монстр под кроватью

после переезда начались странные сны, наполненные плотоядным урчанием, греховно-спертым теплом и хлюпающей наполненностью, из-за которых октавиан просыпался в легких судорогах и с мокрым пятном на пижамных шортах, а потом стыдливо бежал приводить себя в порядок в ванную. уже там, устало опираясь на раковину, он напоминал сам себе, что ему уже двадцать один, и он не должен стыдиться естественных реакций организма. после мысленной беседы с самим собой он устало плелся обратно в комнату, мешком падая на кровать, практически не замечая непонятных мечущихся по стенам теней, чтобы провалиться в беспокойную маревно-серую дремоту и проворочаться в ней до утра.

обычно к этому времени инцидент успевал выветриться у него из головы, отдаваясь лишь сонливостью и усталостью, но вечерами, приходя домой из университета, октавиан раз за разом прокручивал эти странности в голове, отмечая, что дома такого не было. но возвращаться в родительское гнездо, которое для ричардсона скорее было тюрьмой с рвом и электричеством, он не собирался.

странности квартиры на этом не заканчивались: рассеянный и многозадачный октавиан частенько терял маленькие вещи, будь то ключи, наушники или канцелярские принадлежности, которые, казалось бы, пропадали навсегда, как бы отчаянно он ни искал их, но на следующий же день они обнаруживались на самом видном месте. как и таблетки, которые он должен был принимать, напоминалки о мелких бытовых делах или просто небольшие приятные сюрпризы вроде парочки его любимых конфет. все это он списывал на свою забывчивость, не пугаясь из-за этих происшествий, ведь от них была только польза, а не вред. конечно, он пытался разобраться в происходящем, но, не найдя никакого внятного ответа, просто оставил это в покое, пытаясь игнорировать необъяснимость этого места. ведь в странных звуках, перемещениях предметов и тенях нет ничего криминального, а он слишком устал для того, чтобы пугаться.

долгожданные каникулы обещали стать отдушиной после тяжелого семестра. у октавиана не было каких-то особых планов на это время за неимением друзей, которые могли бы его куда-то вытащить или больших финансов, чтобы сорваться в путешествие, и все, о чем он мечтал — это выспаться.

сегодня он уверял себя, что займется своим режимом, но вышел из душа лишь в полдвенадцатого.

сейчас уже почти час ночи, а он сидит в кровати с ноутбуком, от скуки лазая по чатам и каналам сомнительного содержания. его неуемное любопытство интересным образом мешалось с весьма четким моральным кодексом, поэтому он почти что не был заинтересован в просмотре порнушки на ночь. по крайней мере с живыми людьми. и вообще, ему просто любопытно... любопытно посмотреть на нарисованные тентакли и пофантазировать о возможности такого развлечения в реальном мире.

внизу живота начинает сворачиваться узел, а сердце учащает свое биение. октавиан замирает в постыдной нерешительности, раздумывая, лезть ли рукой в шорты, или бросить это все и наконец лечь спать.

да черт бы побрал его, ему уже двадцать один! половина его бывших одноклассников начала трахаться лет с шестнадцати, а ему до сих стыдно от одной мысли о сексе. и в этой борьбе с собственной совестью он не замечает странного движения на краю кровати, что позволяет темно-серому щупальцу без присосок свободно обвить его лодыжку.

— какого?! — сердце едва не останавливается от страха, ноутбук летит куда-то вне зоны досягаемости его взгляда, ставший нелепо ненужным в этой ситуации.

еще не до конца осознавший происходящее октавиан в шоке отползает к стенке, но щупальце продолжает крепко, но нежно сжимать его ногу. к его ужасу со стремительной скоростью из тьмы появилось второе, такое же, обвившее уже правую ногу. весь воздух разом вышибло из легких, так что он не мог даже закричать, хотя едва ли бы это ему помогло. происходящее стало в разы хуже от того, что внизу живота все начало стремительно тяжелеть, а горло пересохло, словно пустыня сахара. да, может он и мечтал о подобном опыте в жизни, но... разве это не было чем-то из разряда фантастики?

— ч-что происходит?! — ему едва удается пискнуть, он отчаянно сглатывает, чтобы издать еще какой-то звук, — я сплю?!

— нет, ви, ты не спишь, — несмотря на то, что это был один из самых нежных и приятных голосов, которые он когда-либо слышал в жизни, все его тело пронзает липким, ледяным, словно арктическая зима, ужасом, — а нам с тобой пора познакомиться.

