Solacements

Воздух в пещере оказался едва ли теплее, чем снаружи, но, тем не менее, здесь можно было укрыться от ветра. И Цунаде готова была расцеловать Джирайю за одну только эту находку в виде крыши над головой. Он нашел то, чего не удалось ей с Орочимару. Может быть, в Конохагакуре и была весна, когда мягкое тепло покрывало землю зелёным одеялом, но здесь, так близко к границе Амегакуре, мрак чёрных туч и непрекращающийся ливень перекрывали любой намек на тепло. Надвигающиеся сумерки обещали принести с собой промозглый холод, поэтому очередной вечер под открытым небом не сулил никому из них ничего хорошего. Особенно сейчас.

Это была гонка со временем: пока солнце продолжало свой стремительный путь к горизонту, без дневного света, что временно заглушал острый холод, они были обречены на еще одну студеную ночь в борьбе с непогодой и надеждой на то, что их скудный костер хотя бы уцелеет. Как уцелеет и настроение, в то время как они продолжали путь по непрекращающейся сырости, утопая в дожде и отчаянном желании согреться.

Первая неделя на поле боя принесла множество суровых открытий, как каждому в отдельности, так и всем вместе. Трио стало свидетелями того, как друзей детства убивали десятками каждый день, и понимание того, что они убивают, не меньше ввергало в шок. Теперь зверства мировой войны были не просто статистикой в сводках истории, которые собирал Орочимару, или слухами за пределами их деревни: это была реальность и цель, ради которой их готовили с ранних лет. И по мере того, как проходили недели, каждый из троих был вынужден делать выбор, от которого так или иначе зависела жизнь других шиноби деревни.

Впечатляющие способности и высоко ценящаяся репутация команды некогда позволили Цунаде, Джирайе и Орочимару считать, что они хорошо подготовлены к военной службе. В свои восемнадцать лет троица чувствовала себя непобедимой, сражаясь бок о бок, спиной к спине. Во всем лучше вместе, чем порознь.

Пока, конечно, опыт не подорвали нарастающие в глубине души эмоции и моральные убеждения.

Они пережили несколько тяжелых командных миссий на передовой, затем пару одиночных заданий, и в промежутках между ними ребятам также приходилось неоднократно вступать во внезапные сражения.

Как бы то ни было, Конохакагуре выгодно беречь своих сильнейших джоунинов. Именно по этой причине троица была отправлена домой для восстановления сил и получения новых приказов.

Само путешествие уже оказалось долгим и трудным: несколько недель никто из них не спал более двух-трех часов подряд. И даже в эти промежутки они без конца просыпались, сохраняя бдительность. Цунаде подозревала, что они близки к нервному срыву, если срочно не остановятся на привал.

Разумеется, это предложение было встречено немедленным ворчанием ее спутников. Потребовалось несколько угроз физической расправы и поспешно выигранный спор, прежде чем Цунаде удалось убедить своих товарищей остановиться на ночь. Однако сначала они должны были найти безопасное для этого место. Разделившись, Орочимару и Цунаде прочесали окрестности, но так ничего не нашли.

Полагая, что их усилия оказались напрасными, оба вернулись к месту встречи как раз в тот момент, когда в воздухе раздался низкий птичий крик: знакомый и желанный сигнал Джирайи принес с собой желанное чувство облегчения — наконец-то пришло спасение.

Пещера, которую обнаружил Джирайя, была скрыта в скалах за густой, поросшей мхом растительностью и состояла из нескольких соединенных между собой гротов. Пещера находилась на расстоянии в десяток миль от ближайшего поста Амекагуре, и, судя по всему, это было самое подходящее место для того, чтобы разбить здесь лагерь.

Цунаде вскоре почувствовала дрожь, когда они расположились в крайней пещере, из которой было легче всего выбраться, если понадобится быстро бежать. Однако за удобство пришлось заплатить: прохладные сквозняки, проникающие в пещеру, заставляли принцессу невольно обращать внимание на свою промокшую одежду и липкую кожу. В конце концов, дождь и бесчисленные походы по мелководью оставили свой след, а шансы высохнуть казались крайне ничтожными.

Химе потянула за завязки своих косичек, выжимая лишнюю влагу из золотистых волос, и неприятно поморщилась, увидев, как вода капает со спутанных локонов. Все снаряжение их команды было насквозь промокшим. И, если не считать проверки с чисткой оружия, все остальное, скорее всего, таким и останется до самого утра. С рассветом троица снова отправится в путь, рассчитывая поскорее добраться до Страны Огня.

Даже если шансы на получение теплой и сухой одежды были крайне малы, потребность хотя бы в жалком подобии комфорта оказалась двигателем прогресса. Цунаде решила хотя бы попробовать. Оценив обстановку, она полезла в сумку с оружием и достала два куная и моток проволоки, тщательно закрепив ее на конце каждого лезвия. Установив один из кунаев в выступающем углу стены пещеры, она воткнула второй в скалу в нескольких футах от поодаль, и в итоге получилось что-то вроде сушилки. Удовлетворенная своей работой, Цунаде сняла дорожный плащ и доспехи с бронежилетом, после чего развесила их на веревке. С каждой секундой эта идея казалась все более многообещающей.

— Эй, ребята, вы не хотите сделать тоже самое? — спросила она, освобождая место для одежды своих товарищей.

Орочимару кивнул и последовал ее примеру, повесив верхние слои своей формы, прежде чем отправиться на осмотр окрестных пещер, чтобы убедиться в безопасности.

Уложив вещи, Джирайя повернулся к Цунаде и едва заметно поморщился. Медленными осторожными движениями он стянул с себя плащ и развесил его по импровизированной веревке. Наблюдая за Отшельником, Цунаде заподозрила почти полное отсутствие присущего ему оптимизма. Хотя во время их путешествия Джирайя тоже казался немного не в себе, она полагала, что это связано с отвратительной погодой. Теперь же, имея новые основания, Цуне могла действительно заподозрить неладное.

— Я знаю, ты думаешь, что обманул меня, но может, сейчас самое время признаться? — спросила Цунаде, отдаваясь в голосе ядовитой сладостью. — Как сильно ты ранен?

— О, я в порядке, принцесса. Не волнуйся, — Джирайя ухмыльнулся и показал ей большой палец, после чего начал копошиться в своих вещах.

Резкость его движений вызвала еще одну едва заметную гримасу, не более чем напряженное сведение бровей к переносице. Но Цунаде заметила.

— Нет. Ты весь день двигался как-то странно, и твоя походка была неровной с тех пор, как ты вчера вернулся с одиночной миссии. Дай-ка я посмотрю, — она дернула Джирайю за длинный хвост и принялась возиться с застежками бронежилета, когда он поднял руки вверх.

— Если бы я знал, что ты так желаешь меня раздеть, я бы предложил это раньше, принцесса, — он усмехнулся, скользя взглядом по ее фигуре.

— Тебе повезло, что ты ранен! И прекрати мешать! Дай мне уже посмотреть!

Джирайя хмыкнул и вздохнул в знак протеста, но он знал: Цунаде не успокоится, пока он не выполнит просьбу. Потерпев поражение, Отшельник просто снял нагрудную пластину и бронежилет, приподняв рубашку, чтобы она могла приступить к поверхностному осмотру. Тем временем Цунаде даже не пыталась скрыть своего осуждения, когда увидела огромные фиолетово-синие кровоподтеки, испещряющие всю левую сторону его торса. Она цокнула языком, аккуратно дотрагиваясь до кожи, чтобы оценить повреждения, но даже слабого давления оказалось достаточно, чтобы Джирайя резко задышал сквозь зубы.

— Идиот! У тебя сломано два ребра! Ложись и перестань вести себя как ребенок, — шикнула она.

— Я думал, что еще несколько минут назад был совсем не ребенком для тебя, принцесса, — ответил он с ухмылкой.

— Скрывая свои травмы, ты не становишься сильным, ты становишься лишь плаксой, которая не может справиться самостоятельно, — ее руки начали светиться зеленой чакрой, и Джирайя заерзал под покалывающим, почти электрическим ощущением ее прикосновения. — Видишь? Ты всегда так делаешь.

Это было действительно так. Джирайя всегда считал, что ощущения от ее исцеления проходили для него особенно нервно. Старых добрых бинтов и времени было достаточно в большинстве случаев, и поэтому он часто старался обойтись без участия Цунаде. Вторжение чакры принцессы в его тело казалось… интимным, а поскольку это была Цунаде — давний объект его безответной любви, это прискорбное обстоятельство только усугубляло ситуацию. Однако облегчение боли все же превзошло паршивое ощущение от самого процесса. Поэтому он не стал сопротивляться и просто позволил Цунаде исцелить раны.

Орочимару молча бродил по периметру пещеры. Он расставил ловушки по краям поляны, где мерцал барьер, уже снабжённый сигналом тревоги, что немедленно сработал бы, если бы это место было нарушено врагом. Посчитав, что все меры предосторожности выполнены, он вернулся и развел небольшой костер в самом сухом месте пещеры, установив гендзюцу низкого уровня, чтобы скрыть дым и любой свет от посторонних наблюдателей.

Постоянная сырость Амекагуре и прохладный ветер этого времени года совсем не подходили его конституции, и, закончив работу, Змей был благодарен за короткий шанс отдохнуть. Конечно, он никогда не признался бы в этом своим товарищам по команде.

Пока Джирайя и Цунаде, как обычно, препирались, Орочимару подогревал на костре наспех собранную дождевую воду, добавляя в нее продукты из пайков и наборов провизии, чтобы приготовить горячее питье. Он слишком устал, чтобы принимать чью-то сторону в их споре, и решил, что лучше остаться в стороне и дать перебранке идти своим чередом.

Все еще мокрые и измученные, они сидели у костра, передавая друг другу металлическую походную кружку, и отпивали из нее горячий травяной отвар, приготовленный Орочимару. Через некоторое время Цунаде подтянула колени к подбородку и, глядя на пляшущие языки пламени, отбрасывающие тени на скалистые стены, опустила глаза. Джирайя чистил свой кунай пропитанной влагой тряпкой с пустым желанием забыться, но попытка быстро провалилась. Орочимару, казалось, медитировал, но его товарищи по команде знали: подобная неподвижность означает лишь то, что он находится в состоянии повышенной готовности, полагаясь на свои обостренные чувства, чтобы обеспечить их безопасность.

В самой пещере было тихо, если не считать отдаленного журчания воды в соседних гротах и потрескивания костра, догорающего до тлеющих углей. Без адреналина, бурлящего в венах, каждый из троих наконец-то ощутил усталость, навалившуюся на них за последние несколько недель, а также гнусные мысли, которые незаметно закрались в их головы.

Чувство тяжести повисло в воздухе между ними и Цунаде первая прервала бушующую тишину, произнеся тихие слова, которые эхом отозвались в прохладном воздухе тусклой пещеры.

— Вчера я убила ребенка, — прошептала она, глядя на отблески угасающего костра. — Он был из Ивакагуре, и ему было не больше двенадцати, как Наваки. Он подошел ко мне сзади со взрывчаткой. Думаю, он пытался нацелиться на медицинский штаб. Я просто среагировала рефлекторно. После всего, что мы видели на фронте, это кажется таким пустяком, но я слышала, как он плакал из-за смерти своей матери… и я просто не могу выбросить эти звуки из головы.

— Ты сделала то, что должна была сделать, Цунаде, — вздохнул Джирайя. — Он убил бы тебя без раздумий, и если бы ему удалось добраться до нас, он бы уничтожил наших медиков и в результате раненых. Ты выполняла свой долг. Ты защитила всех, кого могла.

— Тогда почему мне кажется, что я запятнана его кровью? А иногда я думаю о всех остальных, погибших от моих рук. Я знаю, что мы — шиноби, а они — враги, и смерть — неотъемлемая часть нашей жизни. Я выполнила свой долг, так почему же мне так паршиво? — прошептала она, а глаза наполнились слезами, которые не успели пролиться по щекам.

— Ты чувствуешь себя так, потому что ты медик, и ты не бессердечна, принцесса. Война безобразна и страшна, а ты не являешься ни тем, ни другим, — раздался рядом с ней тихий голос Орочимару.

