Ощущение, что ты в своём теле как в ловушке. Знакомо? Нет? Это когда становится душно, несмотря на открытые окна и сильный ветер с улицы, это когда тело ломит от бездействия, но ты не можешь выйти на улицу, у тебя физически не хватает сил. Ты пытаешься их экономить, но для чего? Для ещё одного дня бессмысленного существования? Тело — тюрьма, а наш дух заперт в нем, и он страдает. Он хочет стать свободным.
Антон смотрел в стену, так близко обои напоминали засалившуюся, стертую в мозоли кожу старика. Квартира была стара, она, будто живое существо, нагнетала атмосферу. Серое Питерское небо за окном, слякоть, редкие колючие снежинки — примерно также было и на душе. Не встать. Ничего не хочется.
Антон провёл пальцем по царапине на обоях, он часто гадал, как она там появилась? Выключенный телефон лежал на тумбе у кровати, но на нём уже был слой пыли — так давно владелец им не пользовался. Ощущение, что он застрял в петле времени, всё заново, каждый чёртов день точь-в-точь как предыдущий.
Вдруг в гостиной громко зазвонили часы, от неожиданности Антон вздрогнул. Он ненавидел этот адский механизм с самого первого дня, как переехал сюда: во-первых, он каждый раз заставал врасплох, а во-вторых — не давал забыть, как быстро и бессмысленно течёт время.
— «Шестой час…» — отметил про себя Шастун, досчитав вместе с часами последний удар. Всё опять затихло, но если затаить дыхание, то можно было услышать, как стучит маятник. Антон ненавидел этот звук, быть честным — он достаточное количество раз порывался выкинуть эту нервирующую вещь, но раньше всё руки не доходили, а сейчас — буквально — ноги. Нет, он, конечно, мог при определенных усилиях добраться туда, но теперь просто не хотел, питая свой мозг всевозможными отговорками, которые начинались с «я давно не ел, могу упасть в обморок, когда понесу их на помойку…» и заканчивались «на улице холодно…». На самом деле, ему просто не хотелось думать о правде, о настоящей причине — он до сих про помнил гостиную, залитую кровью, помнил тошнотворный запах и бордовые брызги на том самом маятнике. Он не заходил в ту комнату уже месяца три.
По квартире гулял сквозняк. Антон поежился и натянул шерстяной колючий плед по самый нос — всё равно было холодно.
— «Почему в этой квартире не бывает тепло и свежо?» — размышлял парень, рассматривая старинный платяной шкаф из тёмного дерева. Он успел запомнить каждый листик барельефа этой тёмной, запыленной громадины, пока коротал недели в тусклом одиночестве. — «Стемнело, — отметил он, поглядывая в окно. Будто смотря и подмигивая в ответ, ночной фонарь потух и вновь включился. — Интересно, кто-нибудь заменит лампу? Она мигает уже два месяца…» — Шастун перевернулся на другой бок, убирая с лица слегка вьющуюся, но грязную челку: — «Пора помыть голову…» — говорил он себе уже вторую неделю, но ему едва хватало сил почистить зубы по утрам.
----------------------
Из глубины коридора раздался звон, который Антон не мог распознать некоторое время, но потом понял — стационарный телефон. Он и забыл о его существовании, думал, что тот давно не работает. Но звон был реальным — пришлось подняться. Когда он встал, то в глазах резко потемнело и пришлось схватиться за тумбу. За последнюю неделю он почти не ел, домашние брюки едва держались на бедрах, постоянно норовя сползти. Придерживаясь одной рукой за старую стену, Антон медленно ступил в темный коридор, откуда и доносились трели вызывающего мигрень телефона. Шастун с легким раздражением снял трубку, которая показалась странно тяжелой.
— Да? — с непривычки голос звучал хрипло и тихо. В телефоне сначала что-то тарахтело и только потом послышался ответ.
— Антон? Слава богу! — встревоженный женский голос, — почему ты не отвечаешь на звонки? С тобой все в порядке? — Антон облокотился о стену. Звонила мама — ну, конечно же, она самая, кому еще сейчас будет до него дело?
— Да, мам, да, все хорошо… — он не помнил, как давно звонил ей или писал, кажется, что стоило ему только приехать в этот город и время встало, по крайней мере — лично для него. Он смотрел на пепельницу, стоящую у телефона — она хранила много воспоминаний. Антон помнил, как бабушка курила едко-пахнущие сигары, помнил, как она однажды ругала его за то, что он чуть не разбил пепельницу, та была хрустальная. Будто зачарованный, он коснулся кончиками пальцев холодного изделия — сразу вспомнил, что собственные сигареты заканчиваются и пора бы выйти хотя бы в ларек.
— Антон? Точно все в порядке? — голос матери будто вытянул из-под воды. — Что с твоим телефоном?
