Неправильно

Раздражающий звон будильника заставил меня открыть глаза и сразу же поморщиться от яркого света. На ощупь ищу телефон у подушки и, как только его взял в руки, переворачиваюсь на бок, открываю один глаз и провожу пальцем по эркану вверх, чтобы эта бесящая мелодия наконец выключилась. Когда-то я до безумия фанател по этой песне и решил поставить её на будильник, что стало фатальной ошибкой. Потому что теперь я просто не переношу любой её отрывок.

Перевернувшись обратно на спину, раскинув руки в стороны и не выпуская из них телефон, пытаюсь понять зачем я вообще поставил будильник, если сегодня, вроде как, у меня выходной. Поднёс телефон, который моментально включился, к лицу. Заметил пару уведомлений, которые благополучно проигнорировал и удостоверился в том, что сегодня реально выходной. Так какого чёрта я решил, что встать в восемь утра – охранительная идея?

Ответ на вопрос приходит только тогда, когда я смирился с тем, что уснуть уже не получится и пошёл на кухню, решив сварить чай, а заодно посмотреть, что у есть в холодильнике. Снова проверил телефон, который показывал ту самую дату. Твою мать. Мне лучше прямо сейчас собираться, потому что если выеду часов в десять, то кого-то обязательно встречу, а контактировать с этим "кем-то" не очень хочется. Просто потому, что начнут задавать вопросы, из разряда "Кто ты?", если меня до это не видели или "Какого чёрта ты тут забыл?!", если меня знают. А мне оно надо? А мне оно не надо.

Залетаю Захожу в комнату, собирая разбросанные по полу вещи, которые вчера вечером, точнее ночью, было слишком лень складывать и класть на место. Это чёрные брюки и рубашка, которая успела помяться из-за того, что всю ночь пролежала криво-косо. Решаю забить хрен на глажку, потому что там меня мало кто увидит – посетителей мало, а тем, кто есть, на меня будет плевать. Да им и на всех и вся, так-то, плевать. Хмыкаю из-за хода своих мыслей и надеваю достаточно тёплое пальто, потому что сейчас не август месяц (а целый октябрь!) и на улицах холодно. Наверное, только припизднутый дед-зожник выйдет на пробежку в шортах и майке, не обращая внимания на холод. Никогда таких не понимал.

В коридоре смотрю на своё отражение в зеркале. Выгляжу сонным и опухшим. Даже расчесался – каштановые волосы торчат в разные стороны. Повторяю себе, что меня никто не увидит, но всё равно хватаю расчёску, лежавшую на тумбочке, и стараюсь хоть как-то уложить выбившиеся пряди. Получается только отчасти, но даже такой результат меня устраивает. Теперь я меньше похож на бомжа, который у кого-то украл красивое пальто. Ужас.

Выхожу из квартиры, не забывая про телефон и ключи, как от дома, так и от машины. В подъезде снова воняет каким-то мусором и сигаретами. Стены разрисованы: на них красуются или какие-то подписи, или цитаты из пацанских пабликов, или каким-то розами, сердечками и криво нарисованными людьми. Не знаю почему я до сих пор здесь живу, но до конца контракта остаётся два месяца, так что, думаю, ещё потерпеть можно. Потому что если я терпел предыдущие полгода, то и сейчас смогу.

На улице прохладно. Всюду туман, который заставляет задуматься: это я слепой или же просто погода не очень? Но быстро решаю, что мне на это плевать и иду к своей машине, не забыв её разблокировать.

Честно, среди всех машин двора моя выделяется: будто бы какая-то гламурная девчонка, которая насосала на "Ауди" заселилась не в тот район. Но мне, честно говоря, наплевать. Я сажусь в салон и подмечаю, что здесь холоднее, чем снаружи. Завожу, сразу же включая печь. В рот я ебал ехать полчаса и мёрзнуть.

Я не понимаю. Зачем я вообще туда езжу? Вот оно мне надо? Ну, наверное, думаю я, если все пять лет туда приезжаю, то да, надо. Перед глазами появляется его лицо – он вечно лыбился, чем первое время раздражал меня. Я-то даже на фотографиях редко улыбался, а этот... У него русые волосы хоть и были прямыми, но вечно торчали в разные стороны. Я всегда задавался вопросом "Почему?", один раз всё же спросил. "Да бля, я хз, ложусь нормальный, а просыпаюсь, как леший",- сказала он и вопрос сразу отпал.

