Мы так часто видели, как люди теряли самых дорогих для них, самых близких… И это относится не только к смертным, о нет, к богам смерти тоже. У шинигами ведь такая опасная работа, рядовые и вовсе мрут, словно мухи, но всем отчего-то кажется, что всемогущих капитанов это не касается, ну, может быть, совсем редко.
Вот и Шунсуй Кьёраку за столько веков успел подзабыть, как легко на самом деле они могут умереть. Напомнил ему об этой горькой стороне жизни Соске Айзен, точнее, один из выведенных им арранкар, так неожиданно ранивший Укитаке. Кьёраку помнит только шокированное лицо любимого и окровавленную по самый локоть руку арранкара. Дальше – лишь туман. Он пришёл в себя лишь от пинка пришедшей Лизы, даже не зная, где именно сейчас Джуширо. Нужно было продолжить бой. Нужно было остановить мятежников…
Благодаря тому, что Ичиго привёл с собой из Уэко Мундо на поле боя капитана Унохану, Укитаке удалось оказать первую помощь в самое ближайшее время, благодаря чему он смог дожить до полноценной операции в стенах четвёртого отряда. Все были измотаны и изранены, как физически, так и душевно, и Кьёраку, конечно же, не был исключением, но собственные раны его мало волновали. Он был в сознании, а Укитаке – нет.
Давно уже он не чувствовал этого животного страха потерять любимого человека и ни иметь возможности что-либо сделать, чтобы всё вновь стало хорошо. Только лишь мучительно ждать.
Через пару дней боль от ноющих ран поутихла, как и страх, но не то, ни другое окончательно отпускать Шунсуя в ближайшее время не собирались. Укитаке всё ещё был без сознания…
Кьёраку говорил с капитаном Уноханой, и она заверила своего коллегу, что всё не так плохо, как может показаться. Медики сделали всё необходимое и теперь Джуширо необходимо лишь отдохнуть и восстановиться. Ведь будь у капитана тринадцатого отряда куда меньше духовной силы, он бы умер ещё в руинах фальшивой Каракуре.
Да, Джу-чан сильный… Кому как не ему, Кьёраку, об этом знать. Он знает. И очень старается об этом помнить…
Шунсую почти сразу разрешили навещать Укитаке, ещё и потому, что врачи так могли убедиться, что капитан восьмого отряда восстанавливается без каких-либо проблем. И Шунсуй приходил, чуть ли не несколько раз в день, сидя у больничной койки любимого и тихо с ним беседуя.
Однажды он сдался собственным эмоциям и, ни думая ни о чём, осторожно взял Джуширо за руку, такую холодную сейчас, тихонько сжав его ладонь, склонившись над ним и прижавшись своим лбом к его, жалобно зашептав:
- Прошу, Джу-чан, вернись ко мне. Я так по тебе скучаю… Ты мне очень нужен, родной.
Через несколько мгновений Кьёраку отстранился, невесело улыбаясь и стараясь закрыться своей любимой шляпой.
- Ну вот… Совсем я расклеился. Представляю, как ты будешь недоволен, если узнаешь. Недостойно так распускаться такому старику, да?
Вопрос, который так и остался без ответа. Но Укитаке дышал. Спокойно и размеренно. Это успокаивало.
- А как будет злиться Яма-джи, если ты умрёшь? – Шунсуй горько усмехается. – За ним станется достать тебя даже из самого чистилища и устроить самую страшную взбучку, на которую он способен. Ты ведь помнишь, как нам с тобой прилетало за шалости в детстве?
Шуйнсуй тихо-тихо смеётся, поднимая наконец шляпу, открывая чуть мокрые глаза.
- Знаю-знаю, почти всегда был виноват я, но тебе ведь тоже это нравилось, не отрицай.
Этот разговор, поддерживаемый лишь Кьёраку, продолжался ещё некоторое время, пока мужчина не ушёл, извинившись перед Укитаке и пообещав вскоре вернуться. Всё же, как у вполне дееспособного капитана, у него были важные дела, от которых, как бы Шунсую ни хотелось, откосить никак не вышло бы.
В тот день Кьёраку ещё раз заходил к Джуширо, но тогда так ничего и не изменилось – капитан тринадцатого продолжал пребывать в спокойном сне, не видя и не слыша ничего вокруг.
Однако, когда Шунсуй, уже привычно, пришёл следующим утром в казармы четвёртого отряда и прошёл плановый осмотр, и зашёл в палату Укитаке, то увидел, как тот поворачивает голову в его сторону и слабо улыбается ему, шёпотом приветствуя мужчину:
- Привет…
- Привет.