— А, я его… Разбил, он в ремонте, заберу сегодня. — Антон виновато поглядывал на выключенный смартфон в комнате, думать не хотелось, он переключил свое внимание на обои — в коридоре они все были в царапинах. — «От чего они? — появлялся невольный вопрос, когда видишь грязные зазубрины на обоях. — Их много, больше, чем в комнате… Когда я был маленьким, тут было чище…» — мысли были жуками, паразитами, которые плодились и гадили внутри.
— Сынок, ты точно в порядке? К тебе приехать? — было ясно, что она волнуется, но слов утешения почему-то не находилось, язык был ленивым и неповоротливым.
— Не нужно, мам, ну куда ты сейчас в Питер попрешь? — постарался изобразить небрежную интонацию Антон, проводя рукой по щеке и отмечая — давно пора побриться.
— Если нужно, то приеду. Я знаю, как ты любил бабушку, тебе сейчас должно быть тяжело… Еще и квартира эта… Может лучше снять тебе что-то?
— Ты ведь знаешь, что дорого слишком. — Он слышал, как мать вздыхает. На самом деле ему самому не один раз приходила в голову мысль не оставаться после похорон тут. В темной, старой квартире, где умер когда-то близкий человек, но что-то не позволило. Сначала это, вероятно, была привязанность к детским воспоминаниям: вот Антон шел по коридору, и в голове всплывали картинки из прошлого, как он помогает бабушке нести сушеные травы на кухню. Маленькому мальчику нравилась увлеченность, с которой бабушка рассказывала ему страшные истории, свойства трав и камней, у него не было предвзятого отношения матери о том, что его бабушка — сумасшедшая. За дверью послышался скрежет — соседка выходила на вечернюю прогулку со своей собакой, вспомнилось, как эта тетка постоянно звала бабушку ведьмой. Антон усмехнулся — а ведь, действительно, было что-то общее.
В любом случае, размышляя над причиной, почему он до сих пор жил в квартире, наводившей на него ужас и вгонявшей в депрессию, Антон предпочитал ссылаться на усталость и деньги.
— Ладно, сынок, звони мне, пожалуйста, хоть иногда… Я хочу знать, как ты там… — Антон не задумываясь кивнул, уплывая в свои воспоминания, не осознавая, что мать его не видит.
— И, как разберешься с деньгами, приезжай домой, все по тебе скучают. — Антон почесал живот — он и забыл, что должен сходить узнать все по поводу закрытия ипотеки.
— Хорошо, пока, мам. — Он повесил трубку, щелкая выключателем. Вспоминая свое детство, Антон зацепился взглядом за антресоль, завешанную старой занавеской — там бабушка хранила много разных шкатулок и баночек, почти никогда не позволяя внуку в них рыться. — «Если я не ошибаюсь, то там должно было остаться варенье…» — мягко улыбнулся он, беря из угла стремянку, включенный свет мерцал — давно было пора поменять лампочку. Антон аккуратно поднимался по скрипящим ступенькам стремянки, расписанной какими-то рунами. Поднявшись, он на коленях забрался на антресоль, там было темно и пыльно, Шастун впервые за последние дни пожалел о том, что у него с собой нет включенного телефона. Он потянулся рукой вперед, нащупывая что-то в воздухе, первой мыслью было: «черт, да тут паутина!», но пальцы быстро узнали на ощупь цепочку. Антон дернул за нее, жмурясь включившемуся фонарику в самой глубине, взгляд зацепился за толстую старую книгу, лежавшую прямо под рукой — на сундуке, та, казалось, была старше самого Питера, но приметил он ее по другой причине — обложку украшали те же символы, что были выведены на деревянных ступенях стремянки. Любопытство, будто ток, побежало по венам, будто рождая заново — так давно он не испытывал каких-либо побуждающих на действия чувств. Как голодный волк тянется к мясу, так Антон потянулся к пыльной книге. На ощупь та была теплая и ребристая, но стоило только перевернуть обложку, как фонарь, освещающий антресоль, потух, Шастун потянулся к выключателю дергая пару раз, но потом отвлекся — книга выпала из рук, будто выжидала момент, когда на нее перестанут обращать внимание, чтобы сбежать.
— Да черт бы тебя побрал… — Антон смотрел на книгу, свесившись с антресоли, та упала в самый низ, под стремянку. — Интересно, она хоть не развалилась? — Он вздохнул и на ощупь достал с полки литровую баночку.
Спускаться с банкой в руках было сложно, особенно если учесть, что Антон имел длинные и неловкие ноги, а еще в приоритете было не наступить в конце на и так потрепанную книгу. Стоило ему встать твердо на ноги, как внимание привлекли несколько листов, выпавших из раскрытых страниц книги, в отличие от нее самой, они были совершенно новые. Антон поставил банку с вареньем на тумбу, и присел, поднимая с пола книгу и, как оказалось, снимки какого-то мужчины. Мерцающий свет в коридоре мешал четко рассмотреть фигуру человека, но Антон дал бы тому лет тридцать.