над кроватью, в призрачном лунном свете начинает появляться существо, которого октавиан одновременно боится увидеть и хочет рассмотреть больше всего на свете. монстр не торопится, медленно показываясь во весь рост, словно красуясь. ричардсон самому себе не захочет признаться, но он сглатывает едва ли не с вожделением, когда смотрит на того, кто по идее должен быть монстром, но выглядит скорее как ангел с тентаклями вместо крыльев за спиной.

темно-серый, слово бетон под дождем, он и правда похож на статую — взъерошенные вьющиеся волосы, тонкие губы, сложенные в хищную ухмылку, вздернутый нос, внушительная грудь, худые, но подкачанные руки и ноги, словно у спринтера: очень красивый парень, которого с человеком разнит разве что цвет и множество щупалец, торчащих из-за спины, на которые он опирается, словно паук-сенокосец.

— кх-кх, — вместо вопросов, пчелиным роем гудящих в голове, изо рта доносятся лишь ужасные хрипы.

чудовище склоняет голову на бок, словно октавиан интересен ему не меньше, чем монстр парню, и рывковым движением подбирается к нему, оказываясь на расстоянии вытянутой руки.

— что... что ты такое?! — выпаливает наконец ричардсон.

существо моргает, а затем недовольно фыркает:

— неужели ты еще не догадался? — его голос одновременно и хрипловатый, и глубокий, вибрирующе резонирует со всеми внутренностями запуская их в пляс.

догадаться? как, черт возьми, октавиан должен был догадаться, если он едва не умер от ужаса? он тяжело дышит, сверля тварь взглядом; его щупальца продолжали обвивать лодыжки, но новых тентаклей(к радости или печали ричардсона) к ним не добавилось.

они замолкают. в комнате воцаряется тишина, нарушаемая лишь надрывным дыханием октавиана.

— я не причиню тебе вреда, можешь не бояться, хотя... — он наклоняется совсем близко к лицу октавиана, легонько проводя пальцами по подбородку, и переходит на дразнящий шепот, — у тебя такой сладкий страх...

шестеренки в его голове нехотя складываются в одну картину, не поддающуюся логическому объяснению и кричащую о том, что он сходит с ума, когда сердце ритуальным барабаном стучит в ушах, мешая сосредоточиться:

— т-ты.. подкроватный монстр? — неуверенно выдыхает октавиан.

тот наклоняет голову, утробно урча, словно бы соглашаясь с его догадкой, и ричардсон узнает этот звук — именно его он слышал в своих странных снах.

— и как, твою мать, я должен тебя не бояться!? — почти истерично выкрикивает он, — тебя же даже не существует!

существо весело фыркает:

— так ты определись, ты боишься меня, или меня не существует, — спокойно говорит оно.

октавиан слегка раздвигает свои колени, чтобы посмотреть на прохладные щупальца на лодыжках, которые он и так чувствует, чтобы наверняка убедиться, что чудовище реально, а не ворвалось в его очередной постыдный сон.

— н-но как?.. — неверяще шепчет он, глядя на монстра; от него не исходит ни капли опасности, лишь аккуратная заинтересованность, и что-то еще, более глубокое и многослойное, как лотерейный билет, спрятанный под серым защитным слоем: не сотрешь — не узнаешь, и это еще сильнее сбивает с толку.

— выходит, я все-таки существую? — довольно ухмыляется монстр.

октавиан нервно сглатывает.

— теперь осталось понять, боишься ты меня или нет, — он сощуривает свои ярко-желтые глаза без радужки и зрачков.

каким-то чудом ричардсон смог вспомнить его слова:

— разве ты не можешь чувствовать мои эмоции?

— верно, — обрадовано кивает монстр, а затем его серое лицо, расчерчивает плотоядная ухмылка, — но я чувствую не только страх.

сердце проваливается куда-то вниз: пойман с поличным. и словно в доказательство его щупальца начинают медленно виться вокруг лодыжек, вызывая табуны мурашек. октавиан закусывает губу, чтобы ненароком себя не выдать, хотя это более чем глупая затея, когда он находится рядом с существом, которое читает его как раскрытую книгу. игнорировать вставший член получается все хуже, и он чувствует себя таким грязным и жалким. дыхание и сердцебиение учащаются, но теперь уже не от страха, а в голову заползает бесстыдный туман желания и похоти. становится плевать на абсурдность ситуации, стыдливость и то, что он возбудился от щупалец гребаного монстра: сейчас им движет уже не здравый смысл.

