Ран прижал Риндо к стене, жадно вгрызаясь в податливые губы и чувствуя, как пальцы зарываются в волосы, оттягивая их. Хайтани тихо простонал и вжал брата в холодную поверхность.
— Понравилось раздевать меня взглядом прямо на собрании? — спросил он, пьяно смотря в сиреневые глаза напротив.
— Очень, — признался Риндо. — Ты так легко заводишься.
Младший выгнулся навстречу брату, тот обвил руками его талию, целуя услужливо подставленную шею. Провёл языком по татуировке, прижался губами к кадыку, чуть втянул кожу рядом, стараясь не оставлять на ней следов. Это подождёт до дома. Как самое сладкое.
Ран коснулся ладонью живота брата, а затем скользнул вниз, до пряжки ремня. Заглянул в широко распахнутые глаза.
— Хочешь?..
— Да, прошу, — Риндо шумно втянул носом воздух, когда пальцы провели по выпуклости на брюках. — Хочу тебя.
— Я тоже, милый, я тоже, — шептал Ран, спешно расстёгивая ремень подрагивающими от возбуждения руками.
Всё то время, пока старший Хайтани устранял помеху в виде кучи застёжек на проклятых штанах Риндо, его губы свободно гуляли по шее брата, ключицам, линии челюсти; зубы — сами по себе, честное слово, — всё же оставили несколько аккуратных следов, которые в полумраке были даже незаметны. Риндо же, зная, как сносит крышу старшему от любых звуков, вырывающихся из его горла, сопровождал каждое действие томными вздохами и тихими постанываниями, будто не желая, чтобы брат услышал. Тот, будучи прекрасно осведомлённым, что это откровенная провокация, игра на его нервах, раз за разом вёлся и глухо рычал, тесно прижимаясь пахом к паху Риндо.
— С ума меня сводишь, — протянул Ран, сжимая сосок брата сквозь ткань рубашки. Не один Риндо был в курсе чужих слабостей.
Младший Хайтани слабо пискнул и не ответил.
— Не хочешь нести ответственность за свои поступки, да? — жарко выдохнул Ран, ладонью ныряя в бельё брата и наконец-таки накрывая ноющий член. Риндо зажмурился и попытался отвернуться, но вторая рука ловко поймала его за подбородок и развернула к себе, сдавливая щёки. — Смотри на меня.
— Ран... — сиреневые глаза закатились, когда большой палец обвёл головку. Движения были размашистыми, немного резкими и сбивчивыми, к тому же мешали боксёры и грёбаные брюки, по отношению к которым надо было соблюдать крайнюю осторожность, потому что: «Ран, они брендовые, ты тупой, какой рвать? Ты за всю жизнь за них не расплатишься, идиота кусок, давай снимай аккуратно».
— Ох, как же я тебя отттрахаю, когда приедем домой, — шептал Ран, ощущая, как рука затекает в неудобном положении. — А потом ты меня оттрахаешь. А завтра мы нахуй никуда не поедем, потому что не сможем доползти до этой шарашкиной конторы.
Риндо булькнул в ответ что-то непонятное, зарываясь носом в пахнущую одеколоном шею брата и слегка кусая от переизбытка чувств.
— Ай, детка, это моя прерогатива сегодня!
— Только попробуй назвать меня так ещё раз, — угрожающе произнёс младший Хайтани, а затем громко вскрикнул, ощутив, как кольцо пальцев сомкнулось сильнее.
— Ты не в том положении, — мурлыкнул Ран. — Детка.
— Как же я тебя ненавижу.
— Ты так часто об этом говоришь, что я уже не верю, — парировал старший, кусая ушко брата, в котором поблёскивало серебряное кольцо.
— Я тебе... ах, блять, — выругался Риндо, сжимая ткань чужого пиджака на спине.
— Не сдерживайся, — шепнул Ран, прежде чем развязный стон оглушил его.
Мужчина медленно вытащил руку из штанов. Вытер сперму салфетками, предусмотрительно кинутыми рядом. Нежно поцеловал будто бы контуженного Риндо.
— Умница.