Медленный поток реки тихо журчал, отражая о свою стеклянную гладь солнечные лучи, которые подарило весеннее тёплое утро. Юноша, небрежно укрывший волосы бежевым платком, аккуратно опустился на колени, только подойдя к берегу. Ему пришлось чуть прищуриться, чтобы яркие блики не били так сильно по глазам. Он протянул руку и нежно, практически невесомо, прикоснулся к мягкой водной глади, заставив определённый участок реки мгновенно заволноваться. Вдруг его взгляд зацепился за отражение, что предстало перед ним, словно через зеркало. Но ему совсем не хотелось глядеть на себя, видеть хоть одну деталь. Поэтому отвернулся и взял одно из вёдер, что принёс с собой, чтобы набрать в него немного пресной воды. Опустившись чуть ниже, юноша, стараясь не намочить рукава своей белой рубашки с завязками на запястьях, набрал нужное ему количество и поднялся обратно, чтобы взять второе ведро и проделать с ним всё то же самое.
Наконец, поднявшись на ноги, он ухватился за железные ручки и направился в сторону своего дома. Чтобы добраться до него, требовалось пройти некоторое расстояние по вытоптанной дорожке меж полей, укрытых зелёным травяным ковром вперемешку с яркими цветами, которые только существовали на свете. По дороге попадались редкие кусты и деревья, пока юноша, дойдя до небольшого холмика, что с расстоянием становился всё выше и выше, превращаясь в самый настоящий склон, не свернул на другую тропинку, по которой нужно было совсем немного пройти вперёд, чтобы достигнуть нужного места.
Когда уже в самой близи показалось кривоватое здание с тёмно-коричневой черепицей и с фасадом из красного кирпича, юноша слегка ускорил шаг, чтобы поскорее добраться до него. Он внимательно смотрел под ноги, чтобы ненароком не споткнуться о случайный камешек и не разлить всё, что так старательно нёс.
Дом не был окружён забором, чтобы попасть в него, стоило просто пересечь тропинку, невысокие ступени, пройти немного по скрипящему полу террасы и постучать в широкую деревянную дверь. Или позвонить в колокольчик, но юноша никогда не пользовался этой возможностью, потому что просто-напросто не доставал до него — природа жадно обделила его высоким ростом, решив приблизить его к земле.
Вокруг было тихо: в этих окрестностях практически не было домов, где бы проживала хоть одна живая душа — почти все они находились на противоположном — восточном берегу, на который люди переселились по требованию правительства, приехавшего на эти земли специально из столицы. Соседями юноши в основном были только высокие могучие деревья, что не переходили в настоящий лес, но были довольно близки к этому. Но помимо их, за тропинкой, было два небольших домика, один из которых был заброшен, а в другом проживала пожилая женщина Эрза, что практически никогда не показывалась свету, предпочитая проводить свой век в тёмных комнатах своего жилища. Её было возможно заметить только в дни получения еды, она даже не выходила во двор подышать воздухом или что-то в этом роде, максимум, открывала окна и высовывалась из них головой, чтобы немного освежиться. На большее, как она говорила, ей просто-напросто не хватало сил, что объяснялось возрастом. И никто не мог ничего сказать Эрзе по поводу её личного выбора. Дальше же по дороге — сарай, в котором хранилось всё для ухода за овощными полями, коих на западном берегу помимо обычных тоже было чрезвычайно много, хотя все фермеры проживали за мостом. В общем, была определённая расстановка: восточный берег для проживания, западный для выращивания, хотя и там и там были маленькие исключения из правил.
Вся территория деревни Лейросс, раскинувшейся на берегах реки Ролиг, была окружена невысокими горными цепями, между которыми по воде раз в неделю прибывали корабли с провизией. Каждый такой день для жителей казался на вес золота, потому что всё, что фермеры получали с полей или от скотины, отвозилось в столицу и прочие большие города без какой-либо платы и получения доли. А зимой получить продукты было ещё сложнее: из-за замерзания реки, и, хотя в деревню шла железная дорога, отправлять продовольствие поездом правительство отказывалось, а деревенские и не пытались как-то изменить их решение, хотя проблем от этого исходило целое море, которое по своей площади превышало любой океан, что только существовал на свете. Жителей было всего триста сорок от силы, многие из них старики и дети. Продукты раздавали поровну на каждый дом и неважно, сколько людей там проживало. И иногда, ежели корабль запаздывал с прибытием, некоторым родителям приходилось жертвовать своими порциями, чтобы их дети не остались голодными. А права съездить в другой город, ту же столицу, у жителей Лейросса не было, им категорически запрещалось каким-либо образом покидать границы своего поселения. Раньше это было возможно с помощью поездов, чем и пользовалась немалая часть населения, но с годами всё стало намного жёстче, поэтому все поезда разом перестали приходить, а железная дорога начала пустовать, становясь абсолютно пустынной.