— Фотки, будто шпионские… — с долей детского восхищения прошептал под нос Антон. — Кто же ты такой? — поднес он ближе к глазам портрет брюнета, снимающего очки.
Не заправленная кровать манила, виднеясь в проеме двери. Шастун взял книгу под мышку и пошел в свое логово — кто он такой, чтобы сопротивляться магии мягкой кроватки? Стоило ему опуститься на матрас, как пришло ощущение жуткой усталости, будто бы он не встал поговорить по телефону, а пробежал кросс, но внутри все равно было как-то живее, появился какой-то интерес к происходящему, а может просто скорая возможность выпить чаю с вареньем грела душу? — «В любом случае, нужно будет сначала поставить чайник…» — подумал он, раскрывая книгу на коленях, от нее странно пахло. Найдя все фотографии — всего восемь — Антон отложил их на тумбу. Пожелтевшие хрупкие страницы пестрели непонятными символами, только пролистав треть, Антон наткнулся на более ясный ему текст.
— Латынь? Серьезно? — он уже собирался отложить рассмотрение забавных знаков на потом, как в углу страницы увидел фразы, выведенные карандашом. Антон не мог не узнать причудливого почерка своей бабушки, тот всегда его удивлял. Пусть и с трудом, он разобрал размазанный карандаш, происходящее начинало его странным образом то ли забавлять, то ли пугать — сложно сказать, когда давно не был в социальной среде.
— Полтора литра крови младенца, пыль куриных клювов, ресницы… Девственниц?.. — Антон хихикнул, вспоминая, как бабушку все звали ведьмой. Он захлопнул книгу и отложил, вновь поворачиваясь к стене — царапина на обоях притягивала взгляд, стоит признать, что похожие он видел и у шкафа, всегда было интересно — откуда они? Взгляд упал на выключенный телефон, вздыхая, Шастун дотянулся до шнура зарядки и воткнул тот в гаджет.
Он полежал еще некоторое время, тупо втыкая в потолок и слушая какой-то равномерный стук, тот будто попадал в ритм сердца, поэтому Антон его и не сразу приметил. — «Это странно… Ремонт что ли делают сверху? Погодите… Но ведь дед со второго этажа умер…» — нехотя, Антон поднялся, медленно шаркая в ненавистную комнату с часами — звук шел оттуда. Шастун положил руку на резную ручку большой двери в гостиную — он не заходил туда с тех пор, как помогал клининговой службе разместиться в комнате, чтобы убрать кровь бабушки. Для Антона до сих пор оставалось загадкой ее смерть, все сказали: «Суицид, горло себе перерезала!» — но ему не верилось, чтобы такой целеустремленный и жесткий человек покончил с собой. Антон открыл дверь, просовывая сначала лишь голову в затхлую гостиную, откуда и шел странный звук. Там было темно — пришлось включить свет и в глаза сразу бросился маятник, но вопреки ожиданиям странный звук исходил не от него — часы работали прекрасно, стуча почти беззвучно. Антон осмотрелся — темные шкафы с книгами давно запылились, в середине стоял старинный деревянный стол, а в углу черное пианино — в детстве он часто нажимал на нем рандомные клавиши, стараясь извлечь что-то, хоть отдаленно напоминающее мелодию. Но сейчас было не до воспоминаний, неясный звук нервировал, а понять, что его издает не получалось. Антон подошел к обрамленному зеркалу — оно плохо отражало, было старое и потрепанное, но зато большое и в золоте. Шастун шагнул к тому, казалось, что звук идет с этой стороны — пришлось аккуратно двигать зеркальную громадину, вдруг там какой-нибудь зверек завелся? Но стоило ему посмотреть в угол за зеркало — странный гул прекратился.
— Я с ума схожу? — Антон отошел, потирая лоб, ему было жутко. — Ладно, сам себя накручиваю, — он развернулся к выходу, спотыкаясь о какой-то предмет на полу, и упал на пол. — Да что ж… Газеты?.. Я думал, их уборщики забрали, нужно будет выкинуть. — Поднимаясь, он отряхнул колени и взял с пола несколько смятых листов, не понимая, почему не заметил их раньше. — «А может, они за зеркалом были?» — Антон закрыл дверь в комнату — будь возможность, он бы ее запирал — и положил газеты на тумбу, около варенья. — «Раз уж встал, то нужно сходить чаю хоть сделать…» — недолго думая, он взял варенье и пошел на кухню, но на пол пути остановился и вернулся за газетами — может, будет что-то интересное почитать?
Кухня была просторная, но, как и вся квартира, не ремонтированная, в углу потолков скопились паутинки пыли, хотя Антону было все равно — до этих углов едва доходил тусклый свет лампочки. Он налил чайник и поставил на плиту, усаживаясь на коричневый диванчик у маленького, простого стола. Любопытство, как и любая другая эмоция, выматывало. Он развернул одну из газет, отмечая, что выпуск не свежий — значит, что еще бабушкины.
