День не заладился с самого утра. Когда Сеченов, взяв в автопарке Челомея машину, места в которой как раз хватило бы на семерых, поехал собирать коллег по домам, выяснилось, что взрослые дисциплинированные люди порой ведут себя хуже бестолковых хулиганов-пятиклассников.
– Я еще не покормил Мусю, – высокомерно сообщил Харитон с порога квартиры, – у нее ночью начались проблемы с животиком, так что я никуда не поеду, пока она не поест как следует.
– Сколько тебе времени нужно, кошколюб? – зевая и прихлебывая кофе из термокружки спросил Дима, приваливаясь к дверному косяку – встал он в пять утра, чтобы собрать всех к шести, как и договаривались.
– Минимум полчаса.
Харитон наклонился и взял на руки огромное пушистое облако. Муся презрительно мяукнула и с уточненной демонстративностью блеванула комком шерсти хозяину на пижаму.
– Да, да, вот так, моя славная, – заурчал с любовью главный мизантроп Предприятия 3826, – тебе же самой лучше будет, ну пойдем, сладкая моя, Мусенька, пойдем кушать.
– Заеду за тобой через тридцать минут, если не будешь готов – Сережа с Катей скрутят тебя в бараний рог и загрузят в багажник, – пригрозил Сеченов.
Перед его лицом с грохотом закрылась дверь.
Следующей остановкой стала избушка бабы Зины. Там академику тоже оказались не рады. Накануне Нечаев с тещей крепко разругался, и когда Дима – румяный с мороза, уже взбодрившийся после порции кофе – ввалился в домик, который предприимчивая старушенция разместила аккурат возле общественного парка, то увидел поистине библейскую картину: злая Катя собирала спальники, еще более злой Нечаев с явными следами от ударов поварешки на башке гремел ящиками, а источающая елей Зинаида Петровна готовила завтрак.
– Доброе утро, молодежь, – поздоровался оптимистично Сеченов, – готовы? Поехали, нам еще остальных собирали.
– А, глиста ученая пожаловала, – ехидно ответила ему баба Зина, – ты послушай только, что вчера твой агент учинил.
– Мама! – с досадой рявкнула на нее Екатерина, – отдавай свои пироги, мы потом это обсудим. Дмитрий Сергеевич, простите нас, вышла семейная размолвка.
– Да, как в анекдоте, – подхватил Сережа, которому явно не хватило накануне, – хоронили тещу — порвали три баяна.
– Я еще вас всех переживу, – Зинаида Петровна сунула Сеченову в руки большой судочек, наполненный доверху горячими пирожками, – тьфу ты, какой же тощий ты, смотреть страшно. Чтобы все сожрал, понял, непутевый?
– Понял, – ухмыльнулся Дима, с аппетитом принюхиваясь. Он, конечно, позавтракал вполне плотно и недавно, но перед стряпней бывшей коллеги устоять было невозможно.
– Я вам там еще голубцы положила, бутерброды, большой термос с чаем, там смородина своя, летняя, – захлопотала баба Зина, обвешивая несчастного истекающего слюнями академика сумками и авоськами, – они же все молодые, кроме тебя, старый ты червяк, им всем кушать надо как следует. Здесь вот еще блины, я вчера нажарила, консервы… Катя, ты консервы положила? Для супа, каши?
– Положила, мам, не суетись, – Екатерина миролюбиво улыбнулась, – и не сердись, подумаешь, поругались. Мы же семья.
Девушка собрала длинные косы вокруг головы венцом, и Дима залюбовался этой прической, которая удивительно Блесне шла. Та, заметив внимание на лице шефа, улыбнулась еще шире и подмигнула ему.
Сергей у дверей призывно звякнул ящиком, в котором теснились пузатые бутылки.
– Ишь, шельмец, сколько водки взял, – заворчала Зинаида Петровна, – ну куда вам ящик на семерых!
– Могу взять два, мама, выпьем за упокой вашей души, – рявкнул Нечаев, – мы идем или как?
С грохотом, шутками и болтовней они втроем загрузились в машину, Сеченов, успевший перехватить все-таки один промасленный пирожок с капустой из судочка, сел за руль и вырулил на безлюдную дорогу. Их ждали в месте встречи Михаэль, Лариса и Виктор, договорившиеся между собой втроем.
– Доброе утро, Дмитрий Сергеевич, – поздоровался первым промерзший на лютом ветру Штокхаузен – из-за того, что Челомей парил в облаках, на нем всегда было холоднее, чем на земле, – я перчатки дома забыл, у вас запасных нет?