Ролиг же уходила в озеро, в которое входило ещё две реки, но об этом юноша знал только по чужим словам. Сам никогда не видел, ведь дальше своего берега обычно никуда не уходил, если только нужды на то не было. Хотя он каждую неделю тоже приходил за новыми продуктами, никогда не подходил к кораблю, всё забирал с главной улицы западного берега, куда складывалось продовольствие, что не получили опоздавшие. В деревне не было принято забирать лишний хлеб, ведь он же всё равно кому-то принадлежал. Максимум, что могло произойти, его могли забрать дети-беспризорники, которые ловко ухватывали себе кусок чего-либо за спинами взрослых. Нерабочим еду не выдавали, одинокие сироты выкручивались так, как у них только могло это получаться.
Юноша поставил на деревянный пол небольшой террасы вёдра и взмахом поднял руку, чтобы двумя лёгкими ударами постучать. Мёртвая тишина западного острова ненадолго рассеялась. Большую часть времени на нём было тихо, помимо тех дней, когда фермеры приходили ради поливов, прополки, посадки и уже, наконец, сбора урожая. Первое проходило на ежедневной основе два раза в сутки, юноша специально запомнил эти временные промежутки, чтобы лишний раз не попасться никому на глаза. То же самое и со всем остальным, но то проходило несколько реже, чем то.
Прежде чем попасть в дом, нужно было немного подождать, чтобы дверь открылась с той стороны. У них с мамой был такой договор: не входить свободно самому, а только после двух особых отстукиваний по двери, которые должны были ознаменовывать для них прибытие друг друга. Своего рода конспирация для безопасности.
Спустя минуту дверь отворилась, и юноша увидел перед собой высокую женщину с таким же платком на голове. Она криво улыбнулась и отошла в сторону, освобождая проход.
— Заходи, Эльгиз.
Эльгиз прошёл внутрь и сразу же оказался в закрытом тамбуре, что освещала одна только свеча на полке. Здесь была только полка для обуви, вешалки с зимними пальто. Нужно было пересечь это помещение, чтобы уже попасть в кухню, из которой выходили две другие двери, ведущие в спальни.
В кухне не было ничего необычного: довольно широкий прямоугольный стол, вокруг которого расположились две небольших табуретки, окно, что должно было помочь солнцу освещать помещение, было заколочено неаккуратными и кривоватыми досками, в углу была печка, а возле неё тумбочка, в которую складывались продукты, а на её поверхности — некоторая посуда. На столе снова единственным источником света, помимо старательно просачивающихся сквозь деревянные препятствия редких солнечных лучей, являлось несколько свечей, расположившихся на большом металлическом подсвечнике серебристого цвета.
Поставив вёдра у тумбочки, Эльгиз взял с неё кувшин, перенёс его на стол и налил туда некоторое количество воды, прежде чем Каиса, его мама, в этот момент снимающая платок, чтобы аккуратно его сложить и положить на подоконник, не попросила этого.
— Видел кого-нибудь? — ровным тоном спросила она, садясь на одну из табуреток, сложив руки между бёдер и вскинув взгляд на сына.
Каиса всегда спрашивала это, когда Эльгиз возвращался домой откуда бы то ни было. И его ответ редко менялся.
— Нет. Никого.
После вода из кувшина оказалась перелита в белую маленькую кружку с изогнутой ручкой. Каиса, сжав её двумя руками, медленно отпила из неё, после чего кивнула на ответ.
Эльгиз же, левой рукой поправив платок на голове, молча отворил дверь в свою комнату и вошёл в неё, оставив Каису позади. Большую часть времени сын и мать проводили врозь, практически не разговаривая. Их взаимодействия ограничивались просьбами помочь с чем-либо или позвать друг друга куда-то. Они не говорили по душам, не веселились вместе, словно были друг другу совершенно чужие. Раньше они были более близки, но всё изменилось всего год назад… Когда они стали совершенно другими людьми, слишком отличными от тех, кем были в былые дни. Когда Каиса перестала понимать, кто друг, а кто враг. Глубоко замыкаться в себе, полностью теряя связь с сыном.
Эльгиз закрыл дверь, снял платок и небрежно бросил его на тумбочку у кровати. В этой комнате окна тоже были заколочены с той целью, которая позволяла ходить по дому без надоедливого платка, но здесь уже совсем плотно: ни у одного луча не получалось просочиться в комнату. Эльгиз вздохнул и взял свечу с письменного стола, стоявшего под окном вместе со стулом с твёрдой спинкой, резким движением вытащил из кармана брюк зажигалку. Комната вмиг озарилась светом, хоть и небольшим огонёчком, но достаточно ярким. Сразу можно было увидеть высокий шкаф у одной из стен, возле него — кровать с белоснежным постельным бельём, не сложенным, а сваленным в одну большую тканевую кучу. Помещение выглядело довольно пустым, будто там и вовсе никто не жил.
