Он безупречен. Воспитан, умён, эрудирован. Манеры его производили приятное впечатление, а лестные речи заставляли окружающих людей прислушиваться и внимать любому сказанному слову. Каждое его действие было выверено, каждая мысль продумана десятки раз и воспроизведена единожды, но абсолютно идеально.
И внешние данные у него были, как подобает поведению, идеальными. Безупречные черты лица, линии которых плавно перетекали одна в другую создавая почти что сказочный образ. Белокурые локоны переливались перламутром, а яркость глаз была подчёркнута не менее белокурыми ресницами, завеса которых придавала взгляду строгости.
Опрятность доходила вплоть до походки, с беспрекословно выпрямленной, словно струна, спиной, аккуратным, но сильным шагом, выверенным вплоть до равномерного, плавного перемещения с ноги на ногу, шага, не превышающего ширины в две стопы.
Но, несмотря на все вышесказанное, у него имеется всего один недостаток. Тот, что он, в общем-то, за недостаток никогда не считал, напротив, интерпретировал это как своё главное достоинство. Искусственный человек, словно кукла, способная только имитировать эмоции человека, пытаться повторить их, но никогда так и не осознать, что же именно эти чувства должны значить и почему всем вокруг так нравится этот спектакль. Это отнюдь не так ужасно, как звучит, на его пути никогда не было препятствий в виде ненужных, неизведанных и бесполезных чувств. Это его сила.
Сила искусственного человека по имени Дайнслейф.
Он не может себе позволить оказаться неопрятным, он должен выглядеть достойным, быть достойным.
Он обязан нести звание достойного наследника с высоко поднятой головой.
Но обстоятельства быстро и безвозвратно вытаскивают его из грёз новостью о том, что его нашли. Нашли настоящего наследника, более идеального, чем сам Дайнслейф Сумеречный Меч, рукотворное оружие уважаемого главы клана Альберихов. Но этот хрупкий образ существует только на словах и потешных слухах, на самом деле тот невероятный «наследник» всего лишь обыкновенный бастард. По сути своей — простолюдин, наверняка не имеющий манер и никакой аристократической гордости.
Хоть Дайнслейф и не имел родства с Альберихами, ставшими временными регентами, но его создание целиком и полностью было под их контролем. Изначально от Дайнслейфа ничего не требовалось помимо того, чтобы тот крепко держал в руках оружие, но когда тот начал проявлять интерес к обучению… Его не поощрили. Зачем обучаться искусственному человеку, если война — единственная причина его создания.
Он так отчаянно старался обратить внимание господина на себя, и однажды его старания действительно оправдались, он доказал что обладает поистине аристократическим умом и манерами.
Он раз за разом оправдывал ожидания, возложенные на него, заслуживал того, чтобы на него подняли взгляд, был достоин того, чтобы около его портрета красовалось не только драгоценное «Дайнслейф», данное господином, но и подаренное, нет, заслуженное «Альберих».
«Этот искусственный человек не только умён, но и дух его непоколебим». И искусственный человек гордился таким представлением о своей персоне.
Он не может сказать, в чем причина его отказа от кодового «Цитринитас». Возможно, это были те самые задатки чувств, которые он всегда подавлял, или, скорее, вовсе отрицал что имеет таковые. Но Дайнслейф себе никогда в этом не признается, да и повода задуматься о природе подобных желаний никогда не было до этого самого момента.
Навязчивая идея — труд, совершенствование, и ничего более.
Разве он так старался только ради того, чтобы заявился незаконнорождённый сын чтобы занять… чьё место?
Уж точно не место Дайнслейфа, оно никогда ему не принадлежало.
Тогда почему его это так задевает, почему этот факт заставляет его беспокоиться?
Дайнслейф уже привычным движением поправляет выглаженный до нереалистичности рукав. Помнит — опрятность превыше всего.
Делая свою каждодневную умиротворенную проходку по саду, выполняя воображаемый норматив по количеству шагов, сделанных за день, тот слышит какие-то громкие споры, вовсе недостойные столь величественного места, из которого они исходят.
Зайдя в арку и посмотрев по сторонам, в попытках увидеть, откуда конкретно шёл шум, тот в конце концов остановил взгляд на зачинщиках этого вульгарного зрелища.
И он не может поверить своим глазам. Он видит неопрятного вида юношу, в распахнутой дорогостоящей рубашке с закатанными рукавами, в миг растерявшей всю свою ценность, оказавшись носящейся таким образом, а руки, которыми этот юноша так экспрессивно размахивал, давно не видавшие перчаток, покрыты ушибами и шрамами, вовсе никак не скрывающимися, их только подчёркивал подобный «способ» носки вещей.
И самый неопровержимый факт — он очевидно из клана Альберихов. Пожалуй, сама схожесть с господином была единственной чертой, которая выдавала в нем хоть какое-то отношение к аристократичности.
Смуглая, почти сияющая кожа, на которую неряшливо спадала вьющаяся синева локонов, прикрывая потёртую повязку на глазу. Создавался интересный образ. И он был на удивление очарователен в этом образе.
