Падение — холодный взрыв внутри, парализующий разум. Взгляд размыт и мутен. Вокруг лишь темнота и холодная вода. И стоила игра свеч? А Хосок знает? Он ведь даже обдумать ничего не успел. Просто пойдя на поводу у своей глупости и гордости, поставил жизнь на кон и, закрыв глаза, безрассудно рискнул. Пошёл в ва-банк, совершенно ничего не имея за душой. Но что ещё он мог? Продолжить просить-умолять-вымогать Юнги остановится? Толку то? Тот упёрт, как стадо старых ленивых баранов. Если, что-то задумал — вовек не переубедить. Говорят, что с возрастом люди умнеют, но подобное точно не про Юнги. А жаль…
Каждый день его любимого Юнги полон скуки и серости, и тишина, тишина безжалостно иссушает землю вокруг него. Хосоку так сильно бы хотелось помочь тому, кто так дорог. С головой искупать ворчливого Юнги в своих нежных трепетных чувствах, а затем посадить на яркое летнее солнце отогреваться. Но тому оно не надо. Даже даром. Где же утро, где же солнце? Тысячи лет длится эта полночь, уже не стало даже зари. А дальше что? Вечный мрак? Хосоку ведь по силам помочь. Разогнать грозовые тучи за окном. Но… Юнги всё противится. Он слишком юн? И что? Малыш ведь тоже был подростком. И даже тогда уже нравился его личному тирану. Почему? Из-за своей манерности? Доверчивости?
А ведь, когда-то Хосок верил, что Чимин для Юнги не более, чем воспитанник. Воспитанник, который, став взрослым, просто ушел. Он долго не понимал почему так. Как же благодарность? Как же семья? Но однажды, всё встало на своё место. Юнги тогда был чертовски пьян и в таких малейших подробностях описывал мягкость кожи и пухлые губы своего малыша, что Хосок невольно заподозрил неладное. Такое не говорят о членах семьи. Не все даже о любовниках скажут подобное. А Юнги ведь говорил… И даже не один раз. Тот желал своего малыша. И это, и пугало, и волновало Хосока одновременно. А чем он хуже? Он ведь тоже любит Юнги. Тот его первая любовь. Но, увы, он не малыш. А лишь замена. Неудачная замена, как однажды сказал Савада.
Резкий рывок вверх, окончательно путает мысли и Хосок почти готов расплакаться. Он не должен был прыгать. Не должен был злить Юнги. Но какая теперь уже разница? Пришло время пожинать плоды содеянного. И выжить бы после этого… И Юнги бы не сесть в места не столь отдалённые.
— Ты в своём уме? — злобно прорычал Юнги, вытаскивая Хосока на каменный уступ. — Довести меня хочешь?
— Извини, — едва слышно прошептал Хосок, попутно откашливаясь от воды.
— Извини? И это всё? — рвал и метал Юнги. Какого же идиота он воспитал. — Зла на тебя не хватает! Двинуть бы разок, да и так получил не слабо.
— Я… виноват.
— Ещё как! — хмуро глядя на Хосока, кивнул Юнги, напрасно пытаясь унять гнев. — Что-то болит?
— Дышать немного трудно. Но не более.
— Немудрено. Удар о воду сильный был. Идти сможешь?
— Думаю, что да, — осторожно поднимаясь на ноги, проговорил Хосок. — Но, если ты хочешь, как принцессу, поносить меня на руках, сопротивляться не буду.
— Опять в воду захотел? — накуксился Юнги. — Думаешь вплавь до лодки быстрее?
— Нет, лучше по суше, — тут же стушевался Хосок. Сейчас Юнги точно ещё больше злить не стоит.
— Пошли тогда, отвезу тебя домой.
— А как же рыба? — виновато опустив голову, спросил Хосок.
— Отдам тебя Саваде и вернусь на риф, — поворачиваясь в сторону подъема вверх, холодно ответил Юнги. — Работы дофига, а тут ты, со своими концертами по заявкам. И хватило же ума прыгнуть!
— Ты сам меня вынудил, — поднимаясь следом, прокряхтел Хосок. — Я ведь просил тебя никуда не ехать с Чимином, но ты не стал меня слушать.
— Думаешь твоя смерть или травма изменила бы мои планы? — обернувшись назад, приподнял бровь Юнги. — Окстись, идиот.
— Ну, конечно, — обиженно протянул Хосок. — Где я, а где Чимин.
— Вот именно.
«Вот именно». Как ожидаемо. Хотя… А, что были другие варианты? Не делай так больше? Я волнуюсь за тебя? Ты мне дорог? Ага, конечно! Подобное Юнги ему и под страхом смерти не сказал бы. Особенно сейчас, когда Чимин на расстоянии вытянутой руки. Подожди немного и сам в руки бросится. Нужно собраться. Собраться и изгнать, наконец, Змея-искусителя из их райского сада. Пусть проваливает в своей Сеул и больше никогда не возвращается.
— Почему ты считаешь Чимина красивым? — неожиданно, даже для себя, поинтересовался Хосок.
— А разве ответ не очевиден? — прыснул Юнги. — Ты же его сам видел.
— Ничего особого, — слукавил Хосок. — Он низкий.
— А я типа высокий? Даже ты повыше будешь.
— Рот у него ещё большой.
— Тебе больше поговорить не о чём? — устало выдохнул Юнги. — И нормальный у него рот. Это просто у тебя вкуса нет. Скажи ещё, что турист красивый.
— Объективно, да, — на свой страх и риск, кивнул Хосок, краем глаза выцепив их лодку. — Он высокий, накаченный, лицо весьма привлекательное, как и улыбка, да и длинные чёрные волосы ему идут.
— Ещё одно подтверждение того, что нормального вкуса на мужчин у тебя нет.
