당신

Всем наверняка хоть раз в жизни, да говорили, что стоит надеется на лучшее, но готовится к худшему. И это относится ко всем сферам жизни, какими бы они ни были. И, если честно, иногда это расстраивает, потому что не смотря на то, что вы могли привыкнуть к разочарованию и спокойно жить будучи, по вашему мнению, уже готовыми к тому самому худшему, но когда это случается с вами, как минимум, неприятно. А когда это случается на постоянной основе вам хочется волосы на себе рвать, лишь бы хоть что-то изменить. Но, словно в замкнутом кругу, вы возвращаетесь к тому с чего начинали и пытаетесь снова, если, конечно, не вздумали опустить руки. 


На самом деле опускать руки вообще, в целом не очень хорошая идея, потому что всегда можно все исправить или начать сначала, но когда это касается твоей личной жизни и постепенной угасающей надежде найти любовь, ты становишься совсем отчаянным борцом за справедливость, пытаясь добиться того, что по собственном суждению заслужил. Даже если это на самом деле не так, ты все равно продолжаешь рваться к любви, как мотылек к свету, чтобы позже просто сгореть от всепоглощающей боли. Чимин тоже тянется. И ему уже давно плевать, что он может сгореть дотла, ничего от себя не оставив. Потому что, если говорить совсем откровенно, он устал пытаться поймать то, что от него ускользало, не смотря на отчаянные попытки парня. 


Он каждые свои выходные заканчивал одинаково. 

Находил на сайте знакомств очередного парня, неделю с ним переписывался, после предыдущего неудачного свидания, а потом, закрывая глаза на печальный опыт, шел в слепую к человеку, о котором знал достаточно для одного маленького вечера. Однако каждый такой вечер заканчивался по уже давно выученному сценарию. 

Сначала мужчина мило улыбался, проявлял галантность, потом в ход шли совершенно похабные намеки или откровенные предложения как можно скорее уединится, а когда Чимин вежливо отказывал, вся красота вечера исчезала, потому что попадался очередной необразованный кретин, уверенный, что все в этом мире хотят прыгнуть к нему на член ради денежек в толстеньком портмоне или на платиновой карте, торчащей из того же портмоне. Пак на такое мило улыбался, просил счет и, пока мужчина соображал, сам оплачивал, оставляя каждый раз неплохие чаевые, что каждый официант тихо выказывал ему уважение и немного сочувствия за прервавшийся вечер в уже неприятной компании. Обычно после такого мужчины терялись, а Чимин тем временем, продолжая улыбаться, набирал лучшему другу, который буквально через пару минут был у входа, а когда он, наконец, уходил, так и не дождавшись извинений, каждый заносчивый мудак вскакивал, как ошпаренный, и кидался в след, крича всегда одно и то же, уже надоевшее, "детка, я переборщил", хватал за запястья слишком сильно, оставляя на нежной коже некрасивые следы от пальцев. 


Каждый раз выскакивая на улицу, Пак без промедлений усаживался на Кавасаки с ярко-зелеными вставками, стоящий прямо у входа, тут же увозившего его подальше от очередного неудачного ухажера домой, пока он, позволяя себе такую слабость только с другом, тихо глотал слезы от злости на самого себя и невозможность построить личную жизнь. Каждый раз все шло наперекосяк. Но иногда события меняют свой ход, верно?


• (당신) •


В уже привычном глазу заведении играла легкая музыка, расслабляя напряженного парня, только подошедшего к стойке с милой девушкой, которая знает его уже почти как себя, так предан он этому заведению, прекрасно зная, что цель его визитов всегда сохраняет конфедициальность, так нужную восходящей звезде американского кинематографа, чьё грязное бельё уже успели перерыть, раскрывая все, что хотелось скрыть. Тепло улыбнувшись девушке, юноша оглядывает зал и направляется к своей очередной цели, не нуждаясь в сопровождении. На следующей неделе будет ровно три года как он посещает это заведение как по часам, хоть немного разбавляя монотонную атмосферу богачей, к которым, не смотря на карьеру актера, относился. Но лишь именем. 


