Юнхо соврал бы, если бы сказал, что к этому моменту у него не было каких-то проблем, жалоб или предложений. Накопилось масса, само собой: и мелочей, и действительно серьёзных вопросов. Тем не менее, когда после обеда Уён спросил их, не хотят ли они лично подать тему на обсуждение, он промолчал.

Причин тому было несколько. Первой и главной было то что большая часть его жалоб была несущественна и вполне могла быть удалена в личных беседах (вроде привычки Сана точить когти о его одежду, в моменты особой задумчивости, или то, что кое-кто не менял туалетную бумагу, когда она заканчивалась), а оставшиеся были серьёзными настолько, что их поднимут на обсуждение и без него. Второй было то, что роль второго пилота, надёжного и оптимистичного, была важна для морального духа команды, а именно он в последнее время страдал больше всего.

В общем, Юнхо был готов идти на жертвы ради команды, какими бы незначительными с виду они ни были. Он уже решил, что обязательно выскажется, если вопросы поиска нового корабля и заработка денег так и не прозвучат. Впрочем, он сильно в этом сомневался.

– Давайте начнём с чего-то полегче, – Уён стоял напротив кресла пилота, скрестив руки на груди и смотрел на экран. Хвосты танцевали за его спиной, сплетаясь и перекручиваясь розовым калейдоскопом. – С формальностей, например.

Сан выглядел совершенно растерянным этим предложением. Он не говорил ни слова, но Юнхо видел вопрос в его напряжённой позе и подрагивающем хвосте.

Выходит, бесчисленные уроки звериного всё-таки приносили какую-то пользу.

– Я про то, как вы называете свои отношения, – пояснил Уён, с лёгкостью считывая недоумение Сана, – вы же тут “встречаетесь”, так выходит? Это неподходящее слово, давайте его уберём. Оно только всё путает.

Тут опешил уже Юнхо.

– В смысле? – спросил он. – Что тебе сделало слово? И почему ты говоришь так, будто ты с нами не встречаешься?

– Потому что так и есть, – пожал плечами Уён, – этого мне никто не предлагал, если ты вдруг забыл.

Юнхо озадаченно нахмурился. Он действительно не помнил, чтобы они напрямую обговаривали эти детали с Уёном, но разве это было не очевидно и так?

– И что ты предлагаешь взамен? – спросил Хонджун со своего места. – Раз этот вариант тебе не нравится, у тебя, наверное, есть другой?

Уён кивнул.

– А то как же. Замечательный, отражающий все нюансы наших отношений и, кроме того, очень привычный. Называется: “стая”. Шокирует, я знаю.

– Разве отражает? – неуверенно спросил Сан. – Как будто это немного размыто.

– Именно. Как и то, что между нами происходит, – согласился Уён. – У нас всё сложнее чем просто “встречаемся”, было и будет. Чан вам разве не рассказывал, что отношения в стае могут быть самые разные? Свои у каждой пары, у каждой комбинации. Уникальные, без лишних усложнений и классификаций, понятные для всех внутри стаи и не для кого больше, потому что это только наше дело. Мы – стая. Просто и понятно.

Юнхо задумался. Это имело смысл, вообще-то. Звучало гораздо лучше, даже глубже, чем раньше, и одновременно было будто бы сложнее. Его не особо волновало, как именно называлось то, чем они друг для друга были, сути это не меняло в любом случае. Если это делало Уёна счастливее – почему нет?

– Не думаю, что нам это подойдёт, – вдруг возразил Минги. Его голос звучал непривычно холодно. Юнхо с первого слова понял, что он был обижен, причём всерьёз.

Юнхо надеялся, что он оттает хотя бы немного, но, видимо, надеялся зря.

– Чего вдруг? – Уён окинул волка недовольным взглядом, как будто его несогласие было прямым вызовом ему лично. – Считаешь, что мы недостойны, или что?

– Считаю, что пока наш альфа принимает в стаю всех подряд, это название будет не иметь никакого смысла, – ответил Минги, сверля спину Хонджуна взглядом.

Сан нервно огляделся по сторонам, словно пытаясь понять, о ком из них Минги говорил. Уён выглядел откровенно оскорблённым. Юнхо решил вмешаться, прежде чем кто-нибудь из них ляпнет лишнее.

– Ты ведь про Сонхва, так? – подал он голос. – Так он уже не в стае. Он мне сам сказал. Даже суток в стае не пробыл. Он ф

Минги раздражённо дёрнул подбородком.

– Не пробыл, ага. Сам вышел. Я в курсе – почувствовал. Но он был в стае. Он его принял. В нашу стаю. Как будто в неё можно звать всех подряд.

– Погоди-погоди, стоп, чего? – удивился Уён, комично округляя глаза. – Сонхва был в стае? Когда успел?

– Вчера, когда я его успокаивал, – напряжённым голосом ответил Хонджун. Юнхо подошёл ближе, готовый забрать штурвал, если понадобится. – Я хотел, чтобы он замолчал. Он кричал, потому что его все бросили так что, первое что мне пришло в голову, это принять его в стаю.

– Я не заметил даже, – растерянно пробормотал Сан, поднося руку к груди, – как будто вообще ничего не было. Разве не должно болеть?