Большую часть времени Эльгиз просто-напросто не знал, чем мог бы потенциально просто заняться, провести вечер, день или утро, целые сутки. На улицу лишний раз выходить ему не разрешалось, поэтому он читал книги, которые у него были с собой и которые прочитаны им множество раз по кругу. Ибо возможности получить другие у Эльгиза не было. В деревню книги не поступали, все читали только то, что оставалось у них ещё с тех пор, когда в города из деревни ходили поезда и наоборот, ведь тогда ещё приезжали некоторые городские торговцы с целью немного подзаработать. Ведь раньше за труд деревенских платили деньги и те могли приобрести то, что им хотелось. Пока все деньги у них не забрались и полностью не вывелись из их распоряжения. И их буквально полностью не отрезали от внешнего мира, создав из них чистую рабочую силу.
Эльгиз взял тонкую книгу в твёрдом кожаном переплёте и в плотной коричневой обложке, открыл на восьмой главе и уселся вместе с ней за стол, чтобы свеча осветила таившийся в ней текст. Искусный почерк раскрывал самый любимый момент Эльгиза в этом, казалось бы, небольшом по объёму романе.
Эльгизу нравилось представлять, что он в какой-то иной вселенной, ставить себя на место книжных героев, которые не столкнулись с тем, с чем пришлось встретиться ему за свою довольно-таки короткую жизнь, ведь ему было всего-то пятнадцать лет. И ему также нравилось представлять себя счастливым, коим на самом деле совсем не был.
В восьмой главе романа главная героиня, голубоглазая блондинка по имени Анника, что всю жизнь провела в приюте для детей, что на протяжении долгих лет была до боли одинока, встретила парня по имени Айзек, который помог ей подняться и отмыться, когда та споткнулась о булыжник и упала в грязевую лужу, что образовалась после долгого дождя, убегая от неприятных приставших к ней возле старого кабака мужчин. Тогда Анника впервые ощутила чью-то заботу с тех пор, как ей пришлось покинуть приют, а, следовательно, и смотрительницу, которая тоже нежно относилась к ней, как и ко всем, кто там проживал. Айзек относился к ней с теплотой, он изо всех сил старался помочь ей, но при этом не перейти границы дозволенного, из-за чего Анника чувствовала себя очень неловко и непривычно. Она краснела и запиналась, не зная, как себя вести с ним.
Когда была уже довольно глубокая ночь, Анника стояла перед Айзеком с мокрыми длинными волосами по пояс, постоянно накручивая пряди на указательный палец правой руки, нервничая. Её платье было старательно отмыто, но следы грязи всё ещё давали о себе знать, ибо простой водой их отмыть всё же оказалось не так уж и просто. Анника смущена стоять в таком неподобающем виде перед кем-то, она сказала это вслух совершенно случайно, слишком уйдя в себя и не заметив.
И тогда Айзек сказал ей, что ему совершенно неважно, как она выглядит. Внешний вид не делает человека лучше или хуже, это просто общественная установка, которая в самом деле была совершенно глупа и бессмысленна. Люди всегда старались выглядеть лучше, чтобы доказать кому-то свой статус, свой достаток, показать другим, что они лучше, чем другие только потому, что имеют достаточные средства, чтобы приобрести драгоценные украшения и шёлковые рубашки, и пышные платья с рюшами и узорными кружевами. Но что же таилось под весом внешнего вида? Обычно пустота. Обычно под этим весом открывались люди без капли души и человечности. Обычно там можно было встретить только алчных личностей, что выдавали своих дочерей замуж за тех, кто казался им самым выгодным, что решали за других как лучше и как правильнее, что могли мучить своих слуг и помощников, потому что считали, что сами лучше, чем те, кто родился статусом их ниже…
Слушая это, у Анники спёрло дыхание. Из-за её внешнего вида некоторые городские прохожие едва ли считали её человеком, скорее какой-то смешной гуляющей и сбежавшей от хозяина зверушкой. А когда она испачкалась, а потом стояла перед своим спасителем мокрая, как самая настоящая попавшая под дождь белая красноглазая мышь, то думала, что совсем выглядит, как ужасное для мира существо… Но Айзеку и в самом деле было всё равно, кто она, что она и как в принципе выглядит.
Анника неверяще смотрела на него, а Айзек только улыбался ей, поставив руки в боки. И так началась история любви одинокой девушки и парня, что проявил к ней доброту спустя столько лет одиночества и неуважения к её личности.
Эльгиз прикрыл книгу, оставив между нужными страницами указательный палец, положив ту на колени. Он упёрся головой о костяшки пальцев свободной левой руки и устремил свой взгляд на одиноко горящую на столе свечу.
Юноша часто мечтал о том, чтобы с ним случилось что-то подобное… Чтобы он встретил своего Айзека, что покажет ему, что такое настоящая счастливая жизнь, что такое свобода, что такое уважение… Он потерял смысл этих слов, он больше не знал, какого это, всё это вмиг стало до жестокого чуждо. Эльгиз потерял самого себя и больше не понимал, кто он, собственно говоря, вообще такой.