Замечаю сбоку чёрный, мрачный забор с, кхм, пиками. Сразу вспоминаю выбор и прыскаю. Паркуясь между белым "Солярисом" и синей "Ладой Гранда", принимаю невозмутимый вид.

Атмосфера нагнетающая, будто бы даже гнилая, как и большинство"постояльцев" этого печального места. Мне, честно говоря, не по себе. Выхожу из машины и полной грудью вдыхаю влажный воздух. Открыты большие ворота, из-за которых чувство тревоги обычно растёт, но мне как-то плевать.

Я вхожу внутрь. Засовываю руки в карманы, нащупываю там какую-то мелочь и начинаю перебирать её между пальцев. Обычно люди, приходящие сюда, стараются смотреть себе под ноги, прямо, но лишь бы не по бокам. Я же разглядываю всё подряд: и траву, которая уже давно утратила свой зелёный цвет, и ограду, у которой местами потрескалась краска, из-за чего виднеется ржавчина, и надгробия. Их разглядывать интереснее всего, потому что они хоть как-то отличаются. Конечно, не все, но есть достаточно большие, под которыми, скорее всего, несколько людей. Или правильнее будет сказать – покойников? Я иду прямо по широкой дороге, понимая, что сейчас придётся проходить через бесконечные ограды, которые, по ощущениям, стоят друг на друге.

Где-то вдали каркает ворона, кто-то ходит по рыхлой земле, а из каморки гробовщика слышится какая-то телевизионная программа, которая ну никак не вписывается во всё это. Наконец-то. Неужели спустя пару-тройку заборчиков с пиками, я добрался до заветной могилы? Думаю: а может ли могила вообще быть заветной? Если ты пробирался к ней через какую-то жопу, то да, может.

Тяжело вздыхаю. У него не простой крест, а именно надгробие. С серым, но хотя бы улыбающимся, лицом. Наверное, они не нашли ни одной его фотографии без этой чёртовой улыбки. Сам же и улыбаюсь, грустно смотря на имя, дату рождения и смерти. Миша... Мишенька. Родился в восемьдесят пятом и умер в пятнадцатом. Какая круглая дата. Ему только исполнилось тридцать.

- Привет. Я не знаю, зачем с ним разговариваю. Он же и не слышит меня, если, конечно, призраков не существует. Или Ада и Рая. Я не сказать, что неверующий, скептик. Но всё равно исправно хожу сюда, к нему.

Тут никогда не была ни стола, ни лавочки, так что приходится стоять. Каждый раз задумываюсь, почему никто не может их поставить, но ответа, скорее всего, не получу. А мне и не надо, в принципе.

Сердце больно сжимается, а я сжимаю губы в тонкую полоску, надавливая на них зубами. Больно, но терпимо. А смотреть на это застывшее изображение ещё больнее.

- Как у тебя дела? Хмыкаю, потому что ответа нет. Снова.

- Надеюсь, что нормально. Снова замолкаю, а руки вытаскиваю из карманов, скрепляя их спереди. И о чём я вообще должен говорить? А должен ли? Зато я думаю. В принципе всю жизнь думаю, причём много.

Вспоминаю, как мы проводили время вместе и, что самое важное, каждому из нас это нравилось. А в какой-то момент дружба вообще переросла в нечто большее и...

- Ты мне рад?- спрашиваю, обрывая собственный поток мыслей,- буду надеяться, что да.

Выдыхаю, стараясь собраться с мыслями.

- Я не знаю, когда к тебе придут и придут ли вообще, но я, честно говоря, видеться с ними не хочу. Доставать начнут, сам понимаешь.

Внутренний голос твердит, что теперь не понимает, да и никогда уже не поймёт, но я заставляю этот голос заткнуться.

- Но не знаю как им, а мне тебя не хватает. Правда.

Первое время мы просто дружили. А оно и понятно – жили в одном дворе, где каждый друг с другом знаком, поступили в одну школу. А потом как-то завязалось и к курсу второму колледжа начали встречаться. Это была, скорее всего, случайность. Он выпил, я выпил, он поцеловал, я поцеловал и всё. Оба сошлись на том, что да, пора встречаться.

Только если меня тот факт, что мы оба парни не очень смущал, то Мишеньку... Мишенька боялся. Считал неправильной свою любовь, неправильным себя; чувствовал отвращение от самого себя, потому что вбивали в голову, что это неправильно. Я старался ему помочь, как мог. Но, как видно, не справился.