Он никогда не потакал чьим-либо эмоциям, но Цунаде была исключением, и все они были потрясены тем, что каждый из них пережил, сражаясь на передовой. Змей давно потерял счет смертям, приписываемым его собственной руке. И хотя он отчаянно пытался удержаться от мысли, что он всего лишь хорошо отточенный клинок, используемый по назначению, все равно оставалось ноющее чувство вины, которое иногда закрадывалось в его сознание глубокой ночью. Он подумал, что если уж такой человек, как он, иногда страдает, то чувство вины Цунаде должно быть совсем невыносимым.

Цунаде вздрогнула, и слезы, наконец, просочились наружу, стекая по щекам блестящими струйками. Не думая, Орочимару протянул руку, чтобы смахнуть их своими тонкими пальцами, и обхватил ее правое плечо ласковым жестом, удивившим всех троих. Когда Цунаде поняла, что он пытается утешить ее, ей стало еще тяжелее сдерживать поток эмоций, ожидавших выхода из ее груди. Она начала плакать всерьез. Словно пытаясь укрыться, она прильнула к неловким объятиям Орочимару, спрятала лицо в шелковистых локонах его длинных черных волос. Когда она приглушенно зарыдала у него на шее, он напрягся, но не отстранился.

Встревоженный ее слезами, Джирайя придвинулся ближе к своим товарищам, обнимая Цунаде с другой стороны. Он провел ладонью по ее спине, пытаясь успокоить ее, и, к его удивлению, она не протестовала. Это было даже хуже, чем он думал — Цунаде, как правило, отправила бы его в полет или, по крайней мере, обвинила бы его в попытке облапать ее. Вместо этого она просто приняла то скудное тепло, которое они ей предложили, позволяя напомнить о безопасности. О доме…

Джирайя сосредоточенно всматривался в выражение лица Орочимару. Легкий румянец окрасил бледные щеки Змея, а его золотистые радужки были опущены вниз, в напряжении. После всех лет их совместной жизни в команде, Джирайя считал себя профессионалом в чтении своего товарища, но сейчас он мало что мог понять об эмоциональном состоянии Орочимару. Единственным намеком был румянец, хотя губы товарища были слегка приоткрыты, и казалось, что он сосредоточен на чем-то другом, невидимом для глаз Джирайи.

Близость Цунаде заставила Орочимару утонуть в ее запахе. Вдыхая его, он улавливал нотки аромата кожи, дождя и почти неразличимую сладость ванильного масла, которое она использовала для ухода за волосами и кожей несколько дней назад. Под этими нотами чувствовался привкус засохшей крови из ее собственных, еще не заживших ран и мягкий аромат женщины. Это сочетание оказалось неожиданно пьянящим для обостренных чувств Орочимару, и он незаметно прикоснулся губами к ее волосам, вдыхая запах.

Эмоции всегда так или иначе сказывались на состоянии товарищей, когда они находились в подобных уязвимых ситуациях. Страх и печаль закрались в чарующий аромат Цунаде, и странные чувства закрутились в груди Орочимару от неожиданного контраста. Она тихо всхлипнула, плача беззвучными слезами, и ее горячее дыхание обдало его горло. Обычно он не выносил такого тесного контакта почти ни с кем, но от этого легкого выдоха по его телу пробежала приятная волна тепла. Однако, не обращая внимания на собственную реакцию, он начал отстраняться. Цунаде повернулась и посмотрела на него. По ее лицу все еще текли слезы, и у Орочимару перехватило дыхание. Она выглядела такой прекрасной, но в то же время такой печальной. И прежде чем он смог остановить себя, он наклонился еще раз и прижался губами к ее щеке, пробуя соль ее слез на вкус.

Солоноватый привкус немного горчил от ее печали и возмущения, но что-то в этой смеси говорило о противоречивых ощущениях в его собственном сердце. В ней чувствовалось столько всего, что он никогда не мог выразить это словами.

Застигнутая врасплох таким неожиданным прикосновением, Цунаде подняла лицо и бросила на товарища по команде вопросительный взгляд. Орочимару, находясь в таком же шоке от своих действий, как и она, наклонил голову в ее сторону, и их губы встретились в спонтанном поцелуе.

Вряд ли это был сладкий поцелуй: скорее скомканное, почти неловкое прикосновение их губ, от которого любой другой мог бы отмахнуться, как от чистой случайности. Возможно, так и должно было случиться. Вместо этого они оба задохнулись, отстранившись назад, и уставились друг на друга с каким-то опешившим удивлением.

— Прости меня, Цунаде. Я не знаю, что на меня нашло, — заикаясь, прошептал Орочимару, отстраняясь от нее.

Это было неумело: его выдавало смущение, окрасившее его бледные черты в гораздо более яркий алый оттенок.

Часто ему удавалось подавлять подобные реакции, но прикосновение ее губ пронесло по его конечностям трепет, подобный электрическому разряду, и Орочимару был заинтригован этой реакцией. Раньше он не мог понять подобных импульсов, но, вспомнив эту новую для него реакцию, какая-то часть души захотела повторить это снова. Эта же часть все еще хотела убежать, словно боялась проявить слабость. Но тело Орочимару оставалось на месте, отказываясь повиноваться.

— Нет, Оро, это был несчастный случай…но знаешь… — Цунаде протянула руку к его щеке, на ее губах заиграла легкая улыбка, а в глубине души вспорхнули бабочки. — Мне это даже понравилось.

Золотые глаза расширились, когда она сократила расстояние между ними и снова поцеловала его, на этот умышлено, осторожно проверяя его границы. Орочимару застыл на месте. И хотя его позолоченные глаза оставались открытыми от шока, Цунаде не хотела останавливаться. Ей всегда было интересно, каково это — поцеловать его вот так. И пока что ощущения превосходили все ее ожидания. Он был теплым, его губы казались удивительно мягкими, а на вкус приятными, как имбирь и травы из напитка, который они пили вместе.

Еще большее возбуждение Орочимару испытал, когда через несколько секунд ожил в ее руках. Он оказался не в силах сопротивляться ее энтузиазму, углубляя поцелуй, и сладкий вкус ее рта становился все более озадачивающим с каждым движением губ. Орочимару закрыл глаза, когда ее запах начал меняться, и медленное цветение желания пробилось сквозь букет, заглушая страх и печаль, которые были так заметны раньше. Некогда незнакомая ему часть теперь будоражилась от сильного желания прикоснуться к Цунаде со всех сторон, и Орочимару знал, что если он поддастся, то тоже может стать частью этого пленительного аромата. Сила внезапного порыва не поддавалась его логическому мышлению, но даже когда он обдумывал возможную стратегию выхода, наслаждение от ее поцелуя разливалось в его крови, и он понял, что хочет большего.

Приняв его реакцию за поощрение, Цунаде обвила руками его шею и провела пальцами по густым прядям его прямых волос, еще влажных от дождя. Орочимару редко позволял прикасаться к себе, и она с удовольствием воспользовалась этой возможностью.

В животе зажглось восхитительное тепло, которое разгорелось, когда его руки обхватили плечи и талию. Змею было так хорошо с ней, и яркость, нарастающая в теле, быстро переполняла чувства, отгоняя мрачные мысли. Химе быстро забыла о войне, холоде и своих грехах, прижимаясь к напарнику так близко, как только могла осмелиться.

Когда он резко вдохнул, Цунаде жадно приникла к его губам. Растущее возбуждение позволило ей стать смелее. Ее язык провел по нижней губе, и Орочимару, задыхаясь, тихо зашипел. Цунаде надавила на шов его губ, и он нерешительно раздвинул их, нежно проводя языком по ее губам, довольный звуком, который она издала в ответ. Орочимару сразу же взял поцелуй под контроль, погружаясь в сладость ее рта снова и снова. Цунаде тихо стонала, а его руки обвивались вокруг ее талии, и неожиданная страсть между ними продолжала нарастать.

Джирайя смотрел на своих напарников со стороны, чувствуя себя не в своей тарелке, как никогда раньше. Он отвернулся от них и подумывал уйти, намереваясь устроиться на ночь со своим спальным мешком в одной из других пещер. Оставить Орочимару и Цунаде наедине с собой было лучшим решением для всех них. И все же это не заглушало чувства ревности, кипевшего в его груди. Джирайя не мог не завидовать своим им, охваченным желанием и так открыто выражающим его.

Остатки соперничества с Орочимару больно кольнули сердце, ведь этот смазливый ублюдок снова получил то, чего Джирайя всегда хотел сам. Если копнуть глубже, то Джирайя понимал, что за этими чувствами кроется нечто большее, чем реальность, которую он не хотел рассматривать более чем поверхностно. Он слишком хорошо знал, что по мере того, как они взрослели, скрытые влечения кипели под поверхностью их общения.

И это не было его воображением.

Джирайя знал, что Цунаде с детства была очарована Орочимару, как и он сам всегда был увлечен ею. Когда никто не смотрел, Орочимару тоже, казалось, наблюдал за ними обоими, как за чем-то съедобным, и этот факт вызывал недоумение, которое Джирайя не мог понять, не создавая новых вопросов, на которые не мог ответить.

Теперь Отшельник был словно чужим среди своих, и он не знал, как ему остаться в стороне от круга их зарождающейся близости. Он не хотел причинять им неудобства или красть то немногое спокойствие, за которое они хватались такими нуждающимися руками. Поэтому он поступил следующим образом: решил уйти от них.

Джирайя сделал неровный вдох и успокоился. Он не хотел, чтобы два человека, о которых он больше всего заботился, видели, как он ревнует, когда он знал, что они оба нуждаются в утешении. Отшельника преследовали события последних двух месяцев, но это была простая реальность их отношений. Он все еще мог оставаться сильным человеком даже в такой ситуации.

Джирайя начал поднимать себя с каменного пола, пока не почувствовал легкий холодок от тонких пальцев, крепко обхвативших его предплечье. Обернувшись, он увидел, что оба его товарища смотрят на него, их лица раскраснелись, а губы распухли от поцелуев. Орочимару схватил его за запястье, а Цунаде придвинулась ближе.

— Прости меня. Я не хотела оставлять тебя без внимания. Пожалуйста, не уходи, Джи, — прошептала Цунаде, неловко поймав одной рукой ткань его рубашки.

Ошеломленный, он несколько мгновений смотрел то на нее, то на Орочимару. Собравшись с духом, Джирайя взял себя в руки, пожал плечами и усмехнулся.

— Не знаю, принцесса… трое — это слишком много. Во всяком случае, для первого раза. Вы сумасшедшие, так повеселитесь без меня. — Джирайя попытался пошутить, но еще до того, как слова покинули его губы, он понял, что они провалятся. Цунаде покачала головой, опровергая его слова, а медово-карие глаза умоляюще смотрели на него.

— Нет, Джирайя, остановись. Ты нужен нам… и я думаю, что мы тоже тебе нужны, — заявила она с некой серьезностью во взгляде.

Орочимару крепко сжал руку Джирайи. Он почувствовал, как Отшельник вздрогнул от его прикосновения и заметил тоску, написанную на лице его напарника. Орочимару тихо вздохнул, пробуя изменения в запахе Джирайи. Обычно от него исходили ароматы леса и теплой земли, теперь же к ним примешивались нотки той же крови, соли и дождевой воды, что прилипли к Цунаде. И все же в этом запахе чувствовалось желание, а также что-то похожее на ревность.

— Ты прекрасно знаешь, что завтра мы все можем умереть. У нас есть только это. Поэтому, пожалуйста, останься, — прошептал Орочимару. Сентиментальность его слов все еще казалась чужеродной, но, тем не менее, они были правдой.

Для Джирайи это было похоже на ловушку. Это было слишком просто. Но он все еще смотрел на своего напарника, прикидывая аргументы и не находя их. В итоге кивнул в знак согласия.

Цунаде опустилась на колени перед Джирайей, и его темные глаза расширились от удивления, когда она положила руку на ворот его нательной рубашки и обхватила его за шею, после чего прижалась губами к его губам. И он ответил на ее поцелуй с такой же пылкостью, его руки сомкнулись вокруг нее с собственнической силой. Джирайя фантазировал об этом моменте годами, но все еще был потрясен ощущением ее тела под своими руками. Она была такой маленькой и хрупкой, даже трудно было поверить, что в ее миниатюрной фигуре заключена поразительная сила. Его руки нашли изгиб ее задницы, скользнули вверх и вниз по стройным бедрам.