— Сегодня, второго января, — Антон бормотал себе под нос, вторя шипящему чайнику, — на помойке были найдены части тела молодой девушки… — он обратил внимание, что некоторые статьи подчеркнуты карандашом и глазами перескочил сразу на следующую выделенную. — Установлена личность убитой — Мария Комиссарова, ученица седьмого класса… — Антон в странной для себя спешке перевернул страницу, — на женщину напали во дворе и похитили младенца… Ребенок ушел с незнакомцем и не вернулся… В Неве нашли труп… — чайник засвистел, прерывая судорожное чтение, Антон вздрогнул и отложил газеты на другой край дивана.
Травяной чай помогал успокоить нервы, по крайней мере, так говорила Антону бабушка, когда он приезжал к ней на каникулы. Запах мяты, Шастун прикрыл глаза и поставил перед собой чашку, из которой шел пар. — «От больной головы — чай с вареньем именно то, что нужно…» — он с трудом открутил крышку от банки, посматривая на оранжевый фонарь за окном, шел мелкий снег. — «Интересно, что это за варенье? Сливовое?» — мысль проскользнула в голове, но на ней особе не циклились — варенье есть варенье, что еще нужно то?
— Пахнет странно… — решил Антон, а потом резко вскрикнул, отбрасывая ложку и, как ему казалось сначала — сливу. Вместо разваренного фрукта, на столе, обтекая сиропом, лежала маленькая детская ладонь с пальчиками, совсем крохотная, но, кажется, настоящая. Шастун попятился назад, будто боялся, что останки поползут за ним, он хотел закричать, но рот будто онемел, поэтому пришлось просто развернуться и побежать в свою комнату. Его знобило.
Добравшись до кровати, он захлопнул за собой дверь и залез под одеяло, его мутило. Он не помнил, в какой именно момент заснул.
***
— «Какая же дрянь мне снилась… Ну и бред…» — мысли со сна были тягучие, а за окном опять темно и тучи — ощущение, что круглые сутки лишь ночь, спроси сейчас его кто-нибудь, сколько времени — Антон бы не ответил даже примерно. — «Когда я заснул?» — он протер глаза, взгляд упал на царапину на стене, как и многие недели до этого — такое же пробуждение.
Телефон пиликнул звуком уведомления — давно он не слышал этого. — «Я включил телефон? Не сон?» — Антон вскочил, в глазах привычно потемнело. — «Я схожу с ума?» — дрожащей рукой он включил смартфон, увидев множество уведомлений, он отключил звук и сунул его в карман. К двери пришлось красться, молясь, чтобы сон оставался сном; аккуратные шаги по коридору — в поле зрения возникла кухня, а на столе, действительно, стояла чашка и банка. Живот скрутило спазмом, Антон юркнул в ванную комнату, схватил первое попавшееся полотенце и приложил ко рту, оно сильно пахло порошком и немного гелем для бритья — эти запахи успокаивали. Шатсун зашел на кухню, стараясь спокойно дышать, посмотрел на стол, где валялось «оно», взяв плотный пакет из ящика, он подобрал руку и положил обратно в банку, после чего закрутил ее и, борясь с тошнотой, упрятал все в пакет, а потом еще в один.
Капелька пота стекала со лба, Антон сидел на диванчике и не мог понять, что ему делать, тело будто заморозили. Взгляд скользнул на выделенные карандашом статьи: «пропавший младенец не был найден…» — жгучая, терпкая желчь обожгла горло, он побежал к кухонной раковине и его стошнило, мысли в голове кружились, будто детская карусель. Держась за стену, Антон вернулся в ванну, включил горячую воду и умылся. — «Нужно почистить зубы…» — сказал он себе, и единственная четкая мысль, словно размножившись, стала крутиться в голове по кругу, откуда-то из коридора послышался вчерашний неизвестный стук. Антон закричал и ударил по раковине, сплевывая зубную пасту, он бросил обратно в стаканчик щетку и прополоскал рот. Зеркало, висевшее над умывальником, запотело от пара, прислушиваясь к будто бы уходящему стуку, Антон положил ладонь на зеркало, в надежде протереть его и посмотреть на себя. Стоило коснуться того, как в голове затихло: «может быть зеркало теплым? — рука, казалось, слиплась с чем-то. — А мягким?..» — он с ужасом понял, что ощущает прикосновение отражающейся ладони. Не моргая, он стер конденсат с поверхности, позволяя себе посмотреть в голубые глаза напротив. — «Но мои глаза зеленые…» — не веря самому себе, Антон достал из кармана телефон и быстро открыл фронтальную камеру — он, с грязной челкой и щетиной, со своими зелеными глазами и уставший, но определенно он сам. Из зеркала на него смотрел совершенно не знакомый человек, и Антон мог поклясться, чем угодно — он чувствовал тепло своего «не отражения». То смотрело на него вполне осмысленно и даже печально, но сейчас было определенно плевать на эмоции плода своей фантазии, как собака, сорвавшая с привязи, Шастун побежал в комнату. Смешно, но кровать, словно он опять маленький ребенок, была его убежищем.
