до подбородка, как раньше, или же короче?
армин накрывает ладонями свисающие спереди пряди волос на уровне скул и пристально изучает отражение в зеркале. нет, слишком длинно — или недостаточно коротко, это как посмотреть, — будут лезть в глаза, особенно во время полётов на упм. и хотя остров зачищен от чистых титанов и надобность в использовании упм фактически отпала, нельзя исключать того, что всё ещё существует возможность натолкнуться на аномальных одиночек, разбредшихся по равнинами между стенами и морем. да и кто вообще знает, что потребуется делать дальше.
ханджи и капитан леви, как единственный старший офицер корпуса, принимали участие во всех обсуждениях в совете, касающихся дел с азумабито, добровольцами и пленёнными марлийцами. армин, будучи разведчиком, знал, что некоторых военнопленных будут выпускать из лагерей и выдавать им разрешение на работу, не связанную с военной службой, что в ближайшие пару–тройку месяцев начнётся производство новых винтовок по марлийскому образцу для военной полиции, а в следующем году — активное строительство железной дороги. но дальше этого, о глобальном плане — он не имел никакого понятия.
в принципе, ощущение полёта–падения, будто одновременно борешься с постоянно меняющим направление ветром, силой гравитации и сопротивлением воздуха, не было незнакомым. с жизнью в неопределённости какое–то время можно было мириться — армин освоил это умение. в конце концов, стратегия строится на нехватке информации, наблюдениях и предположениях интуиции, её результат, в отличие от тактики, не предопределён. кому, как не армину, известно об этом. но жить в этом состоянии, ожидая удара о землю, не было привычно.
раньше по несколько раз, теперь по одному в день, как правило, по вечерам, перед сном накатывали беспомощность и тревога перед неизвестным, появившаяся после второго визита к морю. и сон не шёл почти до рассвета. сжималось что–то в районе диафрагмы, как зубастый хищник, готовящийся к прыжку, стремящийся вырваться наружу, по ходу вскрывая грудную клетку изнутри. и перед глазами плясали чёрные мушки, и болела голова (хуже, чем когда он разбил её, преследуя женскую особь в 57–й экспедиции).
они, жители парадиза словно двигались в темноте наощупь, следуя за протянутыми неизвестно куда и кем путеводными нитями, перекрутившимися между собой, как хвосты крысиного короля. армин обязан распутать это клубок. хотя бы попытаться.
идей, как можно даже подступиться к этой задаче, у него не было. за какой конец он бы не схватился, всё вело к тугому узлу. и приходилось возвращаться назад, выбирать другой путь, надеясь, что он выведет из лабиринта. тщетно, ведь он, как и предыдущий вёл в тупик.
и так раз за разом.
прошло почти два года с шиганшины.
армин знал, что не оправдывает ожиданий. от этого знания спазм сжимал горло, а на языке разливалась кислая желчь. он никогда не обладал физической силой, поэтому не принимал слабость тела близко к сердцу. в отличие от слабости разума, потерявшего остроту мысли и превратившегося в последнее время в молчаливого предателя.
ханджи время от времени спрашивала его мнение насчёт определённых предложений, настаивала на его присутствии в командорском кабинете во время совещаний с капитаном насчёт внутренних дел корпуса, пусть по большей части армин только слушал и вникал в тонкости работы. его готовили стать одним из ведущих солдат разведки, это было очевидно. не потому, что он должен был заменить эрвина смита, нет, ему ясно дали понять ещё в шиганшине, что армину это не по силам. он проводил так много времени с командором и капитаном, потому что кому, как не выжившим. система, доведённая до автоматизма за годы жертвенных экспедиций за стены, работала исправно. флок, конни и саша были заняты с новобранцами, микаса и жан взяли на себя некоторые бумаги и хозяйственные заботы. эрен… занятый исследованием силы титана эрен в последний год всё чаще отстранялся, будучи сам себе на уме. в этих новых реалиях место армина оказалась в кабинете среди карт и документов.