– Связь слишком слабая, и болеть нечему, – ответил Минги, – но вы теперь понимаете, о чём я? Он это сделал не потому, что от нас беспокоился. Он беспокоился за него. Вот настолько.

Минги был действительно зол. Ему нравился Сонхва, он был его другом. Юнхо совсем не ожидал, что он отреагирует на его принятие в стаю вот так. Он чувствовал острую необходимость подойти ближе и обнять его, попытаться успокоить, но это был не тот случай. Это было между ним и Хонджуном и ни ему, не понимающему всех нюансов и глубины связи стаи, было влезать.

– Я пытался защитить его да, но я не стал бы делать это для всех подряд, – возразил Хонджун, – не думай, что я отношусь к нашей связи настолько легкомысленно. Я пытался вас защитить.

– Тогда ты мог заткнуть ему рот! – рявкнул Минги. – Ты его баюкал, как ребёнка, когда Сан, твой лучший друг, валялся на полу, истекая кровью!

– Сан был в порядке! – закричал Хонджун в ответ, поднимаясь на ноги.

Юнхо с готовностью сел на штурвал, отодвигая капитана бедром. Корабль не дрогнул – спасибо щитам – но опасно качнулся в сторону. Юнхо выровнял его за пару секунд и сосредоточился на экране, следуя нарисованной перед ним зелёной линии проложенного маршрута.

– Ты не мог знать, в порядке он или нет! – продолжал Минги. – Сонхва я не виню – мы сразу знали, что он вот такой – но ты! Как ты мог?!

Альфа не сдавался. Юнхо не знал, что происходит позади, но подозревал, что они стоят теперь очень близко, нос к носу.

– Естественно я мог! – кричал Хонджун. – Я ваш альфа! Я чувствовал, что вы не умираете, зато Сонхва ещё несколько раз пытался вырваться! Ты хотел бы, чтобы я его кинул, чтобы он опять начал кричать?! Да, я старался защитить и вас, и его! Но я не стал бы делать это для кого угодно, я ведь уже сказал! Я сделал это для Сонхва, потому что он – мой! 

Повисла тяжёлая тишина. Вот так, вне контекста, это звучало по-настоящему неадекватно даже для него, а он уже понимал, о чём шла речь.

– Джун-а, – осторожно позвал Сан, – начинать стоило, наверное, не с этого.

Послышался судорожный вздох. Юнхо быстро оглянулся. Вроде бы, драки не намечалось. Минги выглядел теперь больше растерянным, чем злым. Это был хороший признак.

– В каком смысле “твой”? – переспросил он, куда спокойнее, чем до этого. – Сан? Вы от меня что-то скрываете, или…

– Нет! – тут же выпалил Сан. – Я просто пришёл раньше и мы тут… В общем, Хонджун рассказал, что чувствовал… вещи.

– Вещи, говоришь? – вкрадчиво протянул Уён. – Это какие такие вещи? Можно поподробнее?

– Не давите на него слишком сильно, – повысил голос Юнхо, – он, вообще-то, только к нам вернулся. Имейте совесть – сбавьте обороты.

– Мы не давим, – спокойно ответил Уён, – Джун-а, мы вообще не давим, правда. Но в последнее время мне кажется, что у тебя тайн от стаи больше, чем у меня. И это при том, что ты наш альфа.

Повисла тишина. Юнхо нервно сжимал штурвал, не решаясь оторвать взгляд от маршрута. Драку они не начнут, это точно. Нечего там было смотреть. И, всё же прямо сейчас ему очень хотелось посадить корабль, просто чтобы иметь возможность встать между ними и попросить всех успокоиться. А лучше обнять Хонджуна и спрятать его от остальных.

– Имеет право, – вдруг огрызнулся Сан. – Он к нам альфой не нанимался, вообще-то, оно само случилось, а вы себя так ведёте, будто голосованием его избирали. Хён в это попал так же как мы все, так что, успокойтесь немного, ага?

Юнхо облегчённо выдохнул. Хорошо, что Сан умел быть голосом разума, когда это было нужно.

– Я сделаю ещё чая, – вздохнул Уён, – вроде мята была где-то.

– У меня свежая запасена, – откликнулся Сан, мгновенно меняя настрой, – пойдём покажу где.

Юнхо оставалось только надеяться, что чай действительно поможет снизить градус напряжения. Или хотя бы даст им всем время немного остыть.

◔⁠◔◔

Ситуация была дурацкая, неприятная и во многом обидная. Минги очень старался рассуждать здраво, но это было не так-то просто. Луна всё ещё влияла на него, не позволяя сдерживать эмоции. Она хотела, чтобы он говорил так, как делал это всегда: прямо и честно. Однако, умом Минги понимал, что прямота и честность были совсем не тем, что было правильно использовать в данной ситуации. Он был обижен на Хонджуна. Это ощущалось как предательство. Но это были лишь его личные ощущения. Хонджун любил его, любил их всех и делал всё, что мог, чтобы обеспечить их безопасность. И, Юнхо был прав – он только вернулся к ним. Они могли потерять его навсегда. Ему было тяжелее всех, нельзя было сваливать всё на него.

