своей предначертанной судьбой природы, изо дня в день мать вторила словам отца, чтобы их сын не смел говорить об этом никому, ни случайному собеседнику, ни своим знакомым, даже приходящим в гости родственникам, которые уже были убеждены в абсолютно другом.

Их внук, племянник, дядя – альфа, на словах. И после этого Аяксу должно быть стыдно что он, парень, родился омегой.

Тогда ещё маленький Аякс не понимал проблемы своей подверженной стереотипам семьи, что с того, что он не бета и не альфа? Это правда решает количество даруемой любви своему чаду? Если бы Аякс родился альфой, то, вероятно, ему не доставалось бы всё то, с чем он встречался изо дня в день: цепляющие за самую душу оскорбления от ненавистного отца, слова о том, что он надеялся вырастить нормального человека, сына, как он любил всегда подчёркивать, а не того, кто однажды принесёт домой известия о случайной беременности. Сквозь прижатые к ушам ладони, через отчаянные попытки задавить то, что всё равно слышалось, собственным внутренним голосом, мальчик выслушивал о каких-то беспорядочных связях, что все омеги изначально по своей природе грязные и отвратные.

Никакой поддержки в доме, ласковых слов, ни от кого, кроме как от младших сестры и брата, он не получал, ведь родители напрочь отказывались говорить со своим сыном на эту тему, если и да – сухо и по фактам, без какого-либо даже призрачного намёка на сочувствие хотя бы от матери,

которой было абсолютно безразлично.

Даже если мальчик мучился от невыносимого состояния, схожего с лихорадкой, когда наступали его течки, лучшее, что можно было выпросить у мамы это какие-нибудь лекарства, нужные слова доходили до него лишь от Тони. По-ангельски нежный голос младшей сестрёнки напевал какую-то незамысловатую мелодию, пока её мягкие прикосновения к дрожащим рукам, плечам, лицу и животу были наполнены столькими чувствами, что даже будучи взрослым, понимающим чуть больше, Тарталья не сможет описать их глубину.

Ах, кажется, он слишком сильно задумался?

Сознание вернулось к нему, когда воспоминания о Тоне почему-то стали будто осязаемыми, реальными, если выразиться точнее.

Маленькие, детские и тёплые ладошки коснулись до всё ещё округлых, слегка покрасневших щёк; Аякс только недавно начал возвращаться к своему прежнему весу после беременности, пусть для этого пришлось подождать год-второй. Сразу же приступать к тренировкам было тяжело, и вряд ли его чересчур заботливая пара позволил бы. Ослабленное беременностью тело, неважно, что молодое, всё ещё было в некотором подвешенном состоянии даже спустя такой долгий промежуток времени. Вероятно, сказывается...

Ладно. Очередные воспоминания о прошлом это не то, на чём в данный момент хотелось бы сосредоточиться.

Внимание юноши заострилось на ней.

С счастливой улыбкой омега смотрел на маленькую девочку, стоящую на его коленках нежными детскими ножками. Совсем недавно этой малютке исполнилось четыре года... совсем недавно он держал небольшой свёрток на своих руках, кулёк из тёплой ткани, из которого выбивался короткий чёрный хвостик, вечно беспокойный, виляющий с одной стороны в другую, своеобразная привычка или особенность её тела сохранялась до сих пор, её хвост вечно жил своей жизнью. Сейчас, к примеру, он отчаянно пытался завернуться спиралью вокруг запястья Тартальи.

Четыре слегка косящих сапфировых глаза с золотым градиентом обеспокоенно смотрели то перед собой, то туда, где её собственные коротенькие пальчики поглаживали мокрую кожу вокруг маминых глаз.

— Мама, почему ты плачешь? — в её собственном голосе проскальзывали лёгкие намёки на то, будто сама девочка вот-вот расплачется, разделив эмоции своего родителя.

Его гордость, его любимая принцесса, та, ради кого он готов был отвернуться от всего мира, если бы подобное потребовалось, ради своей дочки он готов был пойти против всех богов, он готов был прибегнуть к презираемому предательству, к отвратительным вещам, ко всему, чтобы его сокровище было в целости и безопасности.

Если бы Аякс не родился омегой, его маленького драгоценного ребёнка не существовало бы вовсе.

— Я плачу, потому что я очень счастлив, — и Тарталья не солгал в какой-то степени.

— Но люди же плачут только тогда, когда им больно.

Чёрный хвост девочки начал извиваться лишь сильнее, возможно, это было из-за беспокойства. В голове же вертелось желание попросить маму подождать, чтобы она смогла добежать до соседней комнаты и привести папу как помощника в том, чтобы развеселить грустного Аякса, у него это всегда хорошо получалось. Конечно, нередким было то, что Тарталья мог обижаться или ругаться с Чжунли, но чаще всего девочка видела свою маму улыбающейся, стоило второму родителю появиться рядом.

