Осада горы ЛуаньЦзань: конец
Поле брани давно превратилось в кровавую баню. Уродливые трупы хаотично лежали по всей территории, и распознать их можно было лишь по разноцветным одеждам, смешанным с грязным кровавым. Все эти люди отдали свою жизнь во имя одной цели — уничтожить Старейшину Илин, что словно злокачественная опухоль, ужасная биологическая мутация, недостойная жизни и несущая погибель в мир.
Жалкие старые псы боялись. Их бешеный страх они срыли за маской ненависти и благородных намерений очистить мир от зла. Но кто тут истинное зло? В хаосе битвы ответа точно не стоит искать. Особенно в битве двух братьев, которые друг друга не поняли, которых настроили друг против друга и которым надо поговорить, может, покричать и поплакать, но как не вести смертоносную битву.
От каждого удара Саньду и Цзыдяня сердце обливается кровью. В груди ужасно щемит от ненависти к самому себе и родному, но ужасающе чужому и пустому лицу напротив. От Вей Усяня, его Вей Усяня осталась лишь мертвая оболочка кожи, мышц и костей. Цзян Чэн не понимает. Не понимает, что это за блядский цирк, где он — главный клоун. Его предали, разбили в дребезги ранимое юношеское сердце. У него отобрали все самое ценное, оставив одного плыть по этой реке жизни, полной порогов. Неужели он недостоин счастья? Чем он хуже других?
Он лично застал смерть отца и матери, видел, как их хладные трупы лежат на пропитанной кровью земле в Пристани Лотоса. Сестра умерла буквально у него на глазах. Ее теплая родная улыбка словно яд для сердца и разума. Яд, от которого сносит крышу и хочется кричать, кричать срывая голос, разрывая связки. Кричать до кашля с кровью. Его брат менялся и меняется. Становится все более другим. Теряет человечность, рассудок и остатки здравого смысла. Он видел, он все это, черт побери, видел. Эти воспоминания стали одним целым с его веками и являются каждый раз, как он закрывает глаза. Они смешались с его кровью, текут по венам и проникают в каждый орган, каждый уголок его тела. Он все это чувствует. Каждую секунду этих моментов, что постепенно разрушают его. Цзян Чэн сначала убьет Вей Ина, а потом наложит руки на себя. Он не сможет умереть, пока лично не завершит историю своего брата.
Перед глазами пелена алого дыма. Он теряет контроль. Над собой, печатью и своими чувствами. В голове вихрь из мыслей и обрывков воспоминаний. Таких домашних, мягких, весёлых… чужих. Это все принадлежит А-Сяну, Вей Усяню, Вей Ину, но никак не Старейшине Илин. Нет, только не ему. Он слишком жалок и грешен, на его руках слишком много крови, чтоб это все было его. Не достоин. Только это и крутиться в голове, пока Суйбянь танцует безумный танец в такт мелодии флейты, отражая выпады Главы Цзян. Тело действует инстинктивно, отдавая приказы солдатам и мечу. Бой ведет Тигриная Печать. Она завладела плотью и разумом, выгоняя хозяина на чертоги сознания для дальнейшего впадения в отчаяние. Вереница обрывков воспоминаний: его первый провал, второй, третий и дальше, дальше, дальше. Каждая смерть, каждый поступок, каждое слово, что привели его к точке невозврата. Он мог все исправить, но мог всем помочь, но мог… Он мог прятаться за маской смелого, всемогущего и непобедимого заклинателя. Но это не так. Он человек, он, мать вашу, тоже человек. У него есть предел, есть сердце и душа, которые он вынужден прятать в глубине своего нутра. Раненое сердце, разбитая душа и отчаяние.
Контроль окончательно потерян. Преднамеренно и точно по плану. Вкачивая остатки энергии в артефакт, он ломает его. У всего есть предел. Ломает лишь одну часть, но и этого вполне достаточно, чтоб этот кошмар никогда более не повторился. Он не хочет. Сознание вновь возвращено владельцу. Исправит ли это что-то? Может быть. Перед глазами пробегают вновь эти отрывки прошлой жизни, свободной жизни, его жизни.
Мертвецы всегда тянутся к большим источникам энергии, поэтому их целью стал никто иной, как сам Старейшина. Огромное полчище двинулось в его сторону, все сильнее приближая к обрыву. А он и не сопротивлялся, послушно двигаясь назад. Сотни тысяч уродливых конечностей тянулись волной к телу, грозясь разорвать на кусочки. Трупный смрад смешался с запахом крови, вызывая тошнотворные ощущения и оседая на языке привкусом железа с нотками сладости. И он сам делает шаг назад, сам устраивает себе казнь, сам выступает в роли палача.
Нет, нет, нет, нет, нет. Что? Его разорвали на части? Скинули? Или он сорвался? Что произошло… Чэн стоял на месте с неестественно большими глазами. Зрачок, казалось, вот-вот разорвёт невероятный слой радужки и чернильным пятном расползётся по белку. В горле ужасно пересохло, а живот скрутило в тугой узел. Осознание действительности придет лишь потом. Лишь потом он поймет, что тогда случилось. Поймет, что Вей Усян сам себя уничтожил, сам упал в объятия смерти. Ведь на этот раз он не стал принимать и становится одним целым с темной энергией горы, нет. Он стал ее отвергать, стал бороться, из-за чего энергия тянулась к нему, словно к магниту. Она разрушала плоть и душу, окутывая все тело подобно пламени. Пламени, уничтожившего всего Вей Ина без остатка, испепелившего каждую крупинку. А пока Цзян Чэн будет жить. Тащить свое существования, спрятав разбитое сердце под панцирем гнева, потому что так и не смог убить его.
Он поймет, обязательно поймет…
И вот кто-то взывает его душу. С нуля конструируя ее в глубинах годы. И ведь душа откликается, ведь ей знакомо это чувство полного отчаяния.