Минги шагнул ближе и Хонджун вздрогнул, пряча взгляд. Всё было так плохо, уже. Луна не была оправданием для подобного. Он должен был держать себя в руках лучше. Обдумывать ситуацию тщательнее. Он слишком расслабился. Может, Уён был прав, и дело действительно было в том, какими были их отношения. Он бы никогда не стал говорить с альфой так как он говорил с Хонджуном, но он абсолютно стал бы говорить так со своим парнем. Что он и сделал.

Придурок.

– Прости, – шепнул он, осторожно касаясь ладони Хонджуна и сжимая её в своей. В этот раз он не дёрнулся. – Я погорячился. И был не прав. Если ты сможешь меня простить…

Хонджун подался ему навстречу и Минги обнял его в тот же момент, прижимаясь носом к волосам. Он пах Юнхо. Сильный, концентрированный, немного резкий запах его тела. Они провели эту ночь вместе. Он подозревал. Чувствовал, как бились их сердца вчера вечером.

Было в Юнхо что-то такое, что заставляло их альфу ему довериться. Минги окинул его спину взглядом. Понимаемо. Он тоже был готов доверить Юнхо всего себя, без остатка, в любой момент времени. И в этом споре Юнхо был очень однозначно на стороне Хонджуна, что значило, что Минги должен был прислушаться.

– Расскажешь, что там с остальными? – спросил он негромко. – Я в смысле… Я не буду больше спорить, прости. Я вообще не должен был вот так… Просто был на нервах.

Хонджун невесело усмехнулся.

– Это началось с вас, – ответил он. Минги слушал, сдерживая реакцию до конца истории. Вернувшийся в комнату Уён молча устроил дымящийся чайник на полу и вернулся к своему месту у стены, скрещивая руки на груди. – Всегда так начинается. С тобой тоже.

– Поясни, – потребовал Уён. Сан бросил на него недовольный взгляд. Лис всплеснул руками. – Ну чего? Он говорил непонятно! Я же уточняю просто.

Хонджун кивнул и отстранился. Минги послушно отступил, вставая рядом с Уёном. Лис мгновенно прижался к его боку, щекоча хвостами.

– Когда у нас только появился Минги, он очень заинтересовал Сана, – начал Хонджун, глядя куда-то вдаль, – у него раньше не было друзей-перевёртышей. Он был счастлив. Я это видел. И я чувствовал, что Минги важен для него. Не знаю, как это объяснить. Я как будто не знал, но ощущал это.

Звучало странно, но не страннее чем их жизнь в целом. Минги кивнул.

– Потом пришёл Юнхо и это случилось в первый раз, – Хонджун прикрыл глаза и потёр висок пальцами, – я его не знал даже. Он был другом Минги, не моим. Но каждый раз глядя на него, я видел его своим. Как будто он, вот этот человек нам нужен. Он был важен для Минги и, я думаю, это послужило толчком это в ощущению, но он был нужен мне. Сейчас я думаю, что принял его в стаю из-за этого, а не из-за того, что он меня поцеловал.

На этом моменте Сан издал громкий возмущённый звук.

– Он тебя – что?! Прямо тогда что-ли?! И ты не сказал ничего!

– Без комментариев! – тут же выпалил Юнхо. – Я уже извинился, это было очень тупо с моей стороны и всё такое, простите. Больше так не буду, клянусь.

Уён издал какой-то сложный лисий звук и прижался к Минги немного плотнее.

– Да уж пожалуйста, – произнёс он напряжённым голосом, – а то звучит как-то…

– Мне понравилось, и я был не против, – встрял Хонджун. От внимания Минги не укрылось то, как забилось сердце Юнхо от этого признания. – Это тоже не просто так было, хорошо? Но не об этом сейчас. Потом был ты, Уён, и с тобой я тоже с первого раза понял, что ты – мой. Это видели вообще все, поэтому мы и позвали тебя в стаю вот так.

Минги опустил взгляд. Щёки Уёна были красными. Он выглядел растерянным и счастливым разом и будто не знал, как реагировать. Минги поцеловал его в макушку. Просто так.

– А вот уже потом был Чонхо. И он нравился Сану, естественно, потому что он его спас, и Минги он нравился, а я избегал его всеми, мать его, силами, потому что знал, куда это ведёт. Мне пары взглядов хватило, чтобы понять, что этот тоже из таких. Из наших. Он ощущается своим. Я хочу его защищать. Сонхва я поэтому же на корабль взял, не мог не взять. Насчёт Ёсана я не уверен, но что-то такое есть. Как будто только начинается. Это ощущение ни с чем не перепутать.

Минги медленно кивнул. Он о таком раньше не слышал, но звучало интересно. Хотя вопросы оставались.

– Ты, может, на всех наших друзей так реагируешь, ты не думал? – спросил он. – стая Чана не считается. Они занятые, естественно ты не мог на них так… запечатлеться.