Его трясло. Под одеялом не было холодно, но тремор не уходил. Царапина будто сама притягивала к себе взгляд, Шастун рассмотрел ее уже тысячу раз, но она все равно не давала покоя. Почему? Он проследил глазами за несколькими другими менее видными дорожками — все они вели к царапинам у шкафа. — «Откуда они?» — ноги не хотели идти, но хозяин заставлял их, вспоминая ужасающие отрывки из газет и банку с кровавым вареньем. — «Его двигали… Не один раз…» — Антон касался царапин, потом резного шкафа, сначала едва дотрагиваясь, потом — навалился всем весом, отодвигая громадину от стены. Что-то упало. Шастун заглянул в темноту, на полу поблескивал небольшой ключик, он потянулся к находке, но достать не получалось. — «Что за черт?!» — со злости, не понимания и чувства беспомощности, Антон со всей силы пнул шкаф, тот громко треснул, что-то посыпалось со дна. Выдохнув и убрав из глаз кудрявые пряди, он обошел шкаф, приходя к выводу, что низ, то есть — дно, у него не практично толстое. Резьба по дереву, украшающая дверцы, в этой части превращалась в настоящий барельеф, но он все равно не оправдывал такого использования пространства. Шатен резко распахнул дверцы и раздвинул висящую одежду — на дне была трещина, оглядевшись, он увидел в углу комнаты швабру. Пара ударов, и трещина стала больше, ясно становилось видно железный ящик, подцепив ручкой швабры доски, получилось снять верхнее дно. Ящик был, кажется, герметичен, и точно заперт, но ключ легко удалось достать при помощи той же швабры. Открыть его и хотелось и нет, на пару мгновений он замер, но внутри была какая-то пустота, невозможно было находиться с самим собой, особенно ничего не делая. — «Из крайности в крайность…» — он покачал головой и щелкнул замком, поднимая крышку. Из ящика тянуло холодом, на обратной стороне крышки были выведены знакомые символы из книги, но это меньше всего привлекало внимание на фоне черных пакетов, наполняющих весь ящик. Антон взял в руку острый обломок доски и, крепко сжав зубы, взялся за краешек верхнего пакета, распарывая его. Из дырки виднелись волосы, он отдернул руку, роняя на пол обломок и разрывая прикосновение с, как оказалось, головой.
Сев на кровать, Антон смотрел на свои ладони и думал, что сошел с ума. — «Определенно, я свихнулся… Нужно пойти к врачу… Просто уйти, наконец, отсюда!». Шастун метнулся в коридор, срывая с вешалки свой черный пуховик и по дороге вставляя босые ноги в кроссовки, он рванулся к входной двери, в спешке открывая замки и дергая за ручку двери, в попытках открыть. Еще несколько попыток и он замер, понимая, что дверь не открывается, на глазах навернулись слезы и Антон стал колотить по двери — вдруг кто-нибудь услышит? Может, хоть та соседка? Мир вокруг, будто вымерший, молчал, шатен прислонился спиной к двери и съехал по ней вниз, садясь на корточки. Так, сжимая пуховик в объятиях, он просидел пока не начал задремывать, за окном выл ветер.
Пришел в себя Антон от боя часов, но даже не стал считать количество ударов, больше не было в квартире «безопасной» комнаты, поэтому и гостиная казалась не такой страшной. Он оставил куртку на полу и стянул кеды, заходя в комнату с часами, чтобы сориентироваться во времени, те показывали половину десятого. Антон спохватился: «мог на телефоне посмотреть же! И позвонить можно ведь!» — он полез в карман с улыбкой, но та быстро сползла с лица, когда он не нащупал смартфон в карманах. В коридоре что-то рухнуло — у Шастуна было несколько предположений, он выглянул в коридор и увидел упавшую стремянку. — «Так и думал…» — Антон поднял стремянку, к своему несчастью обнаруживая под ней свой телефон, одна из ступенек, падая, разбила корпус телефона. Лампочка в коридоре мигала.
— Нет-нет… — шатен поднял разбитый телефон, пытаясь включить, но тот не реагировал. Антон метнулся к стационарному, а квартира, будто зная, о чем он думает, будто живая, мигнула еще раз лампой и погрузилась во тьму. — «Свет отключили? — в надежде, что это не коснется телефона, он снял тот, на ощупь набирая номер. — Не работает!» — со злостью он повесил трубку. Темнота душила, давила на плечи. Не к своему моральному состоянию, Антон вновь вспомнил бабушку, ночь, когда у них также отключили свет, и они вместе расставляли по квартире свечи, зажигая их, тогда все казалось сказкой, сейчас –страшным сном. — «Из чего она делала те свечи?..» — у него больше не получалось верить этому человеку, но факт оставался фактом — он помнил, где хранятся те свечи.
