Билли знает, что-то не так, когда Джойс готовит жареную курицу на ужин в одну случайную среду и протягивает ему пиво. Уилл получает свой любимый лимонад дорогой марки, который Джойс редко покупает. Ужин правда вкусный, но для Билли он становится все хуже и хуже, чем дольше Джойс теребит рукава своего свитера. У нее явно плохие новости. Или новости, которые, по ее мнению, они могут плохо принять.

 Он оставался с Байерсами теперь уже полгода. Все шло хорошо, после нескольких недель осторожности. Иногда даже весело. Джонатан уехал в университет, в Сан-Франциско из всех мест, и оставил Билли свою комнату. После нескольких бессонных месяцев, что-то наконец щелкнуло в Билли.

Он может тут остаться. Это почти как дом. Ему тут рады.

Комната была Джонатана, но теперь она его. Уилл даже нарисовал его как Хи-Мэна* — чтобы повесить на его дверь. Билли и правда повесил его на дверь. Внутри. Потому что он Билли чертов Харгроув и ему уж точно плевать на глупые мультики, типа этого, но Уилл выглядел так гордо, а он отпадно выглядел в костюме Хи-Мэна, и по какой-то причине это заставило его чувствовать себя так тепло, и счастливо, и безопасно в этом странном доме.

 Но, судя по всему, всем хорошим вещам суждено заканчиваться. Не существует счастливых концов для Билли Харгроува.

Наконец, Джойс начинает говорить. Билли уже был готов сдаться и умолять ее выдать все.

— Ты знаешь, мы с Джимом вместе уже какое-то время, — мягко начинает Джойс, — Мы говорили, и мы оба думаем, пришло время сдвинуть наши отношения вперед.

 Сердце Билли падает в пятки. Он глотает свое пиво, которое оставляет за собой горькое послевкусие. Уилл глазеет на свою картошку. Хоппер приходил раньше на ужин и пару раз на завтрак. Билли всегда старается его избегать. Не возвращаться до поздна, уходить раньше. Только здороваться и исчезать в своей комнате, в которой он защелкивает замок и опирается спиной о дверь с бешено бьющимся сердцем. Несколько раз, когда его застали врасплох, и ему пришлось присоединиться к ним за ужином, он сидел как можно дальше от Шефа.

Хоппер просто слишком громкий, иногда слишком злой, когда кричит из-за беспорядка на кухне, оставленного одним из детей, или когда его любимая команда проигрывает матч по бейсболу. Он также слишком большой, плечи слишком широкие, а твердый взгляд, с которым он наблюдает за Билли, слишком сильно напоминает ему о Ниле. В этом и проблема, вообще-то. Он слишком многим напоминает Билли о Ниле.

 — Мы думали об испытательном сроке, прежде… чем делать что-то более постоянное, например, покупать вместе дом.

Блядь. Билли хочет кричать. Она собирается пригласить Хоппера остаться с ними. Шеф внедрится в единственное место, где он жил и чувствовал себя относительно безопасно за последние годы. Когда Хоппер въедет, Билли не сможет прятаться от него. Он всегда будет здесь. Слишком близко.

Уилл кладет вилку и секунду смотрит на свою мать.

— Хоп переезжает к нам? — Спрашивает он нейтральным тоном. Уиллу нравится Хоппер. Он не был уверен по поводу него, но они прошли через ад и обратно. Билли видит, в какой безопасности Уилл чувствует себя, когда Хоппер здесь. Он свободно смеется, всегда обнимает его на прощание. Он поворачивается к нему спиной, иногда шутит вместе с ним. Билли всегда наблюдает со стороны, пульс молотком отбивает в его ушах, и надеется, что когда-нибудь сможет избежать первый удар.

Джойс кладет свою руку на Уилла, на ее губах легкая улыбка.

— Только если ты не против, милый. — Она поворачивается к Билли, улыбаясь ему той же улыбкой. — Если вы оба не против.

Кто Билли такой, чтобы говорить ей не впускать ее парня переехать? Жить счастливой жизнью? Это ее дом, их дом. Не Билли.