Пока Петров и Филатова забирались с походными рюкзаками на задние сидения и ржали там с Сергеем и Катей о чем-то своем, им одним понятном, Сеченов рылся в своем вещмешке в поисках рукавиц.
– Миша, примерь эти, – предложил он, найдя свои, – я у Харитона возьму, у него есть вторая пара, кажется, он же у нас ипохондрик и болячек боится.
Харитона у подъезда ожидаемо не было.
– Я его убью когда-нибудь, – проворчал, паркуясь, Сеченов, – или нет, он доэкспериментируется до какой-нибудь херни в своей лаборатории, сам сдохнет, а я буду кругом виноват. Катя, Миша, Серый – сходите за этим кошатником и принесите его сюда, а? Желательно без кошки, а то что-то я от Муси начал в последнее время чихать.
– Есть, шеф! – молодцевато козырнул Нечаев и выпрыгнул на снег, – Катюша, давай покажем нашему ботанику, как ты умеешь скручивать людей ногами?
– Осторожнее, он же мой учитель! Угробите его еще, и что же я буду делать? – капризно потребовала Лариса.
– Будешь учиться у моего учителя, – парировал Витя, высовываясь в окно и закуривая, – да, Дмитрий Сергеевич?
– А что, еще одно юное дарование я вполне потяну, тем более что Лара тоже нейрохирург, – Сеченов полез за еще одним пирожком – на этот раз попался с картошкой, – Миша!
Штокхаузен у самого подъезда обернулся.
– У Харитона на тумбочке лежат перчатки, принеси пожалуйста, а то я себе и правда руки отморожу.
– Да, Дмитрий Сергеевич, – исполнительно согласился Михаэль, ныряя в темноту за дверями.
Когда из подъезда в шесть рук вынесли брыкающегося и ругающегося Харитона, темнота вокруг постепенно начала рассеиваться. Светлело на Челомее тоже раньше, чем на земле – опять же из-за его высокого расположения под линией облачности.
– Я не успел проконтролировать, доела ли Муся свою порцию, – яростно заявил Харитон, как только его усадили в машину, – и вообще, ваш поход – идиотская идея! Ну какой смысл выезжать в горы, чтобы там просто поорать песни у костра? Вы могли бы это сделать и здесь! И вообще, вам только дай предлог нажраться, зачем я вообще согласился!
– Захаров, возьми пирожок, - приказал ему Сеченов, снимая автомобиль с ручника.
– Я не ем пироги, это вредно!
– Жаль, я думал, что ты хотя бы так помолчишь пять минут.
На заднем сидении громко ойкнула Катя и сразу же выматерился Сергей.
– Дмитрий Сергеевич, вы только не ругайтесь, – осторожно и умоляюще начал Виктор, который видимо был в курсе ситуации, – но этот солдафон, кажется, забыл дома гитару.
Сеченов закатил глаза и для успокоения души, чтобы ни на кого не наорать, сунул в зубы еще один пирожок. Тот был с мясом, поэтому гнев академика быстро успокоился, и в машине обошлось без кровопролития.
Впрочем, за гитарой они заехали быстро. Сергей за минуту сбегал в избушку и вернулся оттуда с массивным чехлом.
– Если кто-то что-то еще забыл, – раздельно проговорил Дима, глядя через зеркало на коллег, – самое время сообщить, потому что я вызываю «Дрофу», и мы начинаем спускаться в горы на шоссе.
– Я забыл уволиться, столкнуть тебя с должности и растворить в полимере, – буркнул уже успокоившийся было Захаров. Молодежь на заднем сидении взорвалась дружным смехом.
– Хватит ворчать, ипохондрик, – чуть громче обычного потребовал Сеченов – над крышей автомобиля назойливо зажужжал осуществляющий состыковку транспортный робот, – сам знаешь, это наш последний шанс собраться нормально перед…
– Давайте не будем о работе, пожалуйста, – умоляюще попросила Лариса, – мы же отдохнуть собрались.
Через полчаса неспешного спуска и любования видами в серой предрассветной дымке они уже ехали по шоссе. Сеченов гнал под сотню, пользуясь неплохо расчищенной дорогой, Харитон смотрел задумчиво в окно, уже окончательно сменив ярость на милость, Сергей затянул песню, Виктор с Ларисой начали ему подпевать.