Перечитывать с восьмой главы Эльгиз начинал потому, что предыдущие пропитаны той безысходностью и болью, которых юноше хватало и без книг. Поэтому ему больше нравилось вновь погружаться в моменты, когда Анника начала возрождаться, когда в её душе загорелся огонёк надежды на хоть какое-то счастье. Дальше по сюжету так же будут неприятные по содержанию главы, тексты, предложения, фразы, которые будут вызывать в душе ужасное сжимающее чувство боли, но всё это было приятнее со знанием, что у героини есть опора, что она не одна.
Эльгиз только хотел раскрыть книгу и продолжить чтение, как дверь за его спиной внезапно отворилась, и он вздрогнул, едва ли не выронив роман из рук. В человеке, стоящем в полутьме, ему удалось узнать свою маму. И это не удивительно, более никто не мог зайти… как минимум, больше нет.
— Мам?
Каиса опёрлась всем телом о дверной косяк и тихим голосом произнесла:
— Эльгиз, сходи за лекарствами. Закончилось всё, что было.
Уже долгие годы Каиса была очень слаба по здоровью. От небольших нагрузок она могла просто-напросто потерять сознание, а потом слечь с лихорадкой. Поэтому она не могла делать сама практически всё. Её хватало только на приготовление еды или что-то из этого рода, для чего не требовалось много передвижений. И ей постоянно нужны были лекарства для поддержания относительно стабильного состояния организма, разного рода витамины. Они стабильно заканчивались раз в месяц, поэтому Эльгизу приходилось уходить на восточный берег и пробегать мимо других людей, лишь бы они его не заметили. И чаще всего его и не замечали, иногда же на него смотрели и думали о его платке, кто-то звал его «беспризорником с западного берега». Никто ничего не знал о нём кроме того, что он живёт на западном берегу и сосед старушки, что единственная отказалась переехать куда-то из своего родного дома. Мало людей знали имя Эльгиза, никто не знал, как зовут его маму и есть ли у него какие-то родственники в принципе. Фермеры тоже ни разу не замечали кого-либо, кто мог бы с ним жить, а если спрашивали, то тот мычал что-то неопределённое и возвращался к своему делу. Поэтому за ним и закрепился этот статус, хотя весной, летом и осенью юноша часто приходил помогать на полях, чтобы получить хоть какие-то гроши для приобретения лекарств, ибо еду привозили бесплатно — за труд.
Эльгиз кивнул и поднялся с места, уже хватая платок с тумбочки, как Каиса подошла к нему и выхватила его, а после начала крепко и старательно наматывать ему на голову. Она обернула его несколько раз, скрыла все его прядки до малейшей волосинки и строго произнесла:
— Ты слишком небрежно относишься к этому. Наматываешь абы как и идёшь.
Сглотнув, Эльгиз собирался уже выйти из комнаты, как Каиса вдруг бросила:
— Зажигалку.
Нужно было всего мгновение, чтобы понять, о какой зажигалке речь и причём она вообще здесь. Та самая зажигалка, которой Эльгиз некоторое время назад зажёг свечку, а потом бросил на столе…
Юноша развернулся и взял зажигалку, чтобы, раз ей щёлкнув, положить в карман.
— Почему ты так беспечен? — тон Каисы вдруг стал выше. — Ты так и не понял, в каком положении находишься?
— Я всё понима…
— Нет, ты не понимаешь! — женщина возмущённо взмахнула рукой. — Ты не понимаешь, что мы здесь не на курорте! Что в эту дыру в любой момент могут прийти военные и забрать нас!
Эльгиз слышал, что она ещё не закончила говорить, но обошёл её и вышел из комнаты.
— Ты куда идёшь? Ты разве не понимаешь?!
— Понимаю, — тихо ответил юноша. — А иду я за лекарствами… как ты и просила.
Выражение на лице Каисы было растерянным. Она словно совсем не ожидала подобного ответа. Хотя каждый раз, когда она пыталась завести конфликт, Эльгиз реагировал одинаково: спокойно и будто бы безразлично. Хотя в его душе таился целый ураган.
Стиснув зубы, Эльгиз развернулся и вышел из дома. Ему было тяжело. Каждый раз видеть свою маму такой. На почве постоянного страха и нужны прятаться, у Каисы развилась самая настоящая паранойя. Поэтому она укрывалась, когда нужно было просто открыть дверь, поэтому окна в доме были заколочены, поэтому она запрещала Эльгизу знакомиться хоть с кем-то и заходить дальше обычного представления…
Запрещала знакомиться… Эльгиз почувствовал укол в сердце и ускорил шаг к мосту, который уже оказался в поле его зрения. Он изо всех сил старался не думать, он не хотел ни о чём думать, он просто хотел дойти до лекарной и купить то, что ему нужно. А потом забыть обо всём, что только обсуждалось. Эльгиз хотел забыться, уйти в очередные фантазии и перестать помнить, кто он такой.