На его лице играла нахальная улыбка, которая ещё больше раззадоривала спор и провоцировала участников его продолжать.
Этот юноша точно тот самый «настоящий наследник». И этого «наследника» сейчас загоняют в угол два рядовых стражника, совсем не осознавая, что окна со всех этажей выходят на сад.
Юноша вовсе не выглядит напуганным, простолюдину вроде него наверняка не чужды подобные стычки, где и пожертвовать собственной гордостью никакой не грех.
Поборов своё нежелание и предрассудки, Дайнслейф все же решил разрешить этот конфликт. Да и не может он игнорировать подобное нарушение спокойствия, маячащее на горизонте.
После недолгих и бессмысленных вскриков, которые пытались выставить за аргументы в споре, в ответ на очередную насмешку со стороны наследника замахнулась ладонь одного из стражников, заставив того рефлекторно зажмурить глаза, готовясь к удару, но руку этого стражника в десятке сантиметров от лица юноши ловит Дайнслейф. Четко, твёрдо, выверено.
— Извините за беспокойство, господа, но чем вы занимаетесь? — тот расплылся в притворно мягкой улыбке, сжав запястье стражника в своей руке, — Я понимаю, что споры могут очень сильно затянуть, но попытаться воспользоваться насилием чтобы этот спор разрешить? Да ещё и против наследника, накануне вернувшегося домой?
Оба стражника переглянулись, начав нервно перешептываться. Видимо, они действительно его не узнали. Ну что за позор, новость о том, что его нашли облетела не то что все поместье, она облетела все королевство.
Не важно, что именно они не поделили, кто прав или виноват, отвечать обязан наследник, и как подобает наследнику, тот должен был урегулировать ссору в лучшем случае, не говоря уже о том, чтобы вовсе в неё не встревать.
— Просим прощения, многоуважаемый Дайнслейф Сумеречный Меч. Мы больше никогда не позволим себе такого поведения! — второй стражник, которого видимо просто затянули в этот конфликт, активно кивал головой в поддержку говорящего.
— Мне кажется, что вы не у меня должны просить прощения. — тот посмотрел на удивленного, но явно заинтересованного юношу.
— Мне не нужны извинения от подобных отбросов. — с пренебрежением, завораживающе проговорил «наследник». — Оставьте их себе, добрый господин Дайнслейф. — сложив руки на груди, тот бросил озорную ухмылку.
Мало того, что не принял извинений, как минимум из вежливости, как максимум ради поднятия репутации, так ещё и назвал Дайнслейфа по имени, до того как тот сам представился. Воистину простолюдин, доказывает это каждой прожитой секундой.
Дайнслейф бросил холодный, чуть ли не убийственный взгляд в сторону стражников и те тут же пошли прочь, не в силах ничего ответить на прозвучавшую колкость, по крайней мере точно не в присутствии самого Дайнслейфа.
А юноша в свою очередь вперился в него оценивающим взглядом, проводя глазами чуть ли не с головы до ног, совсем не скрывая собственного интереса, нарочито демонстрируя его собеседнику.
Как пошло.
Дайнслейф далеко не сразу понял, что конкретно чувствует и как ему эти чувства не только понять, но и принять.
Это поедание взглядом явно вызывает какие-то эмоции. Раздражение, видимо «раздражение» правильное слово. За пониманием должно идти принятие. Должно же?
Дайнслейф искренне верил, что все должно работать по определённому алгоритму, ведь его ещё ни разу не подводила подобная логика.
И похоже, юноша действительно наслаждается подобной реакцией со стороны Дайнслейфа. Непонимание, неприятие, растерянность.
— Вы, я пологаю…
— Кэйа Рагнвиндр. — тот уверенно поставил руки на пояс.
Он откидывают фамилию Альберих, за которую так долго борется Дайнслейф. Кажется, в нем разгорается не просто огонь, а самый настоящий пожар.
Кэйе подарили этот титул, которым он безжалостно пренебрёг, откинув то, чем он итак не имел права владеть.
Дайнслейф еще никогда не чувствовал столько эмоций, буквально бурлящих в нем. Хотел бы Дайнслейф ответить что-то действительно складное и бьющее ровно в цель, как делал это всегда, но он никак не может подобрать слова. Какие бы словосочетания он не собирал в предложения, вместе они, кажется, переставали иметь какой-либо смысл.
Дайнслейф чувствует подобные эмоции впервые и это заметно, явно читаемо, стоит только посмотреть на его выражение лица. И на его выражение лица смотрят, не давая даже перевести дух.
— Альберих. — ревностно проговорил Дайнслейф. Он впервые сорвался, но не дал себе зациклиться на этой неудаче слишком долго. — Как вы могли уже услышать, меня зовут Дайнслейф. — собравшись, уже привычно сотворил своё «спокойное, доброжелательное» выражение.
— Если вам так угодно. Дайнслейф. — потянувшись промолвил Кэйа, делая акцент на имени собеседника. — Теперь я понимаю, почему вы так на меня смотрите.