тентакли неторопливо ползут вверх, уже достигая коленей, октавиан жалобно всхлипывает и, теряя остатки гордости, шепчет:

— пожалуйста...

монстр наклоняется к нему, с нежностью проводя длинными пальцами по скуле:

— конечно, ви.

так его еще никто не называл, и от этого короткого прозвища — всего две буквы, по пояснице бежали мурашки, а сердце начинало еще биться быстрее, что грудной клетке от его ударов делалось больно.

а щупальца, после его разрешения, ползут все быстрее, обвивая и его запястья. теперь, связанный по рукам и ногам, он оказывается в полной власти монстра. октавиан часто-часто задышал, пытаясь справиться с нахлынувшими на него чувствами и ощущениями, но тентакли, исследовавшие каждый миллиметр его тела, лишь усугубляли ситуацию.

— постони для меня, пожалуйста, — полным нежности и любви голосом просит его чудовище.

октавиан впадает в ступор: из-за своего стеснения он каждый чертов раз, когда все же за редким исключением самоудовлетворялся в душе, боялся стонать, издать хоть какой-либо звук, лишая себя голоса, что из него наружу рвались лишь всхлипы да шумные вздохи.

— я помогу, — улыбается монстр, видя его замешательство.

одно из щупалец заползает ему в шорты, начиная обвивать его член, и громкий невольный бесстыдный стон октавиана разрезает дремотную тишину квартиры.

ему на грудь ложится чужая ладонь:

— все в порядке, ви, ты не должен себя стесняться, — успокаивающе мурлычет его партнер, словно предугадывая готовые обрушиться на него невеселые мысли.

его щупальца продолжают обвивать и исследовать тело октавиана, так что ему уже не до стыда, и не до мыслей вообще, когда кончик тентакли осторожно касается его соска, заставляя его снова вскрикнуть и прогнуться, прижимаясь к монстру.

они скользят по его бедрам, сжимаясь и лаская их, отчего те начинают дрожать, и вслед за ними дрожит уже весь ричардсон:

— пожалуйста... — хнычет он, окончательно теряя приличие и рассудок, — умоляю, я хочу тебя в себе, пожалуйста...

монстр издает утробное, голодное рычание, привлекая его к себе. октавиан теряет голову от всех этих прикосновений так, что даже не сразу замечает, как одно из самых толстых щупалец осторожно входит в него.

— боже! — он вне себя от чувств, захлебывается воздухом, шарит пальцами в пустом пространстве, пытаясь найти опору, пока чудовище любезно не подставляет свои плечи, в которые он вцепляется с силой гидравлического пресса, — еще! еще, еще... — из крика его голос срывается на шепот, но его партнер не торопится.

— тшш, солнышко, не так быстро, это может быть опасно, — раздается его голос рядом с ухом.

но октавиан едва слышит его, пытаясь насадиться на щупальце. монстр едва успевает подхватить его, стараясь попасть в его ритм; его шепот обжигает макушку:

— осторожнее!

октавиан никак не может собраться воедино, включить голову, прочувствовать прикосновения; сейчас его мир похож на гребаный стробоскоп, в котором при секундном включении он ощущал лишь молоточки в голове, и — совсем немного, щупальца монстра, а затем погружался во тьму. из-за этого он даже не замечает, что его подняли в воздух, любовно разглядывая, словно картину на выставке. грудь сдавливает огненными обручами кончающегося воздуха, и чудовище замирает, давая ему отдышаться.

— кажется, с тебя хватит... — обеспокоенно бормочет он.

— еще! — требовательно выдыхает ричардсон, когда живительный кислород заполняет собой легкие, — пожалуйста!..

голова идет кругом: он умоляет монстра, самого настоящего монстра, быть грубее с ним. нет, кажется, это все тот же мокрый сон, от которого не хочется просыпаться. а тот, как назло, нежничает с ним, едва ли не баюкая в своих щупальцах.

октавиан не выдерживает:

— г-господи, ты монстр или кто?! я не ф-фарфоровый, хватит этой тягомотины! — выкрикивает он, сталкиваясь с замешательством на лице чудовища.

— но я не могу сделать тебе больно, ви... — бормочет создание, но все же движения тентаклей становятся быстрее и резче.

раскрепостившись, ричардсон начинает стонать в такт толчкам, что заводит монстра, и тот теряет контроль над собой, ускоряясь и попадая в то самое сплетение нервов, заставляя гибкого октавиана извиваться в немыслимых позах.