Но он направлялся к мосту. Яркие лучи солнца слепили глаза. Эльгиз смотрел исключительно под ноги, будто бы его потрёпанные ботинки намного интереснее всего вокруг, хотя это, очевидно, было не так. Просто его не волновали окружающие невероятные деревенские красоты, когда голова была наполнена тяжёлыми и больными мыслями, заставляющих чуть ли не задыхаться.
— Эй, беспризорная башка! — вдруг услышал звонкое перед собой Эльгиз. Нетрудно было догадаться, что обращались именно к нему.
Юноша поднял взгляд и увидел перед собой двух мальчишек одного роста, но при этом выше него самого чуть ли не на голову. Оба были брюнетами с волосами, достигавшими своими кончиками подбородок, их глаза были выразительного зелёного цвета, их кожа была несколько загорелой, а скулы острыми. Внешне они были практически идентичны, если упоминать некоторые различия в виде аксессуаров, например, у одного из них была серьга в правом ухе в виде серебряного колечка, а у другого наоборот — в левом. Видимо, когда-то те были парой, но оказались поделены между близнецами. Эльгизу эти парни были незнакомы, но они его явно знали. Возможно, он их видел, но точно ни разу с ними не говорил и даже прямо не пересекался, поэтому имена их ему были неизвестны.
— А вы?.. — неуверенно начал Эльгиз, понимая, что избежать стычки, вероятно, не получится.
— А мы те, кто снизошли до того, чтобы поговорить с кем-то таким, как ты, — так же звонко продолжил парень с серьгой в левом ухе. Близнецы начали к нему медленно приближаться.
«С кем-то таким, как ты»?
— Извините, я вас не знаю, — попытался всё-таки отпереться юноша, отходя в сторону, надеясь суметь взойти на мост и обойти парней, вставших перед ним преградой.
— Зато мы тебя знаем, — уже голосом чуть пониже начал другой незнакомец. — Знаем, что ты живёшь один одинёшенька у себя в халупе, работаешь за гроши, носишь какую-то тряпку на голове и показываешься на восточном берегу только когда привозят еду да когда нужны какие-то лекарства. Мы мно-о-огое о тебе знаем, — протянул он. — Оттого ты такой и интересный.
«Плохо дело», — про себя отметил Эльгиз, изо всех сил пытаясь придумать способы выкрутиться.
— Интересно, что год назад никто тебя не видел, а кроме одинокой старушки на западном берегу никто не жил. А тут… ты. Ещё и в платке. Очень-очень интересно, — продолжил парень со звонким голосом, — он вдруг быстро пересёк всё расстояние и наклонился к Эльгизу, оставляя между их лицами лишь пару сантиметров. — Не так ли?
Эльгиз вздрогнул от этого голоса прямо перед его лицом и попытался отстраниться, когда второй парень тоже быстро оказался перед ним и ухватил за плечо.
— Что же таится под твоим платком, м? — голос ниже прозвучал прямо в скрытое тканью ухо юноши, заставив того поёжиться от чужого дыхания.
— Нич-чего, — Эльгиз попытался отступить назад, но споткнулся о чужую ногу и упал на землю. Зато его платок был в безопасности на некоторое время.
Они втроём уже вышли за территорию моста, полностью находясь на западном берегу.
— А чего это ты тогда так испугался? — звонкий голос вдруг превратился в приторно и наигранно нежный.
В этот момент Эльгизу стало уже по-настоящему страшно. Один из парней наклонился с явным намерением дотронуться до его платка, но юноша успел вовремя это предотвратить, резко встав и сразу же чуть отшагнув.
— Ну, не дёргайся же, ну! — попросил тот с протянутой рукой и с оскалом на губах.
Они оба в раз решили предпринять попытку ещё раз дотронуться, как Эльгиз отступил большим шагом назад и в мгновение понял, что опоры под его ногой нет, но было уже поздно. Он, пытаясь удержаться, замахал руками, но всё же ему это не удалось. Одна из его ног поехала по грязи, таившейся под водой.
Раздался всплеск воды. В момент Эльгиз наполовину оказался под водой. Первой его мыслью после падения было желание сразу же проверить наличие платка на месте. Тот, благо, оказался на месте, только его края немного намокли.
Некоторое время была тишина, пока близнецы вдруг громко не засмеялись. Один из них махал рукой, словно пытаясь сбавить уровень своего смеха, другой же легко хлопал своего брата по бедру, пытаясь выговорить:
— Ты в-видел? Ах-ха! Как же можно было так!.. Аха-ха-ха!
Эльгиз чувствовал себя максимально униженным в этот момент. И также он понимал две вещи: вылезти самому у него не выйдет, а те двое, что могли бы ему помочь, воспользуются ситуацией и попытаются снять с него платок. Проблема за проблемой со скоростью света.