ханджи не требовала участвовать в разработке генеральной стратегии, за что в глубине души армин был ей благодарен. в конце концов, он не обладал даже десятой долей гения эрвина смита, не говоря уже об опыте. да, раньше в критической ситуации его мозг мог выдать хорошие идеи, однако в условиях, когда критическая ситуация превратилась в норму, у него как будто больше не осталось сил для этого. армин чувствовал себя как пустой баллон с газом для упм, из которого пытались выжать последнее в отчаяной попытке добраться до следующего здания, одного из многих на пути прочь от несущегося позади аномального титана.
глядя на возвышающегося колосса–бертольда, он испытывал нечто подобное, но в более концентрированном варианте. тогда он собрался и придумал план. теперь же чувство безысходности притупилось, рассыпалось на мелкую пыль, забивающуюся в лёгкие. теперь оно пыталось одолеть его измором, накапливаясь внутри ядом.
собраться не получалось.
армин отчаянно не хочет сдаваться, несмотря на то, что у него до сих пор нет ни малейшего представления, а необходимость как–то разрешить ситуацию приближается с неотвратимостью волны, накатывающей на берег во время прилива.
как наладить контакт остального мира с «островом дьяволов»? слишком много неизвестных, слишком много переменных.
у армина нет плана, даже примерного, как он будет жить дальше, о чём вообще речь.
у армина есть лишь возможность оправдать выбор капитана.
и всё та же причёска, спустя два года достающая уже до плеч. почти как у парика, который он надел когда–то давно, изображая хисторию.
тогда от спадающих волос шее было жарко, почти как сейчас.
а ещё — от похабных прикосновений похитителя. он сгорал от стыда и смущения.
в буквальном смысле он сгорел не сильно позже того маскарада.
армину до сих пор время от времени чудится вонь палёных волос и кожи с оседающем в глотке тяжёлым привкусом плавящяегося метала.
даже хорошо, что у него не всегда получается заснуть, иначе кошмары измучили бы его давным–давно.
волосы эрена отросли тоже. не так сильно как у него, конечно, они теперь скорее как у его отца, мистера йегера. только эрен не укладывал их по бокам, открывая лицо. армину казалось, словно иногда он специально отгораживается ими от него, жана, саши и конни. от микасы — почти всегда.
вздохнув, армин кладёт на макушку ладони, приглаживая свою копну. волосы у него тонкие и пушистые, торчащие, не то что у эрена — гладкие и прилегающие. и вряд ли они так сильно выпадают, как у него.
руки скользят вниз, в каждой из них собирается по приличному пучку. регенерация титана позволяет отрастить руку или ногу, но выращивает ли она выпадающие клоки волос? иногда армин находит их на своей подушке с утра. или так и надо? ведь голова у колоссального гладкая, не обтянута даже кожей.
микаса не верит, говорит, скорее всего это всего лишь последствия стресса.
армин стряхивает волоски с ладоней, снова обхватывает свисающие спереди пряди, на этот раз на уровне бровей. вид, демонстрируемый зеркалом, вызывает внутренний протест. может потому что непривычен.
армин не помнил себя с короткой причёской. во время первой стрижки его, как и многих других мальчишек по соседству, незатейливо обстригли, что называется, «под горшок», почти как погибшего марло. родителям, насколько армин помнит, порой не было дела до обыденных вещей, они иногда забывали поесть, занятые какими–то своими мыслями, или теряли счёт времени за работой, или устраивали в их доме небольшой беспорядок из оставленных где попало книг и инструментов. они, наверное, просто не считали стрижку чем–то первостепенно необходимым, хотя мыться заставляли регулярно. вшей же армин мог подцепить только от эрена или микасы, больше ни с кем из детей он близко не общался, а за чистотой их голов доктор йегер следил со всей строгостью, так что у родителей не было причин переживать по этому поводу.
