– Что ж... – говорит Уроборос. И замолкает. Его глаза, глаза ящера, застилает пелена задумчивости. Кажется, он вообще забывает про Геральта.

– Так о чем ты хотел поговорить? – спрашивает Геральт, нарушая молчание. Уроборос кидает на него заинтересованный взгляд. В нем все еще сквозит пренебрежение, но уже в меньшей степени.

Он не отвечает сразу. Приближается медленно, оглядывает Геральта, обходит кругом. Геральт следит за ним, опасаясь выпускать из поля зрения. Чувствует он себя, как экспонат в музее в Оксенфурте.

Он, конечно, отстраняется, когда детская ладонь ложится на доспех.

– Он всего лишь хочет тебя сожрать, – говорит Уроборос, не обращая внимание на эту реакцию. Тянется вновь, прикасается одними кончиками пальцев, но Геральту кажется, что его прикосновение проникает под доспех, обжигает ледяным холодом неизбежности. – Тебе не повезло.

– Не повезло? И что это должно значить?

Уроборос не отвечает. Его голос, несколько голосов, все еще слабыми отголосками отдается в теле, и божество начинает говорить лишь тогда, когда они стихают совсем.

– Опасность угрожает тем, смертный, кого ты любишь более всего.

Геральт вздрагивает. В глазах Уробороса он видит насмешку.

– К сожалению, уже слишком поздно что-либо менять, – продолжает он, увидев, что Геральт внимательно слушает. – Но мы можем дать тебе ключ к мести. Ключ к тому, как остановить его.

Он на секунду скрывается из поля зрения Геральта, но, когда выходит из-за его правого плеча, трудно не заметить перемены. Теперь перед ним стоит юноша. Еще не мужчина, но уже не ребенок.

– Ты не обязан нам верить, – опередив вопросы, продолжает Уроборос, останавливаясь напротив. Заглядывает Геральту в глаза, но ведьмак не отодвигается, несмотря на то, что расстояние между их лицами ничтожно мало. – Если тебе повезет, ты вспомнишь наши слова. Если тебе не повезет, тебя сожрут, и ты ничего не сможешь с этим сделать.

– О чем ты, черт возьми?

Уроборос посмеивается.

– Нам кажется, брат говорил смертному о том, как все устроено. Или концепт вселенной для смертного слишком сложен?

Он соединяет кончики пальцев. Так, как это любит делать о’Дим.

– В конце концов, это все одна сплошная паутина.

– И ты желаешь этого наказания, не так ли?

Горячие пальцы касаются его подбородка. Геральт выдыхает. Лицо о’Дима приближается к его лицу.

– Не здесь, – говорит он, упираясь ладонью ему в плечо. О’Дим, скорее удивленный, чем рассерженный, слегка отстраняется.

– Не... здесь? – повторяет он. – Геральт...

– Тангароа всегда отличался нетерпением, – продолжает Уроборос, отстраняясь. Геральт опасается, что он вновь начнет ходить кругами, но этого не происходит. Он стоит неподвижно. – Когда он идет на поводу желания, когда в нем разгорается азарт, он становится особенно невнимателен. Уязвим. Поэтому ты должен подпустить его близко. Так близко, что он почувствует вкус добычи.

Геральт зажимает ладонью его рот, оставляет осторожный поцелуй поверх своих огрубевших пальцев.

– Не здесь, – вновь говорит он, опуская руку. – Это место слишком напоминает мне о ней. Они чуть не сожрали ее. Они причинили ей вред. Но я все же от них отличаюсь. Я тоже причинил ей вред, но я любил ее. Поэтому... не здесь.

Господин Зеркало, на секунду растерявшийся, улыбается. Его улыбка сулит то же утешение, что и взгляд, и Геральт придвигается ближе.

– Хорошо, Геральт. Где бы ты хотел, чтобы это случилось?

Его горячая ладонь касается щеки Геральта, и Геральт позволяет себе на секунду закрыть глаза.

– Там, где нам никто не помешает.

Он выдыхает. Щекочет вдохом чужую ладонь.

– Он все поймет, – говорит Геральт. – Рано или поздно.

– Ты восхищаешься нашим братом? Конечно, он кажется тебе всесильным, – отвечает Уроборос с язвительной усмешкой превосходства. – Ты переоцениваешь его способности, смертный. Когда наступит нужный момент, он не будет лезть к тебе в голову. Он будет слишком увлечен.

Уроборос морщится.

– Смертные ограничивают себя категориями времени. Так глупо. Мы знаем, как перехитрить Тангароа. Мы подменим одну часть паутины другой частью паутины. Он ничего не заметит. Даже ты не будешь замечать. До определенного момента. Если тебе повезет.

Протянув руку, Геральт касается мраморной стены. О’Дим ждет чуть впереди, смотрит на него, внимательно и взволнованно. Геральт отвечает на его взгляд, но не говорит ни слова, не улыбается.

После прикосновения холодной стены пальцы о’Дима кажутся удивительно горячими, когда он берет Геральта за руку.

– Утолишь мое любопытство? – спрашивает Геральт.

– Не торопись. Подразни его. Пусть он сгорает от нетерпения.

– Почему именно губы? Помнится, душу фон Эверека ты забрал иначе.

– Тебя так волнует этот вопрос? – с холодной усмешкой спрашивает о’Дим. Его черные глаза неотрывно следят за Геральтом. Геральт видит в них бесконечность голода и желания. – Ты прикоснешься к моей руке – и ничего не произойдет. Но поцелуй несет в себе особое значение. Особую связь.

Геральт молчаливо слушает, неподвижно сидя на краю кровати. Когда Гюнтер замолкает, не отводит взгляда, но и не задает больше вопросов. Господин Зеркало приближается.