— Эй, придурки, вы что там делаете?!
Все трое повернулись на звук голоса.
На мосту стояла небольшая группа из четырёх человек. Впереди всех стоял смуглый юноша с кучерявыми волосами, представлявшими собой настоящую катастрофу. За ним же стояли две высокие девушки: у одной из них рыжие волнистые волосы были завязаны в высокий небрежный пучок, а взгляд её ярких голубых глаз едва ли не метал искры в сторону близнецов, настолько он был грозным; у другой же волосы представляли собой чёрное, как небо глубокой ночью, каре, первые пряди которого был аккуратно убраны за уши, её поза не выражала собой ничего хорошего, а только глубокую угрозу для тех двоих. За ними всеми неуверенно стоял мальчишка, который был явно младше их и самого Эльгиза тоже. Своими чертами он был чем-то похож на рыжеволосую девушку: у него тоже была волнистая рыжая копна, только значительно короче длинной, а глаза так же своим цветом напоминали морскую волну. Только взгляд его был нежным и неловким, будто ему совсем-совсем не хотелось вступать в какой-либо конфликт. Но даже так Эльгиз сделал вывод, что те брат и сестра.
— О, а наши спасители униженных и оскорблённых тут как тут, — разочарованно вздохнул парень, что ранее пытался схватить Эльгиза за платок.
Парень с тёмными кудряшками спустился с моста, ведя за собой и остальных трёх.
— А вы, Снэб и Лиу, всё никак не успокоитесь, как я вижу, — он улыбнулся, но больше будто бы оскалился, скрестив руки на груди. — Неужели не выходит жить спокойно?
— Скучно в глухомани такой, вот и развлекаемся, — Лиу, тот, что со звонким голосом, оскалился в ответ. — Берси, — кивнул он, выделяя имя голосом.
Эльгиз смотрел на них, пока они говорили, совсем не чувствуя себя в своей тарелке. Он всё-таки попытался вылезти из воды, но в итоге соскользнул рукой по грязи и плюхнулся обратно, создавая этим движением лишний шум. Все сразу же обернулись в его сторону.
Двое девушек, стоящие за Берси, сразу же подбежали к Эльгизу и протянули руки, чтобы помочь ему подняться.
— Давай-давай, ставь ноги сюда, — рыжеволосая показывает рукой на сухой участок земли, крепко схватив Эльгиза за руку так же, как и вторая девушка. — Потянули-потянули, ну-ка-а!
Когда Эльгиз наконец-то оказался на ногах, его руки отпустили. Ему было очень неловко, ему казалось, что лучше провалиться сквозь землю, а не стоять здесь.
— Спасибо… — тихо поблагодарил он.
Рыжеволосая похлопала его по спине. Её взгляд изменился, стал значительно мягче.
— Не вопрос вообще!
Другая же ничего не ответила, а только улыбнулась и перевела взгляд обратно на близнецов.
Снэб вздохнул, убрав руки в карманы.
— А всё так весело начиналось.
— Ну вот, веселье закончилось, что поделать, — Берси покачал головой, сжав губы. — А теперь оставьте в покое человека и займитесь чем-нибудь полезным, — он снова улыбнулся.
Снэб и Лиу уже пошли в сторону моста, когда всё-таки обернулись и Лиу по-настоящему оскалился.
— Мы ещё не закончили, — он подмигнул.
— Пока, ребятки! — сказали они в один голос, махнув рукой на прощание.
Эльгиз нервно ухватился за краешек своего платка, сглотнув. Он не был уверен, что нужно было сделать. Представиться, поблагодарить, уйти? Последнее явно было бы странным, но остальное, наверное, нужным… Несколько раз юноша закрывал и открывал рот, пока вместо него не подал голос другой человек.
— Ты как? — Берси близко подошёл к нему, обойдя своих подруг. — Эти придурки ничего тебе не сделали? Ну, помимо того, чтобы сбросить тебя в реку?
Эльгизу было слишком стыдно, чтобы сказать, что на самом деле в реку сбросил он себя сам.
— Нет, только запугать пытались немного…
Берси приблизился ещё ближе, в упор вглядываясь в глаза Эльгиза с задумчивым и серьёзным видом.
— А, эм… — Эльгиз пытался сформулировать хоть одну мысль, но он только почувствовал, как его уши становятся красными, а щёки начало покалывать от смущения. Если до этого, когда к нему приблизились примерно на такое же расстояние, ему было слишком страшно, чтобы думать о чём-то другом, то сейчас он не испытывал страха перед человеком, что помог ему и фактически спас его, но сердце всё равно сбилось с ритма, заставляя чувствовать, как то отбивает о грудную клетку. — Я не…
Но несмотря ни на что Эльгиз не мог отвести взгляд от выразительных и внимательных карих глаз.
— Эй, хватит мучить человека! — рыжеволосая схватила Берси за плечи и потащила назад.
