Уютно сидя в горячей ванне, Криденс с грустным вниманием ловил упорно ускользавшее от него мыло. Молясь только, чтобы в очередной раз оно не выскочило из пальцев и не перепрыгнуло через бортик: на полу уже растеклась изрядная масса воды, которую он нечаянно расплескал, сначала забираясь в ванну и потом, барахтаясь в ней, так что по ней брусок мыла прокатился бы, как на катке, и добраться до него было бы никак нельзя.
Мелкая зеленоватая зыбь шла по гладкому белому фаянсу, когда вдоль его ноги или руки колебалась прозрачная вода. Криденс согнул ногу, под коленом которой наконец нащупал скользкий брусок. Сложив ладонь чашей, он накрыл его и, прижимая ко дну, а потом к стенке, перемещая руку, выловил мыло. Осторожность в этом деле надо было проявлять такую же, как с ловлей пауков в доме Мэри Лу. Только паук снова попытался бы сбежать, едва оказавшись на открытой ладони, а мыло хотя бы на этот раз, когда Криденс понял, что не надо стискивать его мертвой хваткой в кулаке, а нужно просто слегка сомкнуть пальцы, покорно осталось лежать.
Этот принцип, пожалуй, как нельзя лучше подходил к последним событиям в жизни Криденса: едва он перестал цепляться за прошлую жизнь, «растопыривая лапы, словно котёнок которого пытаются утопить», как описывал это Грейвс, не сразу, но дела его пошли в гору. От Честити было ни слуху ни духу, да и мало волновала Криденса судьба этой его сводной сестры – столь ревностного апологета их приёмной матери, что казалась её уменьшенной в летах копией, а для Модести, рассказал ему Грейвс, нашли приёмную семью магов – девочка будет учиться колдовать. Не то что сам Криденс: без обскура он и вправду стал тем, кого Грейвс – нет, Грин-де-Вальд, теперь он знал, – называл сквибом. По прошествии стольких дней и от огромной любви Персиваля – настоящего, – слово перестало казаться обидным, хотя полное отсутствие магического потенциала делало будущее Криденса туманным, точно улицы Нью-Йорка осенью.
Ему покровительствовал влиятельный, но отнюдь не всесильный волшебник, и первым делом он занялся тем, что наладил быт своего протеже, поселив в своём доме и вверив заботам домового эльфа, от вида которого Криденс пока ещё отшатывался при встрече, и по временам – Гольдштейнам, которые тоже принимали горячее участие в «бедном мальчике», но сделать что-то из того, что укрепило бы его в надежде на какую-нибудь определённость в завтрашнем дне, могли ещё меньше.
Сейчас он был один на один с собой, однако редко когда раньше ему доводилось чувствовать себя при этом не одиноким. Ныне всё было по-другому. Теперь рядом был мистер Грейвс. Который может зайти с минуты на минуту, спохватился Криденс, возможно, в халате, и не обрадуется тому, что он тянет резину в ванне. Криденс снова вспомнил лапки пауков, когда посмотрел на свои тонкие предплечья, и со вздохом начал намыливаться.
Видно, брусок сполна искупался в ванне, потому что со дна начали подниматься мыльные пузырьки, окружая Криденса. Он дотянулся до мочалки, и вскоре в ванну с плеча сползла целая мыльная шапка. Он прошёлся с мылом и мочалкой по обеим рукам и груди, намылил ноги, посмотрел, как погружение под воду оставляет всю пену плавать на поверхности, и взялся за бритву.
Её оставил Грейвс. Она, разумеется, была безопасной и напоминала крошечные грабли. Собственная бритва хозяина дома сохла в раскрытом виде под зеркалом – настоящая, опасная. Сидящему в ванне её было хорошо видно. Криденс поймал себя на том, что инстинктивно ощупывает горло, и сам перед собой притворился, что проверяет необходимость брить подбородок. Нужды в том не было, щетина даже не пробивалась, и Криденс, в общем, даже был рад тому, что кропотливая процедура бритья отнимала у него совсем немного времени раз в несколько дней. Но зачем-то же Грейвс дал ему бритву…
От скуки он даже мазнул ею пару раз по голени, высунув правую ногу из воды. Впрочем, большой разницы не заметил, когда отложил прибор и провёл рукой по коже. Но приятные ощущения почувствовал, особенно когда решил не отрывать ладонь, а повёл её выше, чувственным жестом огладил торчащую коленку, подражая тому, как это неоднократно делал с ним Грейвс, скользнул кончиками пальцев по бедру и неожиданно наткнулся на препятствие. Продолжая проигрывать в мыслях последующие действия Грейвса, юноша обхватил себя двумя пальцами, заключив напрягшуюся плоть в кольцо, и, растворяясь в сладкой истоме, которая моментально потекла от копчика вверх по спине, даже как-то распрямляя её, съехал чуть ниже, погружаясь в воду по самую шею.