Билли всего лишь гость, посетитель. Он не ее сын. Он не семья. Он не может запретить ей пустить Хоппера переехать, потому что он боится. Потому что он так похож на его отца, что его слегка начинает тошнить каждый раз, как он его видит.

Билли знает, что его ждет. Ему не нужна более ясная картинка, чем эта. Мужчины как его отец, как Хоппер — они никогда не примут Билли. Они никогда не будут уважать Билли, они будут видеть его как грязь под ботинком, и может быть, они правы.

Они правы, добавляет голос его отца, и Билли пытается его игнорировать. Он больше не так часто его слышит, но иногда, когда Билли думает о нем, Нил снова здесь. Будто он преследует его.

Может, Хоппер тоже будет его преследовать. Или по крайней мере, закончит то, что начал его отец. Попытается изменить Билли, сделать его лучше и больше похожим на себя.

Внезапно, Билли рад, что никогда не рассказывал Джойс о Стиве. О том, как сильно он надеется, что хрупкие побеги, растущие между ними, никогда не сломаются. Он был близок прошлым вечером, когда они делили сигарету на веранде. Но безопаснее замолчать, оставить все секретом.

— Я не против. Он хороший, — медленно говорит Уилл, будто он только сейчас это решал. — Он помог нам.

Он сжимает руку Джойс и возвращает ей улыбку. Она искренняя.

— Билли? — Спрашивает Джойс.

— Да, согласен. — Билли отправляет в рот зеленый горошек, который ощущается слишком горьким на языке.

Это правда, его согласие с заявлением Уилла. Частично, по крайней мере. Хоппер помог Билли выбраться с переулка Черри так, чтобы Нил не последовал за ним. Он благодарен за это, он все еще не понимает, зачем Хоппер это сделал. Но… он не хочет, чтобы тот переезжал.

Джойс все равно спрашивает его лишь из вежливости, она на самом деле не хочет его мнения или одобрения, поэтому он поступает подобающе и возвращает ее доброту. Мнения Уилла достаточно. Джойс заслуживает быть счастливой. Он не заслуживает ее доброты.

— Ты уверен? Ты едва бываешь тут, когда он остается. — Губы Джойс сжимаются так, что это показывает, она на самом деле ему не верит.

Ему стоило знать, она заметила. В холодильнике всегда тарелка с едой для него, когда он возвращается домой, достаточно поздно, чтобы точно знать, что они уже спят.

Это даже не тарелка с остатками. Это часть ужина, который она приготовила для них. В первый раз, когда Билли ее увидел, он к ней не притронулся. Только когда она спросила, не понравилось ли ему, он понял, что она предназначалась для него. Не совпадение, не ловушка. Доброта на тарелке, поданная ему Джойс. Он заснул со слезами на глазах в ту ночь, как младенец, заглушая всхлипы подушкой.

Но теперь это изменится. Билли таращиться на свою тарелку. На ней осталась одна одинокая картофелина. Он благодарен, что они дали ему место остаться. Место, где он мог дышать какое-то время. Место, где он мог подумать о том, что делать со своей жизнью, без Нила, приковывающего его к переулку Черри. Она подарила ему место, которое напоминает дом. Он знал, их время было ограничено. Он просто хотел, чтобы ему не нужно было заканчиваться так быстро.

— Я уверен, — врет он. Он задумывается, стоит ли вообще пытаться остаться. Уилл смотрит на него большими глазами, такими похожими на его мать, и такими же ужасно знающими.

Джойс снова сжимает руку своего сына, и Билли хотелось бы тоже взять ее за руку. Ему нравится курить вместе с ней или слушать ее несвязные разговоры о прошедшем дне, пока он моет посуду. Она настаивает, что если он не позволяет ей помогать, то она хотя бы составит ему компанию.