На ощупь Антон пошел по коридору, добравшись до ванной, там, под стулом, в точности, как и годы назад, стояла шкатулка. Благо — без всяких замков, открыть ее вышло легко, кроме свечей там, очень кстати, оказалась и коробка спичек. Антон поставил свечку на раковину, зажигая, отразив огонек, в глаза бросилось зеркало, в котором он совсем недавно видел незнакомца. Всматриваться не хотелось, вдруг тот снова покажется? Поэтому Шастун взял свечу в руки, стараясь не смотреть в ту сторону, теплый свет озарил ванну с облезшим покрытием, невольно возникал вопрос: «здесь ли лишились жизней все те пропавшие?» — становилось тошно. Как могла бабушка быть так добра к нему, как могла делать для него столько хорошего, если на самом деле занималась подобным? Антон был уверен, что никогда этого не поймет. Блик привлек внимание, единственное существо в доме, кроме Антона, которое казалось живым, вновь виднелось по ту сторону зеркала, и в этот раз он двигался — сразу становилось ясно, что это не твое собственное отражение. Голубоглазый брюнет стучал по стеклу и, возможно, что-то говорил, но Шастун еще не настолько отчаялся, чтобы говорить с фантазией или, чем еще был тот незнакомец.
Антон ушел в коридор. — «А незнакомец ли?» — лицо казалось странно знакомым, он, поймав воспоминание за хвост, побежал в комнату и, стараясь не смотреть в сторону шкафа, взял книгу с символами с тумбы. Рядом лежало искомое — фотографии, их Антон тоже взял, внимательно присматриваясь к человеку на нах, поднося свечу поближе.
— Это он!.. Действительно он… — сразу рождались теории, что он обезумел и, его больной мозг создал галлюцинацию, основываясь на увиденных фотографиях. Послушался знакомый стук, только если раньше Антон и не предполагал, кто или что это может быть, то сейчас подумал: «а ведь он стучал по зеркалу…» — прислушался. Три быстрых удара, потом три с большим интервалом, опять три быстрых и тишина на некоторое время, затем повтор.
— Кажется, я знаю, что это… — не смотря по сторонам, Антон прошелся по квартире, находя газету, и отправился за стол в гостиную — чего уже бояться? Часов что ли? Он хихикнул и разложил на столе фотографии, газеты и книгу, поставил рядом две свечи, все это время слушая стук, который обрел смысл.
— Нужна самая свежая газета… — Антон перебирал замызганные страницы, высматривая даты, — вот оно! Двадцатое… Да прекрати стучать, я делаю, что могу! — он потер виски, уже ругая себя за то, что опустился в это безумие, но внезапно — стук прекратился. — Услышал?.. — руки сами потянулись к разворачивать новую газету, в поисках выделенного текста, но понадобилось даже меньше — на второй странице было небольшое фото уже знакомого лица, ниже красовалась подпись: «криминальный журналист Арсений Попов пропал, расследуя серию исчезновений в центре Санкт-Петербурга». Антон сравнил фотографии, это был определенно один и тот же человек, точно реальный, как он попал в зеркало? — «Могут ли куски его тела быть в том ящике? — Шастун поморщился, — Нет, будь он призраком, то был бы тут не один, — шумный вздох, — и я чувствовал его ладонь, тепло…» — Антон встал со стула и хотел пойти в ванну, как вспомнил, что зеркало было и тут, в гостиной, более того — звук всегда был громче именной в этом помещении. Он подошел к облезшему огромному зеркалу и посмотрел в отражение, постепенно, будто тая, отражение менялось, оживая, обретая черты того самого человека. Шатен, сжав зубы, приложил к зеркалу ладонь, как делал до этого в ванной, как и предполагалось — он не почувствовал прохлады, свойственной зеркальной поверхности, он чувствовал чужое тепло, но не более.
— «Попробовать… Да чего я боюсь? Если бы он хотел навредить мне, то давно бы это сделал! Наверное…» — Антон попытался взяться за руку брюнета, но мешал барьер, или зеркало, не было особой разницы, человек из отражения вновь постучал.
— Да понял я, что это сигнал sos! — брюнет отшатнулся, — ладно, извини, я не собирался кричать, я просто… Ничего не понимаю, что происходит? Я схожу с ума? — Антон потер переносицу, смотря под ноги. Легкий стук вернул его внимание, «зеркальный призрак», как прозвал его Антон, мягко улыбнулся и покачал головой.
— Ты меня слышишь? — брюнет кивнул, — хорошо, но я тебя нет… — отражение опять кивнуло. — Я хочу тебе помочь, но не знаю, как… — Арсений показал пальцем куда-то за спину Антона, тот обернулся. — Что? — брюнет сложил ладони, изображая, что читает. — Книга? — тот кивнул. — Окей, сейчас, я посмотрю… Не уходи только… — Антон сел за стол, открывая книгу.