Однако поездка без приключений тоже не обошлась. В какой-то момент, когда дорога начала лентой взбираться выше в горы, на шоссе прямо перед капотом – очевидно через дыру в прохудившемся ограждении выскочил лось. Лариса испуганно завизжала.
Сеченов ругнулся себе под нос и резко вывернул руль, автомобиль занесло, и он закружился по ледяной дороге, опасно свистя шинами и накреняясь то налево, то направо.
– Дима, твою мать, – заорал Харитон, – тормози, псих!
Машину тряхануло в последний раз, и она опасно замерла на самом краю серпантинного обрыва, резко дернувшись вперед с такой силой, что в салоне попадали с сидений рюкзаки, а Михаэль улетел со своего места и врезался головой в переднее кресло.
– Все целы? – Сеченов перевел дух и снял с руля руки, – самое время закурить.
Ошарашенные пассажиры переводили взгляд с ушедшей из-под колес дороги друг на друга. В головах пока не укладывалось, что минуту назад из-за какого-то безобидного лося они чуть было не сорвались в пропасть.
Сеченов аккуратно вырулил обратно на шоссе и поехал уже гораздо медленнее.
– Чудом уцелели, – цинично заметил Петров, щелкая зажигалкой, – представьте иронию и газетные – министр промышленности, его заместитель, глава Академии Последствий, глава отряда Аргентум, его жена-заместитель и два ассистента превратились в кучу костей и мяса на дне казахстанского ущелья.
– Помолчи, циник, – ткнула его локтем Лариса, – не разбились же!
– Чуть не разбились, – странно отстраненным тоном прокомментировала Екатерина, Сережа, услышав это, обнял ее за плечо, – судьба уберегла.
– Интересно, зачем? – хмыкнул Сеченов, осторожно сбрасывая скорость у съезда, – наверное, нас в этой жизни ждет что-то хорошее или великое, раз не судьба нам стать фаршем на дороге.
– Оптимист херов, – Захаров повернулся от окна – машина уже притормаживала, пора было собираться, – тебя послушать, так нас всех ждут величие и золотые горы в придачу.
– А почему бы и нет, планы у меня самые амбициозные!
Машину оставили у подножия невысокого холма, начали разгружаться, пока Штокхаузен развернул в руках маленькую карту:
– Нам вверх пару километров, дальше поднимемся на смотровое седло, – бормотал он, – высоко подниматься не будем, мало ли, снег сойдет. Здесь вот устроимся на ночевку, я думаю, выше не надо, тут и покататься можно.
– Веди нас, Сусанин, – Сеченов закинул лямку мешка на плечо, – кто-нибудь, помогите мне лыжи надеть, я вечно в крепежах путаюсь.
– Я помогу, – с готовностью подскочил еще не обувшийся Петров. Несколько минут он возился у ног академика, помогая ему застегнуть крепления на ботинках. Когда дело было сделано, остальные уже были готовы.
Сергей и Харитон, как люди, привычные к лыжам лучше всех, двинулись вперед, прокладывая остальным лыжню, за ними потащился Михаэль с картой, следом наперегонки двинулись Катя, Лариса и Виктор, Сеченов же по собственному выражению «отстал, чтобы прикрывать тылы». Добрых три часа они двигались по редколесью, поднимаясь потихоньку в гору по слежавшемуся гладкому снегу, изредка останавливаясь, чтобы полюбоваться или перевести дух.
– Добрались, – известил окончательно сбившийся с сил Штокхаузен, когда перед ними открылась потрясающей красоты панорама гор с идеальным для катания скатом, – здесь можно разбить палатку, разложить костер и переночевать.
– Замечательно, – Сергей уже избавился от лыж и оперативно принялся расчищать место для лагеря.
Пока капитально застрявший на подъеме Сеченов добрался до стоянки, мужчины уже успели разложить две палатки, а девушки – развести костер и раздуть пламя, чтобы поставить на него походный чайник с чистейшим снегом и кастрюлю под суп. Звякали бутылки, гремели ложки, скрипел под ногами наст.
– Парочки в одну, холостяки в другую? – предложил академик, плюхаясь прямо в сугроб. Лицо его раскраснелось, грудь под курткой тяжело вздымалась – движение в гору далось Диме нелегко, уж точно потяжелее прочих.
– Давайте, – пожала плечами Катя, – обед, а потом кататься?