Он увещевал себя, что далеко не зайдёт, и глушил в голове голос Мэри Лу, внушавшей, что все фантазии – зло. Страшно подумать, какого мнения она была бы об этой. Да и какие тут могут быть сомнения, что он уже в аду, когда даже с раскинутыми коленями между ног так жарко, и теснит дыхание, будто весь воздух прокалили на плите. Подмываемый горячим желанием высвободиться из этого душного плена, Криденс перекинул одну ногу через бортик ванны, выливая на пол вместе с этим, наверное, ещё с чашку воды, но даже не заметил, потому что к этому времени раздразнил себя до полной потери чувствительности к окружающему миру. Что он елозит бёдрами, пытаясь принять собственный палец, – вот это он сознавал и от ужаса перед своей распущенностью тихонько поскуливал. Он даже чувствовал, что вспотел, хотя в тёплой воде этого, казалось бы, нельзя было понять.
Расслабиться бы, вытянуть ноги, восстанавливая приличия, довести мытьё до конца… В порыве здравомыслия он схватился за мочалку. И не успел провести её жёсткими, щекочущими кожу ворсинками по животу, как последовавший за этим спазм насухо выжал остатки разумных мыслей из его кипящей от противоречий головы.
***
Грейвс нутром почувствовал что-то неладное и со скоростью света рванул в ванную комнату, не кончив переодеваться. Его домашние туфли оскользнулись на покрытом лужами полу, и сам он чуть не налетел на ванну, однако вовремя ухватился за один из кранов – на беду, тот оказался горячим! – а другой рукой – за шкирку Криденса, рывком вытягивая его из воды, куда тот было погрузился с головой. Парень начал барахтаться, разбрызгивая во все стороны ошмётки пены.
– Я в порядке, – прохрипел он, вцепляясь пальцами в скользкий бортик и яростно тряся головой, как мокрый пёс.
– Оно и видно, – с измождённым видом выдохнул Грейвс, опираясь руками на колени. Левую ладонь жгло нестерпимо. Хорошо, что палочка была с ним и лежала в кармане брюк. Он вытащил её здоровой рукой и одним взмахом собрал всю воду в большую прозрачную каплю, которая потом вылилась в раковину.
– Как тебя угораздило-то? Ты ведь сидишь! – снова обратился он к Криденсу. Криденс прятал глаза и продолжал держать правую руку под водой, хотя фаланги на другой уже побелели под цвет фаянса.
– Ну? Что с тобой? – Грейвс присел на корточки возле ванны и осторожно дотронулся до Криденса. Тот чуть ли не демонстративно отвернулся к стене. Рукой он болтал в воде, как будто стараясь нарочно замутить её. Грейвсу ничего не стоило раскусить столь нехитрую уловку, поэтому он без труда перехватил запястье мальчика и притянул к себе. Криденс нехотя обратил к нему влажные глаза. Тонкие губы подёргивались, когда он сурово сказал:
– Я был неловок.
Ишь строгий, усмехнулся Грейвс. Другой бы на его месте посетовал на вездесущее мыло или гладкое дно – одним словом, нашёл бы виноватого. А этот ни с кого не взыскивает так, как с себя. И печально это одновременно, что снисходительность к самому себе он проявляет крайне редко, и приятно – знать, что Криденс был в полном смысле взрослым, отвечающим за свои поступки. Но взрослым тоже не зазорно проявить иногда слабость. Обидеться на неодушевлённую вещь. Нажаловаться кому-нибудь. Хотя бы на время вверить себя заботам другого.
– Кто это тебя так разодрал? – обеспокоенно спросил Грейвс, заметив длинную розовую царапину на плече юноши. Криденс скосил на неё глаза и угрюмо колупнул ранку пальцем.
– Да ты сам себя! – воскликнул Грейвс и неодобрительно зацокал языком при виде запущенных ногтей купальщика. – Это нужно срочно исправлять.
Он поднялся и шагнул к тумбе, где хранились банные принадлежности, а также несессер, из которого он взял маленькие и изящные маникюрные ножницы.
Криденс задерживал дыхание, когда Грейвс начинал обрабатывать очередной палец, но в пару щелчков дело было кончено и ему самому приятно было смотреть на ровный срез, который не кололся и не вспарывал кожу, стоило её коснуться.
– Спасибо, – шепнул он Грейвсу.
– Не стоит благодарностей, Криденс. А теперь вставай потихоньку, потому что, мне кажется, мы забыли ещё одно дело.