Это был не первый раз, когда он целовал Цунаде, несмотря на то, что кто-то мог бы предположить. Было несколько раз, когда им обоим было по тринадцать лет, и они только начинали понимать, что такое любовь и секс, но те невинные поцелуи не шли ни в какое сравнение с этим. С новой силой Джирайя притянул Химе к себе на колени, и она облокотилась на него, прижавшись к его животу.

Орочимару сел на колени позади нее, провел руками по ее спине и волосам, снимая протектор. То же самое он сделал и для себя, отложив оба в сторону. Прижавшись к спине Цунаде, он провел теми же осторожными руками вверх и вниз по ее бокам, делая паузы, чтобы погладить ее все еще закрытые груди. Она чувствовала жар его груди сквозь промокшую от дождя одежду и тут же хотела получить еще больше этого тепла на своей обнаженной коже. Цунаде выгнулась дугой, и Орочимару слегка сжал ее руки, заставив застонать.

От неожиданного вздоха, который она издала при его прикосновении, по позвоночнику пробежала дрожь, и Орочимару залюбовался тем, как она, такая теплая и мягкая, плотно прижимается к нему всем телом. Он просунул пальцы под подол ее рубашки, очерчивая линии шелковистой кожи, и вдохнул ее запах, чувствуя, как возбуждение разливается по всему телу.

Многие в деревне считали Орочимару холодным, как змеи, которых он призывал, но он был таким же теплокровным, как и любой другой дышащий человек, и сейчас он горел от потребности, которую не мог объяснить.

— Цунаде… нам стоит притормозить. Ты уверена, что хочешь этого? — спросил он, прикоснувшись губами к ее шее. Она не ответила, да и Джирайя был немного занят, занимая ее рот лихорадочными поцелуями.

Орочимару уже знал, что Цунаде никогда не заводила настоящих романтических отношений, на протяжении многих лет, посвящая большую часть своего времени учебе и тренировкам. Если дело доходило до каких-то амбиций, она могла быть такой же целеустремленной и упрямой, как и он, когда дело касалось получения знаний и освоения дзюцу. Он уже потерял счет времени, которое она проводила с ним в одной из лабораторий, вместо того, чтобы посещать дружеские посиделки с другими куноичи. Однако за все годы их совместных миссий Орочимару ни разу не уловил на коже Химе запаха чужого тела, будь то мужчина или женщина. Он был уверен, что у нее никогда не было интимной близости.

Орочимару и Джирайя имели в своем распоряжении чуть больше опыта. В возрасте пятнадцати лет, будучи уже вполне состоявшимися джоунинами, Хирузен-сенсей познакомил мальчиков с Кварталом Красных Фонарей, пытаясь обуздать любые гормональные потребности, которые могли бы стать потенциально отвлекающими для его учеников-подростков. По всей видимости, таков был порядок Конохи. Несмотря на яростные протесты Орочимару, в конце концов, он согласился. Любое знание стоило того, чтобы им обладать. И это была одна из тех областей, которую ему необходимо узнать, чтобы оставаться хорошо подготовленным шиноби.

Он подошел к заданию научно, изучая, какие действия, предположительно, доставляют женщинам удовольствие. Куртизанка была выбрана сенсеем заранее, и она была добра к нему, терпеливо отвечая на все его вопросы и дополняя его наблюдения. Орочимару справился с заданием настолько хорошо, насколько можно было ожидать от перфекциониста и одаренного ученика, но в итоге он все равно нашел это дело неприятным и постыдным. Любое физическое удовлетворение, полученное им, не стоило ни этого унижения, ни затраченных усилий.

Джирайя, напротив, оказался в этом процессе, как рыба в воде, положив начало тому, что должно было стать его пожизненным наслаждением, запретным грехом и всеми возможными поблажками собственной плоти.

Орочимару впервые испытал истинное желание, и оно было ослепительно-прекрасным. Настолько не похожим на первый опыт, что он едва не рассмеялся. Тем не менее, он был благодарен за практику, которую имел. Орочимару хотел поступить правильно по отношению к напарникам, которых очень ценил, и поэтому отказывался легкомысленно относиться к вопросу о невинности Цунаде. Он хотел убедиться, что она действительно готова, и если это так, сделать этот опыт для нее самым лучшим.

— Ты уверена? — повторил Змей, придав своему голосу больше веса, даже когда он провел губами по ее уху.

Цунаде отстранилась от поцелуя Джирайи с легкой тревогой, а тот смотрел на нее с серьезным выражением лица, ожидая ответа на вопрос Орочимару. Отшельник знал, к чему клонит Змей: Цунаде, скорее всего, была еще девственницей. Либо это так, либо она мастерски скрывала тайный роман от своих товарищей по команде, чтобы они не спугнули ее возлюбленного. Как и Орочимару, Джирайя хотел, чтобы она желала этого сама. И он хотел услышать ее согласие прежде, чем они продолжат.

— Да, — вздохнула она. — Поверьте мне, когда я говорю, что доверяю вам обоим всецело, то я точно знаю, что мы делаем. И я хочу, чтобы это были вы. Вы оба. Сегодня вечером.

Чтобы подчеркнуть свою точку зрения, она стянула через голову черную нательную майку и отбросила ее в сторону, обнажив богатую кремовую кожу и щедрые изгибы ее упругих грудей, обтянутых белыми льняными лентами. Глаза Джирайи стали огромными, а Орочимару почувствовал, как сильно забилось его сердце, в то время как другие части тела неловко напряглись в обтягивающих форменных штанах. Цунаде развязала бинты, и оба ее товарища потеряли дар речи при виде ее идеальных пышных форм.

Орочимару словно магнитом притягивало к ее телу. Он вернул свои руки в прежнее положение вокруг ее талии, ощущая в ладонях мягкую тяжесть ее грудей. Осторожные пальцы слегка поглаживали и пощипывали ее твердеющие соски, и Цунаде застонала, когда его движения вызвали пульсирующий жар на уровне ее бедер, разгоравшийся с каждым движением его пальцев. Она откинулась назад и целовала его до тех пор, пока у них обоих не перехватило дыхание от возбуждения. Орочимару провел губами по ее шее и плечам, борясь с желанием прикусить ее светлую кожу и прижаться к ее телу. Самоконтроль победил, но надолго ли? Он не хотел, вести себя как животное.

Цунаде быстро расправилась с рубашкой Джирайи, впиваясь ртом в его обнаженную кожу с каждым новым оголенным участком. Правда, в этом не было ничего нового. Она видела его без рубашки бесчисленное количество раз, но чисто мужская сила его облика никогда не оставляла ее равнодушной. Он был очень развит, его кожа была загорелой от многолетних тренировок с обнаженной грудью под солнечными лучами, и когда он двигался, в каждой пульсации сухожилий его плоти была видна сила.

Красивый. Хотя она никогда бы не сказала этого словами. Ну, не раньше.

С безудержным ликованием Цунаде провела руками по его груди и по рельефному торсу, забавляясь тем, как подрагивают его мышцы под лаской пальцев. Легкими движениями она пощекотала и подразнила очаровательную линию тонких белых волос, начинающуюся у его пупка и исчезающую под поясом брюк.

Джирайя выдохнул, выгибаясь навстречу ее прикосновениям с самозабвенным смехом. Цунаде чувствовала, как между ее ног напрягается его член. Ее прикосновение скользнуло ниже, и мудрец прижался к ней, издав легкий звук, застывший в горле.

Его реакция была захватывающей, и Цунаде почувствовала себя всесильной, осознав, что сама вызвала его возбуждение. Она слегка отклонила ягодицы, медленно надавливая на его пах, пока он не застонал. Следуя примеру, Джирайя обхватил ее бедра и приподнялся, усиливая контакт. Цунаде вскрикнула, когда движение и трение вызвали новый всплеск ощущений между ног. Джирайя усмехнулся, и его спокойная ухмылка стала еще более озорной.

— Все в порядке, принцесса? — поддразнил он, проведя рукой по ложбинке ее бедер, и ее глаза расширились в легкой панике. Она прижалась к нему, издав тоненький высокий писк, и он остановил свое движение.

— Ты в порядке? Мы все еще можем остановиться в любой момент, — Джирайя посмотрел на нее, убирая руку.

— Нет! То есть да…то есть я в порядке. Я просто… Я никогда… — Цунаде покраснела, заикаясь от смущения. — Никто никогда не прикасался ко мне вот так.

— Я и не думал, но если что-то будет слишком, просто попроси остановиться. И мы прекратим, — сказал Джирайя, нежно поцеловав ее в щеку. — Это и так уже было прекрасно.

— Я могу обещать, что здесь не произойдет ничего такого, чего бы ты не хотела. Этого действительно более чем достаточно. И ты знаешь, что я не лгу тебе, — прошептал Орочимару, откидывая ее золотистые волосы в сторону и проводя зубами по краю ее шеи.

Это была правда. Орочимару мог овладеть искусством извращать правду шестью способами, но он никогда не лгал им.

— Это прекрасно, вы оба великолепны, — Слова Цунаде оборвались на тихом стоне, когда она прижалась к нему, закрыв глаза. — Я хочу этого.

Приняв согласие, Орочимару занялся посасыванием и облизыванием пульсирующей кожи, в то время как его пальцы продолжали гладить обнаженную кожу ее груди, живота и изгиба бедер. Цунаде распахнула глаза, когда ладонь Джирайи скользнула по внутренней стороне ее бедра и сомкнулась вокруг ее женского бугорка. Его большой палец совершал круговые движения по шву брюк, проходящему через половые губы, надавливая на то место, где, как он знал, она испытает наибольшее удовольствие.

Джирайя наблюдал за лицом Цунаде, когда ее глаза снова закрылись, а зубы сжали нижнюю губу. Ее дыхание стало тяжелым, когда он прикоснулся к ней снова, Цунаде покачнулась на его коленях, бессознательно двигая бедрами под давлением в его руки. Орочимару продолжал исследовать ее грудь, наблюдая за действиями Джирайи золотистыми глазами с тяжелыми веками. Его изящные пальцы продолжали скользить по ее коже, наблюдая за ответной реакцией с восторженным восхищением и непрекращающимся любопытством.

Цунаде застонала от нарастания сильных ощущений, словно от напряжения, которое все туже и туже затягивалось между ее ног с каждым новым движением руки Джирайи. Она вскрикнула, и Орочимару закрыл губами стон, глубоко целуя ее. Наклонившись вперед, Отшельник прошелся языком по ее правому соску, а затем сильно втянул его. И все разом оборвалось.

Напряжение, которое было так туго натянуто внутри нее, лопнуло, как хрупкая тетива, сменившись волнами острого наслаждения. Глаза Цунаде закрылись, и она застонала, приоткрыв рот, когда все части тела ниже пояса сжались от опаляющего жара. Джирайя усмехнулся, впитывая каждый момент ее оргазма, ощущая влажное тепло ее возбуждения начало просачиваться сквозь ткань одежды. Его член подрагивал, становясь еще тверже, пока она упиралась в него. Было трудно сдержаться, чтобы не сорвать с Химе штаны и не взять ее прямо сейчас. Но он должен был сдержать обещания, данные всем им.

Джирайя поднял голову, и когда его глаза встретились с глазами Орочимару, он был потрясен, увидев, что голод, пылающий в золотых глазах Змея, теперь направлен на него. Он словно чувствовал, как тяжесть змеиного взгляда проносится по его коже, пока его друг оценивает его обнаженную фигуру. Джирайя задрожал от запретного предвкушения. Орочимару был прекрасен, и теперь, когда его барьеры были разрушены, Отшельник обнаружил, что ему не терпится узнать, что скрывается за внешне отстраненной внешностью его товарища по команде.

За последние несколько лет он не раз замечал, как Орочимару наблюдал за Цунаде и за ним, когда казалось, что он думает, что они не замечают. Джирайя также давно подозревал, что предпочтения Змея не были постоянными, когда дело касалось гендерной принадлежности и романтических отношений, хотя Орочимару старался придерживаться позиции, что он просто не склонен к каким-либо чувствам подобного рода.