— Ну ты же мне нравишься.
— Так, а я о чём же? — спускаясь к лодке, оскалился Юнги. — Я, знаешь ли, не принц на белом коне. А тот самый злодей, от которого обычно спасают принцесс.
— Одну, как я погляжу, спасти всё же удалось.
— Спасти — это слишком громко сказано, — нечитаемым взглядом, посмотрев на Хосока, прохрипел Юнги. — Скорее принцессу просто дезориентировали. Но это поправимо. Поверь мне.
— Но…
— Никаких «но», Хосок. Садись в лодку.
Принцы, принцессы, драконы… Звучит всё так приторно-красиво, что и восхититься не долго, но на деле, за всей этой пёстрой ширмой сказочности скрывается такое жуткое уродство, что даже портрет Дориана Грея, в конце одноимённой книги, покажется случайному свидетелю, прекраснейшим зрелищем в мире. Не зная изнанки, легко восхищаться увиденным. Шикарные театральные залы мгновенно покоряют сердца своих гостей и приковывают взгляды, но вот их подвалы… кто в своём уме захочет туда спустится? Холод. Мрак и сырость. Так и Юнги, Чимин, турист. За их фасадом скрыто так много всего. А Хосок и половины не знает. Почему так? Не заслужил? Не достоин?
Дорога до дома непривычно быстрая и нервная. Юнги молчит, а Хосок вновь внутренне себя съедает. Что дальше? Что ему теперь предпринять, чтобы помешать планам Юнги на Чимина? Нагло напроситься с ними? Юнги то позволит? Весьма сомнительно. А что, если говорить непосредственно с малышом? Откажет тот ему? Очень вряд ли. Можно и о падении рассказать. Тот его точно пожалеет. Пожалеет и станет весьма сговорчивым. Если, конечно, Савада не врал ему о характере их нежного цветочка. Так что… Плану быть? Похоже на то.
***
Время до субботы тянулось непозволительно долго. Юнги, медленно меряя шагами свою комнату, успел уже по третьему кругу всё продумать и даже в деталях учесть все возможные нюансы и моменты. Погода. Скорость ветра. Вероятность шторма. Кто дежурит на рифе. Когда именно закончится бензин. Во сколько времени Савада приедет за ними и что при этом скажет. Он рассчитал всё. Буквально. Даже как Хосока обезвредить придумал. И как только с ума не сошёл? Привык уже? Что ж, мыслительная деятельность, всегда была его сильной стороной. И это не может не радовать.
На цыпочках незаметно выйдя на рассвете из дома, Юнги быстренько добрался до родного рыболовного кооператива и на всякий случай, проверив уровень топлива в баке, уселся за руль. Ещё несколько часов и его план, наконец, придёт в движение. Сейчас нужно быть максимально внимательным. Мало ли. Вдруг он чего-то не учёл? Родню Чимина, например. Ну или туриста там. Главное им без происшествий добраться до Ганкаджимы, а там уже дело останется за отлаженной до мелочей техникой и небольшим психологическим давлением. Давить на Чимина — это то, что он любит и умеет.
Дело, на самом деле, нехитрое. Малыша просто нужно окружить любовью и заботой. Наглядно продемонстрировать тому, что только с ним, он сможет быть по-настоящему счастливым. Только с ним, сможет быть самим собой. Маленьким хрупким беззащитным цветочком. У Чимина на Ганкаджимы было чувство, приют и немного воздуха. Но, став жертвой далеких вычурных облаков, тот так и не смог разглядеть ни заката, ни рассвета, которые так любовно приготовил и разукрасил для него Юнги. Но ничего. Это всё поправимо. Теперь поправимо. Нужно приложить лишь немного сил.
Прикрыв глаза и зарывшись рукой в отросшие волосы, Юнги, предвкушая встречу со своим малышом, невольно вспомнил, все те перекрестки и пересечение путей, которые ему пришлось преодолеть, чтобы прийти именно к этому отрезку своей жизни. Таинственный утренний туман в тот час, когда он, сам того не ведая, избрал свою «веру», запомнился ему особенно чётко. Тогда он не смог стать для Чимина спасением и люто жаждал переродиться для того кошмаром. Проклянуть столь любимый сердцем дикий цветочек и безжалостно растоптать, вырвав того из земли. В то нелегкое время подобное казалось единственным правильным решением, но сейчас всё резко изменилось. Он вернёт себе то, что у него отняли. Вернёт и больше никогда никому не отдаст. В противном случае…
Смерть — это тоже вариант. Смерти под силу сделать всех равными, независимо от места и происхождения, независимо от планов и дел. Смерть никогда не нарушает своих обещаний. Собственно, как и Юнги. Когда несчастный приговорённый будет стоять над обломками своей жизни, сбежать у того уже не получится. Но вот только, кто это будет? Лишить жизни себя или же Чимина, он точно не сможет. Тогда выходит… Ответ очевиден. И, да, он пойдёт на это. Пойдёт и ни о чём жалеть не будет. Слишком больно жить без Чимина. Слишком одиноко просыпаться по утрам без своего малыша под боком. Слишком…
Просто слишком.
Не существует компромисса, чтобы убежать от собственной лжи, но ложь эту легко можно принять и обыграть в свою пользу. Юнги в этом спец. И именно поэтому ровно в двенадцать часов утра, он расслабленно стоит на автобусной остановке и с милейшим выражением лица, машет рукой своему малышу. Какой же тот красивый. Какой же родной… Да, осквернённый. Но это поправимо. Чимин уже достаточно поиграл в самостоятельность, пора возвращаться к «папочке» домой. А то так и от рук отбиться недолго. Ох…
Игра начата. Удачи тебе, Мин Юнги.