– Маленькая Овечка, расскажи мне сказку.
– Жил-был человек с бледной кожей и тёмными волосами, и был он очень одинок.
– Почему он был одинок?
– Он приходит к каждому, но они его избегают.
– Он же их всех догнал?
– Он взял топор и разрубил себя пополам, прямо посередине.
– Чтобы у него всегда был друг?
– Чтобы у него всегда был друг.
По мере того, как Эдгар приближался к цели, Волк и Овечка становились всё разговорчивее и оживлённее. Впрочем, беседы этих двоих Эдгару нисколько не мешали: он видел неподалёку брезжившую сквозь стволы деревьев метку наполовину звериным зрением Овечки, чувствовал запах жертвы наполовину звериным обонянием Волка и, в конце концов, нутром чувствовал, куда следует идти, и это чувство уж явно человечьим не было даже наполовину. Человечьи ноги мягко ступали по траве, слова эхом раздавались в голове, а Эдгар беззвучно шевелил губами, не позволяя себе говорить вслух, чтобы не спугнуть меченого незнакомца.
– Как думаешь, Овечка, он побежит?
– О, как знать, – Эдгар пожал плечами, поправляя съехавший колчан со стрелами. – Многие пытаются сбежать, но никому не удаётся. Расскажи, Волк, каково это – чувствовать голод?
Желудок Эдгара болезненно сжался и заурчал, словно его обладатель ничего не ел неделями. Эдгар сглотнул набежавшую слюну, осторожно раздвигая ветви на тропе.
– Это то, что всегда внутри меня.
Человек резко обернулся на шорох и изумлённо уставился на Эдгара. Как и все, он мгновенно понял, кто стоит перед ним, как и то, что эта их встреча – первая и последняя.
– Змея, что укусила тебя полтора часа назад, – сказал Эдгар, плавным движением выудив из колчана стрелу. – Её яд наконец подействовал, Тарлек.
– Не может быть, – прошептал человек. Он беспомощно заморгал глазами, – Откуда вы…
– Мы всегда знали твоё имя, – перебила Овечка.
– Как и твой запах, – раскатисто вырвалось из горла Эдгара.
– Не надо бежать, – мягко, но непреклонно предупредила Овечка, пока Эдгар оттягивал стрелой тетиву, целясь в метку. – Твой час пробил, но если заставишь Волка гоняться за тобой, конец будет ужасен.
Руки Эдгара совсем не дрожали. Он столько смертей перевидал, что очередной не придавал ровным счётом никакого значения – дело рутинное – а кроме того, стрелу направляла Овечка. Они прожили вместе много лет – столько, сколько прожил этот мир, если не больше – и за всё это время Овечка не промахнулась ни разу.
Человек смотрел на остриё стрелы расширившимися от страха глазами, а его побледневшие губы мелко дрожали. Как и все, он делал сейчас самый мучительный в жизни выбор, застывший на месте человек по имени Тарлек, чьё имя они всегда знали, по чьему следу сегодня шли. Долю секунды казалось, что он смирился, но когда Овечка собиралась уже спустить тетиву, Тарлек крутанулся на пятках и бросился прочь с неожиданной для умирающего от змеиного яда резвостью.
Эдгар разочарованно опустил лук. Довольный Волк залился клокочущим, саднящим в горле смехом, предвкушая охоту.
– Я дам ему пару минут форы, он же отравлен.
– Не то чтобы это ему помогло, – равнодушно заметила Овечка.
Эдгар сделал глубокий вдох, зная, что сейчас предстоит. Ноги уже нетерпеливо подрагивали: Волк рвался в погоню, но пока ещё сдерживался, чтобы было хоть немного интересней. Его хватило на половину обещанного срока – спустя минуту Эдгар почувствовал, как выгибается позвоночник дугой, как подкашиваются ноги, вынуждая падать на четвереньки, как топорщится на загривке шерсть, а во рту становится тесно от частокола острых зубов, как тянутся, трещат и рвутся сухожилия.
Эдгар закричал от боли, но из глотки вырвался волчий вой, а потом тело, словно разжавшаяся пружина, метнулось вперёд. Мысли иссякли, кроме одной: догнать как можно быстрее. И Волк гнался, одурманенный бегом, почти не касаясь лапами земли, захлёбываясь бьющим в морду ветром, что приносил с собой запах чужого пота и страха.
Всё закончилось по обыкновению быстро: куда человечьим ногам до волчьих. Человек, распластавшийся под чёрной тенью, тщетно пытался высмотреть в призрачно-синих глазах хоть каплю сострадания или милосердия. «Ну как, теперь стрела уже не кажется тебе такой уж плохой перспективой?» – мелькнуло в том уголке сознания, что остался от Эдгара.
Волк упёрся передними лапами в плечи сбитой с ног жертвы, удовлетворённо рыкнул и остервенело сомкнул челюсти на шее.
* * *
Эдгар с трудом поднялся на нетвёрдые ноги. С его вымотанного тела пот сходил в три ручья, но всё же выглядело оно гораздо лучше того, что растянулось у его ног. Слепо уставившиеся в небо глаза, вспоротое клыками горло, рваная рана с лохматыми краями, вокруг которого грязной лужей растеклась кровь. Бедняга не заслужил такую смерть, никто такую не заслужил. «Что же мы наделали», – чуть было не покачал головой Эдгар, но с ответом было просто: то же, что и всегда.
– Кто следующий, Овечка? – спросил вечно голодный Волк, облизывая перепачканные кровью губы.
– Каждый, – тихо прозвучало в ответ.
Эдгар брезгливо сплюнул, протянув до земли вязкую ниточку кровавой слюны, прополоскал рот питьевой водой, но избавиться от железистого привкуса не удавалось. Он не любил гнать и без того полумёртвых людей, однако выбора ему не оставляли. Большинство отказывались от милости Овечки, поворачиваясь к Эдгару спиной и вызывая гнев Волка. Эдгара это печалило. Почему не стрела? Лёгкая, быстрая, чистая смерть, от которой бежали, очертив голову, навстречу другой, мучительной и жестокой. Должно быть, инстинкт – тот же самый, что заставлял ноги Эдгара поджиматься, обрастать жёсткой волчьей шерстью и нести своего хозяина по следу убегающей жертвы.
Эдгар провёл грязными ладонями по траве, собирая утреннюю росу, вытер руки о плащ и мягко надавил подушечками пальцев на веки покойника, заставляя их закрыться. Кое-как отёр рукавом липкий подбородок, сел подле начинающего уже остывать тела, поджав ноги, и извлёк из поясной сумки большую потрёпанную книгу в кожаном переплёте. Надлежало записать о нашедшем покой всё – кто такой, как жил.
И как умер.
Обмакнутый в свежую кровь кончик пера опустился на чистый лист.
* * *
На Рунтерре говорят – смерть покажет, какой была твоя жизнь. У кого-то доставало смелости встретить свой конец лицом к лицу и позволить тяжёлому покатому наконечнику раздробить грудину. Находились и другие – пытались скрыться от того, кто достанет и на краю света. За ними со спины кралась тень, неумолимая, как и Овечка, но гораздо более кровожадная.
И эта – опиралась на четыре лапы.
– Напомни-ка, маленькая Овечка, что общего у всех сказок? – спросил Эдгар сам у себя, скаля зубы, и тут же мягко улыбнулся, прикрыв глаза:
– Они все заканчиваются, милый Волк. Абсолютно все.