В прошлом такое сближение казалось невозможным, но что-то в мысленном образе его соперника, превратившегося в лучшего друга, прижавшегося к нему в порыве страсти, заставляло Джирайю чуть ли не слюной захлебнуться от желания. Отшельник любил женщин. Это было несомненно. Но он далеко не в первый раз мог признаться себе, что Орочимару привлекает его внимание чем-то не имеющим ничего общего с простой дружбой.

Джирайя потянулся к плечам Цунаде, чтобы задрать рубашку сидящего с ней Орочимару. Змей покраснел, но подчинился. Снял одежду и предстал перед глазами Джирайи. У Отшельника пересохло в горле, пересохли губы, и Цунаде повернулась, чтобы посмотреть, чем же так очарован ее напарник.

Орочимару редко когда демонстрировал свое обнаженное тело по каким-либо причинам, кроме самых естественных. Поэтому наблюдать его без одежды было редким удовольствием. Кожа бледная, почти полупрозрачная, словно гладкие плоскости его стройной фигуры выточены из алебастра, а не из плоти и крови.

При всей своей худобе и стройности он имел широкие плечи и мощную грудь, сужающуюся талии и плавному изгибу бедер, что придавало его облику еще большую андрогинность. Каждый дюйм его тела был стройным и изящным, тонко вылепленным — скорее как у танцора, чем как у бойца. Татуировки, необходимые для змеиных техник его клана, украшали верхнюю часть рук искусно выполненными полосками черного цвета, а другая, используемая для быстрого вызова, извивалась на левой руке идеальными линиями. Атласные полуночные волосы спадали почти до пояса, составляя разительный контраст с бледным оттенком безупречной кожи.

Полуобнаженный Орочимару поражал воображение.

Не в силах сопротивляться, Джирайя потянулся вперед и обвел линию челюсти Орочимару, а затем просто сжал их рты в крепком поцелуе. Когда Орочимару уже задыхался, Джирайя провел языком по мягким губам, и Змей застонал, отвечая с новой силой. Джирайя зарычал, обхватил стройные бедра соперника и прижал их к телу Цунаде. Он прильнул ртом к рту Орочимару, меняя подход, чтобы доминировать над более скромным человеком языком и зубами, пока Змей не отстранился, задыхаясь.

Со своей точки обзора, расположенной между ними, видеть, как Джирайя и Орочимару практически пожирают друг друга, было самым возбуждающим зрелищем, которое Цунаде когда-либо испытывала. Это было даже не столько зрелищно, сколько эмоционально от всех ее чувств: осязания, запахов и звуков. Она ощущала своих мужчин с обеих сторон — от бешеного стука сердец и твердой силы их тел, сдерживающих ее, до торопливого дыхания, отдающегося в ушах и на коже.

Их хватка друг на друге загоняла ее во все более манящее положение, каждое движение терзало их напряженные члены о ее впадину и ложбинку ягодиц. В результате боль между ног нарастала, вызывая жажду, требуя прикосновений. Затем, слишком быстро, они отпустили ее, и две пары рук подняли ее на ноги.

— Я думаю, на всех нас все еще слишком много одежды, — Джирайя притянул Цунаде к своей груди и снова приник к ее рту.

Орочимару отстранился от них обоих. Змеиная потребность в практичности кричала на него, несмотря на сильный зов инстинктов. Он развернул спальный мешок и расстегнул его, с ужасом обнаружив, что ткань все еще влажная от их путешествия, но все равно разложил его. В его рюкзаке был свиток для хранения, в котором, как он знал, находился неиспользованный, но базовый набор для выживания. Шерстяное одеяло, которое он извлек из набора, было немного шершавым, но сухим и пригодным к использованию. Он расстелил его на открытом спальном мешке по каменному полу, а затем просмотрел средства первой помощи и отложил небольшой пузырек с маслом, используемым для лечения ожогов.

Если верить неким подпольным разговорам в раздевалке штаба джоунинов, он также был известен как очень эффективный лубрикант.

Судя по искрам, которые грозили поджечь его под руками и ртом Джирайи, Орочимару понял, что вероятность дальнейших исследований в этом направлении весьма высока. И хотя он не был уверен, хочет ли он оказаться на месте получателя таких ласк, он знал, что если это произойдет, то все они получат то, что им нужно.

Орочимару гордился тем, что был хорошо подготовлен к возможным последствиям. Он продолжал просчитывать возможные варианты, пока звук знойных стонов Цунаде не прервал его логические размышления. Прервав их, Орочимару приказал своим целующимся товарищам сесть. Он опустился на колени рядом с Цунаде и стал расстегивать ее сандалии, раскладывая каждую из них у огня для просушки. Джирайя поспешно снял свои собственные и одним движением снял штаны и нижнее белье. Орочимару и Цунаде смотрели на него, не отрывая глаз от внушительного вида своего друга и будущего любовника, полностью обнаженного и все еще полностью возбужденного.

Учитывая его рост и телосложение, не стоило удивляться тому, что он был щедро наделен ниже пояса. И все же это было так. Цунаде прикусила нижнюю губу, так как нервы начали сдавать от предвкушения того, что еще предстоит. Его размеры немного пугали, по крайней мере, в ее неопытных глазах, и она начала беспокоиться о том, к чему это может привести, если их отношения перейдут точку невозврата.

Джирайя стоял на одном колене рядом с Цунаде, гладя ее по шее и целуя плечо, а одной рукой расстегивал пуговицы на ее брюках. Он просунул руку под пояс хлопковых трусиков, и Цунаде вздрогнула, когда мозолистый палец осторожно раздвинул складочки, исследуя тонкие контуры ее тела. Цунаде стиснула зубы от удовольствия, пронзившего ее живот, когда Джирайя легкими движениями пальцев обвел ее пульсирующий клитор.

Это было совсем как до этого, в одежде, но эффект усилился как минимум в десять раз из-за прямого контакта. Она медленно выдохнула, дрожа от предвкушения и легкого беспокойства, когда Джирайя нежно поцеловал ее, а его руки ушли от ее влажной кожи, чтобы сдвинуть одежду еще ниже.

Орочимару развязал бинты на ногах Цунаде и спустил ее брюки вниз по бедрам, прихватив с собой трусики. Инстинкт заставил ее рефлекторно сжать колени, скрывая от его взгляда свои самые сокровенные места. Цунаде мгновенно почувствовала прилив смущения, и ее щеки покраснели еще больше. Осознание собственного положения накрыло, несмотря на блуждающие по ней руки Джирайи. Она напряглась между ними, внезапно почувствовав себя очень уязвимой и ужасно незащищенной. Орочимару откинул волосы на плечо и плавным движением склонился над ней, осыпая ее щеку нежными поцелуями.

— Пожалуйста, расслабься, принцесса. Ты в безопасности, и мы оба позаботимся о тебе. Постарайся больше ни о чем не переживать, — промурлыкал он на ухо, одной рукой прижимаясь к ее лицу. — Если только тебе не понадобится, чтобы мы остановились.

Она не знала, когда он стал так уверенно соблазнять ее, но бархатный тембр его голоса и последующий приказ вызвали дрожь в теле и сковали ее живот. Орочимару откинулся на пятки и встал, чтобы закончить раздеваться, а Джирайя получил момент, чтобы поцеловать Цунаде в шею и ключицы, кончиками пальцев проводя мягкие круги вверх и вниз по её фигуре. Она с тихим вздохом прижалась к нему, и они оба перевели взгляды на Змея, завороженно наблюдая за ним.

Несмотря на то, что Орочимару был повернут спиной, он прекрасно понимал, что две пары глаз следят за его фигурой, когда он наклонился, чтобы развязать крепления на ногах и снять последние части униформы. Он старался сохранять самообладание, но мурашки бегали по рукам и ногам не только от холода.

Холод все еще был неприятен, но он уже давно привык бороться с его последствиями. Его пыл действительно немного поубавился, когда он оказался вдали от тепла тел своих напарников, но его возбуждение вряд ли можно было отрицать: твердый член упрямо стоял на прежнем уровне, словно в предвкушении всего того, что может произойти между ними тремя.

Для двух других вид полностью обнаженного Орочимару был впечатляющим и почти неожиданным, учитывая его стройное телосложение и невероятную внешнюю красоту. Без иллюзии одежды, придающей ему андрогинность, его телосложение было, несомненно, мужественным.

Орочимару стоял спиной к товарищам по команде, расстелив еще одно одеяло из комплекта и положив на него пузырек с маслом. Его щеки пылали, когда он повернулся к ним лицом, оставив сверток рядом с их импровизированным спальным ложем. Руки Цунаде мгновенно поднялись и обвились вокруг его шеи, притягивая его к себе. Прижатие ее обнаженной фигуры к телу оказалось настолько восхитительным, что заставило его возбуждение еще больше изнывать.

Любопытство разгорелось, и Цунаде поцеловала его сильнее, гладя руками плечи, прижимаясь к нему так близко, как только могла осмелиться, желая получить как можно больше удовольствия от его прикосновений. Его кожа была гладкой и теплой, а когда ее руки скользнули по его тонкой талии, она почувствовала любопытный трепет и горячую твердость его эрекции на своем бедре. Она наклонилась, потираясь о его плоть, и триумфально улыбнулась, когда его резкий вздох наполнил ее уши. Цунаде ухмыльнулась, повторяя действия, и на этот раз он зарычал, уткнувшись лицом в изгиб ее шеи.

Орочимару быстро переместился и растянулся рядом с ней, подперев себя правой рукой и проведя левой по ее торсу. Он смотрел, как она закрывает глаза, пока его пальцы скользят по ее животу и опускаются ниже, к ее ложбине, прослеживая изгиб впадинки и легкую пыль светлых волос, венчающих ее бугорок.

Он прижал самый длинный палец к ее сверхчувствительной коже, раздвинул набухшие половые губы, чтобы погладить влажное тепло, скопившееся там, но остановился, не двигаясь дальше. Цунаде пыталась подавить в себе слабые глухие стоны, грозящие вырваться из ее горла, но когда Джирайя занялся тем, что посасывал чувствительные соски, ее попытки оказались совершенно напрасными.

Золотые глаза Орочимару не отрывались от её лица, и он снова принялся за дело, проводя кончиками пальцев по краям её щели, поглаживая бархатистые складочки, постепенно покрывая кожу влагой, заворожённый каждым движением, заставлявшим её стонать и извиваться под его прикосновениями.

Он хотел запомнить каждое из них.

В ответ на ее следующий стон Орочимару прижался к ней, дразня ее за пределами отверстия, а затем скользким пальцем вошел в нее, оценивая ее реакцию. В ответ на стон и толчок бедрами Орочимару еще глубже погрузился в ее тело, и он, следуя ритмам удовольствия, медленно погружался и выходил из ее влажного лона, покачивая бедрами.

Он экспериментировал дальше, время от времени отстраняясь и скользя по ее складочкам, а затем снова погружая пальцы внутрь, наслаждаясь глубокими колебаниями ее тела при каждом проникновении. Его член пульсировал от вида и ощущения того, что она так плотно обхватила его, и ввел второй палец, осторожно растягивая ее и загибая пальцы вверх.

Оба пальца терлись о место в верхней части ее глубины, исследуя, где текстура внутренних стенок была иной: слегка рельефной и набухшей. Вскрик и значительное количество возбуждения, медленно пропитавшего его руку, подтвердили, что он обнаружил удивительное место, которым грех не воспользоваться. Не в силах сопротивляться, Орочимару использовал новые знания, чтобы чувственно изводить Цунаде, пока ее стоны не стали более отчаянными, и он почувствовал, как ее тело трепещет от приближающегося, по его мнению, кульминационного момента. Он хищно улыбнулся и наклонился, чтобы поцеловать ее, а когда их губы встретились, вынул пальцы и провел ими по ее бедру. Цунаде застонала и в досаде ударила его по плечу.

— Нет! Это просто жестоко, Оро! — задыхалась она, прижимаясь к его губам. — Пожалуйста.