— Я просто проверял, мало ли они просто его запугали и он боится сказать! — возмущённо воскликнул тот.
— Но это ж не значит, что нужно к человеку приставать!
— Хэй! А как я по-другому должен был это ещё узнать?!
Под звуки их перепалки до этого молчавшая девушка рядом с Эльгизом вздохнула и перевела на него взгляд, наконец решив подать голос:
— У них это всегда так, не беспокойся, — её тон был мягким и спокойным, хотя силы в этой девушке явно было много, потому что когда она помогала поднять юношу на ноги, то он почувствовал, сколько же приложила для этого усилий, даже ни разу не изменив своего безмятежного выражения лица.
Эльгиз кивнул, попытавшись убрать руку от платка, дабы не выглядеть совсем дураком, поэтому неуверенно отвёл её и опустил вниз, чтобы начать теребить край своих штанов.
— Я, кстати, Эир, — девушка вдруг протянула руку.
И это выдался лучший момент, чтобы рассмотреть брюнетку поближе. Помимо её чёрного каре, мягкого взгляда и тёплой улыбки, Эльгизу удалось рассмотреть её кофейные глаза, выделяющиеся на фоне бледноватой кожи, её максимально простую белую рубашку с короткими рукавами и завязками на воротнике, серые широкие шорты и чёрные, несколько потрёпанные сланцы. У правого глаза у Эир была маленькая чёрная точка, а возле уха, которое было частично скрыто волосами, виднелся небольшой шрамик.
— Эльгиз, — он пожал руку девушки и криво улыбнулся.
— А я Вен! Ну, или Вендэла, но это слишком официально, поэтому не называй меня Вендэлой, хорошо?! — рыжеволосая внезапно прервала свою бессмысленную перепалку и выскочила перед Эльгизом, говоря быстрым и не особо понятным рядовому уху потоком.
И юноша сделал вывод: Вен была чрезвычайно, чрезвычайно громкой.
— Приятно познакомиться, Эльгиз! — она схватила его за свободную руку и покачала её в разные стороны, выказывая, видимо, все чувства, что она испытывала к нему в эту минуту.
— Мне… мне тоже.
Но Берси вдруг оттащил Вен в сторону и пока та возмущённо отпиралась, говоря о том, что она просто пыталась быть дружелюбной, а тот так грубо и жестоко с ней обошёлся.
— Сама сказала, что нечего нарушать личное пространство незнакомых людей, а сама то? — хмыкнул Берси.
Вен фыркнула и отошла в сторону, чтобы показательно обиженно поднять голову, надув губы и скрестив руки на груди. Эир усмехнулась в кулак. Эльгиз почувствовал, как улыбка тоже просится на его губы, но он успевает подавить её. Нельзя… нельзя ни с кем знакомиться…
— Я Берси, — юноша отсалютовал в сторону и улыбнулся. — А там — Рэгин, но он у нас молчаливый и всё такое…
Рыжеволосый парень, что до этого момента не то чтобы не сказал ни слова, так даже, казалось, старался не дышать лишний раз и не двигаться, вдруг вздрогнул и поднял взгляд. Но в нём не было испуга, скорее, только неуверенность. В себе, вероятно.
— У него, эм… проблемы с речью, так что ты не обращай внимание на то, что он не разговаривает, — Берси неловко кашлянул. — А ещё они с Вен брат и сестра, но ты уже заметил, наверное.
Воцарилась несколько тяжёлая тишина, пока Рэгин не подошёл к Вен и аккуратно ткнул её указательным пальцем в плечо. Та обернулась, и он жестом показал ей вглубь западного берега.
— Ах, точно! — сразу же поняла она. — Эльгиз.
Юноша повернулся в её сторону вместе со всеми остальными, хоть тех и не звали.
— Ты же на западном острове живёшь?
В этот момент в душе Эльгиза образовалось облако страха, но постарался не выразить его, хоть с этим у него было всё-таки туго.
— Да, напротив тёти Эрзы, — он кивнул, сглотнув. — Я не так часто выхожу из дома…
— Угу, мы тебя раньше не встречали, — улыбнулась Эир. — Хотя наслышаны о мальчике в платке с западного острова. Ты как местная легенда.
Хорошо быть местной легендой или плохо? Наверное, в ситуации Эльгиза это всё же не очень хорошо… Хотя звучало довольно-таки забавно.
— И мы также наслышаны, что ты не любишь говорить о себе, так что мы не будем ничего спрашивать, — Берси улыбнулся, и Эльгиз заметил, что каждый раз, когда тот делает такое выражение лица, то кровь так и норовит прильнуть к лицу. — Давай мы тогда тебя проводим! Чтобы если что те двое к тебе снова не прицепились.