– Мы с Витей будем кататься сейчас, Сергей тоже хотел, – Лариса снова надела лыжи и специальные горные очки, – Харитон Радеонович, а вы?
– Я с вами, – впервые за день улыбнулся Захаров, с готовностью откладывая палки, – вспомним молодость, а Дим? Советский гражданин должен быть активным и спортивным.
Взглядом Сеченов послал коллегу нахуй и громко сообщил, что трезвым кататься не намерен.
– Тогда на вас обед, – сразу же скинула с себя обязанности повара Екатерина, – ребята, айда!
С криками и гиканьем выдающиеся ученые ведущего предприятия покатились со склона. Сергей держался на лыжах как прирожденный олимпиец, едва заметно маневрируя балансом тела и легко объезжая препятствия, остальные в целом от него не отставали. Инцидент с машиной уже был забыт.
– Дмитрий Сергеевич, там лавина идет, – Михаэль отвлекся от чайника и показал рукой куда-то в сторону пика, – не накроет ли нас?
– Если накроет, то крышка нам, – Сеченов прикрыл глаза ладонью-козырьком, – нет, Миш, не беспокойся, она мимо пройдет. Рядом, но мимо. Второй раз за день многовато будет чудес.
Михаэль еще раз с беспокойством взглянул на гору, но затем вернулся к котелку – кашеварить.
– Семь великих людей, семь прекрасных умов, – промурлыкал себе под нос Дима наподобие оперной арии, – и все оказались бы погребены в тоннах снега заживо…
– Что? Простите, я не расслышал…
– Ничего, Миш. Удачи тебе с готовкой, а я, пожалуй, все же прокачусь немного.
Разумеется, решение это было опрометчивым, ноги Сеченова разъезжались во все стороны, и в конце концов лыжня ожидаемо ушла из-под них. Расползшиеся по склону туристы смогли лицезреть совершенно не имеющее себе аналогов зрелище – светило советской науки с отчаянными волями разогналось до первой космической скорости, врезалось в единственное одиноко стоящее дерево и продолжило путь уже без одной лыжи и кубарем.
– Ловите его, он же шею себе сломает! – завизжала Катя, прижимая руки к лицу.
– Не в мою смену, – азартно крикнул Сергей, развернулся и покатил следом.
– Если кто и сломает ему шею, то это буду я, – Захаров направился за ним. Вместе они догнали Сеченова в самом низу. Академик распластался в снегу и, лежа на спине, смотрел в свинцово серое небо, сотрясаясь то ли от истерики, то ли от смеха.
– Дима, ты живой? – Харитон лихо притормозил рядом, обдав Сеченова вихрем снежинок и мелкого льдистого крошева, – шевелиться можешь?
– Ага, – Дмитрий Сергеевич неуклюже сел, помогая себе руками, – вроде, ничего не сломал. Даже нос цел, представляешь!
– А в голове не гудит? – уточнил на всякий случай Сергей, – врезались вы от души. С размахом.
– Гудит немного, – признался Сеченов, собирая в ладони снег и умываясь им, – я лыжу потерял и варежку.
– Велика потеря.
– Харитон, это твоя варежка, так что я бы все-таки поискал, – не без помощи Нечаева Дима встал и с наслаждением хрустнул спиной.
– Пошел ты, – рыкнул на него Харитон и потащился вверх, глядя под ноги в поисках утерянных сокровищ.
Они скатились еще несколько раз – Сеченов благоразумно от спортивных состязаний отказался и засел у костра с дымящейся кружкой чая, чтобы переварить впечатления. Когда стало темнеть – по-зимнему рано, около четырех, незадачливые лыжники собрались у костра, чтобы наконец-то пообедать.
– Ну что, выпьем за успех проекта? – спросил Сергей, когда все наполнили свои миски и кружки, а судочки и пакеты с пирожками и блинами бабы Зины пошли по рукам.
– Проектов, – поправил его Харитон, с удовольствием нюхая содержимое своей алюминиевой фляги, – вы, товарищи пролетарии, пейте свою водку, а у нас-с от Муси коньячок припасен.
Все весело загалдели, но смех моментально прервался, когда Сеченов, устроившийся ближе всех к огонькам высокого костра, поднял руку и попросил:
– Коллеги, друзья, позвольте, я скажу.
– Давайте, шеф, – от лица всех согласился Нечаев, поднимая свою кружку.