Билли не хочет другую мать. Но Джойс? Она просто… Джойс. Добрая, теплая и всегда слушает. Это жалко. Как он все еще жаждет ее материнской любви и понимания. Он пытался остановить себя от желания этого. Он не может насладиться этим, потому что прошло уже столько времени, и теперь он снова потеряет ее тепло, и ему не должно быть так больно в этот раз, потому что оно было даже не для него.

Когда он моет посуду этим вечером, он делает это механически, будто на автопилоте. Джойс облокачивается о столешницу рядом с ним.

— Я знаю, тебе некомфортно в присутствии Джима, — начинает она, и Билли задумывается, это ли ее материнский дар, читать его так просто, — я хочу, чтобы ты знал, что я всегда рядом для тебя.

Билли так сильно хочет в это верить. Он таращится на губку в своей руке и сползающее по ней мыло. Его мама не осталась. С чего вдруг женщина, которая дала ему ночлег, будет другой? Было глупо с его стороны впускать ее. Он жил несбыточной мечтой.

— Спасибо, — умудряется сказать он каким-то образом.

Джойс ласково забирает губку из его рук и сушит их полотенцем. Она откладывает его и дарит ему легкую грустную улыбку.

— Можно я обниму тебя? — Спрашивает она, голос тихий и мягкий.

Она всегда ждет, пока он ответит. Она всегда спрашивает. Она не одна из женщин из бассейна. Он может сказать нет, и она не будет его трогать. Она всегда ждет, пока он скажет ей, что он хочет.

Блядь, Билли не хочет терять ее. Он знает, это неизбежно, но все же.

Не доверяя своему голосу, он кивает ей. Ее объятия всегда теплые и нежные. Ее худые руки обвиваются вокруг него, даря ему намного больше защиты, чем должны. Билли обнимает ее в ответ и вдыхает запах ее ужасного шампуня, на покупке которого она настаивает, потому что она использовала его последние десять лет.

Он с обычным гибискусом, и Билли ни за что бы это не променял.

Билли думает, не прощание ли это уже, или шаг вперед к нему. Когда он уходит спать этой ночью, он оставляет дверь открытой нараспашку. Она всегда просыпается первой и идет курить с кофе. Он хочет проснуться от беззвучных шажков ее ног и присоединиться. Это так глупо.

Он больше не ребенок. Ему не нужны эти ранние утра с ней, наблюдать за рассветом. Он желает, чтобы мысль о том, что он ее потеряет, не оставляла его таким онемевшим. 

На следующий день, он у Стива. Его парень открывает ему дверь и тут же щурит глаза. Будто он может увидеть, что Билли прошел весь путь сюда пешком, чтобы очистить голову, а не припарковал машину за пару улиц, как обычно.

— Что происходит? — Стив звучит взволнованно. Билли сухо сглатывает. Он не хочет, чтобы Стив за него волновался. Он волновался из-за его дерьма уже вполне достаточно. Должно же ему когда-то надоесть.

Билли жестикулирует в сторону улицы за собой.

— Можно я сначала зайду?

— Извини, конечно. — Стив поднимает плечи и впускает его. Билли проходит в гостиную, но внезапно она слишком заставлена, слишком большая, слишком напоминает клетку. Это даже не его дом, но он ощущает тяжесть ожиданий на их плечах тяжелее, чем обычно.

— Мне надо покурить, — говорит он. Он открывает дверь на задний двор и садится у бассейна. Вытягивает свою последнюю сигарету и зажигает ее. Он выдувает дым в холодный зимний день, думая, станет ли он в конечном счете частью облака.

— Что происходит, Билли? — Стив рядом с ним, как и всегда. Будто ему суждено там быть, и Билли не всего лишь маленькая глава его жизни.

Билли высказывается, здесь, на внутреннем дворике Харрингтона, пока пепел с его сигареты падает на бесценную плитку и, скорее всего, пятнает ее так же, как он пятнает Стива.

— Хоппер переезжает к нам. — Билли прячет свою трясущуюся руку в куртку. — Я… думаю, мне надо уйти.

Стив украдкой протискивает руку в куртку Билли и обвивает свои пальцы вокруг его. По какой-то причине, он всегда видит, когда Билли хочет что-то скрыть.