– Нет, не на всех, – отрезал Хонджун, – Я познакомился с парочкой друзей Уёна – ещё когда мы были в столице. Ни единого намёка на что-то подобное. И стая Чана – занятые или нет, должно было быть что-то. Сан был с ними близок, Уён им частично родственник – и ничего. Я не чувствовал такого ни к кому. Зато почувствовал к случайному умирающему мальчишке на борту своего корабля и сумасшедшему дракону, нападавшему на мою стаю.

Он вздохнул и потёр ладонями щёки.

– Это всё звучит дико, я в курсе, но. Это имеет смысл. Нас всех свела… не судьба, нет, нас свёл кто-то. Чьё-то намерение. Может, магия. Без понятия, зачем и как, но это просто факт, с которым нам нужно учиться жить. Уверен, если мы покопаемся в прошлом друг друга, то найдём куда больше связей, чем те о которых знаем сейчас. И это я тоже просто чувствую.

Минги всё ещё не верил в сказанное полностью, но спорить с личными ощущениями и магией было сложно. К тому же, то, как они все сошлись, действительно было не назвать нормальным.

– Здорово было бы выяснить более конкретные причины, – пробормотал Сан, – и поговорить с тем моим двойником. Почти уверен, что уж он-то всё знает.

– Больше чем мы – это точно, – невесело усмехнулся Юнхо, – но говорить с ним я бы не хотел. Жуткий он какой-то, если честно.

– Говоря про жуть, – Уён выпрямился и устремил взгляд на альфу. Минги напрягся. Он уже чувствовал, что ничего хорошего за этим не последует. Ощущения не обманули. – Хонджун-а, объясни, пожалуйста, откуда у тебя навыки профессионального убийцы, вбитые в подкорку так плотно, что ты и в невменяемости справляешься? Сан-а, не смотри так. Это важный вопрос. Я не осуждаю, и я знаю, что для нас он не опасен – он даже Чонхо узнал. Но нам всё ещё лучше знать причины, ты не думаешь?

Минги лично думал, что может прекрасно обойтись и без этого. Вряд ли ответ окажется сколько-нибудь приятным.

Хонджун опустил голову.

– Я сам не знал, что так случится. И тогда, в порту я… У меня вообще ненормальная реакция на опасность, да, – он вздохнул. – Я не рассказывал, потому что не думал, что это настолько важно, не потому, что пытался от вас что-то скрыть.

Взгляд Уёна сквозил скептицизмом, но высказываться он не стал. А вот Сан не смолчал.

– Только не говори мне, что всё это время ты был супер-бойцом, секретно тренированным учителем-ниндзя в тайне от своих воспитателей, – его голос, по-началу насмешливый, дрогнул, – не был же, да?

Минги мог поклясться, что уже слышал это где-то, но не мог вот так сразу вспомнить, где.

– Сериалов пересмотрел? – проворчал Хонджун. – Сам ты ниндзя. Хотя учитель у меня был, ага. Учительница. Я почти уверен, что дело в ней.

– Почти? – переспросил Минги.

Хонджун кивнул.

– Утверждать не могу. Это была очень странная женщина. Кажется, ведьма, но чёрт её знает. Я её знал как будто всю жизнь. В моих первых воспоминаниях мы уже знакомы. Она просила звать себя Ли-нуна, хотя мне она была скорее аджумой.

Минги нервно хмыкнул. Выходит, учитель-ниндзя всё же был. Ну, вроде того.

– Она всегда говорила, что мы близкие друзья и я очень ей важен, – продолжал альфа, глядя прямо перед собой невидящими глазами, словно погруженный в воспоминания, – но у меня с самого начала никогда не выходило ей верить. Но я никогда не спорил. Подыгрывал, как мог. Боялся её до ужаса, и я… я не помню даже, почему.

Хонджун покачал головой, будто отгоняя наваждение. Остальные не перебивали.

– Она навещала меня регулярно, но реже с каждым годом. Учила… Всякому. Как вести себя в драке. Как закончить её за один удар. Никаким приёмам ниндзя она меня не учила, Санни, не смотри так. Это были не такие приёмы. Она учила меня именно убивать, и я помню это, но очень смутно, будто во сне. В последние пару лет в приюте она перестала приходить вовсе – я думаю. Она могла навещать меня так, что я ничерта не запоминал. Опаивать, или вроде того, не знаю. Я думаю, она и так это делала, – он остановился на несколько мгновений, глядя себе под ноги. Вся эта история вряд ли давалась ему легко. – Я смутно помню, что она называла меня своим любимым экземпляром раз или два. И очень чётко помню, что она обещала вернуться, когда мне будет шестнадцать и забрать меня туда, где я смогу приносить людям пользу. Иногда начинала зажигать какие-то речи про идеальное копьё для идеального щита, но тут я уже понятия не имею, о чём была речь. Естественно, я не собирался выяснять, что у меня там за светлое будущее.

– Так вот почему ты сбежал, – задумчиво протянул Уён, – я подозревал, что это связано с обязательной стажировкой для всех не-людей, но не думал что всё настолько плохо. И что? Ты, выходит, жил с навыками профессионального убийцы и ни разу не попытался их применить? Даже когда вы с Санни бедствовали?

Хонджун выглядел так будто Уён только что нанёс ему смертельное оскорбление.