когда их не стало, поначалу дедушка старался поддерживать всё, как было при их жизни, только стал меньше по вечерам рассказывать о внешнем мире, вручив вместо этого книгу с потрясающими картинками. волосы он не трогал. постепенно они отрастали, подходило время стрижки, а артрит дедушки становился хуже. армин помнит щёлчки костей и розовые опухшие запястья. дедушка старался не брать лишний раз острые предметы. овощи для рагу он нарезал крупными кусками. и волосы внука он не трогал.
ещё один вздох срывается с губ.
метал не холодный, но ощущения от него на коже как от мороза. и покалывает чуть–чуть.
микаса, наверное, не колебалась, как он. однажды во время кадетского корпуса на утреннем построении она просто появилась с коротко и неровно подстриженными волосами. за обедом на вопрос саши микаса ответила, что эрен указал, что ей не помещало бы подстричься, а она просто не стала тянуть. ведь слова эрена были правдивы, невозмутимо произнесла микаса, беря кусок хлеба.
вот уже сколько лет она регулярно занимается этим. и вряд ли раздумывает каждый раз, стоя с ножницами в руках.
армин же стоит перед зеркалом уже пятнадцать минут и всё примеряется.
у армина нет времени на это. он чувствует толкающие в спину три призрачные руки. замечает взгляд капитана, задерживающийся на нём на секунду дольше; пронзающий, подобно громовому копью, презрительный и абсолютно заслуженный — флока; наоборот ускользающий в сторону — эрена. слышит вонзающиеся в мозг шепотки, когда бывает по делам корпуса в стохесе.
сомнения — лишнее, то, что должно остаться позади, что должно быть унесено в бескрайнее море и съедено его солью. проблема лишь в том, что армин — и есть неуверенность. впрочем, когда было иначе.
когда армин получал согласие следовать его наспех составленным планам, то спрашивал сам себя, может, он действительно умеет соображать? естественно, он не гений, о чём часто доводилось слышать в свой адрес. но нет, совсем нет. его планы оборачивались сомнительным успехом. и к армину возвращалась нерешительность.
его тошнит от себя.
уверенным движением армин подносит к лицу ножницы.
да, на уровне чёлки будет оптимально.
ножницы легко расходятся в стороны, обнажая режущее нутро. быстро сходятся обратно с хрустящим клацаньем.
первая прядь не успевает коснуться эмалированного дна раковины. армин продолжает кромсать.
с затылком приходится повозиться, и наверняка со стороны его голова выглядит не лучше оттяпанного со всех сторон куска полотнища, из необработанных краёв которого торчат нитки.
смотреться в зеркало страшно, но нужно подравнять концы, а в этом деле вслепую действовать неразумно. поэтому он перебарывает себя и поднимает голову. отстриженное соскальзывает с плеч на пол.
у эрвина смита было более вытянутое лицо. и волосы он зачёсывал по бокам, волосок к волоску. и затылок у него был выбрит, как у капитана или жана.
армин в отражении не похож на эрвина. и он не может определиться, заставляет это наблюдение испытывать больше радости или вины.
он помнил слова капитана, сказанные после того, как он впервые ощутил всю бездну неправильности, услышав, что, выбирая между ним и командором, леви отдал второй шанс ему. капитан в своей манере отрезал все его возражения и явно дал понять, что тема закрыта. армин больше и не спрашивал ни у него, ни у ханджи. не рисковал. капитан мог за такое и ударить, а новый командор — накричать на нервах от свалившихся на неё обязательств. но кто мешал задаваться вопросами самому?
спустя почти два года он думает об этом меньше. несомненно, фантом эрвина, равно как и призрак бертольда, будет преследовать его до конца жизни, что, на самом деле, не так уж и долго, всего–то 11 лет. его чувства никуда не денутся. но армин больше не может позволить себе забивать голову мыслями об этом. прямо сейчас есть более важные вещи, заслуживающие его внимания.
армин арлерт обязан перестать, наконец, размазывать сопли. ему семнадцать (он дожил), и он — один из офицеров разведкорпуса, член отряда леви. он должен взять себя в руки. стрижка — отличное напоминание. точка отсчёта.