Грейвс отошёл, чтобы убрать ножницы и заняться какими-то приготовлениями (из-за его спины было видно, что в ход пошли миска и лохматая кисть), а Криденс лихорадочно соображал, как ему оттянуть момент, когда он встанет во весь рост и глазам Грейвса предстанет недвусмысленное признание его заслуг.
– Вставай-вставай, – подтолкнул его голос мужчины. – Ты не упадёшь.
При этих словах под Криденсом материализовался рельефный коврик. Пожалуй, на таком не поскользнёшься, а вот, продолжая сидеть, недолго и синяки заработать, рассудил он. Поэтому, скрепя сердце, начал подниматься на норовящие подкоситься ноги. Грейвс уже поворачивался в его сторону, а Криденс только закончил пропихивать свой член между ног и изо всех сил стиснул его бёдрами. Он избегал взгляда в глаза, но готов был ручаться, что в Грейвсовых отразилось недоумение. Однако тот ничем не дал этого понять, а просто со стуком поставил миску на бортик рядом с никелированными кранами, засучил рукава рубашки и указал Криденсу встать немного ближе.
В миске оказалась пена, пышно взбитая, как будто делалась из сливок, совсем не чета жидкой мыльной, что хлопьями сейчас плавала в ванне.
От неожиданного прикосновения кисточки Криденс втянул живот. Грейвс посадил несколько белых пятен на плотные тёмные завитки и взял бритву, оставленную Криденсом. Проверил её пальцем и приложил к подготовленной области. Криденс не успел испугаться, как лезвие молниеносно скользнуло сверху вниз, оставляя за собой гладкую дорожку. Но от следующего прикосновения у него всё же защекотало внизу живота, ибо бритвенный станок коснулся чувствительного местечка под пупком, и Грейвс надавил указательным пальцем на головку, чтобы плотнее прижать её к коже. И вёл он бритву медленнее, чем в прошлый раз, так что времени испугаться было достаточно. Одна рука Криденса вспорхнула к паху, стремясь прикрыть его. Грейвс прервал процесс и посмотрел на юношу.
– Тебе не больно? – уточнил он. Криденс помотал головой.
– Нет, но зачем это надо? Я хочу сказать, – он замялся, – разве так принято? У волшебников?
Грейвс расхохотался.
– Ну нет, мой мальчик. Тут каждый делает по своему вкусу. Если ты не будешь бояться, я мигом управлюсь, и тебе понравится результат, я обещаю.
Мужчина, конечно, не мог не замечать, как Криденс время от времени начинает потираться бёдрами, исходя от жгучего желания, поэтому предложил ему открыться.
– Ты только держи его, а я доведу дело до конца.
Криденсу хотелось провалиться под пол ванной от стыда, когда ему пришлось продемонстрировать уже вполне окрепший член и подтянутую мошонку, а Грейвс подчёркнуто тактично не замечал этого. В несколько минут он добрил Криденса и ополоснул из кувшина тёплой водой. Ещё один пролился на плечи, смывая последствия отмокания в пене.
– А теперь выходи и осторожно.
На выходе из ванны Криденс попал сразу в объятия мужчины, который обернул и растёр его мохнатой простынёй, до этого гревшейся на батарее. От прикосновения сухого тепла тело приятно свело, и он блаженно зажмурился, тычась головой под руку Грейвсу, которой тот гладил его по влажным волосам. Он чувствовал, будто прошёл какую-то инициацию. Вот он совершил омовение, прошёл испытание острием, а сейчас наконец может пожинать плоды своей невиданной храбрости.
Грейвс пробежался кончиками пальцев по его ушной раковине, будя одни рецепторы и усыпляя другие, отчего Криденса попеременно то бросало в жар и он шумно втягивал воздух ртом, то его начинал разбирать смех от щекотливых ощущений, но ни разу он не отпрянул от руки Грейвса и с готовностью поддавался на любые провокации. Неожиданный срыв покровов был одной из таких.
Растерянный Криденс сжимал в руке воздух, в то время как Грейвс уже обстоятельно складывал простыню и вешал себе через локоть.
– Смотри, что же ты, – ласково проворчал он и, мягко надавив на худые плечи, развернул парня лицом к большому зеркалу. Криденс боязливо приоткрыл глаза и, тихо ойкнув, опять схоронился за ресницами.
Это не его.
Это нескромно.
Грейвс видит всё то же, что и он.