щупальца гладят и прикасаются к нему именно в тех самых нужных местах, от которых обострившиеся ощущения фейерверком взрываются в голове. сдерживаться у обоих получается все хуже, толчки чудовища становятся все жестче, от чего громкие надрывные крики октавиана переходят в полубезумный шепот.

— еще, еще, еще... — повторяет он словно мантру, едва способный отличить реальность от фантазии, находясь на грани, отделяющей его от забвения.

с утробным рыком монстр впечатывает его в кровать, не щадя втрахивая в матрас. щупальце, обвивающее член октавиана, начинает ласкать и поглаживать его.

голова звонко-пустая, глаза закатываются а экстазе, а по телу проходит судорога оргазма. ричардсон отчаянно прогибается в пояснице, чувствуя, как чудовище изливается в него. сил на стоны уже нет, он может лишь рвано дышать, опаляя легкие каждым вдохом. он весь дрожит, начиная с обвитых тентаклями икр и заканчивая покрасневшими плечами.

мир вокруг него падает куда-то вниз и кружится, не давая ему прийти в себя. серые щупальца оживают и суетятся вокруг него, а сам их хозяин укладывается рядом с ним на краешек матраса, но едва ли он способен это заметить. октавиан не особо уверенно пытается потрогать себя, чтобы убедиться, что он остался жив после этого марафона. до ушей, в которых до сих пор стоит противный звон тиннитуса, едва долетает робкое "ви... ви...".

он с трудом поворачивает голову, сталкиваясь с обеспокоенным взглядом светящихся желтых глаз:

— с-сейчас... еще минуточку... — он кое-как ворочает во рту языком, понимая, что посадил себе все связки и завтра будет хрипеть как прокуренный моряк, — я отдышусь...

поняв, что с октавианом все в порядке, монстр облегченно выдыхает и притягивает его поближе к себе. ричардсон обессиленно откидывается на чужую грудь, прикрывая глаза. от усталости он широко зевает и чувствует легкое поглаживание на щеке. ему хорошо и спокойно, даже несмотря на то, каким потным и выебанным он себя чувствует. а еще понимает, что его наконец отпустило жгучее чувство стыда, привитое ему еще с детства.

октавиан глубоко вздыхает и слышит легкий шорох над ухом:

— все хорошо?

— да-да, все супер, — сонно отзывается он, начиная приходить в себя.

монстр кивает, прижимая его к своей груди. видимо, он не собирается оставлять ричардсона в одиночестве. а ему ужасно любопытно. попытка не пытка.

— разве смысл, эээ, монстров под кроватью не в том, что их нельзя видеть? — он неуклюже привстает на локте, чтобы повернуться к своему любовнику лицом, но горящие мышцы подводят его, заставляя упасть лицом в матрас; монстр дергается, пытаясь подхватить его с тихим "ох!", но он справляется и без его помощи.

какое-то время он молчит, рассматривая его, и октавиан уже начинает думать, что он просто не услышал вопроса, когда тот отвечает:

— детям нельзя, а ты под эту категорию не подходишь.

ричардсон хихикает:

— и как часто вы ну...

— что? — хитро спрашивает монстр, явно поддразнивая его.

— спите со своими жертвами, вот что.

тот пожимает плечами:

— без понятия, это во-первых. а во-вторых, вы не жертвы, наоборот, мы должны оберегать детей.

октавиан непонимающе хмурится:

— разве вы не питаетесь детскими страхами?

— не только детскими, — важно поправляет его монстр, — и согласись, лучше чтобы ребенок боялся безобидного существа под кроватью, которое, к тому же охраняет его, чем имел более реальные и обоснованные страхи. детство слишком хрупкая вещь, и реальный мир должен касаться его как можно позже.

ричардсон притих: в его словах действительно был смысл.

— ты, кстати, был ужасно смелым ребенком, круто, конечно, но я сидел полуголодный из-за тебя, — обиженно сетует на него чудовище.

октавиан не выдерживает и смеется, а он продолжает свою жалобу:

— представлять других монстров в темноте и пересиливать свой страх, это ж надо додуматься! и совершенно не бояться подкроватного монстра! я таким крохотным из-за этого был, герой хренов, как бы я тебя тогда защитил в случае чего?

— разве ты не... ну, всегда был таким? — он обводит пальцем его тело и щупальца.