— Моя милая Цунаде, ты даже не представляешь, каким потрясающе жестоким я могу быть. Терпение, принцесса, — он отстранился, улыбаясь своей дьявольской улыбкой, от которой она покраснела и вожделенно задрожала.

Орочимару сел, рассматривая влажную кожу на своей ладони и кончиках пальцев, чувствуя аромат ее тела и феромоны желания, наполнявшие воздух вокруг них. Он поднес руку ко рту и нежно слизал ее соки со своей ладони, закрыв глаза, наслаждаясь солоновато-сладким вкусом ее удовольствия.

Прежде чем он успел закончить, грубая рука схватила его за запястье, и губы Джирайи сомкнулись вокруг его пальцев, высасывая остатки ее вкуса с его кожи. Темные глаза Джирайи встретились с золотым взглядом Орочимару, когда горячий язык Отшельника закрутился вокруг пальцев Змея. Каждое прикосновение Джирайи к губам Орочимару вызывало у него болезненную эрекцию.

Ему стало интересно, каково это, когда этот язык мечется вокруг его члена.

Джирайя наклонился к ногам Цунаде и запустил крепкий рукав в длинные волосы напарника, сильно дернув, обнажил молочно-бледную кожу шеи Орочимару. Отшельник ухмыльнулся, услышав резкий вздох друга и трепет его длинных ресниц. Он всегда подозревал, что Оро любит немного грубоватые вещи, даже если еще не знал об этом.

Возможно, его размышления о сексуальных предпочтениях Орочимару должны были стать первым намеком на то, что он хочет стать одним из тех немногих счастливчиков, которые смогут испытать их.

Впившись зубами в крепкие мышцы на шее Орочимару, Джирайя наслаждался тем, как тот вздрагивает, прижимаясь к его груди. Большие ладони обхватили гладкие ягодицы Орочимару, притягивая его ближе, и их губы встретились почти яростно, языки переплелись, продолжая борьбу за власть в их постоянном соперничестве.

Цунаде смотрела, как завороженная на то, что ее мужчины сходятся в желании, и от этого зрелища между ног у нее еще сильнее растекалась влага. Ей вдруг захотелось исследовать их тела так же, как они исследовали ее.

Почувствовав в себе силы, она приподнялась на коленях и просунула руки в тесное пространство между ними, обхватив маленькой ладошкой каждый член и поглаживая его вверх и вниз. Разорвав жаркий поцелуй, они застонали почти в унисон, удивленно глядя на нее. Цунаде мило улыбнулась и продолжила ласкать их, удивляясь тому, что шелковистая мягкость их плоти была в то же время твердой, как сталь. Будучи медиком, она и раньше видела обнаженных мужчин, но таких — никогда.

Ее руки блуждали, щекоча внутреннюю поверхность бедер, касаясь мягкой тяжести яичек, а затем продолжали скользить вверх и вниз по их длине. Оба молодых человека застонали, когда она провела большими пальцами по кончикам их эрекций и оставила липкую влагу. Джирайя зарычал сквозь стиснутые зубы, а Орочимару рефлекторно застонал и дернул бедрами.

На краткий миг его возбуждение прижалось к возбуждению Джирайи, и оба резко выдохнули, когда руки Цунаде обхватили их обоих и сжали в ладонях. Орочимару прижался лбом к плечу Джирайи, его пальцы впились в грудь Отшельника, а сам он пытался отдышаться от нахлынувших ощущений.

Цунаде поглаживала и надавливала, заставляя руки скользить по горячей шелковистой плоти. Они пульсировали в ее руках, и все больше жидкости вытекало из их членов в виде жемчужных капель, которые она ловила между пальцами. Она наклонилась, чтобы понаблюдать за их реакцией, и любопытство взяло верх.

Похоже, им обоим понравилось пробовать Химе на вкус — теперь настала ее очередь.

Неплохо было бы воспользоваться своими знаниями, подумала она, молча поблагодарив других куноичи за уроки обольщения, которым она и все ее сверстницы подверглись, когда достигли совершеннолетия. Большинству из них никогда не приходилось применять эти навыки на заданиях, но иногда более привлекательных девушек призывали служить деревне ценой своей наивной красоты.

Цунаде повезло в этом отношении: она поздно созрела. Ее никогда не призывали для таких целей, во всяком случае, пока что. Хотя она подозревала, что это связано скорее с ее родословной, чем с чем-то другим. Ее дед и двоюродный дед, помимо того, что были первым и вторым Хокаге соответственно, были для Хирузен-сенсея главными отцами. Он не собирался осквернять их наследие, если только этого не потребуют чрезвычайные обстоятельства. Кроме того, ее напарники, вероятно, совершили бы убийство, если бы узнали, что ее использовали подобным образом. И в конечном счете, в зависимости от миссии, подобные вещи могли оказаться бы контрпродуктивными.

Она молча поблагодарила свою двоюродную бабушку Току и группу учениц куноичи за их богатые знания, а затем провела языком по твердой плоти в своих руках, с наслаждением пробуя на вкус солоноватую кожу. Её пушистые ресницы затрепетали, и она подняла на них глаза, словно пробуя какое-то чудесное лакомство. Даже Джирайя вздрогнул от этого зрелища, и мужские стоны громче отразились от стен пещеры, когда она продолжила дразнить их в унисон.

Язык Цунаде был поистине талантлив, он выводил влажные узоры по обоим, пока бедра Орочимару не задрожали. Его контроль над собой ослаб, и только когда зубы Джирайи снова сомкнулись на его шее, по его позвоночнику пробежали трели жгучих ощущений. Он попытался отстраниться от рта Цунаде, но она лишь улыбнулась и упрямо сомкнула губы вокруг его рта. Она нежно посасывала его, и его мир стремительно взрывался от всплеска обжигающего наслаждения.

Потеряв самообладание, Орочимару застонал и одновременно попытался не впиться ей в рот, кончая. Цунаде с готовностью глотала каждую горячую каплю его кульминации, ослабив хватку обеих рук, но продолжая сжимать основание члена Орочимару.

Вкус его спермы был соленым и немного горьковатым, но вполне приятным. Скользя языком по прорези, она несколько раз провела им от основания до кончика, пока не стало ясно, что он полностью исчерпал муки своего возбуждения. Она покачалась вверх-вниз по его длине, один раз для собственного развлечения, и выпустила изо рта.

Цунаде лизнула его в последний раз, только чтобы увидеть, как он вздрогнул и обмяк. Орочимару прижался к плечу Джирайи, его щеки пылали. Он смотрел на Цунаде со смесью благоговения и недоверия. И она знала, что он смущен.

— Ммм… Оро… не думал, что ты будешь так сладко стонать, — Джирайя подразнил Цунаде манящим голосом, поглаживая ее по щекам, не обращая внимания на свое возбуждение.

— Принцесса, это было вдохновляюще. Может быть, ты что-то скрывала от нас?

— Специальную подготовку куноичи. То, что нас не так часто используют для миссий по соблазнению, не значит, что нас не готовят к ним, — она усмехнулась. — Как тебе такая восхитительная жестокость, Орочимару?

— Ты неожиданно злая женщина, Цунаде, — ответил он, схватив ее за волосы и притянув к себе для поцелуя.

Джирайя пробрался в круг их объятий, и она повернулась к нему, когда Орочимару, наконец, отпустил ее. Отшельник тщательно поцеловал ее, а затем притянул напарника к себе и с силой впился в губы.

— Боги, вы двое… — прошептала Цунаде, не отрывая глаз, пока они, задыхаясь, цеплялись друг за друга.

Их губы снова встретились, на этот раз не спеша. Руки Джирайи блуждали по невероятной гладкости кожи Орочимару, разминали и лаская ее, пока тот не задрожал в его объятиях. Его кожа была мягкой и нежной, как у девушки, и практически безволосой, если не считать шелковистую темную дорожки, спускающуюся от живота к паху.

Орочимару почувствовал опьянение, как в тот раз, когда его товарищи по команде уговорили выпить с ними сёчу, которое они украли из тайника Хирузена. Это быстро превратилось в соревнование между двумя мальчиками, и Джирайя, имея преимущество в виде более крупной фигуры и большей массы тела, имел несправедливое преимущество. В итоге Орочимару потерял сознание и очнулся с цветами, вплетенными в его волосы хихикающей Цунаде.

На этот раз его опьянение не было основано на алкоголе; вместо этого он был пьян от желания, находясь во власти возбужденного Отшельника и все больше желая позволить ему сделать то, что он хочет. Орочимару с восторгом отвечал на поцелуи Джирайи, прижимавшего его к одеялу и проводившего языком по упругим поверхностям шеи и груди.

Джирайя был потрясен тем эффектом, который произвел на него Орочимару. Ему было совершенно безразлично, что его фигура — это острые линии и крепкие мышцы, а вовсе не женские мягкие изгибы. Орочимару был Орочимару, как никто другой в этом мире. Он был совершенно прекрасен в своей отдаче и так удивительно податлив. Джирайя знал, что если он не ответит на это, то будет жалеть до конца своих дней.

Затем Цунаде прижалась к спине Джирайи, и он почувствовал, что разрывается, желая их обоих. Однако дьявольская сторона его натуры взяла верх — ему захотелось еще немного подразнить своего соперника. Джирайя прильнул губами к губам Орочимару в нежном поцелуе, а затем отстранился, криво улыбнувшись. Змей нахмурился, неодобрительно хмыкнул и вздохнул.

Джирайя усмехнулся:

— Терпение, Оро. Разве не это ты говорил Цуне?

Орочимару насмешливо хмыкнул и сел, бросая на Отшельника взгляд с чистым ядом. Цунаде виновато поцеловала его в щеку, а он просто опустился обратно, переместившись чуть поодаль.

Джирайя притянул Цунаде к себе на колени, как и раньше, только на этот раз прижал ее влажное тело к своей эрекции. Она задрожала, почувствовав его горячую твердость между своих ног, и прижалась к нему бедрами, вздыхая, когда его член скользнул по стыку ее половых губ и столкнулся с клитором при первом же движении. Он осыпал пылкими поцелуями ее шею и царапнул зубами нежность кожи.

— Боги, Химе, ты даже не представляешь, как сильно я хочу тебя, — его голос звучал низко, гладко, как что-то к чему она могла бы прикоснуться.

— Я всегда хотел тебя, Цуна. Я хочу быть глубоко внутри тебя, доставлять тебе удовольствие, пока ты не закричишь, и я не почувствую, как ты кончаешь от моих ласк, — продолжал Джирайя, его голос звучал в ее ухе низким рокотом, когда он скользил по ней, а его слова вызывали новые импульсы тепла в ее теле. — А потом я хочу смотреть на тебя и Оро вместе. И я хочу взять его, пока он будет внутри тебя. Мы трое вместе, как и должно быть. Пожалуйста, скажи «да»?

— Да… Джи, — прошептала она, двигая бедрами навстречу ему. Он тихо хмыкнул в ответ на это ощущение, затем попытался успокоиться.

— Но почему ты думаешь, что Оро согласится?

Джирайя посмотрел на Орочимару. Щеки Змея полыхнули румянцем, и он кивнул в знак согласия.

Новая улыбка украсила красивые черты Отшельника:

— У меня было предчувствие.

Цунаде прижалась к шерстяному одеялу, и Джирайя притянул ее на себя. Ее глаза расширились, когда он двинулся вниз по ее телу, словно поклоняясь ее природе, целуя и пробуя на вкус каждую впадинку и шрам, забавляясь с ее набухшими сосками, пока они не покраснели.

Его внимание переместилось ниже, и Джирайя нежно прикусил изгиб ее бедра, а затем раздвинул ее колени, устроив свои плечи между ними. Цунаде заерзала, потянула его за лохматые волосы, пытаясь убедить его приподняться и поцеловать ее. Она подозревала, что он может попытаться накрыть ее промежность своим ртом, и хотя она слышала от других куноичи, что такое доставляет огромное удовольствие, это все равно казалось более неловким, чем что-либо другое. Его большие руки обхватили ее, открывая взгляд, и она тихонько заскулила, снова потянув его за волосы.