По мере приближения, парень все лучше рассматривает своего кавалера на этот вечер, разочарованно поджимая пухлые губки. На фото мужчина был симпатичнее, однако, это не повод исчезать, так и не появившись. Тем более он голодный, негоже вечеру просто так пропадать. 


Как только очередной напыщенный индюк, как уже успел окрестить мужчину Пак, заметил плавное приближение парня, тут же встал, отодвигая стул, будто в этом была необходимость. Однако, приятно, что хоть кто-то в этом мире соблюдает хоть какие-то правила приличия, проявляя галантность по отношению к потенциальному любовнику, как окрестил мужчина Пака в своей голове, чуть ухмыляясь. Очевидно, очередное разочарование. 


— Добрый вечер, — не позволяя себе раздраженно закатить глаза на настрой мужчины, тихонько, певуче тянет Пак, с благодарностью принимая меню от уже знакомого официанта. Последние полтора года именно этот паренек обслуживает юношу вместе с новым кавалером, о чем знать тем самым кавалерам не обязательно. 


— Шикарное заведение, — без лишней помпезности и банального приветствия произносит мужчина, падая еще ниже чем был изначально в рейтинге Чимина. Каждый раз он умудрялся разочароваться еще больше чем было. Удивительно. 


— Спасибо, я знаю, — сухо, без капли уважения и интереса произносит, предвкушая как по возвращению домой завернется в плед и будет поедать так любезно купленное другом мороженное и жаловаться на очередное ужасное свидание. 


Мужчина, явно почувствовав чужую отстраненность, растягивает губы в фальшивой улыбке, словно стараясь расположить собеседника к себе, задавая разнообразные вопросы, среди которых мелькает уточнение сколько Паку лет, нет ли у него на утро планов и не спешит ли он, и, конечно, этот театр одного актера и одного зрителя не прекращается когда на стол подают сначала вино, любовно выбираемое Паком каждый раз, все уже запомнили его вкусы, а после и разнообразные, заказанные мужчиной блюда, явно одни из самых дорогих позиций меню. Чимин на такое лишь фыркает несдержанно, глупая попытка покичиться состоянием и показать, что юноша уже без зазрения совести, как дешевая шлюха, может прыгать на чужой член, словно он этого хочет. 


С каждой минутой, проведенной в компании, очевидно, ждущего продолжения банкета, мужчиной, паузы между разговорами становятся все напряженнее, а взгляд парня суровее. Ему впервые хочется уйти как можно скорее, не дожидаясь начала представления и уехать как можно дальше, прижимаясь к крепкой спине лучшего друга и тихо роняя слезы обиды и злости. 


— Я не понимаю, зачем ты сюда меня позвал, если не собираешься спать? — мужчина явно терял терпение, вырывая Пака из своей задумчивости и обращая на себя пустой взгляд красивых карих глаз, в которых можно утонуть. 


— Извиняюсь? — он хлопает ресничками, негромко усмехаясь и все же вытаскивая телефон из кармана облегающих брюк, чтобы сразу как только счет будет оплачен позвонить по родному номеру и оказаться в теплый объятиях самого теплого хена. — С чего Вы взяли, что я прыгну к Вам в постель после окончания вечера? — натянуто вежливо интересуется юноша, раздраженно подавая стоящему недалеко официанту знак, чтобы он принес счет. Задерживаться желания нет никакого, а смысла – тем более. Представление закончилось, даже не начавшись. 


— В смысле? Это же очевидно, дорогой ресторан, вырядился показушно дорого и открыто, разве вы не для этого завете состоятельных мужчин на свидание? Чтобы вас бесплатно накормили дорогой едой, а потом взяли за это оплату телом? — Чимину даже не нужно уточнять кого "их" имеет в виду мужчина, потому что все как обычно. В нем снова видят бездушную куклу продающую свое тело за дорогие рестораны и подарки. 


— Я понятия не имею о какой оплате телом идет речь, — деланно равнодушно говорит, когда в его руках отказывается счет, тут же вкладывая в него сумму, которая вероятно, будет в два, а то и три раза больше счета за ужин. — Но Вы явно что-то поняли не так, — поднимаясь, рычит в сторону растерянного мужчины, глядящего то на Пака, то в след удалившемуся с оплаченным счетом официанту. 