– Все мы здесь знакомы достаточно давно, за исключением разве что Ларисы и Виктора – они совсем молоды, и присоединись к коллективу Предприятия не так давно, хотя уже добились впечатляющих результатов, у вас еще все впереди, – заговорил Дмитрий Сергеевич, глядя в мерцающее жаркое пламя, – сначала мы с Харитоном познакомились в университете, потом основали вместе с другими коллегами наше Предприятие, потом я познакомился с Зинаидой Петровной, чьи пироги сейчас уминает Михаэль, думая, что никто этого не видит.
То, как Штокхаузен подавился куском, не заглушил даже взлетевший под облака общий приступ смеха.
– Зина познакомила меня со дочерью, и я взял ее в свой отряд, Катя привела туда же Сережу, все мы пережили войну, спасли Михаэля после чумы из Берлина и обучили его русскому языку, снова начали потихоньку работать. Витя устроился стажером в наш театр после курса программирования, а Лара пришла после ординатуры в ученицы к Харитону, и вот мы все сидим здесь. Это странная цепочка знакомств и общий опыт, скажу даже –воспоминания, связали нас очень тесно, мы здесь друг другу стали родными, и пусть так и останется во век!
– Ура! – не сговариваясь гаркнули мужчины, девушки переглянулись и засмеялись, следуя их примеру. Все встали, протянули над огнем руки с кружками, послышался звон.
– За дружбу! – радостно провозгласил Сеченов, отпивая первым, и остальные громко повторили за ним.
Водка обожгла рецепторы, проваливаясь жарким теплом в желудок, друзья переглядывались, в семи парах глаз отражался золотыми звездами костер.
– Славно сказали, Дмитрий Сергеевич, – похвалил начальника Нечаев, вновь наполняя всем кружки, – Харитон Радеонович, ваша по старшинству очередь.
– Я не мастер говорить, но раз так хорошо пошло – скажу и я, – Захаров выдохнул и поднял руку с флягой, – выпьем за наш труд. Мы часть общего дела, и, хотя каждый отвечает лишь за свою часть, вместе мы непобедимы. Я с помощью Ларисы работаю над модулем «Восход» и полимерным накопителем памяти, Дима в ближайшее время приступит вместе с Виктором к проектированию обновленного Коллектива, без Михаэля мы все как без рук и глаз, что уж тут, признаю, а Сережа и Катя – наша безопасность и наша сила. Наш труд ведет к новым научным открытиям и к социальному благу, вместе мы победили Коричневую чуму, одолеем и другую напасть, если придется. Вместе и во имя труда!
– И не скажешь, что ты мизантроп, который не любит никого, кроме кошек, и кому плевать на людей, лишь бы прогресс двигался вперед, – съехидничал Сеченов, когда кружки вновь опустели.
Сергей вытащил из чехла гитару, ловко и со знанием дела настроил ее, а потом все, усевшись поближе, затянули «У Черного моря». Спели пусть и не как консерваторский хор, но все же вполне прилично – ни слухом, ни голосом природа никого не обделила. Правда, во время песни Лариса и Катя уж больно странно переглядывались, и стоило только песне затихнуть, Нечаева встала:
– Дмитрий Сергеевич предложил выпить за дружбу, а я хочу выпить за любовь. Думаю, никто не станет отпираться – все мы здесь очень разные, однако мы любим друг друга. Среди нас есть одна супружеская пара, еще одна – будущие муж и жена, Ларочка, не отпирайся, вы обязательно поженитесь, прочие же еще обязательно найдут себе любовь, если пожелают того, однако даже сейчас все мы связаны этой любовью, и она согревает нас.
– Мне кажется, что тебя согревает водка, жена моя, – засмеялся, привычно обнимая жену за плечо, Сергей, – или… ты же так и не притронулась, эй!
– А это то, о чем я хочу сказать еще, – Катя на мгновение замолчала, а затем решительно выпалила, – у нас с Сергеем будет ребенок!
Сергей ошарашенно моргнул, Петров нервно хихикнул, прочие же молча переглянулись.
– Да, он будет еще очень нескоро, я узнала об этом буквально на днях, но решила, что хочу сказать всем и сразу.
Сеченов, стоявший к супругам ближе всех, обнял их обоих:
– Катюша, я вас поздравляю! – пробормотал он, прижавшись плечом к куртке девушки, – Серый, а ну покажи жене, как ты рад. Ишь, встал столбом!
Минутный ступор схлынул, все засмеялись с облечением, а Сергей, очнувшись, засиял ярче всех.