— Ты не говоришь мне «нет», Цуна. Ты можешь использовать свои слова в любой момент, и ты знаешь, что я буду слушать. Оро, будь добр, подержи ее запястья для меня, — попросил Джирайя, обдав горячим дыханием ее самые нежные места.

Цунаде покраснела, и Орочимару прижал ее голову и спину к своей груди. Его длинные пальцы обхватили женские запястья, и он потянул ее руки назад — это была лишь иллюзия того, что она связана. Она была сильнее их обоих. И они это знали. Но даже в таком случае иллюзия того, что ее склоняют, только усиливала возбуждение.

— Дай мне шанс, принцесса. Я хочу попробовать тебя на вкус, — подтвердил Джирайя, оглядывая линию ее тела и глядя ей прямо в глаза.

Она кивнула, но издала слабый протестующий звук, когда Джирайя большими пальцами раздвинул складочки ее щели, а затем провел языком вверх и вниз по ее промежности, исследуя влажную розовую плоть с явным благоговением. Цунаде вскрикнула и дернулась от этих ощущений, звук ее голоса отразился от скалистого потолка над ними. Это казалось таким неправильным, но ощущения были совершенно потрясающими.

Джирайя провел языком по ее клитору, надавливая на чувствительный нервный узел, пока спина Цунаде не выгнулась дугой, а ногти не впились в ладони.

— Химе-любовь, ты такая вкусная, — пробормотал он, погружая язык в ее отверстие и нежно проникая в нее, пока она извивалась, сопротивляясь хватке Орочимару.

Дикие белые волосы щекотали бедра, когда он скользил вверх, снова и снова обводя и дразня ее клитор, и стоны Цунаде становились все более пронзительными с каждым движением его языка. Ощущения быстро нарастали, а он был неумолим, чередуя рисунки на чувствительном бугорке и проникая языком внутрь, так глубоко, как только мог. Его большие руки обхватили ее ягодицы, а затем его рот полностью сомкнулся вокруг ее клитора, и он сосал его до тех пор, пока она не кончила в обжигающем жаре.

Не теряя времени, Джирайя подполз к ней и быстро поменял их позиции. Он знал, что ей будет легче, если она будет контролировать ситуацию, потому что не доверял себе, что сможет делать это медленно, если будет занимать доминирующее положение. Орочимару переместился к Цунаде сзади и помог ей сесть на колени, осыпая поцелуями хрупкие плечи. Она все еще дрожала от ударов оргазма и тревоги, которая вновь возникла при мысли о том, что Джирайя впервые войдет в нее. Насколько она знала мужскую физиологию, он явно был большего размера. Ей пришла в голову ужасная мысль: «А что, если он не влезет?».

Цунаде взяла его в руку и прикусила губу, обнаружив, что он настолько толстый, что она не может полностью сомкнуть пальцы вокруг него. Она сделала глубокий вдох и совместила возбуждение Джирайи со своим входом, наклонив бедра так, чтобы широкая головка его члена оказалась между половыми губами. Он зашипел сквозь зубы, почувствовав ее влажное тепло, обволакивающее его, и поборол автоматический импульс к толчку навстречу. Цунаде старалась не хныкать, испуганно глядя на него.

— Все в порядке, милая, не торопись, — тяжело проговорил Джирайя.

Темные глаза окинули захватывающее зрелище ее великолепного тела, распростертого над ним, а головка члена едва проскользнула мимо ее складок.

Она опустилась, зажмурив глаза, когда первый дюйм медленно вошел в ее девственное отверстие. Головка казалась огромной, горячей и твердой, когда он широко раздвинул ее, растягивая ее мышцы. Она выдохнула и продолжила опускаться, приготовившись к раздирающей боли и крови. Но была удивлена, когда ее тело просто поддалось его обхвату, чему способствовала сила тяжести и обильная влага, вытекающая из ее канала. Вдалеке она услышала стон Джирайи и шепот своего имени.

В месте их соприкосновения ощущалось легкое жжение, но настоящей боли не было. Не успела она опомниться, как оказалась полностью насаженной на его бедра, и весь член был глубоко погружен в нее. Ощущение заполненности не было похоже ни на одно из ощущений, которые она когда-либо испытывала раньше. Цунаде сделала глубокий вдох и выдохнула, склонившись над ним и положив руки ему на грудь. Когда их взгляды встретились, он наклонился и поцеловал ее, проникая языком в сладкую глубину ее рта. Через несколько мгновений она неуверенно качнула бедрами, привыкая к тому, что его член находится прямо в ней. Рот Джирайи открылся, а его бедра заходили в такт ее бедрам, несмотря на все усилия оставаться неподвижным.

— О, Цуна, ты как рай, — пробормотал он, наполовину выскользнув из нее и медленно входя обратно, пока снова не погрузился в нее до упора.

Она была невероятно горячей, скользкой и влажной, а ее стенки сжимали, как тиски. Он боялся, что при таком темпе не сможет продержаться достаточно долго, чтобы доставить ей удовольствие.

Цунаде задыхалась, когда он медленно отстранялся и снова входил в нее. Отшельник терся о стенки ее чувствительного прохода, стимулируя то место, которым играл Орочимару, когда его пальцы творили в ней настоящий хаос. Это было одновременно и слишком много, и недостаточно. Почувствовав смелость, Цунаде наклонила бедра и снова опустила их вниз, заставив обоих застонать.

Руки Джирайи обхватили ее талию, и он помог ей неторопливо оседлать его, наклоняя бедра, чтобы толкнуться из-под нее, разжигая пламя пылкого желания капля за каплей. Ее руки лежали по обе стороны от его головы, и он глубоко целовал ее, заглатывая ее вздохи и стоны, сладкие звуки превращались в потоки желания, которые разжигали его собственную страсть.

Орочимару наблюдал за своими товарищами по команде. Его зрительная память запечатляла зрелище двух самых дорогих ему людей, отдающихся друг другу. Они были просто прекрасны, раскрасневшиеся от возбуждения, их кожа мерцала от легкого пота в свете костра. Они прекрасно двигались вместе, как будто их тела всегда были предназначены для того, чтобы соединиться таким образом — равномерно сочетающиеся друг с другом и демонстрирующие недоступные обычно взгляду уязвимости.

Цунаде, часто сильная и дерзкая, позволила себе отдаться воле Джирайи, передав контроль над своим телом в его руки, в то время как Отшельник обращался с ней с бесконечным теплом, даря любовь и уважая дар ее невинности. Между ними была такая нежность, что сердце Орочимару сжалось от желания, и ему захотелось поглотить их обоих, заключив в теплые объятия.

Цунаде вскрикнула, когда Джирайя перевел ее в сидячее положение, и в этот момент ее движения стали более уверенными. Она прислонилась спиной к Орочимару, и крошечные язычки пламени, клубящиеся в ее животе, начали сливаться в водоворот жара, который, как она была уверена, мог поглотить ее. С каждым глубоким толчком Джирайи она поднималась все выше и выше, но ей нужно было нечто большее. Словно прочитав ее мысли, Орочимару наклонился вперед и просунул руку между их телами. Его пальцы ласкали ее набухшую женскую плоть, скользя по ее отверстию, где оно растягивалось вокруг Джирайи, а затем снова вверх, чтобы обвести ее клитор. Она стиснула зубы, когда он повторил это движение в тандеме с сильным и плавным толчком Джирайи, который переместился вперед через плечо Цунаде, чтобы захватить губы Змея своими. Он резко подался вперед и вошел в нее еще глубже, а ладонь Орочимару прикоснулась к ее губам более грубо, чем он намеревался.

Она напряглась между ними и почти закричала на груди Джирайи, когда ее подбросило навстречу. Оргазм пронесся по ее женской сущности в потоке горячей жидкости, брызнувшей на колени напарника, а нижнюю часть тела охватил поток спазмов. Она снова и снова сжимала твердый член Джирайи, выкрикивая его имя. Ощущения ее тела, источающего влагу, было достаточно, чтобы он вместе с ней погрузился в бездну.

— Цунаде… — простонал он ее имя в явном восхищении, когда нарастающее удовольствие волнами обрушилось на него, и он тяжело кончил, заливая ее своим семенем. Они крепко держали друг друга, не двигаясь и задыхаясь, чувствуя, как учащенно бьются сердца друг друга, по мере того, как взаимное буйство диких ощущений начинало стихать.

Джирайя убрал с лица Цунаде потные пряди волос и покрыл поцелуями ее щеки и шею. Его руки нежно обхватили подбородок, заставляя встретиться взглядами. Ее зрение все еще было затуманено и расфокусировано, но она могла видеть, что его темные глаза были серьезными, лишенными почти тошнотворного веселья, которое она привыкла находить, когда он смотрел на нее.

— Ты в порядке? — нежно прошептал он, проведя большим пальцем по ее нижней губе. — Я ведь не причинил тебе боли, правда?

— Нет! Нет, не причинил… я имею в виду, сначала было немного затруднительно… но ты был великолепен, — сказала она, ее щеки раскраснелись еще больше. Джирайя усмехнулся и с энтузиазмом поцеловал ее.

— Надеюсь, тебе было хорошо? — заикаясь, спросила она, когда он выпустил ее на воздух.

— О, принцесса, даже не сомневайся. Ты была и есть абсолютное совершенство. И Оро, я не знаю, что ты там делал, но, черт возьми…

— Я просто наблюдал и использовал полученные знания по очереди, — тихо произнес Орочимару, прижимаясь к спине Цунаде.

Он хотел ее, и очень сильно, но в свете того, чему он только что стал свидетелем, Орочимару не хотел вторгаться в их жизнь еще больше, чем он уже сделал. По крайней мере, не так быстро. У Цунаде были другие мысли. Она чувствовала горячую тяжесть его возбуждения на своих ягодицах, и одна мысль об этом разжигала в ее животе новые струйки жара. Она медленно поднялась с колен Джирайи. Его член с влажным звуком выскользнул из ее промежности, и Цунаде вздохнула от ощущения пустоты после того, как он так хорошо наполнял ее.

По ее бедрам стекали совместные выделения, и она чувствовала себя очень развратной; один мужчина только что нашел блаженство в ее теле, а она уже хотела другого.

Цунаде повернулась, чтобы обхватить Орочимару, и его глаза расширились, когда она устроилась у него на коленях, и влажный жар ее тела прижался к возбужденному естеству, еще больше сводя его с ума от желания. Она обвила руками его шею и прижалась губами к его губам, проникая в рот изящными движениями языка. Его руки сжались вокруг нее, как будто это было в порядке вещей, и он быстро перехватил контроль над их поцелуем, уверенно проводя языком по ее губам, наслаждаясь вкусом ее рта.

Запах Джирайи витал по всей ее коже, заглушая его собственный. Это знание пробудило в нем что-то темное и совершенно животное — в тот же миг Орочимару почувствовал глубокую зависть к тому, что не он был ее первым любовником. И снова его сознание захлестнула острая потребность как-то пометить ее, запечатлеть себя на ее теле и сделать ее своей. Хотя бы на одну ночь.

Он оторвался от Цунаде и прижал ее к полу, прижав запястья к грубому одеялу. Взгляд его глаз заставил ее содрогнуться от предвкушения, когда его кожа прижалась к ее. Он выглядел так, словно хотел поглотить ее, и в этот момент она желала только одного — чтобы он сделал это.

Золотые глаза Орочимару осмотрели ее с ног до головы, принимая восхитительное зрелище под ним. Он наклонился, чтобы поцеловать, облизать и погладить каждый участок женской плоти, и Цунаде выгнулась навстречу ему, желая в свою очередь прикоснуться к нему. Его язык прошелся по ее горлу и закрутился вокруг сосков, посасывая их, подталкивая к ответным прикосновениям, заставляя их снова набухать от удовольствия.

Он отпустил ее запястья и обхватил бедра, двигаясь ниже. Провел языком по ее подтянутому животу и погрузился в пупок. Змей не спеша двигался вверх по линии ее живота, и когда они вновь оказались лицом к лицу, он раздвинул ее колени, прижавшись тазом к ее бедрам. Орочимару застонал, и Цунаде издала ответный вздох, обхватив его шею руками и притянув к себе, пока не почувствовала его дыхание на своих губах. Она сократила расстояние, прижавшись губами к его щекам, когда их тела встретились. Бешеный ритм его сердца с ощутимой силой ударялся о грудь Цунаде, и ее собственное сердце сжалось от чувства исполненного желания.