– Я же не совсем больной на голову! – возмутился он. – И вообще, нет у меня никаких “навыков”. Это, скорее, рефлексы. Я не знаю, что она со мной делала, большую часть нашего общения я толком не помню. Сомневаюсь, что она заставляла меня убивать случайных людей для тренировки. Она, вроде бы работала на правительство. Её ко мне официально пускали, хотя моим воспитателям она тоже не нравилась. И я понятия не имел что у всего этого могут быть последствия. Тем более такие.

Да уж. У Минги не находилось слов. Звучало столь же неприятно, сколько непонятно. То, что у них была уверенность в том, что их он случайно не прибьёт, неожиданно действительно утешало.

– Не вздумай только об этом жалеть, – строго предупредил Уён, – навык не из стандартных, но без него ты бы просто умер, потому что я сомневаюсь, что ты бы не попытался сбежать в любом случае. Не говорю, что ты должен быть благодарным. Просто принимай это как данность. Было её, стало твоим, тебе решать, как этим распоряжаться.

Хонджун скованно кивнул. После этого повисла неловкая тишина, в которой был слышен лишь ровный гул мотора.

Нарушил её Уён.

– Чай, – напомнил он, – сейчас то уже точно заварился. Юнхо, тебе налить, или?..

– Я потом, – ответил он. На попытку Хонджуна забрать штурвал он только отмахнулся. – Уйди, ты до этого несколько часов тут сидел. Поешь лучше, твоя порция всё ещё стоит.

И правда. Хонджун часто забывал о том, что ему тоже нужно было есть. Вот и в этот раз он выглядел ужасно удивлённым.

– И правда, ешь давай, – нахмурился Сан, – давайте вернёмся пока к теме про отношения?

Какой бы тяжёлой и сложной не была ситуация в целом, то, как нервничал Сан на этой теме забавляло Минги.

– То, что тебе нравится Чонхо мы тут теперь все знаем, – ухмыльнулся он. Сан выглядел возмущённым, но не спорил. – Но что ты хочешь с этим делать ты не сказал.

Сан покраснел и прижал уши к голове.

– Ничего! В смысле, мне хорошо и так? Мне хватает вас. Более чем, правда. Это просто… Это, наверное, пройдёт.

Не ясно, кого он пытался убедить, их или себя.

– Вряд ли, – буркнул Хонджун со своего места в углу комнаты, – особенно если я прав и они с нами навсегда.

Сан опустил взгляд. Он выглядел очень виноватым. Слишком виноватым. Минги переглянулся с Уёном. Это нужно было исправлять.

– Давайте воспользуемся ситуацией и обсудим, что кто вообще думает насчёт новеньких, – предложил лис. – Я начну. Мы с Ёсаном встречались.

Минги удивлённо вскинул брови. Вот это признание. Уён не выглядел особенно смущённым.

– Это когда вам было по пятнадцать? – уточнил Сан.

– По четырнадцать, – поправил его Уён, – В пятнадцать мы уже… разошлись, если можно так сказать. Ну, то есть, мой день рождения в конце ноября, так что, для меня вот так.

В смысле в конце ноября?! – взвизгнул Сан, заставляя их всех подпрыгнуть на месте. – Ты в конце ноября с нами жил! И не сказал ничего?! Уён! Число?

Уён прижал уши к голове и вжался в бок Минги. Минги обнял его, позволяя спрятаться полностью, прижал ближе, касаясь носом пушистых ушей. Не то чтобы он пытался защищать его от Сана. Ему просто нравилось его держать.

– Двадцать шестое, – едва разборчиво буркнул Уён. – И я его нормально провёл в любом случае.

Сан всплеснул руками.

– Поверить не могу. Могли бы хотя бы как-то отпраздновать, а ты… Минги, не покрывай его!

– Я не покрываю, – возразил волк, поглаживая чужую поясницу ладонью. – Я пользуюсь ситуацией.

Уён поднял на него недовольный взгляд.

– Тебе, то есть, просто нравится меня лапать?

– Очень, – согласился Минги, – а что, ты против?

Уён только фыркнул и снова ткнулся лицом в его грудь. Сан смотрел на них со сложным лицом, будто не знал, злиться ему или нет.

– Возвращаясь к теме: он тебе сейчас нравится? – подал голос Юнхо. – Ёсан, я имею в виду. То, что вы встречались несколько лет назад ничего не значит. Вы были подростками.

Уён развернулся в руках Минги, прижимаясь теперь спиной к его животу.

– Я не знаю, – тихо сказал он, – давайте об этом потом. А вот если говорить про тех, что для меня новенькие, то Сонхва забавный, и его я просто обязан узнать получше, после того как он меня годами ловил. А Чонхо… нормальный. Ему можно доверять.

– Говоришь так, будто не спал с ним в обнимку прошлой ночью, – усмехнулся Хонджун.

– Ешь молча, – огрызнулся Уён, – я на нервах был! И это вообще другое.

Минги решил это не комментировать. То, что Чонхо нравился лису больше, чем он хотел показать, было очевидно для всех.