Усмехаясь на такую реакцию, Чимин немедля разворачивается, набирая до замирания сердца родной номер, мягко улыбаясь, предвкушая чудесную ночь. 


Чимми? — чуть хриплый голос, заставляющий сердце сжаться, обволакивает, словно укрывая от всего мира. 


— Хен, забери меня, пожалуйста, — тянет, как обычно, притворно расстроенно, потому что ему не грустно, уже нет. 


Конечно, хороший. Я буду через минут пять, — мягко произносит, а на фоне слышно как ему кто-то что-то кричит, но ему плевать, потому что есть дела важнее очередной гонки. Он нужен своему Чимми, который, вроде и в порядке, а вроде вновь потерпел неудачу. 


Чимин мягко улыбается, убирая телефон в маленькую сумочку на плече и двигаясь в направлении выхода, ловя на себе добрые взгляды сотрудников, которые видят такое уже почти три года, им не привыкать. Пак Чимину не везет в любви, все это знают. А еще все знают, что он влюблен в Мин Юнги, кроме него самого. 


— Постой, малыш, я не это имел в виду, — Чимин даже не успел начать отсчитывать секунды, как за спиной вырос мужчина, явно взволнованный столь внезапным уходом. Но Паку плевать, это повторяется еженедельно. 


Не обращая внимания на все еще возмущенно что-то кричащего мужчину, Чимин забирает свою куртку, накидывая ее поверх тонкой водолазки, явно не способной спасти юношу от прохлады ночи. 

Чимин даже не удивляется когда его хватают на запястье, отмечая, что все идет строго по канону каждого такого свидания, выскакивая на улицу и слыша, что мужчина следом. Все еще не обращая внимание на крики в спину, Пак усаживается на стоящий у входа мотоцикл, удобно обхватывая друга поперек груди руками и утыкаясь носиком в чужую шею, чтобы вдохнуть родной запах черешни, которым веет от старшего и расслабится, пока Юнги ничего не спрашивая срывается с места, увозя своё маленькое глупенькое сокровище с собой и оставляя озадаченного мужчину одного. Все как обычно. 


• (당신) •


Чимин совсем тихонько смеется когда ощущает как чуть теплый ночной воздух развивает его волосы, пока личико все еще спрятано где-то в шее лучшего друга, а руки все так же крепко цепляются за чужую талию позволяя вести туда где будет тихо, спокойно и уютно. Он впервые не роняет глухо слезы, потому что уже как-то все равно, все как обычно, все как всегда. 


Приятный ночной воздух все продолжает ласкать чиминовы волосы, растрепывая идеальную укладку, проникать под тонкую ткань куртки, пуская по телу приятные мурашки, а Чимин все жмется ближе к чужой спине, задыхаясь в ощущениях и эйфории, даже не обращая внимание на то, что пейзаж ночного города сменяется пустынной трассой, ведущей будто в никуда, а шум машин, разъезжающих по столице Кореи даже ночами, резко пропадает и становится отчетливо слышно как свистит в ушах ветер и, если очень хорошо прислушаться, Чимин смог бы услышать как тихо смеется друг, позволяя прижаться еще ближе, будто между ними еще оставалось расстояние. 


Когда Пак наконец отрывает голову от чужой шеи, чуть попривыкнув к легкому головокружению от скорости и переборов навязчивое желание дышать черешней пока не уснет, чувствуя непонятное счастье от ощущение свободы и словно выросших за спиной крыльев, оглядывается, приятно удивляясь пустоте дороги вокруг и наконец чувствуя как сердце, свое и чужое, бьется в одном ритме, отрывая их от реальности, оставляя наедине с шумом волн недалеко от трассы по которой, словно пытаясь выжать максимум, мчится черно-зеленый Кавасаки, унося вместе с собой подальше от суеты два влюбленных сердца. 