— Но ты знаешь Хоппера, — напоминает ему Стив.

Билли знает лицо, которое натягивает Хоппер, когда говорит с Билли. Когда он старается произвести хорошее впечатление на Джойс. Билли видел это раньше, когда его отец встретил Сюзан. Они ужинали все вместе, играли одну большую семью, а Билли притворялся, что его спина не болит с прошлого раза, как он получил ремнем. Картинка разрушилась спустя несколько недель с их переезда к Мэйфилдам. Нил ударил его по лицу перед Сюзан одним вечером, и хоть она и смотрела на них с огромными испуганными глазами, она не сделала ничего. Годами.

Это лишь вопрос времени, когда маска Хоппера тоже упадет. И Билли не хочет, чтобы Джойс смотрела.

Билли, это то, что ты получаешь за такое поведение, говорит Нил где-то в его голове. Может быть, пришло их время понять, какая ты обуза. Хоппер увидит тебя насквозь. Билли отталкивает его. Он ушел, ему не нужно его больше слушать.

— Ага, когда он приходит на ужин, — говорит Билли. — Не когда он злой, или пьяный, или еще что.

Потому что, когда другие люди рядом, такие мужчины, как Нил и Хоппер, знают, как себя вести. Они добропорядочные граждане. Они не угроза. Они просто не терпят Билли.

— Билли, он не как твой отец.

Да, это не значит, что он лучше, думает Билли. Не значит, что от его рук не будет больно. Люди вроде Хоппера всегда думают, что у них есть моральное превосходство. Они внедряют свои правила и принуждают к ним криками и ударами. Билли не рвется учить новые правила. Он все еще пока что пытается забыть старые.

— Ты этого не знаешь, — отвечает он просто. Потому что это тоже правда. Стив не жил с Хоппером под одной крышей. Конечно, они знают друг друга, но им не приходилось делить ванную, есть вместе ужин или попадаться друг другу под руку, когда Хоппер пьет пиво.

— Он ни разу не ранил Оди. — Стив сжимает его руку, стараясь показать ему свою уверенность в мужчине, переезжающем к Билли. Но Билли уже знает эту историю. Злой мужчина проявляет доброту к маленькой девочке, неважно, насколько трудной она иногда бывает. Потому что так даже лучше, правда? Билли будет прямо тут, мишень для его злости.

— Отец ни разу не ранил Макс. — И Билли снова часть семьи, к которой не принадлежит. Что заставляет его желудок упасть в пятки, потому что несколько месяцев он думал, что принадлежит. Он знал, это было глупо. Он знал, это лишь вопрос времени. Он по глупости просто желает, как ребенок, чтобы чудо продлилось немного дольше.

— Дай ему шанс. — Голос Стива мягкий и теплый, как его прикосновение.

Он знает, это нечестно. Ему тоже дали шанс. Но каждый раз, как Хоппер смеется чересчур громко или хлопает дверью, Билли вспоминает о своем отце. Они просто настолько похожи, и Билли…

— Я не хочу остаться наедине с ним, — голос Билли ломается. — Я не могу.

Он чертовски напуган, понимает он. Он боиться быть с ним в одной комнате, сидеть за одним столом, делить одну гребаную ванную… Поэтому, они не могут жить вместе. Билли не сможет избегать Хоппера вечно. Он проебется. Он всегда это делает.

— Ладно. Мы придумаем что-нибудь. Но я говорю тебе, он хороший мужик, — отвечает Стив.

Частичка Билли правда хочет в это верить. Стив притягивает его в объятия, и Билли прижимается головой к его шее. Он хватается за него, будто руки Стива единственное, что держит его целым.

— Я дам ему шанс, — говорит он Стиву, лицом все еще зарывшись в основание шеи. Он не знает, врет ли он.

Он не знает, может ли дать Хопперу шанс. Но он не хочет покидать Джойс.