– Чонхо очень милый, – сказал Юнхо. В его голосе явно слышалась улыбка, – мне он тоже нравится. Сонхва… Неуместно было бы называть его горячим, когда он в таком состоянии, но, говоря объективно: он очень горячий. Ёсана я пока сильно не знаю, но он мне интересен. Очень вежливый. И я был бы не против отношений любого из троих с любым из вас.

Хонджун издал сложный звук, не то соглашаясь, не то страдая. Уён хмыкнул и кивнул. Сан робко улыбнулся.

– Я тоже не против. Мне они оба нравятся, – высказался Минги, дипломатично не упоминая Ёсана. То, что к нему у него были претензии, все тоже знали и так. Создавать проблемы он не собирался, но и делать вид что у них всё прекрасно не хотел. – Мы хорошо ладим. Я рад, что они наши, правда, но в стаю им всё-таки ещё рано.

– Я знаю, Минги, – сказал Хонджун, – больше этого не повторится. Я надеюсь. Но на крайний случай ты ведь будешь не против? Если возникнет похожая ситуация.

Минги задумался. Раньше он бы сказал, что ситуация одна на миллион и больше не повторится. Раньше. Сейчас он уже не был так уверен.

– Только если в будущем ты будешь сразу говорить, если появится кто-то наш, – неохотно согласился Минги, – чтобы без сюрпризов.

– Никто не появится, – ответил Хонджун. В его голосе звучала уверенность. Он не думал ни секунды. Это было даже более странно, чем всё остальное.

– Откуда ты знаешь? – спросил Сан. – Ты же и их не ожидал, как ты можешь быть так уверен?

Хонджун опустил взгляд в тарелку и нахмурился.

– Это… Не могу вспомнить. Но я точно знаю. Никого больше не будет. Нас должно быть восемь.

– Это ты тоже чувствуешь? – уточнил Уён.

Хонджун покачал головой.

– Нет, это другое. Я помню. Я не знаю откуда, просто… Я помню, что нас должно быть восемь.

Он помнит. Ясно. Минги вздохнул, поцеловал Уёна в макушку и отпустил его, намереваясь всё-таки налить себе чашечку чая. Слишком уж вся эта ситуация была сумасшедшей.

Хорошо что они решили поговорить.

– Кстати, раз уж мы заговорили о странностях, – протянул Уён, – у Ёсана стёрта часть воспоминаний. И я обязан это исправить.

Минги выпил кружку за один большой глоток и налил ещё. Ясно. Очередное приключение.

А он-то надеялся на мирное будущее.

◔⁠◔◔

Чонхо лежал в центре кровати, бездумно глядя прямо на низкий потолок. С того злополучного дня в аэропорту мир вокруг него словно с ума сошёл. Или, быть может, это он сам сошёл с ума. Всё казалось таким незнакомым и странным. Даже спящий рядом Сонхва был кем-то новым, и не только из-за своей драконьей части.

В этот раз Чонхо уложил его спать чуть ли не с боем. Хён всё повторял, что он в порядке, что ему вовсе не хочется спать, но при этом не мог даже держать голову прямо и всё никак не прекращал зевать. Он впервые был таким упрямым в таких мелочах. И это было не всё. Как оказалось, Чонхо понятия не имел, на что был способен его хён: то, как он, без всяких сомнений, ударил Уёна, когда тот попросил, то, как он вёл себя с остальными членами экипажа, как плескался в воде – Чонхо никогда не видел его с этих сторон раньше.

Он и себя со многих сторон раньше не видел.

Вчерашний день был диким и ярким. Должно быть, это и было настоящее влияние луны. Чонхо ощущал его даже сейчас, хотя и не так сильно. Это было странно. Луна не дурманила, как ему казалось сначала, а ровно наоборот. Она помогала ему видеть то, на что раньше он не обращал внимания, понимать себя, чувствовать себя. Своё настоящее тело, полное огня и магии. Свои настоящие желания, горячие и беспокойные. Именно они удивили Чонхо сильнее всего.

Он всегда считал себя очень спокойным и разумным. Сдержанным и рассудительным, пусть и не каждый раз. Романтика была за гранью его интересов именно поэтому – или так он думал. Теперь Чонхо вдруг понял, что испытывает весьма однозначный интерес не к одному, а к сразу нескольким людям на этом корабле. К людям разного пола, что тоже оказалось для него неожиданностью.

Может, раньше у него просто не было возможности обратить на это внимание. Тяжело было думать о чем-то подобном в участке, где за ними следили круглые сутки и контролировали каждый их шаг.

Его интерес к Хаюн был ответом на её весьма очевидный интерес к нему. Возможно, в каком-то ином мире, где он рос как обычный подросток, у них могло бы что-то получится. Сейчас? Чонхо не был идиотом. Он прекрасно понимал, что в у них не было будущего. Он собирался оставаться тут, на этом корабле, у него просто не было других вариантов. Он уже согласился стать частью их команды, пиратом, а у неё была семья, которая ждала её дома. Наверняка её родители сходили с ума. От понимания того, насколько они были далеки, его сердце болезненно сжималось.

Чонхо не был уверен даже, что дело было в самой Хаюн. Она будто была воплощением всего того, что могло бы быть в его жизни, сложись она иначе. Чем-то, что никак не вписывалось в неё сейчас.