Орочимару был для нее источником очарования, нет, почти одержимости. Еще со времен их учебы в Академии. Он был таким разным и таким красивым, с тонкими чертами лица и змеиными глазами. Он был тихим, в отличие от других мальчиков их возраста, и его чаще можно было встретить со свитком в руках, чем с оружием. Хотя, когда он владел мечом, он был воплощением смертоносной грации. Он был предметом многих ее юношеских фантазий, но всегда оставался неприкосновенным. Теперь, когда предстояло соединиться так близко, как только могут соединиться два существа, Цунаде поняла, что ее увлечение давно превратилось в любовь. И даже более того, она глубоко любила обоих своих напарников.

Горячее дыхание Орочимару обдало щеку Цунаде, когда он прижался своим возбуждением к ее ложбинке. Он слегка приподнялся, и змеиные золотые глаза встретились с медово-карими. Он запомнил выражение ее лица, когда мягко сдвинул бедра, проталкивая в нее головку своего члена, и застонал от ощущения ее горячего, влажного и такого тугого тела. Его глаза не отрывались от ее глаз, пока он погружался в нее, и она застонала, подавшись вперед, чтобы заставить его войти глубже. Он не был таким толстым, как у Джирайи, но был достаточно длинным, чтобы полностью погрузиться в ее лоно.

Когда он вошел в нее, его темные ресницы опустились, а движения замедлились, и он на мгновение застыл над ней. Когда Орочимару открыл глаза, в его выражении была странная нежность, которую Цунаде никак не ожидала увидеть. Он пробормотал что-то чего она не смогла расслышать, и яростно поцеловал ее, перехватив дыхание. Он покачивал бедрами в такт ее движениям, слегка вытягивая член из ее лона, заставляя его поверхность тереться о ее клитор, а затем снова глубоко и медленно входил в нее. Он отстранился, внимательно наблюдая за ней в поисках признаков боли, затем сделал это снова, затем еще раз, с каждым разом все увереннее, когда она начала стонать и умолять его на ухо.

Змеиное чувство самоконтроля грозило подвести его, ведь каждый толчок казался ему смертельным. Тело Цунаде было раем, а она — богиней, алтарю которой он с радостью поклонялся бы до конца своих дней. Он положил руку ей на спину и наклонил ее бедра, чтобы суметь погрузиться в горячую влагу так глубоко, как только возможно. Он чувствовал, как стенки сжимаются вокруг его члена, и знал, что пройдет совсем немного времени, прежде чем она переступит черту. Цунаде обхватила его руками за спину, впиваясь ногтями в бледную кожу, и вскрикнула, вызвав искры приятной боли, которая почти ошеломила его.

Цунаде двигала бедрами в такт его движениям, и Орочимару вздыхал и стонал, продолжая стремительное восхождение к экстазу. Он погружался все глубже и сильнее, делая все более мощные толчки, пока, наконец, после, казалось бы, вечности чувственных мучений, Цунаде не выгнула спину и не выкрикнула его имя, ее тело сжалось вокруг него в серии ритмичных спазмов, обдавая его горячей шелковистой жидкостью. Стенки ее тела сжали его член, окружая его абсолютным блаженством, и он прислонился лицом к ее шее, подавляя стон, который не мог позволить себе произнести, когда достигал кульминации, наполняя ее жаром своей спермы.

Орочимару лежал, бессильно прижавшись к ней, тяжело дыша, на его лбу выступили бисеринки пота. Занятие любовью с Цунаде было совсем не похоже на то, что он испытал тогда в борделе. Это имело смысл. Его сердце было наполнено чувствами, а дыхание Цунаде было подобно самой сладкой музыке, которую он когда-либо слышал. Ее кожа была покрыта его запахом с легкими следами Джирайи и ее собственным сладким ароматом. Удовлетворение и полный покой, последовавшие за этим, были похожи на окончание сеанса медитации, но с еще более приятным чувством завершенности.

Когда он наклонился, чтобы поцеловать ее, Цунаде предстало редкое зрелище: Орочимару искренне улыбнулся.

Она была застигнута врасплох неожиданной сладостью его взгляда, как будто никогда не видела его по-настоящему, как будто отстраненная и жестокая внешность была лишь фасадом, а этот прекрасный дух — реальностью того, что скрывалось под ним. Он страстно поцеловал ее, и она прижалась к нему, проводя пальцами по его волосам, пока они оба спускались с невероятной высоты их слияния.

Теплая рука провела по позвоночнику Орочимару от затылка до поясницы, и он замер, прижавшись к Цунаде. Джирайя приблизился к Орочимару так близко, что Змей почувствовал, как по коже пробежалось непередаваемое чувство исступления напарника.

— Что ты делаешь, Джирайя? — прошипел Орочимару, когда Цунаде обхватила его ногами за талию, прижимая к себе. Он уже знал ответ на свой вопрос, но его охватил внезапный прилив нервной тревоги. Змей действительно хотел того, чего ожидал от него Джирайя, но не думал, что Отшельник пойдет на это.

Несмотря на несколько поцелуев и случайных прикосновений, Орочимару знал, что Джирайя предпочитает женщин. Однако грубые загорелые руки сейчас обвились вокруг его бедер, а беспорядочные белые волосы спадали на плечи, в то время как соблазнительный баритон Джирайи шептал над ухом. Орочимару думал, что его влечение к беловолосому напарнику было односторонним, но в данном случае он был рад обнаружить, что ошибался.

— Шшш, просто доверься мне. Я уже говорил это раньше. Я хочу тебя так же, как и Цуну. И я хочу, чтобы мы были вместе. Я не причиню тебе боль, так что, пожалуйста, просто позволь мне сделать тебе приятно. Веришь или нет, но я знаю, что делаю, — промурлыкал Джирайя, а его шелковистый голос разбудил порхание бабочек в животе Орочимару.

— Знаешь? — возмущенно повторил Змей, вздрогнув.

Джирайя собрал шелковистую прядь черных волос и откинул ее в сторону. Покрыл горячими поцелуями шею Змея, а затем притянул его к себе и впился в его рот. Орочимару повернулся и вздохнул, когда большие руки Джирайи начали по-настоящему исследовать его тело. Грубые мозолистые пальцы скользили по его бокам, ласкали бледные соски, скользили между ног, раздвигая пальцами основания их тел, где они с Цунаде все еще были так тесно прижаты друг к другу.

Джирайя толкнул Орочимару вперед, к Цунаде. Она почувствовала, как он начал слегка пульсировать внутри нее — его тело пробуждалось под прикосновениями Джирайи. Она наблюдала, как меняется выражение лица Орочимару, когда каждый сантиметр его гладкой бледной кожи поглаживали и дразнили от затылка до поясницы. Он снова задышал, прежде чем руки напарника, наконец, перешли на манящий изгиб бедра.

Орочимару словно таял под этими уверенными прикосновениями, его золотистые глаза закатились назад, когда веки сомкнулись, а покрасневшие губы приоткрылись, задыхаясь. Язык Джирайи неторопливо двигался вниз по позвоночнику, очерчивая углубления между позвонками, а руки скользили ниже, обхватывая гладкие ягодицы темноволосого юноши и нежно сжимали их. Одна рука прошлась между ними, опустилась ниже и коснулась мягкой кожи яичек змея. Глаза Орочимару распахнулись от осознания.

— Джирайя, на одеяле масло, — пробормотал он, глядя на безымянное бутыль под ними. Брови Джирайи удивленно вскинулись, и он рассмеялся.

— Коварный маленький змей прикидывался смущенным, а сам все время этого и добивался… — Джирайя прищелкнув языком в знак театрального неодобрения.

Он потянулся к сложенному одеялу, и пузырек выпал ему в руку. Он быстро открыл его, капнул на ладонь щедрую порцию масла и отложил в сторону. Свободной рукой погладил Орочимару по спине, затем скользнул пальцами ниже, раздвигая подтянутые ягодицы, и нежно провел кончиком пальца по сжимающемуся отверстию, пока Орочимару не вздрогнул и не заскрипел зубами.

Джирайя обмакнул пальцы в масло и снова помассировал чувствительную плоть, сильно размазывая масло, а затем ввел кончик пальца внутрь, только до первой фаланги. Он ждал, потирая смазанный маслом кончик пальца вокруг кольца мышц, пока напряжение Орочимару не ослабло. Джирайя уже проделывал подобное с женщинами и знал, что не торопясь, он обеспечит максимальное удовольствие своему любовнику.

Он улыбнулся про себя, понимая, что теперь может называть их так — его любовники.

Орочимару выругался и слегка прижался к Цунаде, когда Отшельник ввел свой член еще глубже, двигая его внутрь и наружу со все большей легкостью. Ощущения были странными, не плохими, но и не совсем хорошими, хотя его член теперь стоял в полной готовности, несмотря на то, в какой неопределенности метались мысли. Цунаде крепко обхватила его ногами, сжимая внутренние мышцы, и он на мгновение потерял способность дышать.

— Боги, ты чертовски узкий… придется еще немного поработать над этим, — похотливо прошептал ему на ухо Джирайя, добавляя второй палец, и застонал, когда его любовник зашипел от наслаждения. — Вот так, красавчик. Расслабься и впусти меня.

Орочимару открыто стонал, когда Джирайя растягивал его, сжимая пальцы между толчками. Отшельник усмехнулся, изогнув пальцы, и Орочимару вскрикнул, когда один более глубокий толчок ударил его в то место, которое словно пронзило электричеством прямо через его член. Он непроизвольно подался вперед, и Цунаде вздохнула, покачивая бедрами под ним, пока он не задохнулся от возбуждения с обеих сторон.

— Ты в порядке, милый? — спросил Джирайя. И его голос был дразнящим. — Или мне стоит прекратить?

— Милый? Мать твою, ками… не смей останавливаться, иначе я убью тебя, — хрипло простонал Орочимару, и выбор слов неопровержимо свидетельствовал о его состоянии.

Орочимару редко ругался подобным образом.

— В таком случае… — Джирайя притянул Орочимару к себе, чтобы снова попробовать его губы на вкус, а затем плавно ввел в него третий палец.

Его ухмылка стала похотливой от неконтролируемой реакции Орочимару, и Джирайя позаботился о том, чтобы каждое движение его пальцев попадало в то место, о котором он так много читал, но еще не имел возможности исследовать. Он решил, что нашел его, потому что его напарник стал издавать глухие выдохи и содрогаться всем телом при каждом уверенном движении руки.

Джирайя обнаружил, что не может насытиться такой властью над своим соперником. Это опьяняло и возбуждало его до безумия, и он почувствовал, как теплый румянец заливает его щеки при звуке его имени, произнесенного придушенным тенором Орочимару.

Почувствовав, что любовник готов, Джирайя обхватил ладонью набухшую эрекцию и смазал ее оставшимся маслом. Он прижался к Орочимару, встречая сопротивление, но продвинулся вперед, твердо и очень медленно. Орочимару задыхался, когда толстая головка члена проникала в его плотное тело, обжигая, так как растягивала до невозможности широко. Рефлекторно сжавшись от боли, он дернулся бедрами к Джирайе, пытаясь сдвинуть его с места и, возможно, ослабить давление, но это привело лишь к тому, что он погрузился еще глубже. Джирайя застонал позади него.

— Оро, пожалуйста, не дергайся. Я не знаю, смогу ли контролировать себя, если ты сделаешь это снова, — Джирайя застонал и резко прижался к шее Орочимару.

Его пальцы гладили спину Змея и перебирали его волосы. Джирайя вошел на долю дюйма глубже, и Орочимару заскулил сквозь стиснутые зубы. Цунаде провела нежными пальцами по волосам Орочимару с другой стороны, поглаживая его руки и шею.

— Пожалуйста, постарайся расслабиться, любимый. Все наладится, обещаю, — успокаивал Джирайя, останавливая движение, его дыхание обжигало ухо Орочимару.