Это просто происходит. Хоппер и Оди переезжают две недели после того, как Джойс впервые им об этом сказала. Это чертовски быстро. Билли чувствует, словно сидит в поезде, который несется к обрыву, и ничего, что он делает, не меняет его путь. Он неизбежен, он быстр, он сейчас убьет его, и все, что он может сделать — это сидеть и смотреть.

Они нанимают грузовик, и Билли, даже если все внутри него говорит ему убежать, убираться подальше от того злого мужчины, соглашается помочь им с коробками. Он хватает сначала одну из коробок Оди, потому что она будет спать в подвале, который они отремонтировали несколько месяцев назад.

Билли предложил занять подвал, потому что он темный, и хоть мысль о том, чтобы спуститься туда и быть запертым заставляет желчь подниматься к горлу, он тот, кому здесь не место. Потому его место в подвале. Оди сказала нет. Она хотела там спать.

Оди улыбается ему, когда он заносит вниз коробку за коробкой. Это не трудно. Он заканчивает после пятой прогулки от грузовика до подвала.

— Спасибо, Билли. Это все мои коробки.

Он не хочет подниматься снова. Ему, наверное, придется помочь донести вещи Хоппера.

— Тебе нужна помощь с распаковкой? — Спрашивает он, отчаянно ища оправдание остаться внизу хоть немного.

Избежать мужчину, с которым он теперь будет жить.

Оди открывает одну коробку, будто ей нужно проверить.

— Я не хочу этого делать, но мне придется. — Она оглядывается на него, и внезапно она одновременно выглядит намного старше и младше, чем на самом деле. — Это будет не так плохо, как я думаю.

Билли задумывается, говорят ли они все еще про коробки и украшение ее комнаты. Наверху в подвале окошко, сквозь которое светит солнце. Тут достаточно неплохо для подвала, да и комната огромная. У Оди будет много места, чтобы… двигаться, или танцевать, или что там делают девочки-подростки. Она не выглядит расстроенной из-за переезда.

Билли видел, как ускользнул ключ от ее двери в ее карман. Будто она боиться быть запертой. Хоппер запирал ее? Или люди, с которыми она жила раньше? Что бы это ни было, у Билли неважное предчувствие.

— Хорошо, — говорит он. — Если тебе нужна помощь с чем-то тяжелым… дай мне знать.

— Это не пригодится. — Ее большие карие глаза блестят озорством. Одна из коробок показалась Билли достаточно тяжелой. Но если она настаивает…

— Тогда увидимся, Геркулес. — Он салютует ей по глупой прихоти и возвращается наверх под звуки ее смеха.

Хоппер стоит прямо в дверном проеме. Его широкие плечи, кажется, закрывают дневной свет за собой. Внезапно, коридор больше не кажется коридором. Это ловушка, клетка. Это слишком напоминает ему о переулке Черри, и в то же время нет.

— Эй, Билли, можешь взять последнюю коробку из грузовика? Это для нашей комнаты. — Хоппер указывает себе через плечо. Его голос скучающий, будто он не думает, что от Билли было достаточно помощи.

— Я помогал Оди с коробками, — говорит Билли, и он даже не знает зачем. Он хочет значок за помощь? Ему надо доказать свою полезность так отчаянно?

— Хорошо. — Хоппер поднимает лампу, что он держит. — Теперь шевели задницой, эта штука тяжелее, чем кажется.

Он говорит это без злобы, просто своим обычным угрюмым тоном. Ему и не нужно, он привык, что все следуют его командам. Билли знает, когда мужчина вроде Хоппера говорит тебе шевелить задницей, тебе лучше поторопиться удрать.

— Да, сэр.

Он торопится к грузовику и забирает последнюю коробку. Когда он поднимает ее, ледяной ясностью его окутывает осознание, что так все и будет происходить. Хоппер будет говорить, Билли будет повиноваться. Дрожь проходит вниз по его позвоночнику и кислый привкус расползается на языке, скатываясь в горло.

Он не хочет снова так жить. Он не хочет возвращаться внутрь. Он не хочет просыпаться каждое утро и ждать, когда его ударят. Он крепче хватается за коробку и резко втягивает воздух.