И, всё же, ему хотелось попробовать. Взять её за руку. Коснуться её губ своими. Простые, невинные желания. Точно так же было с Сонхва. Он хотел защищать его, быть рядом. Благодарность и беспокойство перебивали всё остальные чувства.

На этом всё могло бы закончится. Двое, к которым он испытывал ровную симпатию, довольно невинную, пускай и немного безнадежную. Но на этом заканчивалась только невинность и начался Сан.

Когда он смотрел на Сана, ему не хотелось взять его за руку. Ему хотелось запустить язык ему в рот. Сжать его бёдра ладонями. Заставить его стонать.

Чонхо не помнил, чтобы когда-нибудь хотел кого-то настолько сильно. Мимолётные детские влюбленности меркли рядом с тем, что он чувствовал сейчас. Причина оставалась не ясна. Может, дело было в том, что он слишком часто видел Сана голым. Может, в том, что он всегда был так близко. Или в том, что он пах сексом чаще, чем все на этом корабле вместе взятые и запахи, составляющие ему компанию, менялись каждый раз.

Чонхо понимал, что это было даже близко не его дело и он не имел никакого права даже смотреть в сторону Сана с такими мыслями, но не мог перестать об этом думать. Особенно после сегодняшнего утра.

Сан просто хотел проверить, как он себя чувствовал, но Чонхо едва удержался от того, чтобы не сделать что-нибудь глупое. Его останавливало только глубокое уважение к Сану и его партнёрам. Они спасли его и Сонхва в стольких смыслах сразу. Он не собирался их предавать, тем более из-за неумения держать себя в руках.

Чонхо вздохнул и поднялся с кровати. Ему нужно было пройтись. Возможно, позавтракать. За этот день он не ел ни разу – не было аппетита. Возможно, его травма давала о себе знать. Сан объяснял ему что-то насчёт неё этим утром, но он был слишком занят тем, что пускал на него слюни и пытался не сделать чего-то, о чём пожалеет, и не запомнил ни слова.

Идти было труднее, чем вчера. Тело ощущалось тяжёлым, голова кружилась, в раненом боку кололо. На корабле было тихо и пусто. Это было хорошо. Никто не помешал ему принять душ, медленный и тщательный. Он даже сумел закрыть дверь, чтобы никто не зашёл и не увидел, что ещё он там делал. Он вымылся до и после, едва не соскребая кожу, так, чтобы не осталось даже намёка на подозрительные запахи.

На удивление, эффект был мгновенным. Голова прочистилась, мысли успокоились. Чонхо даже подумал, что, быть может, всё дело было в том, что у него много месяцев не было возможности остаться наедине с собой, и именно в этом была причина внезапной вспышки неуместных желаний.

Он предпочитал верить, что так и было. Так он хотя бы понимал, что делать, и, возможно, мог не беспокоиться насчёт Сана вовсе.

Так что, завтракал Чонхо с лёгким сердцем. Он был на кухне один и ему не хотелось искать себе компанию. Его порция ждала его прямо на столе, подписанная его именем и накрытая полотенцем. Порция Сонхва стояла тут же, рядом, но её он не трогал – заклинание заморозки времени рассыпалось от касаний. Он съел всё, что ему оставили, включая неожиданный десерт. Не то чтобы он любил сладкое, но и против не был. Особенно сейчас, когда их ресурсы были так ограничены.

Он вымыл посуду, вернул её на место и завис на какое-то время, глядя в окно, на плывущие мимо облака (или, скорее, это они плыли мимо облаков?). Боль прошла, зато теперь он чувствовал себя тяжёлым и немного сонным. Он точно помнил, что Сан говорил ему о постельном режиме, но Чонхо откровенно осточертело лежать в постели без движений. Ему хотелось делать что-нибудь, и его даже не волновало, что именно. Жаль, что придумать дело самостоятельно тут было не так-то просто, а в его помощи сейчас никто не нуждался.

Хотя, вообще-то, кое-кто был.

Хаюн. Он почти забыл о ней, хотя думал об этом совсем недавно. Она просила его заглядывать, когда у него будет время, просто поговорить или даже посидеть рядом. Хотя бы друзьями они точно могли быть, в этом Чонхо не сомневался.

У него было смутное ощущение, будто он предал её, когда начал думать о Сане. Точно так же он чувствовал себя по отношению к Сонхва, только виноватым в два раза сильнее, потому что Хаюн тоже была актом предательства. Чонхо задавил дурацкое и совершенно неуместные чувства. Само собой он никого не предавал. У него не было отношений. Даже намёков на отношения не было.

Хаюн он нашёл в комнате девушек – само собой. Она сидела на своём привычном месте на кровати и выглядела одновременно нервной и скучающей. Остальные говорили о чём-то вполголоса, но замолчали, едва только заметив его в комнате. Чонхо неловко помахал им рукой.

– Я к Хаюн, можно?

Прежде чем кто-то успел ответить, Хаюн радостно подпрыгнула на месте.

– Конечно, проходи! – улыбнулась она. – Только проснулся?

– Вроде того, – улыбнулся Чонхо в ответ.