Он положил руки на бедра Цунаде и притянул ее ближе, зарывая Орочимару еще глубже в нее. Она застонала, выгибаясь навстречу ему и прижимаясь к его челюсти, чтобы занять его губы своими. Она провела пальцами по его спине, покачивая бедрами, двигаясь вверх-вниз по его члену, насаживаясь на него в обратном направлении, а он оставался неподвижным над ней, хмуря брови и прикрывая глаза.

Джирайя провел пальцами по черным локонам, облизывая и целуя нежный изгиб змеиной шеи и верхнюю часть спины. Когда он почувствовал его вздох, то толкнулся глубже, застонав от безумно тугого тела Орочимару.

Змей задыхался, вцепившись в одеяло под пальцами и сдерживая стон, когда он расслабился под настойчивым давлением, позволяя Джирайе погрузиться глубже, и, наконец, вошел в него на последние несколько дюймов. Отшельник издал резкий стон, когда его полностью поглотил самый тугой и горячий захват, который он когда-либо испытывал. Он практически чувствовал, как под ним хнычет от боли и удовольствия его любимый соперник и напарник, в то время как Джирайя пытался успокоить его нежными поцелуями и словами похвалы.

Сердце Орочимару колотилось в груди, ему казалось, что он едва может дышать от того, что Джирайя находится внутри, а Цунаде двигается по его длине. Затем Джирайя, наконец, отстранился и мягко толкнулся вперед, ударив в то место внутри него. И в его глазах вспыхнули белые звезды. Он вошел в Цунаде еще глубже, и она, покачивая бедрами, подалась навстречу ему, толкая его назад, чтобы он глубже насадился на член Джирайи. Затем мудрец отступил и снова толкнулся вперед, на этот раз сильнее, начав цикл заново.

Назад и вперед, троица двигалась вместе, как одно целое. Когда Орочимару подавался вперед, он был заключен в сладкое тело Цунаде, а когда отступал назад, его заполнял толстый член Джирайи, проникая в него слишком глубоко.

В какой-то момент движения Джирайи полностью завладели их телом, и Орочимару просто сдался ему, потеряв власть над напарниками, которые давали и брали его в тандеме, пока он не обессилел до умоляющих стонов и беспомощных мычаний. Далекая часть его сознания кричала на него за то, что он позволил так унизить себя, но более темные части его души наслаждались этим, поражаясь тому, как он был унесен страстью двух людей, которые были ему дороже всего на свете.

Цунаде первая упала за грань оргазма, когда толчки Джирайи с нарастающей силой вогнали Орочимару в нее. Она выкрикивала их имена, обхватив руками спину Орочимару и проводила ногтями по его коже, когда ее сотрясали бесчисленные волны сильных ощущений. Орочимару быстро последовал за ней, крича и содрогаясь от мук освобождения, когда он второй раз за ночь погрузился в нее.

Джирайя держался до тех пор, пока не почувствовал, что Орочимару затих и начал сжиматься вокруг его члена. Он не знал, как ему удавалось так долго держать себя в руках, чтобы не поддаться собственному желанию, но он больше не мог сопротивляться. С горловым рыком он, наконец, позволил своей кульминации нахлынуть на него с новой силой. Он вцепился пальцами в бедра Змея, и его сущность взорвалась глубоко внутри тела любовника.

Орочимару прижался к груди Цунаде и тихо застонал, когда буря наслаждения, казалось, утихла, но потом еще более усилилась, когда Джирайя кончил, мягко и бессистемно покачивая бедрами. Он прижался губами к затылку змеи, осторожно отстранился и рухнул рядом со своими любовниками.

Он провел пальцами по темным волосам Орочимару, обвел его позвоночник, тазобедренные кости, маленькие ямочки на мышцах ягодиц, и почувствовал странное удовлетворение от следов перламутровой жидкости, которая теперь струилась по одному бледному бедру. По идее, он должен был бы испытывать некую неприязнь от того, что только что занимался любовью с обоими своими товарищами по команде, один из которых тоже был мужчиной, но это было так… прекрасно. Джирайю переполняло чувство счастья, как будто, несмотря на то, что мир вокруг них погрузился в хаос, этот крошечный уголок радости, который они создали вместе, был тем, к чему никто больше не мог прикоснуться. Он был совершенен.

Орочимару приподнялся, медленно выскользнув из объятий лона Цунаде, и она поморщилась: эндорфины, которых было так много раньше, быстро исчезали. Она сдвинулась с места и покраснела от того, что последствия их близости стекали по ее бедрам и капали на одеяло. Цунаде сжалась, пытаясь скрыть следы, пока Орочимару не попросил ее лечь обратно.

— Все в порядке, Цунаде, — пробормотал он, — это мы.

Она покраснела еще сильнее и прижалась к груди Орочимару, обнимая его, когда легла обратно. Джирайя обнял их с другой стороны, обхватив меньшего по размеру мужчину, и при этом легко перекинул мускулистую руку через талию Цунаде. Орочимару лежал на нем тяжелый и беспомощный, его дыхание становилось ровным и мягким. Цунаде, казалось, тоже погрузилась в дремоту, и он вряд ли мог винить их в этом.

Джирайя потянулся назад, чтобы взять второе одеяло и укрыть их троих, после чего устроился в общем тепле. Лучше всего дать им отдохнуть — скоро их придется будить. Он собирался наблюдать за ними всю ночь, но по мере того, как слабый свет в пещере становился все тусклее, послеоргазменное блаженство и полное изнеможение ослабили Джирайю, и он больше не мог держать глаза открытыми.

Через некоторое время их разбудило соловьиное щебетание, вызванное одной из ловушек Орочимару: снаружи кто-то был.

Быстро, как молния, Орочимару поднялся на ноги, подавая сигнал напарникам, чтобы те вели себя тише. Он провел языком по воздуху и закрыл глаза. Змей чувствовал следы чакры, достаточные, по крайней мере, для пяти шиноби среднего уровня: либо сильных чуунинов, либо слабых джоунинов. Он молча натянул штаны и, обнажив клинок Кусанаги, осторожно направился к устью пещеры.

Джирайя последовал его примеру, и как только оделся, в его руках быстро оказались пара кунаев. Он подал Цунаде команду быть готовой, и она быстро оделась, когда снаружи раздались звуки сражения, эхом доносившиеся до пещеры.

К тому времени, как Цунаде вышла на открытое пространство, Орочимару уже расправился с двумя неизвестными шиноби, а его клинок пронзил грудь третьего, и тот упал на землю, захлебываясь собственной кровью и крича от боли. Джирайя боролся с куноичи, поймавшей его в сеть чакры, а рядом летела марионетка, готовая атаковать его из слепой зоны. Цунаде прыгнула в воздух и перехватила куклу на своем пути, разбив ее о землю кулаком, усиленным чакрой, и оборвала ее нити.

Джирайя тут же освободился, и когда неизвестная куноичи бросилась вперед, чтобы сразиться с ним, Цунаде заметила металлический блеск на кончиках ее пальцев, готовых впиться ему в шею:

— Джирайя! Яд!

Он крепко схватил девушку, зафиксировав ее шею одной рукой. Она дернулась, вырываясь, но он зажал руку с кольцом яда, завел ее за спину и повалил на землю.

Сила удара была велика, и раздался тошнотворный хруст костей, когда его противница ударилась о грязную землю под ними. Девушка обмякла в его руках, а когда он перевернул ее, все признаки жизни исчезли. У Отшельника скрутило живот.

«Еще одна потерянная жизнь», — с горечью подумал Джирайя.

Именно тогда ему удалось разглядеть протектор, спрятанный под капюшоном дорожной одежды куноичи. Символ Сунагакуре был четко выгравирован на металле, и это несколько шокировало даже его. Песчаным ниндзя не место в этом регионе, поскольку все их силы были размещены на западном краю Амекагуре. Что они делали так близко к границе Страны Огня?

Орочимару обошел пятого и последнего члена иностранного отряда, все еще держа меч, и выглядел как некий дух смерти, без рубашки и забрызганный кровью врагов, излучая злобу из обжигающей чакры, которая покрывала его бледную фигуру. Он выпустил из свободной руки множество змей, и те обвились вокруг юноши, обездвиживая его, пока одна из них готовилась нанести удар.

— Подожди! Он нужен нам живым! — крикнул Джирайя, бросаясь к своему напарнику и шиноби Песка.

Орочимару бросил взгляд на Джирайю, а затем поднял меч и ударил им парня по голове. Тот упал без сознания, скорчившись, и Орочимару прекратил свое дзюцу. Змеи исчезли и тело противника повалилось на землю. Джирайя опустился на колени и откинул плащ мужчины. Глаза Орочимару расширились, когда перед ним предстал протектор Сунагакуре, и он серьезно кивнул в знак понимания.

Цунаде издала обеспокоенный всхлип, стоя на месте и копаясь в вещах мертвого кукловода. В его руке лежал открытый свиток, и она с явным беспокойством посмотрела на своих товарищей по команде.

— Нам нужно забрать его для допроса. Они следили за нами, — она бросила свиток Джирайе и побежала в пещеру за аптечкой.

Цунаде связала его запястья и лодыжки проволокой, подавляющей чакру, и ввела ему сильное успокоительное, прежде убедившись, что он выдержал удар по голове. Орочимару запечатал тела четырех павших шиноби Суны в свиток — неизвестно, какую информацию можно будет получить из них, когда он доставит их в морг Конохи. Он сомневался, что кто-то из них обладал Кеккей Генкай или представлял собой известные кланы, но, по крайней мере, их останки можно было использовать в качестве разменной монеты между деревнями.

Трио приготовилось к пути, облачившись в доспехи с дорожным снаряжением, и быстро устранили следы своего самодельного лагеря. Джирайя взвалил бессознательного пленника на плечо, и они с поспешностью возобновили свой путь домой.

По дороге между тремя товарищами по команде воцарилось неловкое молчание.

Цунаде была не в духе на протяжении всего пути, чувствуя себя больной, грязной и измученной. Она злилась на себя, понимая, что все они поступили крайне глупо, ослабив бдительность настолько, что попали в засаду. Что бы случилось, если бы отряд Суны прибыл на несколько часов раньше? Катастрофа и верная смерть.

Ее опыт отношений с Джирайей и Орочимару был невероятным и совершенно сокрушительным для девичьих пониманий. Она любила их обоих, и эта часть ее личности хотела, чтобы узы между ними тремя процветали, но чувство здравого смысла вскоре отбросило влюбленность на задний план. Как они переживут эту войну, если будут так беспечны? Нет, лучше прекратить это прямо сейчас. Когда местность начала меняться, и они снова пересекли леса их родной страны, Химе заговорила.

— Мы не можем допустить этого снова, — сказала она с пустым выражением лица.

— Не можем допустить чего, принцесса? — спросил Джирайя, перекладывая бессознательного шиноби на другое плечо, чтобы взглянуть на нее.

— То, что мы сделали там, не должно повториться. Это было так безответственно, и мы должны забыть об этом, по крайней мере, пока война не закончится. Иначе никто из нас не сможет рассуждать здраво, — утверждала Цунаде, изо всех сил стараясь, чтобы ее голос не дрогнул.

— Цунаде, я не думаю, что это будет так просто, — парировал Джирайя. Он нахмурился и посмотрел в сторону Змея.

Лицо Орочимару было похоже на нечитаемую каменную маску безразличия. Это был нехороший знак.

— Так и должно быть. Все станет проще, если мы пообещаем никогда больше не говорить об этом. Выбросить прошлую ночь из головы, пока мы снова не станем нормальными людьми. Сейчас наш долг перед деревней превыше всего, даже выше наших личных потребностей. Мы в первую очередь шиноби и должны быть готовы сражаться и мыслить разумно в любое время, — Цунаде говорила, слегка запинаясь, как будто не была до конца уверена, что сама верит в эти слова. — Пожалуйста?

— Думаю, да, Химе, — пробормотал Джирайя, отворачиваясь от нее. — Я обещаю.

— Считай, что это забыто, — Орочимару произнес это голосом, лишенным эмоций, и прыгнул вперед своих товарищей, неся на плечах и свою сумку, и сумку Джирайи.

Он держался на расстоянии от них до тех пор, пока ворота деревни не оказались в поле их зрения.