Это глупо. Он может принести эту глупую коробку в спальню Джойс. Он может хотя бы попытаться жить здесь. Он может хотя бы попытаться вести себя подобающе.

Первый шаг, кажется, занимает вечность. После этого становится легче. Ощущается неестественно. Будто Билли научился ходить, когда был ребенком, а теперь он просто пытается вспоминать и копировать.

Это работает, но чувствуется странно. Словно он к этому не привык.

Он проходит внутрь дома. В сторону спальни Джойс, которая теперь еще и спальня Хоппера.

Она будто пригласила дьявола жить вместе с ними, и разум Билли, должно быть, настолько извращенный, если он так думает. Потому что Джойс теплая, добрая и любящая, и Хоппер делает ее счастливой.

Если он может сделать такого человека, как Джойс, счастливым, он не может быть как Нил. Так ведь?

Все инстинкты Билли, его душа, его нутро кричат ему убираться оттуда. Другая часть его, может, это часть, что все еще осталась маленьким ребенком, умоляет его остаться. Не покидать место, которое стало таким близким к дому.

Где-то внутри, может из подвала, он слышит, как Хоппер кричит “блядь”, и настолько громко и зло, что Билли не готов к этому. Чтобы это было так чертовски страшно. Он крепче обхватывает коробку, двигаясь чуть быстрее.

Он такой ребенок. Это унизительно, и он рад, что никто не может читать его мысли. Он боится, потому что Хоппер ругается, пока, скорее всего, помогает Оди с ее вещами. Он боится, потому что Хоппер звучит злобно, а если мужчина вроде Хоппера злится, значит он выпустит свою злость на Билли.

Разрываясь между торнадо страха и позора, бурлящего внутри него, он совсем не замечает.

Он спотыкается о торшер, который, должно быть, упал. Он умудряется уронить коробку и пытается предотвратить падение руками, но это все равно выбивает из него весь воздух.

Паника рычит в его венах, он садится с ноющими суставами и разворачивается, в его глазах танцуют черные пятна, потому что, а что, если лампа сломалась? Он хватается за нее и аккуратно ставит, она не сломана…

…не кажется сломанной, но что если она теперь просто не работает? Билли обязан проверить, потому что если лампа не работает, тогда Хоппер разозлится, а Билли снова проебался, и если Хоппер злой, он может ударить его. Может, так даже лучше, просто начать с этого и не притворяться. Так будет проще.

Он пытается воткнуть провод в розетку, но его руки трясутся, и он промахивается один, два, три раза, и он не может проверить, если даже не может ее подключить.

Господи, Билли, ты такой бесполезный, говорит Нил в его голове, и Билли должен согласиться, потому что он даже не может проверить, работает ли лампа. Он даже не может ее подключить.

Он слышит шаги Джойс прежде, чем слышит ее голос, они всегда легкие, и ей нравится пропускать скрипящую половицу перед своей комнатой, и вот она тут.

— Хей, Билли, ох, милый, иди сюда. — Ее голос успокаивает, а ее худые руки аккуратно забирают провод из его собственных и берут их в свои. Ее хватка сильная, но не чересчур, просто правильная. Она говорит ему какой-то бред о том, как сильно ненавидит провода и кабели, и как ей понадобилось две недели, чтобы понять, как подключить телевизор, когда Джонатан и Уилл были младше.

Билли моргает и глазеет на нее широкими глазами, сердце все еще мечется в груди.

— Я упал, я думал, что сломал лампу, — пытается он объяснить, и это звучит так, сука, жалко.

Джойс поднимает провод, втыкает его в розетку и включает лампу.

— Она в порядке, — говорит она. — Даже если бы она не работала, все было бы нормально. Это просто лампа.

Билли слышит еще одну пару шагов, двигающуюся ближе. Легче, почти беззвучные. Скорее всего, Оди, думает он.

— Я услышала шум, — говорит она. У нее в руке наполовину съеденная вафля. — Ты поранился?