к этому он пришёл ещё месяц назад, после очередного возвращения от моря. он с капитаном приезжал, чтобы проверить, как идёт строительсто гавани.
небо в тот день хмурилось. яростно на берег обрушивались волны. в неподвижном воздухе висел запах водорослей.
дождь начал хлестать на обратном пути. не обращая никакого внимания на слабые попытки скрыть голову под капюшоном плаща, отбрасываемого порывистым ветром, вода прибивала длинные волосы к лицу и шее.
они прилипали почти также намертво, как если бы были пропитаны кровью. армин знает. ему было с чем сравнивать.
голова пошла кругом. армин крепче вцепился в поводья. в ушах шумело и звенело, под прохладной липкой кожей поселился зуд. всё расплывалось перед глазами, но, он уверен, было это из–за дождя.
капитан леви мчался впереди. даже сквозь косую стену воды на его спине отчётливо виднелись крылья разведкорпуса.
почему–то именно тогда, поймав взглядом фигуру капитана, армин и подумал зло, что устал от себя.
решение он принял легко.
армин наивно верит, вместе с волосами получится наконец выбросить всё лишнее из головы. так же, как когда–то верил, что море существует и оно именно такое, каким описано в книге.
косясь в зеркало и орудуя ножницами, армин надеется, этот трюк сработает.
просить жана или микасу, у которых, очевидно, имелся опыт в этом деле, было почему–то неловко. конни? нет уж, армин хотел подстричь, а не сбривать волосы. а саша вряд ли обладала нужными навыками. о том, чтобы за подобным пустяком идти к капитану или командору, и речи не шло. они без того были завалены работой, а армин слишком уважал ханджи и леви, чтобы отрывать от отдыха в их свободные минуты. обращаться же к кому–либо за пределами его отряда не хотелось. тот же флок, как армин, состоял в разведке, и в битве, возможно, он доверил бы ему прикрывать его, но не стал бы подставлять спину в других условиях. армину нужно было сосредоточиться, а не получить ещё одну порцию горькой правды.
вся процедура занимает от силы минут десять. он дольше раздумывал.
армин в последний раз пристально вглядывается в отражение, ища изъяны в проделанной работе, прежде чем приступить к уборке. капитан будет недоволен, если он оставит за собой беспорядок.
— армин, что это у тебя на голове? — непосредственно восклицает саша, заметив его приближение к столу. следом в его сторону оборачиваются остальные. – неужели лошадь приняла твои волосы за сено?
— да, они любят хватать за воло- конни, какого хера ты отодвигаешься от меня?
— ты же сам сказал, жан, — закрывая серый ёжик руками, насмешливо тянет конни. — что любят хватать.
— ах ты говнюк!..
армин посмеивается, занимая место рядом с микасой. за столом все из их отряда, кроме капитана и эрена. но леви всегда завтракает отдельно от них, а последний, кажется, сегодня весь день занят чем–то с ханджи.
— армин? — осторожное прикосновение к локтю.
— всё в порядке, просто скоро начнётся лето, а с моей причёской будет слишком жарко, — армин улыбается микасе, а затем обводит взглядом оставшихся товарищей.
объяснение, кажется, удовлетворяет их любопытство.
армин слушает привычную утреннюю болтовню и чувствует необычайную лёгкость. голова будто не весит ничего. непривычно. легко. так легко.
от этого немного тревожно, но не как вчера или как почти все предыдущие два года.
после, на собрании в кабинете капитана, где они разбирают поручения на день, леви замечает его новую стрижку, и вновь его взгляд на мучительную секунду становится тем самым.
он говорил верно: армин не заменит эрвина смита. спустя столько времени армин нашёл в себе силы смириться с этим.
но это не значит, что он не будет стремиться стать таким, каким был эрвин смит. даже если для этого придётся отринуть всё лишнее.
и пусть волосы останутся самым значительным из этого лишнего.