— Разве Чжунли не говорил тебе, что плакать можно и от счастья, милая?

Покрытые шрамами руки потянулись к маленьким ручкам своей дочери, чтобы перехватить мягкие ладошки и поднести их к губам. Малышка очень внимательно следила за тем, как каждый пальчик получает к себе прикосновение, слегка горячеватое, но не обжигающее, переполненное бесконечной родительской любовью.

Напоследок сухие губы коснулись самой середины с негромким чмоком, почти синхронно с тем, как скрипнула и без того приоткрытая дверь.

— Лихуа, — девочка моргнула сразу четырьмя глазками, прежде чем обернуться с широкой улыбкой, когда услышала знакомый голос позади себя, что произнёс её имя. — Аякс.

— Папа!

***

Белый яркий свет от массивных ламп на высоком потолке освещал до отчётливой неприязни окружающий интерьер достаточно большого лабораторного кабинета, который, если честно, больше напоминал медпункт. В какой-то степени это место им и являлось, если не учитывать, что Чайльда здесь в том числе используют как подопытный образец необычного явления.

Длинные и широкие этажерки держали на своих полках разного вида склянки, мерные стаканы, кучу неизвестно для чего применяемых поблёскивающих инструментов. Возможно, они все использовались на теле Чайльда, пока его намеренно лишали сознания для проверки очередного опыта из теории на практике. Благо, это не вредило организму, но и пользы не приносило в том числе. Это отнимало лишь время, отдых после проведённых махинаций над собой парень бы с удовольствием потратил на самосовершенствование, если повезло, то на приятный бой с достойным его противником.

Ещё здесь тошнотворно пахло.

И дело далеко не в том, что вокруг Тартальи стоял странный запах из-за того, что находится вокруг него, хотя не стоит исключать и это. Дополняясь с каждой секундой из-за открытых банок чего-либо, он также источался не от неубранных материалов или жутко выглядящих то ли некогда живых синтезированных существ, то ли просто подобранных в природе. Это были феромоны самого Чайльда, которые он мог чуять, не во всей своей красе, за что он мог лишь благодарить Архонтов, потому что это было бы, честно, невыносимо.

За Предвестником стелился шлейф мокрой, старой ржавчины, залежавшейся на жаре запах разодранной плоти, более отчётливо ощущались кровь и противная, оседающая в горле горечь. Сколько помнит себя сам парень, от него всегда пахло приторно, чересчур сладко, будто купленные за пару монет моры самодельные масла для тела, за что он нередко получал выговоры от родителей скорее убираться, чтобы "нормально подышать". Дотторе говорил, что это, вероятно, дело мерзких рук Бездны, которая ни сколько кардинально перекроила сущность омеги, сколько приукрасила, сделала под стать себе. Юмор у этого человека был ужасный, как и он сам, но выбирать не приходилось. Управляться с новообретениями, этими «украшениями», в одиночку Тарталья не смог.

Контролировать Форму Духа во время течек оказалось невозможным без препараторов, подавлять запах, от которого буквально рвало любого проходящего мимо альфу, непереносимость чужих феромонов, которые вызывали неконтролируемую агрессию, приводящую к убийству. От рук Одиннадцатого, пока тот под присмотром Дотторе пытался найти себе лечение ранее, полегло несколько невиновных агентов, в большинстве, естественно, альфы. Рядом с омегами Чайльд чувствовал себя комфортнее, беты не пахли вовсе.

Но, так или иначе, в этом были свои плюсы, которые затмевали все возможные минусы.

Жизнь разделилась на «до» и «после», и Аякс был безумно рад тому, что получил после падения. Никаких упрёков от семьи, рукоприкладства отца и матери просто за его вторичный пол. Он отталкивал от себя всех и физически, и морально, он наконец-то обрёл желанный покой...

Чайльд сделал глубокий вдох через рот, пока глаза бегали по медицинскому кабинету. Ожидание ушедшего за неоказавшимся под рукой материалом Доктором затянулось и скука верно нагнала его.

Опущенный пустой взгляд вниз на лежащие под рукой документы зацепился за текст,

«Омега под воздействием Бездны».

Именно это красовалось в качестве заголовка на верхнем листке целой стопки бумаг, где вручную, начиная с самого первого дня появления в этой лаборатории Аякса, были вписаны результаты анализов, различных экспериментов, наблюдений и всё то прочее, что Доктору показалось нужным подметить и записать.

Голова сейчас несколько была тяжёлой, слабо соображающей что-либо, где-то фоном, будто голодными личинками сквозь гнилую плоть пробиралась боль. Аякс решил разлечься на кушетке, но его остановил металлический шум опустившейся под чужим натиском дверной ручки.

— Чайльд, ты свободен на сегодня. — ровно ответил Доктор, входя глубже в лабораторный кабинет.

— Почему? — искренне удивился юноша, пока вновь усаживался на месте.