— Я в порядке, — отвечает Билли, потому что его руки лишь немного болят, а паника отступает, становясь плохим воспоминанием. Потому что Джойс здесь и она просто сидит рядом с ним. Потому что он чувствует запах ее стирального порошка, которым его вещи теперь тоже пахнут, будто они частички одного целого.

Джойс сжимает его руку, и к Билли приходит осознание, что это то, как она держала руку Уилла за обеденным столом, и он сжимает ее в ответ, аккуратно стараясь не давить слишком сильно, но показать, насколько он ценит ее.

Оди улыбается им, кусает свою вафлю и уходит. Билли слушает ее шаги, и они тоже в какой-то степени успокаивают. Джойс остается рядом с ним на полу.

— Спасибо тебе за помощь, — говорит она, слова обволакивают Билли как одеяло.

— Это ничего, — бормочет Билли.

Они сидят так какой-то время, и никто из них ничего не говорит, за что Билли невероятно благодарен. Билли все еще держит ее руку. Может даже немного дольше, чем нужно.

Билли не ожидает, что станет лучше, и это хорошо. Потому что не становится. Он сидит за обеденным столом вместе с Хоппером каждый вечер и не может есть. Он может быть до черта голодным до этого, но стоит ему сесть за стол и Хопперу приземлиться рядом или напротив него, он теряет аппетит, чувствует себя наполненным и раздутым страхом и кучей сценариев, несущихся сквозь его голову и доводящих до тошноты.

Это уморительно и по-детски, но Билли чувствует, будто умирает от голода на пиру, потому что он не может справиться даже с половиной своей порции каждый раз, как Шеф садится за стол. Иногда он придумывает глупое оправдание, даже когда он дома. Иногда он пытается затолкать в себя ужин, даже если у него нет никакого вкуса, только сожаления и разочарование. Он знает, Джойс замечает, потому что он особо не разговаривает. Но он не может ничего поделать.

Легче, когда ему приходится брать дополнительную смену на работе, или когда Билли встречается со Стивом, как сегодня. Они в забегаловке с бургерами. Это свидание, но конечно, для всех людей со стороны, они просто два парня тусуются вместе. Иногда они представляют, каково это было бы не прятаться, не бояться сесть рядом, иметь возможность наклониться и просто поцеловаться без страха.

Билли объедается самым сытным чизбургером на свете, жир стекает по его рукам, а щеки набиты. Боже, он такой голодный.

— Как дела с Хоппером? — Спрашивает Стив, жуя свой собственный бургер. Он пытается говорить буднично, но проваливается, потому что на его лбу линия, которая всегда образовывается, когда он волнуется. О Билли, если быть точнее. — Все… так плохо, как ты думал?

Хуже, думает Билли.

Хотя бы, со своим отцом, он иногда умудрялся отвечать, огрызаться, скалиться на него. Пожиная последствия, конечно, но он не мог ничего поделать. С Хоппером же? Который даже ничего еще не сделал и кто, по словам Стива, по крайней мере, даже не тронет его? Он даже не может поговорить о тупой погоде или как хороша отбивная Джойс.

Это позорно и по-ребячески, и Билли так стыдится собой. Того, насколько он слабый урод. Что иногда он желает, чтобы Хоппер просто закончил это все и дал ему по лицу, по-настоящему взялся за дело и продолжил уроки Нила там, где их оставили. Может, Билли нужны эти уроки, если он не может взять себя в руки.

Он сломан. Он не знает, это его отец, который расколол его на миллион маленьких кусочков со своими ожиданиями и ценностями, или это просто Билли. Может, Билли нужно бить, наказывать или прогонять. Может, этому суждено случиться, потому что он просто яд для всех вокруг себя.

Стив был Королем старшей школы, получал всех девушек, которых хотел. До того, как появился Билли. До того, как они поцеловались, как стали спать в одной постели, до того, как они стали частью одного уравнения. До того, как Билли затянул его в вихрь грязи, который он зовет своей жизнью.