— Я, вообще, не думал, что подобное возможно… — говорить было странно, не только потому, что собеседник не сидел напротив, но и потому, что Шастун уже очень давно ни с кем не общался. Внутри теплилась какая-то забытая надежда, тяга к жизни. — Как только вытащу тебя — сразу свалим отсюда на хрен подальше… — продолжал он говорить, ища в книге хоть что-то, что сможет понять. — Ритуал обморожения, — читал он, под заметками от руки, находилось несколько символов, которые напоминали комбинацию на ящике в комнате. — Тут есть заклятие против поломок! Звучит достаточно безобидно, по сравнению со всем остальным… — послышался требовательный стук. — Я ищу, погоди, пока не вижу… О, а это не то, что нужно? Зазеркалье, звучит подходяще… — Антон подошел к зеркалу и показал Арсению разворот, тот энергично закивал, показывая перевернуть страницу. Антон так и сделал.
— Обратный ритуал?.. Думаешь, это то, что нужно? Хорошо, я попробую, но учти — раньше таким не занимался! — Арсений скрестил руки, нахмурившись. Теперь он вообще не казался Антону пугающим, скорее забавным и чудным — он бы не удивился, узнай, что этот журналюга сам забрался в зеркало, почему-то создавалось такое впечатление.
— Ладно, тут пишется, что нужно переписать руны изначального заклинания на другие… Не знаешь, где они написаны? — Арсений несколько раз подпрыгнул на месте, показывая себе за спину. Антон в непонимании поднял бровь, но потом ударил себя по лбу и, аккуратно подвинув зеркало, посмотрел на его обратную сторону, там и вправду были символы.
— Ладно, нашел, это будет не сложно, так, что там еще?.. — он открыл всмотрелся в книгу, Арсений карикатурно прикрыл глаза рукой, подсматривая за ним в щелку между пальцами, Антон хохотнул. — Нам нужен парашек шафрана и… Детская кость… — он замялся, да, достать ее, в данных обстоятельствах было возможно, но Шастун боялся, что просто не сможет. Арсений постучал, прислоняясь к стеклу лбом и что-то произнося губами, но разобрать у Антона не выходило, он просто приложил к зеркалу руку, чувствуя тепло чужой головы, как же ему не хватало кого-то рядом, а он и не понимал даже.
— Я попробую достать… Правда, постараюсь. Там есть еще ингредиент, но с ним проще, пойду принесу все, а ты — не исчезай. — Антон ушел в коридор, прихватив с собой свечу, он раздумывал, где взять именно детскую кость? На кухне он достал миску и нож, а потом вспомнил про пакет с банкой… — «Если достать кость из варенья… Она там точно детская…» — он боялся, что не получится, пришлось зайти в ванну и взять полотенце, предварительно Антон капнул на него мятного масла. Из зеркала помахал Арсений, он смотрел виновато, но подбадривающе.
Шастун завязал полотенце под носом и достал проклятую банку, руки предательски дрожали, он старался отстраниться от происходящего настолько, насколько вообще возможно. Двумя вилками он достал из банки ручку и положил ее на стол, взял из ящика плоскогубцы, стараясь не смотреть — оторвал один палец, мерзкий хруст, и в горле снова появился вкус желчи, все закружилось. Послышался стук, он присоединялся к ритму сердца, сосредоточившись на звуке, Антон вдохнул мятного воздуха и взял нож, снимая с маленькой косточки размягченную плоть.
Голую кость он кинул в миску, то издала какой-то жалобный звук при этом.
— Шафран, теперь шафран… — он утер со лба холодный пот и полез в шкаф, где было множество подписанных, стеклянных колбочек, среди них, благо, нашелся и шафран. Антон взял миску, спустил полотенце на шею, прихватил парашек и нож, отправляясь обратно в комнату.
В зеркале Арсений расхаживал из угла в угол, и как только Антон появился в комнате, то сразу всплеснул руками, делая вопросительное выражение лица.
— Расслабься, я знаю, что делать… По крайней мере, я умею читать и могу повторить написанное. — Антон поставил зеркало боком, взял нож посмотрел в книгу. — Не так много и исправлять, всего пару штрихов добавить! — он взялся за нож, аккуратно исправляя знаки на нужные, в какой-то момент, стоило чуть сильнее надавить, и зеркало покачнулось.
— Бож! — Антон поймал его в последний момент, не позволяя разбиться и поставил обратно. Арсений стоял на коленях и смотрел на него широко раскрытыми глазами. — Извини! Я не специально… — зеркальный призрак поднялся, хмуря брови и, кажется, ругаясь. — Я понял, это было опасно, но сядь, пожалуйста, это нужно для продолжения. — Пока Арсений недовольно усаживался, Антон поставил перед зеркалом три свечи и миску с костью.
— Я сейчас подожгу кость, и нам одновременно нужно будет сказать эту фразу, — он показал Арсению на русскую транскрипцию, выведенную карандашом в уголке. — Я поджигаю, и на счет три говорим, понял? — Арсений кивнул.