— Её Величество сказала временно оставить тебя в покое. — говорящий кивнул в сторону выхода. — Спроси у неё подробности.

Одиннадцатый коснулся носками сапог пола, установил обе ступни с глухим стуком о гладкую плитку на полу. Эти недолгие секунды он попутно недоверчиво разглядывал спину стоящего около высокого стола Дотторе, который, судя по всему, всё-таки принёс то, за чем уходил.

Каждому в Фатуи доверять можно, но не нужно. С таким заключением Аякс остался после того, как среди прошлого состава Предвестников оказывались предательские лики, и пусть это предательство было не к коллегам по работе, факт этого злодеяния был. Чайльд искренне удивился, что, оказывается, не все преподносят свои сердца Царице, как он сам, лгут о своей верности, пока за спинами у них наготове держался готовый быть окровавленным нож. Это казалось настоящей дикостью, настолько, что парень гнал от себя подобные мысли даже в теоретическом русле.

Снова он потерялся в мыслях...

— Я потом приду за таблетками. — он держал ровный шаг до самого порога, пока не переступил через него. — Почти закончились.

Одиннадцатый ничего не получил в ответ, да и не особо ожидал, ни дружеского пожелания, ни чего-то язвительного вслед. В общем-то, последним обычно любила заниматься Синьора, которая некоторое время назад, когда по неудаче попадалась на глаза, ходила, чуть ли не излучая свет от непонятной радости с самодовольной мордой. От воспоминаний об этой неприятной женщине невольно сжались кулаки, а челюсть стиснулась сильнее. Ужасная, неприятная, противная, да даже рядом с таким омегой, как Тарталья, находиться было приятнее, нежели с такой идиоткой..!

Что ж, думать сейчас о ней было даже грешно, потому что Чайльд ныне направлялся к Её Величеству.

Довольно очевидно для чего она зовёт его к себе. Дать какую-нибудь миссию, достойную лишь её любимому Одиннадцатому Предвестнику... Не на шутку его брала гордость в такие моменты, что Царица обращается к нему по-особенному,

ты ведь упиваешься этим? тем, что тебе не давали родители? поиск одобрения в более влиятельных людях?

Миссия, достойная любимого Одиннадцатого...

— Моракс, — спокойный женский голос растёкся по небольшой, почти зеркального вида комнате. — Для меня честь, что ты смог выкроить для меня время.

— Это касается будущего контракта. Вполне естественно, что я поставил нашу сделку выше других своих дел.

Царица кивнула, сразу же после оставляя свою голову на заранее подставленные руки в полупрозрачных перчатках. На её лице сверкнула довольная улыбка, что её план стремительно движется вперёд, даже не пришлось ни кем жертвовать, чтобы забрать Сердце Бога Гео Архонта.

Честно, как бы не хотелось признавать это, вряд ли Чайльд смог бы выстоять против древнейшего дракона в схватке. Раскромсать на мелкие кусочки кого угодно, сравнять с землёй любое живое существо её дорогому Тарталье под силу, она не сомневалась, он способен убить всех, кроме Моракса. Ставить на кон один из своих козырей, где исход очевиден было глупо. Она уже сыграла в лотерею, отправив письмо в южную страну с просьбой заключить с ней контракт, в ответ она могла получить не спокойствие шеститысячилетнего Архонта и условия договора для обеих сторон, а разрушенную Снежную и истощённых подчинённых Предвестников, если, опять же, не их трупы.

Каждый человек в стране для неё дорог, Предвестники — почти родные дети.

— Есть ещё несколько часов свободного времени? — женщина непринуждённо разрушила тишину.

— Мой корабль прибудет нескоро, — янтарные глаза обратились к собеседнице. — Есть ещё какое-то дело или хочешь побеседовать о чём-то?

— Хотела проявить гостеприимство Снежной и угостить местным чаем и сладостями. Не отпускать же такого гостя просто так?

Моракс был из тех, кто чтил чужие традиции и обычаи наравне со своими, потому с его стороны было очевидно ожидать согласия. Да и честно говоря, если бы ему надо, он бы нашёл отговорку не только для тех, кому он хочет отказать, но и самому себе, чтобы не противоречить собственным принципам...

Одобрительный кивок вызвал приятный отклик на женском лице, обретя образ более неформальной улыбки, что в одну секунду обратилась чем-то уже более наигранным, натянутым, в первую очередь из-за отвратительного запаха, который стремительно нарастал по мере приближения человека к двери. Пара осторожных стуков согнутыми пальцами о хрусталь оповестили сидящих Архонтов о новом лице, желающем присоединиться.

— Ваше Величество.

Одиннадцатый Предвестник, Чайльд Тарталья, вытащенный из Бездны Доктором и ставший его экспериментальным образцом омега...

...своим необычным ароматом заставил сознание всегда сдержанного Властелина Камня, альфу с завидным самоконтролем, пошатнуться из-за внезапно нахлынувшего возбуждения.