— издеваешься? нет, конечно, — монстр недовольно закатывает глаза, в ответ на что октавиан лишь хихикает.

— а что с вами происходит после, эээ, взросления ребенка? — продолжает он свой допрос.

чудовище приобнимает его одной рукой, а второй подпирает голову:

— мы перерождаемся и отправляемся к новому ребенку, но можем и остаться, если захотим, хотя это случается крайне редко.

— и почему ты решил остаться? — он скашивает глаза в сторону серых щупалец.

— ты мне нравишься, — просто отвечает монстр.

— и все?

— и все, — он улыбается, — а нужно что-то еще?

октавиан теряется:

— нуу, я не знаю... откуда мне знать? я мало кому нравлюсь вообще... — упавшим голосом шелестит он, надеясь, что монстр его не услышит.

но он слышит, а потому крепче прижимает его к себе:

— мне ты нравишься. очень. слышишь?

— слышу, — сипит он во внушительную грудь, отчаянно шмыгая носом, на глаза наползают дурацкие непрошенные слезы, пока его монстр, гладит его по спине, — ты мне тоже нравишься, — тихонько признается он.

на сером лице расцветает нежная улыбка, а длинный палец аккуратно смахивает со щеки слезу.

— так, ладно, — выдыхает октавиан, — поплачу потом, у меня остались еще вопросы.

— я что, на пресс-конференции? — фыркает он в висок.

— да, — безапелляционно отрезает парень, — как тебя зовут?

монстр неловко замолкает:

— у меня, в общем-то, нет имени.

ричардсон не может поверить своим ушам:

— так не пойдет... — огорченно шепчет он, — можно я придумаю тебе имя?

дождавшись ответного кивка он продолжает:

— как тебе уилл?.. уилл солас? тебе подходит.

— какое монстрическое имя, — совсем по-доброму язвит он, — мне очень нравится.

— чудно! ну тогда привет, уилл солас, — октавиан немного отодвигается, чтобы видеть все лицо уилла.

— привет, октавиан ричардсон, — в тон ему отвечает солас.

и оба невольно смеются. про себя октавиан отмечает, что у уилла очень приятный бархатистый смех.

— так, хорошо, последний вопрос.

— ура-а, — нарочито устало тянет монстр.

— эй! — ричардсон несильно пихает его локтем, — будешь выделываться, я еще вопросов придумаю!

— все, молчу-молчу, — покорно склоняет голову солас.

— почему я никогда не слышал, чтобы кто-то спал с монстром? — прямо спрашивает он, нахально глядя в горящие глаза.

уилл как-то странно на него смотрит, а уголки его губ дергаются, будто он вот-вот готов расхохотаться:

— а ты, мой дорогой, сейчас всем побежишь рассказывать что у тебя был секс с монстром?

— ой... — сконфуженно отводит глаза он, представив, как кто-то говорит о подобном, понимая, какой бред ляпнул.

— это все вопросы на сегодня?

октавиан молчит всего секунду, а потом выпаливает:

— почему ты серый?

— я гэндальф.

— ну правда!

— чтобы под кроватью видно не было, — закатывает глаза уилл.

— а ты можешь поменять цвет? — допытывается октавиан.

— я шейпшифтер, я все могу.

— а если я тебя стукну, ты станешь фиолетовым?

— да я сам тебя сейчас так стукну! — смеется солас, — спи давай!

ричардсон прикрывает глаза и отворачивается, ощущая на себе тяжесть его рук и одеяла.

утром он просыпается, чувствуя себя так, словно его переехало асфальтоукладчиком:

— значит это был не сон, — хрипит он посаженным голосом, а затем чувствует доносящийся с кухни аромат панкейков и кофе и снова откидывается на подушку, счастливо улыбаясь в изгиб локтя.

— доброе утро, соня, — почувствовав его пробуждение, в дверном проеме показывается уилл, который стащил из его шкафа старую белую майку, клетчатую рубашку и линялые джинсы. сейчас он выглядел как обычный очень красивый парень, сменив серый окрас на загорелую веснушчатую кожу и золотые волосы, — пора завтракать!

он подходит к нему и ласково треплет за волосы.

октавиан потягивается, широко зевая, мышцы отдаются легкой болью:

— а ты донесешь меня? — он делает щенячьи глазки.

уилл деланно недовольно закатывает глаза, легко подхватывая его на руки.

— лентяй! — со смехом бросает он, пока ричардсон жмурится и прижимается к его груди.