Антон поднес пламя свечи к кости, и она неожиданно ярко и скоро воспламенилась, вспыхивая.
— Давай, три, два, один… — он произносил слова и смотрел на губы Арсения, двигающиеся в такт, но не слышал себя, казалось, что пространство наполнилось звоном. Когда фраза закончилась, зеркало вспыхнуло ярким светом, Арсений вскочил, смотря на Антона, свет пожирал отражение.
— Ладно. — Кивнул себе Шастун, быстро беря нож и, шипя, сделал глубокий надрез на запястье. Последним ингредиентом была кровь, отданная добровольно, и она сейчас стекала в миску с костью. Здоровой рукой он открыл шафран и высыпал в кровь три шепотки, стоило миске наполниться на две трети, и Антон стащил с шеи полотенце, перетягивая запястье, голова кружилась. Он обмакнул ладонь в собственную кровь и провел по сияющему зеркалу, которое сейчас напоминала плоскую яркую лампу, но стоило крови коснуться его — твердость исчезала, открывая дверь в зазеркалье.
Антон давно не чувствовал такого прилива счастья и энергии, волшебство, происходящее здесь и сейчас окрыляло, он даже не вспоминал, что кто-то был убит, чтобы подобное было возможно воплотить в жизнь. А может, он просто терял сознание? Борясь с блаженной, подступающей темнотой, он домазывал низ портала кровью, открывая его. Железный запах улетучивался, легкое онемение и он уплыл.
***
Свежий воздух обдувал лицо, было непривычно светло. Глаза открывать не хотелось, тело ощущалось невесомым, а мысли — облачными. — «Что произошло?» — смог он сформулировать в голове вопрос через некоторое время. Послышался бархатистый голос с уютной хрипотцой.
— …нет, меня не будет, да, перезвоню. — Знакомое тепло коснулось ладони и Антон, наконец, разлепил глаза.
— Привет, — голубоглазый брюнет улыбался и смотрел на него, будучи самым реальным, кого Шастун когда-либо видел в своей жизни. — Я Арсений… — он присел на стул рядом с кроватью, только сейчас до шатена дошло — они в больнице. Он встрепенулся, посмотрел на свою руку — она была плотно перебинтована, в вену была воткнута игла капельницы.
— Я… — голос был тихий и не послушный, Арсений протянул ему стакан воды. — Спасибо, — откашлялся Шастун, хлебнув воды. — Я Антон…
— Я уже знаю. — Арсений улыбнулся, — а еще я знаю, что ты дебил. — Брови шатена забавно и очень живо приподнялись.
— Это почему?.. Я тебя вытащил, вообще-то… — Арсений шикнул, приложив палец к губам, Антон вопросительно посмотрел на него.
— Я вызвал в твою квартиру друзей из полиции, по легенде — мы оба были жертвами неизвестного маньяка, усек?
— Стой-стой, а как же зеркало? Как же книга и все остальное? — Шастун волновался, вдруг все, действительно, было не так, как он помнит?
— А ты думаешь, что расскажи я представителям закона, что три месяца жил в зеркале, то мне бы поверили? — Антон выдохнул — не один он это помнит.
— Хорошо, ладно, звучит логично… Но, как мы вышли оттуда? Дверь была заперта ведь… — Арсений хитро улыбнулся.
— Когда мы закончили с фразой, то меня просто ослепило, ну я так подумал, а потом, через некоторое время, я увидел выход, просто проем, и вышел. Прикинь, как я пересрался, когда увидел тебя полу дохлого? А если бы проход не открылся? — Арсений смотрел Антону в самую душу своими небесно-голубыми глазами.
— Мне и так было не выйти… Я думал, что схожу с ума. — Шастун поднял руку, чтобы убрать волосы из глаз и ойкнул от боли.
— Я же говорю — дурак. Когда я вышел и понял, что ты еще жив, то сразу пошел искать телефон, а у тебя его нет! А дверь… Она вообще открыта была, прям на распашку. Я вышел на улицу и вызвал скорую, и все, конец. — Антон задумчиво смотрел в потолок.
— А ты сам веришь в произошедшее? Вдруг у нас просто крыша поехала? — Арсений взял со стола стакан воды и протянул Антону.
— С ума по одиночке сходят. А вообще… — брюнет достал свой телефон, — твоя крыша, наверное, немного протекает… Ладно я три месяца безвылазно в квартире сидел, выбора не было, но ты то че?! — Антон тихо засмеялся.
— Ты наблюдал за мной все это время? — Шастун приподнялся в сидячее положение.
— По мере возможностей… Делать было все равно нечего. — Арсений протянул ему свой телефон. — Позвони маме, она, наверное, переживает…
— Спасибо. — Антон солнечно улыбнулся. Больше он не был в тюрьме, прутья не стягивали душу, холодный камень не морозил чувства, а теплая ладонь, держащая за руку, не позволяла дурацкой улыбке сойти с бледного лица.