Чимин даже не ощущает когда байк начинает скидывать скорость и не до конца осознает, когда они останавливаются у кромки песка, а в воздухе витает приятный запах свежести и поздней ночи, потому что, хоть время никто и не собирался проверять, они наверняка уже далеко от суеты города и ехали как минимум часа полтора, если судить по затекшим мышцам и легкой тошноты. 


— Зачем мы сюда приехали? — скидывая свои ботинки, потому что идти по песку в обуви не удобно, тихо интересуется Чимин, оглядывая пустынный пляж и покусывая нижнюю губу, как всегда делает когда чего-то не понимает. 


— Тебе нужно развеется, ты слишком засиделся в своей суете, — безмятежно отвечает Мин, так же скидывая свои кеды, как пару мгновений назад сделал Пак, и оставляя их у байка, тут же хватая друга за руку, чтобы прогуляться по пляжу, может, передохнуть от вечной работы и очистить голову. Это необходимо им обоим. 


Чимин в ответ лишь мычит, то ли согласно, то ли просто давая понять, что понял, но следом идет не отставая, чувствуя как приятно ноги тонут в мягком песке моментально расслабляя юношу. 


Тишина уютно опускается на них, оставляя каждого в своих мыслях, потому что впервые за последнее время они смогли сбежать от суеты вместе, снова окунаясь в общую подавленность от вечного присутствия людей вокруг, спешки и просто отдыхать, гуляя по песчаному пляжу, пока из-за горизонта не показывается солнце, а ноги не начинает ломить от усталости. 


Чимин, ни секунды не думая, тут же приземляется прямо в своих брендах на чуть влажный песок, откидываясь на руки и ожидая когда друг медленно опуститься рядом, усаживаясь в позе лотоса и прикрыв глаза, подставит лицо первым лучам солнца, все еще не проронив ни звука. 


А Чимин тем временем беззастенчиво разглядывает чужой красивый профиль, впитывая детали картинки в себя, будто впервые Мина видит под лучами рассветного солнца. Хотя, возможно, так он смотрит впервые. Словно перед ним не самый близкий и родной человек в мире, ставший ему чуть ли не братом за время дружбы, а какой-то другой Мин Юнги, из другой вселенной, где они не дружат с первой серьезной драки старшего в школе, куда случайно затянули совсем мелкого второклассника, которого Мин практически ценой собственной шкуры защищает от всех напастей уже почти восемнадцать лет, оберегая не только от плохих людей и событий, но порой еще и от себя. Потому что когда ты связан с уличными гонками без правил, ты не можешь просто взять и втянуть в это близкого. А Пак, если узнает, втянется сам. 


— Ты красивый, — впервые нарушает тишину за все это время младший, совершенно не смущаясь своих слов, потому что правды нельзя бояться или смущаться, правда на то и правда, чтобы о ней знали и не смели молчать. 


— Что? — Мин вскидывает брови, удивленно косясь на друга, потому что Пак в принципе впервые делает кому-то комплимент по собственной воле, а уже тем более ему, Юнги, который вроде как вечно больше похож на преступника нежели на приличного человека. 


— Ты красивый, Юнги, — терпеливо повторяет, нежно и совсем невесомо касаясь чужого лица, будто и правда впервые видит, потому что оно кажется таким обжигающе прекрасным, словно вылепленным специально для того чтобы Чимина дразнить им и не давать возможности прикоснуться. 


Мин замирает, пока его сердце где-то в груди снова сбивается, стуча каким-то неизвестным ему ритмом, реагируя на невесомые касания и сказанные любимым голосом слова. Юнги кажется, что еще секунду и он просто умрет на месте от переизбытка ощущений, потому что это неописуемо. 


А Чимин все продолжает, ведя самыми кончиками пальцев по аккуратной линии челюсти к уху, чтобы почти невесомо коснуться мочки, на которой обычно весят разнообразные серьги, и переместить руку на скулу, так и застывая в мягком прикосновении к чужому лицу, пока в голове что-то словно переключается, заставляя любоваться красивым профилем, обрамленным мягкими волосами и подсвеченным рассветным солнцем. Чимин будто впадает в сон, потому что все кажется слишком нереальным чтобы быть явью. 