Эти мысли троекратным выстрелом в голове у Криденса разбили в прах напускную стыдливость, и по тому, как ожгло щёки и легко распустился тугой узел внизу живота, он понял, что уже знакомое ему бесстыдство снова забирает власть над ним. Мельком увидев в зеркале свой, но в то же время словно незнакомый, – как будто он стал больше и ярче выделялся, – член, он почувствовал, как его всего окатывает волной возбуждения. Он обхватил его рукой – та чуть не вибрировала от напряжения, – и в нерешительности посмотрел на отражение. Робкий взгляд Криденса и внимательный Грейвса пересеклись в зазеркалье, и голова в очередной раз пошла кругом.
– Если бы меня здесь не было, чем бы ты занялся? – со змеиной искусительностью прошелестел мужчина у него над ухом.
Криденс честно не знал. Его никогда не выставляли напоказ, ни в таком смысле, ни в куда более невинном: всегда в последних рядах, его прятали с глаз долой и старались не поминать всуе. Грейвса трудно было представить невидимкой, а вот его – пожалуйста. Видеть себя со стороны он тоже не мог: кроме всплескивания руками и «Ты только посмотри на себя!», ничто не заставляло его предпринимать такие попытки. Он не умел смотреть на себя, кроме как чужими глазами, а зеркало предлагало ему эту возможность, но было поздно учиться. И потом, какая глупость – «если б Грейвса не было»! Ничего бы тогда не было! И в порыве признательности он закинул обе руки за голову, обнимая шею Персиваля, на рубашке которого, оказывается, уже не было воротничка, и прижался к нему всей спиной.
– Что бы я ни сделал, вы сделаете это со мной лучше, – пробормотал он, расписываясь заодно в собственной безыдейности.
***
Расслабив колени, осесть в его руках и притираться к паху Грейвса, сминая его брюки, в то время как тот, сжимая крепко, но не излишне грубо, ласкает его спереди – прогибаясь в пояснице, Криденс отдавался эгоистичному удовольствию. Чувствуя себя безрассудно смелым, он открыл глаза и успел увидеть, как кулак Грейвса скользнул до самого конца, захватывая головку и удерживая её, прежде чем возвратное движение высекло из глаз искры и они начали наполняться слезами.
Криденс по инерции вскинул бёдра, но чем дальше он толкался в руку, тем сильнее натягивалась тонкая кожица, и когда Грейвс разжал пальцы, хлюпающий носом и трясущийся как осиновый лист юноша разглядел, как на саднящем после экзекуции члене розовеет оголённая его стараниями головка.
Он протянул к ней руки. Дотрагиваться он боялся, как до обожжённого места, ибо жжение действительно было невыносимым, однако опять вмешался Грейвс. Мягко, но тем не менее настойчиво он снова прижал Криденса к своей груди.
– Смотри, как ты можешь сделать, – предложил он.
Указательным пальцем он, едва касаясь, очертил спираль – как будто язычки пламени побежали вверх, вырываясь наружу вспененными брызгами. Криденс забился в руках Грейвса, выгибаясь дугой и вставая на носочки.
Набухшая головка выпустила ещё несколько капель. Криденс увидел, как немного огрубевшей подушечкой пальца Грейвс размазывает бусинку смазки, прежде чем накрыть крохотную дырочку в навершии. Пульсация в ней отдалась бешеным сердцебиением. Сколько бы Криденс ни выкручивался из объятий мужчины, трясясь так, как сейчас, сопротивляться он не мог. Поэтому, хватая ртом влажный воздух, откинул голову на плечо Грейвса и начал считать, сколько ещё раз крупно вздрогнут бёдра перед тем, как…
Один.
Одним щекочущим прикосновением Грейвс положил конец экзекуции.
Блестящий от обильной смазки член выглядел пристойнее, чем изрядно запачканная семенем и слегка запотевшая гладь зеркала. Криденс был не лучше. Ему уже не так сильно претило стоять всем на обозрение и рассматривать себя во всех подробностях, как стыдно было за свою неряшливость и нечаянно учинённый бардак.
Грейвс развёл в тазике уксус водой и обтёр Криденса смоченной в этом губкой.
– А мог бы сам руководить процессом, – пожурил он. – И не было бы вот этого, – он провёл пальцем по раскрытой, но уже не такого пугающего цвета головке. – Ну ничего, это скоро пройдёт.
Он припечатал свои слова горячим поцелуем в ухо дезориентированному Криденсу.
– Отнесу-ка я тебя сам. Чего доброго, без меня ещё утонешь в перине.
В спальне он натянул на юношу шелковые пижамные штаны, следя за тем, чтобы ткань не сминалась и не морщила в чувствительных местах.
– А знаешь, что ещё, – присаживаясь на краешек кровати и гладя удивлённого и сонного, но ещё какого любопытного Криденса по щеке: – я думаю, я нашёл тебе работу. Ты очень пригодишься там. Но придётся для этого тебе развить бόльшую самостоятельность.