– Хочешь вина? – спрашивает он. Геральт мотает головой, берет его ладонь и прижимается к ней щекой.

– Поцелуй несет в себе особое значение, смертный. Он связывает. Он ограничивает. А связь – это обоюдоострый меч. Два конца. Две жертвы.

Уроборос отводит от него свой взгляд.

– Мы бы позаботились об этом сами, но для того, чтобы осуществить задуманное, нужна живая душа, которая подобралась бы достаточно близко. Которую Он бы подпустил достаточно близко.

Теперь уже Геральт отводит взгляд.

– Застань его врасплох. Используй против него его же оружие. И сделай еще кое-что...

– Хорошо, что ты здесь, – говорит Геральт в горячую ладонь. Гюнтер садится рядом, и ведьмак прижимается к нему. – У меня больше ничего не осталось. Только ты. И ты знаешь, чего я желаю.

Ему кажется, он даже может чувствовать, как Стеклянный человек дрожит от нетерпения. Его глаза проникают под кожу. Геральт приближает его лицо к своему. Крепко держит ладонью затылок.

– Я желаю, – шепчет он, обращаясь к нему по имени, настоящему имени, окунаясь в омут черных, непроницаемых глазах, – чтобы ты вечно оставался здесь, в своем убежище. В своем доме.

Поцелуй обжигает болью, жаром, холодом, безумным отчаянием. Кажется, проходит целая вечность прежде, чем Гюнтер отталкивает его, отшатывается на другой конец просторной спальни.

– Что ты...

Геральта начинает душить смех.

Он смеется так, что у него начинает болеть горло, смеется, как безумный. Может, он действительно сошел с ума. Он видит на лице Гюнтера целую бурю эмоций: злость, отчаяние, недоумение, обиду, страх загнанного в угол зверя. Смешно. Как же, черт возьми, смешно.

– И что будет со мной?

– Ничего. Возможно, ты останешься с ним.

Геральт усмехается.

– Если он захочет, он вышвырнет тебя. Но скорее всего за то, что ты сделал, он будет наказывать тебя. Снова и снова, и снова. Тангароа всегда был предсказуем в одном. Проигрывать он не любит.

– Ты хоть представляешь, что ты наделал?

В этом рыке все меньше человеческих интонаций. Пальцы смыкаются на горле Геральта, спину жестко встречает стена, но, по какой-то неясной причине, ему все еще смешно. Гюнтер уже не притворяется человеком. Геральт сжимает пальцами его запястья. Пусть надавит сильнее. Пусть. Геральт ждет темноты, которая следует за беспамятством, иначе он просто спятит.

Но пальцы о’Дима разжимаются. Геральт, кашляя, падает на колени.

– Ты пожалеешь о том, что сделал. Ты пожалеешь о самом своем существовании!

Геральт поднимает взгляд. Смотрит снизу вверх.

– Я буду рад, душа моя, – хрипит он, – провести с тобой целую вечность. Здесь. Взаперти.

– Кто вы друг для друга? – спрашивает Геральт. Голос не выдает его заинтересованности. Уроборос смотрит на него. Прищуривается.

– Если выражаться понятиями смертных, мы братья, – отвечает он неспешно. – Но все куда сложнее. Мы не будем истязать твой разум, смертный. Ты все равно не сможешь этого осознать. Мы скажем лишь, что он часть нас, а мы – часть него. Скажем лишь, что там, где соединяемся мы и он, цветет багрянник.

– Это он тебе рассказал?

О’Дим не прикасается к нему, но неумолимая сила поднимает его на ноги и вновь придавливает к стене. Геральт не видит смысла отрицать.

– Но... как? Я все проверил. Ты сразу отказался. Ты отказался помогать ему.

Лицо его становится холодным и спокойным, таким же непроницаемым, как глаза.

– А. Ясно.

Геральт молчит.

– Он использовал тебя. Он сделал тебя своей пешкой. Тебе самому не противно?

– Ты сделал то же самое, разве нет?

Гюнтера, кажется, задевают эти слова. На мгновение, всего на мгновение, он вновь теряет самообладание.

– Это другое. Ты должен видеть это.

Геральт скалится, закрыв глаза.

– Я этого не вижу.

– Почему ты мне помогаешь?

– Мы не помогаем тебе. Мы мстим ему.

– Убирайся.

Геральт открывает глаза. Господин Зеркало не смотрит на него, только в сторону. Сила, с такой легкостью поднявшая его, теперь не ощущается вовсе.

Геральт же, наоборот, смотрит прямо на него.

– Отпустишь меня вот так? Просто?

Кривая усмешка не задерживается на губах Гюнтера надолго.

– Ты меня обыграл. Я мог бы тебя пытать. Мог бы подвергнуть тебя такой боли, что ты бы молил о пощаде. Но что-то мне подсказывает, что ты будешь истязать себя и без моей помощи.

Колючий взгляд черных глаз.

– Поэтому уходи, Геральт. Убирайся к черту.

– Тебе пора возвращаться. Иначе он заподозрит неладное, – говорит Уроборос. Приближается и, прежде чем Геральт успевает отступить, проводит раскрытой ладонью перед его лицом. Геральт вздрагивает. Часто моргает.

– Не спеши так сразу отказываться, – усмехается Уроборос. – Тангароа в самом деле крайне опасен.

– Нет, – мотает головой Геральт. Чуть тише добавляет. – Я ему верю.

– Что ж, – говорит Уроборос, касаясь его правого плеча. – Это твой выбор.

Толчок в междумирье похож на толчок в ледяную воду.