– Катька! – взревел он, обхватывая жену за талию и поднимая ее вверх, – Катька, ну что же ты молчала! Это же… это же такое счастье! Катя, я так этого давно хотел, тьфу ты, ну какой же я счастливый дурак теперь!
– Сереженька, ты представляешь, у нас будет сынок или доченька, – девушка положила ладони на лицо мужа и поцеловала его, – если сынок – то Митя, а если дочка…
– Зина! – подсказал Сеченов.
– Да хоть и Зина, я на все согласен, ты мать, ты и решай, как дите называть, – Сергей крутанул девушку словно в танце и бережно поставил обратно на снег.
– Срок совсем небольшой, так что нашей командировке в Болгарию это не помешает, – ласково пообещала всем Екатерина, – но, когда мы вернемся, Дмитрий Сергеевич, отпустите меня в отпуск?
– О чем речь, Катюша, все как положено, будет тебе и декрет, и место в детском саду для ребенка, и школу самую лучшую организуем.
Сергей плюхнулся на свое место и схватился за голову. С его лица не сходила улыбка, а губами он беззвучно повторял снова и снова:
– Я буду отцом, я буду отцом, отцом…
– Выпьем за любовь, – напомнила Лариса, – Катя права. Я люблю всех вас.
– И я. Вы моя настоящая семья, – Сеченов стукнул край своей кружки о походный стакан стакан Филатовой, – я люблю вас.
Семь лиц, озаренных улыбками и пламенем костра. Семь светлых голов, упивающихся восторгом момента. Семь человек, с наслаждением вдыхающих свежий ночной воздух.
– Если бы мы разбились сегодня, то умерли бы счастливыми, – напомнил Петров, требовательно подставляя кружку.
– Я уверен, друзья, что судьба сохранила наши жизни во имя великих дел, – Сеченов пожал плечами, – а еще во имя дружбы и любви.
– У меня тоже есть тост, – захмелевший Михаэль от волнения забыл про свой привычный акцент и заговорил почти что чисто, – все эти чувства – прекрасно, но объединил и связал нас вместе академик Сеченов. Дмитрий Сергеевич – наш друг и волшебник, давайте выпьем за него. Без него все мы не были бы такими, какие мы сейчас. Виват!
Сеченов поднес руку к лицу и насмешливо по театральному поклонился, однако выпил вместе со всеми.
А после они пили, пели, болтали, снова пили и снова протяжно пели, а от костра снопом в небеса поднимались искры. Устав же, расползлись по палаткам, но взбудораженные эмоции гнали их наружу – глотать упоительный горный холод, задрав лица к облакам, любоваться лунным светом или ворошить угли в догорающем костре.
– Дмитрий Сергеевич, скажите, я хотел бы знать, что вы думаете, – спросил Сергей, когда они с Сеченовым, не сговариваясь, выползли из своих палаток напоследок покурить перед сном, – нам и правда стоит быть такими оптимистами?
Сеченов выпустил сигаретный дым в воздух, проследил, как белое облачко рассеивается, и только после этого заговорил:
– Знаешь, Сереж, у моего оптимизма и, как ты знаешь, даже некоторой экзальтированности есть веские взрыв и оглушительный крик умирающей Кати причины. У меня было тяжелое детство с деспотичным так и нерожденный ребенок Нечаевых отцом. Я много читал, книги были моим утешением, и в них залитые кровью операционные столы с обгоревшими телами я находил то, чего не хватало нашему реальному миру – свободу, справедливость, стремление мечущийся в панике между столами врач к далеким звездам. Человечество обязательно узнает, что означает взгляд в небеса задыхающийся в красном полимере Харитон и тогда, может быть, все испытают то счастье, которое испытывал я, глотая книгу за книгой. Если освободить нас всех от монотонного отсеченная голова безумно хохочущего Виктора изнурительного труда, то мы сможем посвящать все свое время и все свои силы любимому делу. Когда занимаешься тем, что вдохновляет тебя, то испытываешь расцветающая осколками граната под ногами Михаэля подлинный восторг, а это разве не должно вселять тот самый растерзанное тело Ларисы пресловутый оптимизм. Я жизнь свою готов положить на то, чтобы человечество сломанная шея и окровавленный живот Дмитрия пришло к этой внутренней свободе. И я верю, что и у человечества, и у нас всех непременно бесчувственная мертвая оболочка Сергея как подкошенная падает на пол все будет хорошо!