Эльгиз знал, что должен был отказаться. Знал это, но всё равно не сделал. Он почувствовал доброту, он почувствовал… тепло внутри. Ему так не хотелось терять это чувство, хотелось ощущать его чуточку дольше. Так что он, зная, что решение не одобрила бы мама, даже, наверное, наказала бы его каким-либо образом за это, всё-таки кивнул. Может быть… может быть, он встретил своего Айзека?.. Эльгиз глянул в сторону улыбающегося Берси, который махнул рукой в сторону моста и повёл всех за собой.
Нет… Это всё глупости. Это всё простое ребячество, но… Но, может?..
— А куда там тебе? — повернулся Берси.
— В лекарную…
— А, так это недалеко, да, — Вен прикрыла глаза от солнца рукой, чуть прищурившись. — Минут за пять дойдём, что ж.
Всю дорогу Эльгиз провёл молча, слушая праздные разговоры между Берси и Вен. А они обсуждали просто всё на свете и всё, что их окружало. Иногда реплики вставляла Эир, но обычно держала молчание, лишь иногда улыбаясь или усмехаясь, прикрывая рот ладошкой.
Идя по тропинкам восточного берега Эльгиз размышлял над тем, насколько же эта сторона деревни живая. Где-то шумели дети, вдалеке слышались крики редких торговцев (если тех можно было назвать таковыми, учитывая, что вся их продажа была исключительно по бартеру), предлагавших не совсем легально ткани, одежду, посуду и прочие мелкие предметы. Те пытались таким образом прокормить всю свою семью, отдавая результаты ремесленных, что развивали на протяжении жизни, навыков. А вдалеке, как минимум, как Эльгиз знал, озеро. То самое озеро, которое ему ни разу не удавалось увидеть. Оно скрывалось за высотой деревьев и кустов, крышами домов и прочих зданий. Эльгиз старался не думать об этом, но как же ему в самом деле хотелось увидеть то озеро, а не только входящую в него реку. Хотелось почувствовать холодный воздух, вдохнуть его, почувствовать, как прохладный ветер обжигает собой лицо… Непередаваемые эмоции, о которых Эльгиз читал только в книгах. Но как же хотелось ощутить на себе!.. Как же много ещё в мире было им неизведанного! Постоянная нужда скрываться заставляла скрывать от себя красоты, что могли бы встретиться на жизненном пути. Люди, пейзажи… Всё было под запретом. Эльгиз всей душой мечтал о том, когда всё это перестанет быть закрытым от его глаз. Но суждено ли было настать тому дню?
Наконец оказавшись перед невысоким зданием лекарной, ребята остановились. Эльгиз улыбнулся и вновь начал нервно теребить край своего платка.
— Ну что, вот мы и здесь, — Берси махнул рукой в сторону здания.
— Да, я… я пойду, — но после этих слов Эльгиз так и не двинулся с места.
— Увидимся! — махнула рукой Вен, широко и ярко улыбаясь.
— Пока, — уже менее эмоционально махнула ему Эир.
— Пока… — юноша неуверенно поднял руку, чтобы попрощаться, и также неуверенно её опустил.
И, когда Эльгиз уже наконец начал идти в сторону входа в здание, Берси вдруг подбежал к нему и крепко-крепко обнял.
Что? Что?!
Щёки мгновенно зарделись, сердце буквально начало сходить с ума от бушующих внутри юноши эмоций и чувств.
— Ты… ты чего? — испуганно и невероятно смущённо спросил Эльгиз, совершенно не зная, как ему действовать.
— Да так, — отстранился Берси с привычной улыбкой. И сразу же отошёл к остальным ребятам.
Лица их выглядели так, будто для них подобное что-то совершенно неудивительное, будто бы Берси делал так каждый день, хотя… всё могло быть. Ничего и никогда нельзя исключать.
Рэгин резко махнул ему рукой на прощание, Эльгиз, всё ещё красный, как самая яркая на свете роза, ответил ему таким же, как и ранее, неуверенным жестом. Компания в миг скрылась в деревенских улицах.
Что же это… такое было.
Эльгиз мотнул головой и наконец зашёл в лекарную. Женщина за стойкой сразу же узнала его и дала ему то, что нужно, как только юноша поздоровался с ней. Он потянулся в карман штанов за мешочком, чтобы всё туда сложить, когда почувствовал, что там лежит листок бумаги. Сердце резко кольнуло, но юноша не вытащил его, решив сделать это, когда покинет это место, только с некоторой паникой размышляя, что это всё-таки там за листок.
Получив лекарства, Эльгиз вышел на улицу. Время всё ещё было утреннее, но юноша понимал, что мама не оставит без внимания тот факт, что он пришёл домой позже обычного… Но он всё равно достал из кармана сложенную вчетверо бумажку, и перед его глазами показались кривоватые сложенные в слова буквы.
«Увидимся позже! Удачного пути!»
И тогда Эльгиз понял, зачем Берси обнял его… Он снова вспыхнул алым, почувствовав, как дыхание перехватило. В жизни словно… что-то перевернулось. Без возможности вернуться на круги своя.