Мишенька за неделю до одного из неправильных решений ходил весь дёрганый, неспокойно спал и частенько срывался. Я догадывался в чём проблема, но всё равно пытался разузнать обо всём. Мишенька молчал.

А потом пришёл после пар и сказал, что это конец. Что наши отношения были ненормальными, что это просто какое-то наваждение и в будущем это пройдёт. Что в будущем мы оба найдём семьи и будем вспоминать об этом, как о юношеской забаве. Я старался переубедить, но всё тщетно. Он уже всё решил. Но по его стеклянным глазам было видно – он не хочет. Он не хочет меня бросать. Он не хочет вспоминать наши отношения, как юношескую забаву. Но уже было поздно.

Уехал я. Мне было выгоднее – квартира, что снимали мы, была ближе к его колледжу, мой находился дальше. Я переехал в общагу и первое время было сложно. А потом не забылось, но отвлекало не так сильно. Я выпустился, стараясь не следить за ним... Ладно, вру.

У нас, конечно, были и остались общие знакомые, которые временами говорили о Мишеньке и в такие моменты я внимательно их слушал. А потом переехал, потому что в этом городке оставаться было невыгодно. И вернулся пять лет назад. Ради него, да. Мне до сих пор не очень выгодно, но работа на фрилансе всё облегчает.

Узнал о его женитьбе только благодаря недавно открывшемуся "Фейсбуку". Там были фотки не с его страницы, а какой-то Кати в белом платье, а рядом Мишенька. Сомнений в том, что они муж и жена не было – кольца на пальце у обоих. А потом...

А потом сообщение, только уже в "Вк". Я очень удивился, увидев уведомление от него. Он изливал душу: сказал, что уже жить так не может, что до сих пор вспоминал меня, что изменяет жене с какими-то мужиками (цитата), что он во всём виноват. А в конце извинился. Я еле как узнал, где его похоронили, спасибо папочке – начальник полиции.

- Ты такой придурок, знаешь?- снова начинаю я, хотя и некому тут больше. Хотя, если бы сейчас сзади появился он, то я был бы и не против,- знаешь. Я тебе всегда это говорил, а ты отмахивался. А теперь что? А теперь ничего, да?

Замолкаю, потому что начинаю срываться. Нельзя.

- Тебя же и винить не за что. Это всё это общество. А может и я. Будь я настойчивее...

Телефон в кармане пару раз вибрирует, и мне приходится его достать. Твою мать, уже почти десять. Во сколько к нему могут приехать?

- Я думаю, мне пора. Извини, что побыл так мало.

И, выходя, добавляю, сам не понимая смысл сказанного:

- До встречи.

На широкой дороге замечаю его мать. Это точно она: я ни с кем не перепутаю её высокую фигуру и длинные волосы. Сейчас уже, правда, поседевшие слегка, да и выглядит она чересчур уставшей, но всё та же. Вовремя я ушёл, конечно. Ускоряю шаг, надеясь, что она меня не заметит, но замечает. Потому что смотрит так, будто бы узнала. Я представляю, как она окликает меня, но я делаю вид, будто бы она обозналась. Хотя можно сказать, что пришёл к кому-то другому...

Но проходит мимо, опуская взгляд в пол. Я этого жеста не понимаю, но подросток в голове вырисовывает картинку, как Мишенька рассказал ей об отношениях со мной и теперь его мать всё знает. Быстро понимаю, что это бред, особенно с самовнушением Мишеньки и отмахиваюсь от этой мысли.

В машине меня начинает трясти. Я пару раз делаю глубокие вдохи и выдохи, а потом смотрю прямо перед собой. Лобовое стекло грязное, следовало помыть. Да и в принципе неплохо было бы заехать на какую-нибудь заправку.

Повторяю то же, что сделал и во дворе дома: завожу, включаю печку, нажимаю на газ и уезжаю. Думаю, мы увидимся ещё через год. Надеюсь, что не раньше, потому что умирать пока не особо хочу. Да и Мишенька не обрадуется, увидев меня на том свете так рано. Хотя кто из нас вообще должен быть больше недоволен?

Прекращаю об этом думать, потому что, так-то, о мёртвых плохо не вспоминают. Но мы всё равно рано или поздно увидимся, я уверен.