Теперь Стиву приходится заботиться о Билли. Господи, ему приходится проверять, в порядке ли Билли из-за того, что живет с Шефом полиции, мужчиной, который помог Билли выбраться из переулка Черри.

Он не может проглотить чизбургер во рту, тяжесть переполняющего чувства того, что он обуза для Стива, забила ему горло. Он больше не голоден, он откусил больше, чем может проглотить. Жить с Байерсами, вдали от Нила — это все слишком, он давится этим.

— Все нормально — врет он, выдавливая слова из груди. Ложь не двигается с его языка, сидит тяжело и горько, стыд начинает душить его, когда он уже задыхается. Он не хочет врать Стиву. Он просто не хочет, чтобы тот волновался.

Стив жует медленнее, линия между глаз углубляется. Он кладет бургер и вытягивает руку через стол, притворяясь, что берет салфетку Билли. Его пальцы гладят Билли, тепло разливается от места, где их кожа соприкоснулась. Хватка на горле Билли слабеет.

— Ты можешь сказать мне, если нет. — Стив знает, что он врет, и он даже на него не злится. Билли ненавидит мир за то, что он не может еще раз к нему прикоснуться прямо сейчас. За то, что не может обнять его.

— Я боюсь идти домой, — выдает Билли. — Я ненавижу, что он, блядь, там постоянно. Я ненавижу, как постоянно жду, что он меня ударит.

Ожидание пытка. Мысль об ожидании чего-то, что может даже никогда не прийти — еще хуже. Он глазеет на свою тарелку, его чизбургер распался, булка разваливается на кусочки. Промокший салат скользит с лепешки, оставляя за собой дорожку из кетчупа.

Это не твой дом, Билли, говорит ему Нил, громче, чем в прошлый раз, когда он его слышал. Ты пользуешься ситуацией.

Он снова прав, понимает Билли. Что если его отец все это время был прав? Но это не может быть правдой, так ведь? Он старается оттолкнуть Нила, вытолкнуть его впервые за свою жизнь.

— О чем бы ты ни думал, это не правда. — Стив перестает есть, отодвигая тарелку с куриными крылышками ближе к Билли и вместо этого забирая грустный разрушенный гамбургер. — Он не ранит тебя. Он помог тебе уйти от отца.

Прошло уже две недели, и Хоппер пока ничего не сделал. Может, Стив прав. Билли жаждет этого.

Билли ждет, когда Нил ответит, скажет ему, что он не прав, но этого не происходит. Его больше нет. Хотя бы на мгновение его прогнала кривая улыбка и добрые глаза Стива.

Его аппетит возвращается, желудок урчит, напоминая ему, что он совсем ничего не ел, кроме тревоги и страха. Он хватает курицу, предложенную Стивом, и вцепляется зубами.

Стив разворачивается к официантке, чтобы заказать молочный коктейль, просит ее сделать его больше обычного, подмигивая. Она краснеет, потому что кто бы не стал. Это Стив Харрингтон, просит особый заказ. Она возвращается к столику слишком быстро, и Стив ставит коктейль перед ним.

— Знаешь, — начинает Стив, стоит официантке уйти, — ты заслуживаешь хороших вещей.

Билли не знает, что сказать, потому что он хочет возразить, но Стив выглядит так убежденно, так уверенно. Он делает глоток молочного коктейля, пытаясь проглотить свои сомнения. Клубника, любимая, блядь, вещь Билли во всем мире, сразу после самого Стива. Сладкая на языке, она делает всю комнату немного более яркой и теплой.

— Как скажешь, — бормочет он, ощущая себя немного легче. Билли едва справляется, но Стив рядом, покупает ему гребаные молочные коктейли. Он слишком хорош для Билли, он его не заслуживает. Но ему иногда удается заткнуть его отца.

Может, он сможет это сделать и однажды не будет видеть своего отца, глядя на Хоппера.

*Хи-Мэн — мультсериал 1983 года, созданный по линии игрушек для рекламы этих самых игрушек.