Отец смотрит на него сверху вниз, привычно саркастично усмехаясь и сцепив руки за спиною. Леголас знает — для него происходящее немногим более забавной игры, случайно скрасившей это столетие, ничем от предыдущего не отличающегося.
Что ж, когда впереди немногим меньше, чем вечность, а позади — тысячелетия, прожитые лишь с краткими вспышками редких событий, бабочками-однодневками пролетающие всего за несколько быстрых мгновений.
— Не похоже на тебя, — равнодушно отвечает король на давно уж произнесенную просьбу, согласие на которую Леголас отчаялся было получить.
— Так будет правильно, — пожимает он плечами, даже не пытаясь изобразить хоть каплю заинтересованности в том вопросе. Он обязан поступить именно так, ради общего блага, собственные мысли и желания сейчас роли не играют. Сначала — королевство и народ, после — король, и лишь в самом конце — он сам. Так уж сложилось.
— Глупо. — Фыркает король не терпящим возражений голосом, окидывая сына пристальным взглядом с ног до головы, будто впервые увидев.
— Пусть так, — Леголас и не думает спорить, желания, да и времени ввязываться в очередную длительную словесную баталию нет совершенно, а отец, чудится, только и ждет удобного случая для того.
— Пусть так, — повторяет король, набок склоняя голову, словно действительно собеседником заинтригованный. Но спустя мгновение он будто бы разом теряет всякий интерес, бросив лишь скучающее: — Иди.
Моргот их разберет, этих королей, — думает Леголас, прежде чем плотно закрыть за собою дверь.
...А в следующую секунду, он с тихим хрипом на губах просыпается, лихорадочно вглядываясь во тьму покоев.
***
Леголас не боится темноты, — Валар, он, в конце концов, давно уже не малое дитя. И есть ли смысл боятся тьмы, иль тех, кто скрывается в ней самой, когда до боли хорошо знаешь, что есть в мире вещи в сто крат ужаснее. Порой он предпочел бы до дрожи опасаться невиданных чудовищ из пыли сотканных, но едва ли то может быть возможно после встречи с монстрами наяву.
Он считает даже, что чудовищ как таковых на этом свете не существует и вовсе. Есть Зло; зло понятное, привычное и с детства знакомое. И есть то, что по-настоящему страшно.
Ложь, к примеру. Та самая, безобидная вначале ложь, что незаметно окутывает все больше, крепко сжимая в липкой паутине до хруста ребер и белых кругов пред глазами. О, ложь страшна.
Страшна своим могуществом, огромным до тошноты. Ложью миры создаются; чувства, мысли и даже жизни, все. Шелковыми, аляписто яркими и нарочито дорогими нитями лжи вышито и его полотно судьбы. Расшита сияющими каменьями и их с отцом игра в иллюзию хорошего.
Они лгут, притворяются, лицемерят быть может. Много, очень много лгут. Непозволительно. Неправильно.
Но Леголасу та ложь нужна больше воздуха — ему необходимы приторно сладкие слова о том, что все будет хорошо, что отец его понимает и лишь поддержит, какую бы глупость не совершил. Королю Трандуилу же нужно слышать, что он сносный отец и отлично знает своего сына.
Король Леголасу порой кажется самым ужаснейшим из монстров. Слишком ярко улыбается, слишком добро глядит, слишком ладно говорит; в Его Величестве чересчур много этого «слишком», чтобы принять сей образ за чистую монету.
Его Величество желает быть лучшим королем, хорошим отцом и опасным воином. Леголасу не трудно солгать, что он справляется чуть больше, чем с двумя пунктами. Правда нетрудно.
Подобное притворство, эдакая игра на публику, чьей свидетелем станет лишь один во всем свете эльф, давно уж вошли в привычку. Король желает и его видеть идеальным принцем, хорошим сыном и воином, под стать себе самому, а Леголасу не составляет труда и в том соврать ему, легко даря то, что венценосный родитель хочет узреть.
Отцу никогда не узнать о том, насколько его сын неидеально неправильный, а ему же не узнать и о монстрах, из теней сошитых, что нашли свой приют в душе короля. Леголасу несложно считать отца абстрактным злом, лишь потому, что когда-то незримо давно ему ненароком удалось заглянуть за блестящую маску идеала. Король Трандуил же всегда будет считать сына лучшей версией себя, которую он сам успешно создал, потому как увидеть истины Леголас ему не позволил.
Лучше уж выглядеть в глазах отца до приторного светлым, совершенным наследником, каким тот и хочет Леголаса видеть, чем показать то, насколько они на самом деле похожи. Чем показать то, насколько же он от совершенства далек.
Ложь продолжится, эта их игра в иллюзорно идеальный мир и вовсе будет длиться целую вечность, — Леголас уверен, просто знает.
Они солгут, будто и в самом деле знают друг друга так, как должны бы идеальные отец и сын. После Леголас соврет о собственном непогрешимо прекрасном образе, а король Трандуил сделает вид, будто ему то по-настоящему интересно. А затем еще раз и еще.
И жизнь продолжится, монстры будут надежно запертые в тенях, душу окутавших, а ложь поглотит их без остатка, как, впрочем, и всегда. Мир будет иллюзорно в порядке.