— Чимин? — прерывает затянувшееся, немного напряженное молчание, ластясь к чужой нежной руке, теперь смело устроившейся на чужой щеке, чтобы мягко провести большим пальцем под глазом, расслабляя. 


— Да? — шепчет в ответ, совсем разбито, боясь разрушить обволакивающее волшебство момента, глазами блуждая по чужому лицу, шее, опущенным и словно в отчаянии сжимающим рукава легкого свитера рукам. Не понимая как плавит этой внимательностью собеседника, словно солнце мороженное. 


— Я в тебя влюблен, — шепчет обреченно, на грани слышимости, но Пак слышит, замирает, чувствуя как сердце в груди начинает биться быстрее, а руки, одна из которых все еще касается чужого лица, дрожать, только вот пока не понятно от чего, страха или предвкушения?


А Мин переводит глаза с горизонта на юношу и смотрит так пронзительно, внимательно и совсем немного уязвимо, что сбежать хочется, потому что в горле ком, а в голове будто белый лист на котором нет и намека на ответ. 

Чимин прикусывает нижнюю губу, скашивая глаза на свои колени, испуганно жмурясь, потому что не понимает, что чувствует по отношению к ситуации и к другу, рвано выдыхая, силясь вновь посмотреть в чужие глаза и хотя бы попытаться что-то сказать, как-то ответить. 


— Я не уверен… — он запинается, прикрывая глаза руками в отчаянной попытке спрятаться от внимательных глаз, но все же, немного погодя, снова начинает говорить, но уже чуть увереннее. — Я не уверен в том, что чувствую, но думаю… — вновь замолкает, переводя ярко горящие глаза на поднимающееся солнце, чтобы потом на одном дыхании выпалить: — …что ты мне нравишься. 


Чимин замолкает так же резко, как и начинал говорить, вновь зажмуриваясь, чтобы откинуть голову и широко раскрыв глаза просто глянуть на рассветное небо и легко улыбнувшись, вновь посмотреть на все еще молчавшего друга. 


— Да, думаю нравишься и достаточно давно, — и медленно склоняет голову к плечу, по птичьи, наблюдая за чужой реакцией. За тем, как Мин совсем немного приподнимает брови и хмурится, поджимая губы, будто в попытке пересмотреть все их встречи и найти там что-то новое. 


— Ты… — Юнги выглядит сконфужено, собирая вновь мысли в кучу, потому что это странно. Странно быть влюбленным в человека уже много лет и только сейчас заметить неоднозначность чужих действий. Иногда люди бывают чертовски глупыми по отношению к другим людям. — Боже, Пак Чимин, ты, должно быть, издеваешься, — смешок непроизвольно вырывается, пока Мин просто смотрит на горизонт, чуть нервно зачесывая быстрым движением волосы назад, чтобы после этого сразу же тряхнуть головой и вернуть их на прежнее место. 


— Что?! — и, наверное, Пак бы сейчас возмутился, сказав, что издевается тут скорее сам Юнги, но он не успевает даже придумать предлога почему это должно быть так, потому что его, мягких податливых губ, касаются чужие, немного грубые и обветренные. Но ему, честно говоря, плевать. Пока это нежное, совсем невинное касание принадлежит Мин Юнги – плевать. Все, что делает этот парень, заставляет внутренности покрываться нежными лепестками камелий, а легкие заполняться бабочками, потому что дышать становится сложнее. 


Мягко пропустив через аккуратные маленькие пальчики чужие волосы, пушистые и совсем немного суховатые, Чимин смеется счастливо, утыкаясь лбом в чужое плечо. Ему так чертовски хорошо, что, наверное, он бы заплакал, если бы не комичность его положения. 


— У меня все это время был ты… — шепчет в приоткрытые губы, сжимая в свободной руке чужую, переплетать пальцы и смущенно улыбаясь, словно ему пятнадцать и он снова где-то за школой, впервые целуется. — У меня есть ты, — и снова целует, еще мягче чем до этого, вкладывая в это касание все чувства, которые только может. 


• (당신) •


Иногда то, что мы ищем, ближе, чем кажется.