Утром в их семейной столовой он встречает Стеллу, полностью одетую для приёма. В ответ на приветствие в его голову летит большой фарфоровый чайник. Он успевает увернуться, но часть содержимого всё же попадает на плечо. Чайник вылетает в коридор и разлетается на множество осколков, залив пол тёмной жидкостью.

Нет, Стелла не успокоилась.

– В нашей грёбаной постели!

Следующим в него летит горшок с бегонией. Его Столас успевает поймать. Маленькие бутоны испуганно поникают, стараясь спрятаться за бархатными лепестками.

И она в сильнейшей ярости.

Словом, говоря «нашей», Стелла грешит против истины. Как ни старается, Столас не может вспомнить, когда видел в ней жену последний раз.

– Да ещё и с каким-то бесом!

Вслед за обвинениями в неразборчивых связях в коридор вылетает кадка с дьявольской сарраценией. Растение поднимает зубастый бутон и, помогая себе листьями, подползает к остаткам чайника. За спиной раздаётся методичный хруст.

Выплеснув на мужа всё своё негодование, Стелла гордо удаляется, сопровождаемая грохотом и звоном разбитого стекла.

Как он и думал. Стеллу возмутил не сам факт измены, а выбор партнёра. Столас не сомневается, его жена до сих пор не завела любовника только потому, что не может подобрать кого-то подходящего ей по статусу.

Он уже знает, что Блиц вторгся на утреннее чаепитие Стеллы с высшим демоном и его женой. И если до этого Столас надеялся, что о его адюльтере быстро забудут, то теперь можно не сомневаться, он всё же станет темой для обсуждения на следующей встрече демонов Гоетии.

Устало вздохнув, Столас ставит горшок с бегонией на стол. Бедняга, ему нельзя волноваться, иначе завянет.

В коридоре уже появляются слуги, проворно орудуя швабрами.

– Мама громит твою обсерваторию, – сообщает вошедшая Вия.

– С добрым утром, – переигранно бодро приветствует её Столас. Обсерватория не страшно, там всё можно восстановить. Хуже, если она решит отправиться в оранжерею. Часть растений начала плодоносить, им нельзя волноваться.

Вия насыпает себе в миску сахарные хлопья. В её наушниках стучат басы.

Саррацения вползает в столовую, зубастый бутон раскрывается, требуя добавки.

– А что ты слушаешь? – пытается Столас уйти от неприятной темы. Он открывает холодильник и достаёт сырое мясо. Саррацения жадно принимает подношение.

Музыкальный вкус его дочери его смущает, но вслух этого он не высказывает. Над их головой что-то громко рушится. Не стоит Вие всё это слушать.

– Мы же с тобой так давно не проводили время вместе, – говорит он, просчитывая в голове варианты.

С коробки сахарных хлопьев ему весело скалится Робо-Физз. Образ механического клоуна тянет за собой воспоминания о Лу-Лу Ленде, куда они ходили втроём, пытаясь изображать семью.

– Мне уже не пять лет, – морщится Вия на предложение.

Идея захватывает Столаса. А ведь им не помешает охрана. Никто в здравом уме не посмеет напасть на демона Гоетии, но он же не собирается отправляться в парк развлечений при всём параде.

Именно так он и поступит. Уведёт Вию от их семейных разборок, а сам проведёт время в компании язвительного беса.

Сыграть на алчности беса не составляет особого труда. Услышав про деньги, тот соглашается сразу. И разбивает телефон, не дослушав условий. Всё-таки Столас весьма предусмотрительно отправил ему их с запасом.

Поначалу всё идёт неплохо. Блиц даже отпускает своих помощников, оставаясь наедине со Столасом. Наблюдать за тем, как он ответственно подходит к своей работе так волнительно. Пожалуй, вполне стоило разнообразить их игру подставными похитителями.

Но прямо во время выступления Робо Физза Октавия сбегает в слезах.

– Ты всё испортил, – всхлипывает она, прижимая колени к груди. Механизм карусели скрипит и стонет, отражая внутреннее состояние Столаса. Обивка сидений жёсткая и местами потрескавшаяся – Маммон экономит на чём только возможно.

– Мы с твоей мамой… – пытается объяснить он и сбивается. – Я никогда не чувствовал… – пробует он по-другому.

Бесполезно. Как объяснить дочери то, что он и сам не до конца понимает?

Он будто состоял из целого куска льда, и лишь жёлтые глаза сумели вернуть его к жизни. Нечто похожее он чувствовал, когда впервые прижал к груди Вию – маленький взъерошенный комочек с большими рубиновыми глазами.

Их брак со Стеллой с самого начала был взаимовыгодным сотрудничеством. Её деньги на его статус. Обо всех её интрижках, последняя из которых закончилась ещё до появлении Вии, он знает, и ему всё равно.

Но как объяснить это Вии, ради которой он так долго притворялся?

– Прости меня. Я не могу подобрать слова.

– Ты собираешься сбежать с ним? – Вия вытирает слёзы и сжимается. – И оставить меня?

– Что? Нет! – Сама мысль, что он может лишиться дочери, приводит в ужас. – Ни за что.

Он обнимает Вию, утыкаясь в ткань её шапки. Дань подростковой моде – зачем шапка там, где всегда пекло?

– Думаю, нам пора, – говорит Столас, осторожно поднимает её и прижимает к груди. Совсем как в детстве, когда относил её в кровать. – Ты и правда уже взрослая для этого места.

Тяжело признавать, что твои дети выросли. Ещё труднее принять, что когда-нибудь ты будешь им не нужен.

Не вовремя подвернувшийся бес с ножом стал жертвой всего накопившегося раздражения принца. И Лу-Лу Лэнд украсила новая статуя.

Столас проносит Октавию мимо полыхающих павильонов. Отовсюду доносятся крики и стоны. Маммон будет в ярости. Если он не найдёт виновника, то восстанавливать всё ему придётся за свой счёт. А Столас позаботится, чтобы не нашёл.

– Куда бы тебе хотелось пойти? – спрашивает он.

Ему придётся узнать свою дочь заново. И на это нужно время.

...Они сидят в небольшом уютном кафе с чучелом чего-то рогатого и четырёхглазого, явно несуществующего ни на одном из Колец.

– Знаешь, я не против того беса, – говорит Октавия, помешивая коктейль (безалкогольный – Столас проконтролировал). – Но только если ты не будешь критиковать мой выбор.

– Я его знаю? – строгим «отцовским» тоном уточняет Столас. – Кто он?

– Да никто. Это я так, на будущее.

При этом она так старательно прячет глаза, что Столас сразу же делает в уме пометку выяснить, что это за таинственный «выбор».