— Что вы под этим имеете в виду? — скрывая своё раздражение, тот попытался выдавить непринуждённый смешок, но получилось совсем паршиво.
— Вас возмущает одно мое существование, не так ли, господин? — тот неприлично близко подошёл к Дайнслейфу, заставляя его сделать шаг назад.
— У вас, должно быть, сложилось неправильное представление обо мне. Я доброжелателен ко всем гостям этого поместья, уж тем более к наследнику. — он принял вызов и намерен выйти как минимум не проигравшим из этой стычки.
— Пустые слова, напускная доброжелательность. Вы пытаетесь обмануть меня или себя? — тот ещё сильнее приблизился, заставив Дайнслейфа чуть ли не прижаться к ограждению. — Похоже, бежать уже некуда. — «наследник» раззадорено взглянул тому в глаза, как хищник, намеренный поиграть со своей загнанной в угол добычей, прежде чем напасть.
— Не понимаю, чего вы хотите добиться этим спором. — факт, который ему действительно сложно игнорировать — резкая нехватка воздуха. А к тому ещё и кончики ушей нещадно начали гореть. В голове он уже успел прокрутить перечень болезней, которыми мог предположительно заболеть, но эти чувства хоть и схожи между собой, первопричина у них абсолютно разная.
— Я просто развлекаюсь. — тот залился очаровательным смехом и отступил. — А ты кажешься интересным человеком, который совсем не любит веселье.
— Что бы там ни было, мне нужно отвести вас к господину! — заметно облегченно выдохнув, Дайнслейф, пропустив мимо ушей все сказанное, быстро рванул прочь от Кэйи, как от катастрофы. — И вы должны рассказать обо всем, что сейчас произошло. Господин со всем разберётся. — Дайнслейф теряет контроль, забывает об этикете, и это все из-за слепой ревности, неизвестно откуда взявшейся в искусственном человеке.
— Вот как? — тот недоверчиво сузил взгляд.
Несмотря на недоверие, Кэйа вальяжным шагом следует за ним, скорее из интереса, в надежде выжать ещё что-то из этого и без того бессмысленного спора. Дайнслейф очень сомневается в том, что Кэйа действительно осознаёт свою провинность за участие в скандале, активным действующим лицом которого являлся.
Весь путь их преследовала неловкая тишина, хотя единственный, кому было неловко, это Дайнслейф, ведь именно его всю дорогу бесстыдно поедали взглядом. Благо сама дорога была не такой уж продолжительной, и ему не пришлось терпеть подобное поведение со стороны «наследника» слишком долго.
Дойдя до кабинета господина Альбериха, Кэйа стал намного напряженнее. Было очевидно, что заходить ему не хотелось, он явно заимел одну, или даже парочку историй, связанных с этим местом.
— Спасибо за помощь. — Кэйа тут же ярко улыбнулся. — И да, напоследок, забыл упомянуть. Это не мой дом.
— Тогда зачем вы вообще… — раздраженно чуть было не ответил Дайнслейф, быстро прикрыв рот рукой. Он-теряет-контроль. — Прошу прощения.
— Вы совсем как открытая книга. — тот усмехнулся, — Не пытайтесь со мной соперничать, я не выбирал роль «наследника».
Его что, так легко прочитать? Неужели причина его раздражения настолько очевидна?
Впервые Дайнслейф чувствует себя поверженным. Его вывел на эмоции необразованный простолюдин, которого нарядили в титул, от которого тот так упорно отказывается.
Дайнслейф был не готов, никогда подобных чувств не испытывал, понятия не имел, как на них реагировать, а единственное его спасение в виде теории с «обязательным алгоритмом» рассыпалось на мелкие кусочки. Он слишком быстро лишился своей решающей силы, так и не войдя ни в один настоящий бой. Или он не имел подобной силы вовсе, а Кэйа просто стал катализатором раскрытия его… эмоций.
— Извинения принимаются, господин Дайнслейф. У вас почти получается сдерживать нелестные слова в мой адрес. — прежде чем зайти в дверь, тот помахал ему на прощание.
И как же Дайнслейфа это раздражает.
С ним вели разговор на равных, нет, на него смотрели сверху вниз, и это оказалось настолько ошарашивающим, что он и слова вымолвить не смог. Дайнслейф правда верил, что проблемы с эмоциями или их контролем- это история совсем не про него, а про кого-то абсолютно далекого и незнакомого.
Он просто стоит и глупо смотрит на место, где несколько секунд назад стоял Кэйа.
Ему кажется, что это уже издёвка не только от новоиспеченного наследника, но и от его собственного организма и нервной системы.
Кэйа бесцеремонно пришёл в его жизнь и мало того, что играл с ним, как кошка с мышью, так ещё и не занял не его место.
Но Дайнслейф выведет стратегию, изучит каждую деталь, выяснит, как бороться с каждой прочувствованной эмоцией, все обязательно вернется на свои места. И он опять сможет стать «безупречным Дайнслейфом».