Хёндже проворчала что-то насчёт входа без стука и отсутствие у него манер, но Чонхо пропустил это мимо ушей. На двери был замок. Если они не хотели, чтобы кто-то входил, они могли им воспользоваться.

Хаюн выглядела так, будто ей очень хотелось уйти куда подальше, тогда как остальных, включая обычно бесстрастную Ери, его присутствие явно напрягало, так что, задерживаться в комнате надолго Чонхо не стал. Он коротко поклонился Ери, Хёндже и Мьён, а затем просто взял Хаюн на руки и сбежал, даже не думая, куда собирается идти.

– Спасибо, – шепнула она, как только они оказались в коридоре, – Хёндже с Мьён снова поругались. Не люблю, когда они вот так.

Чонхо мог её понять. В такой ситуации ссора старших товарищей, должно быть, ощущалась не только неприятной, но и опасной. Он зашёл в кухню и сел на ближайший стул, усаживая её на колени, так, чтобы она могла расправить крылья.

– Что-то серьёзное?

Хаюн мотнула головой.

– Ерунда, правда. Всё как обычно: Мьён не нравится, как ведёт себя Хёндже, Ери её защищает. Они совсем не хотят друг друга слушать, и я тоже их слушать не хочу. Надоело.

Чонхо ободряюще улыбнулся.

– Ничего. Мы скоро будем на месте и вам больше не придётся ругаться. Ты сможешь вернуться домой.

Хаюн кивнула и вдруг обняла его за шею. Чонхо не задумываясь обнял её в ответ, держа руки под крыльями. Она была такой крошечной и хрупкой. Ему хотелось остаться с ней. Защищать её. Оберегать от опасностей.

Едва ли она действительно в этом нуждалась. Хонджун тоже выглядел крошкой, но при прямом столкновении у Чонхо не успел даже пискнуть.

– Оппа, – тихо позвала Хаюн. Чонхо поднял брови, показывая, что слушает. – Ты ведь собираешься остаться тут, да?

Он ответил не раздумывая:

– Да. У меня нет никого, кроме хёна. И я не хочу, чтобы меня депортировали в Страну Ведьм.

Хаюн отстранилась и встретилась с ним взглядом. Её золотые глаза напоминали ему о Сане. Чонхо поверить не мог, что даже сейчас подумал о нём.

– У тебя есть я, – тихо произнесла Хаюн, а затем добавила ещё тише, – если ты захочешь остаться, я смогу тебе помочь. Только попроси. Я смогу тебя защитить.

Пикси, конечно, были сильнее магически и много чего могли, но как магическая сила могла защитить его от требований правительства? Чонхо в этом сильно сомневался. Он решил озвучить всё как есть.

– Я всё ещё полицейский на службе. Меня могут потребовать вернуть и я не так важен, чтобы за меня заступилось ваше правительство. У меня даже документов нет, совсем. Как ты тут поможешь?

Хаюн огляделась по сторонам, будто проверяя, не услышит ли их кто и наклонилась ближе, почти касаясь его уха губами.

– Не я. Мафия. Как только я вернусь домой и о моём возвращении станет известно, со мной свяжутся люди. Они предложат покровительство и помощь. Я собираюсь согласиться. И я могу попросить защитить и тебя тоже.

Чонхо опешил. Мафия? Хаюн была замешана в делах мафии?!

– Откуда ты знаешь? – так же тихо спросил он. – Твои родители оттуда, или?..

– Нет конечно, – Хаюн тихо фыркнула ему на ухо, – но мафия защищает пикси, у нас это все знают. В Горах Сирин все пикси под защитой, если согласятся её принять. Если ты захочешь, то я смогу защитить и тебя тоже.

Вот как. Пока что это звучало не особенно понятно и даже подозрительно, но это меняло и его представление о будущем, и его возможные перспективы. Если он действительно мог остаться там, вместе с Сонхва, осесть на одном месте, попытаться создать будущее без необходимости прятаться, если у него правда была такая возможность её следовало обдумать.

– Мне нужно подумать, – шепнул он в ответ. Хаюн кивнула, отстранилась и улыбнулась, так тепло и радостно, словно он уже принял её предложение. 

Если всё, что она сказала, было правдой, то не принять его было бы просто глупо. С другой стороны, это все было слишком просто и хорошо, чтобы быть правдой. Помощь мафии вряд ли была безвозмездной. Иначе что это за мафия?

Его напряжённые размышления прервало мягкое касание прохладной ладони к его щеке. Чонхо поднял взгляд. Хаюн была близко, куда ближе, чем раньше, и смотрела на него пристально и серьёзно. Он накрыл её ладонь своей. Она была в два раза меньше него, такая трогательно хрупкая и тонкая.

– Подумай обязательно, – сказала она, прежде чем наклонится ближе и коснуться его губ своими.

Чонхо закрыл глаза. Это был его первый поцелуй. Мягкий, невинный и совсем короткий. Хаюн отстранилась спустя всего пару секунд, заливаясь краской и отводя взгляд. Он не успел даже толком понять, что чувствует. 

Он наверняка выглядел не лучше Хаюн (у него точно горели щёки, но проигрывать было нельзя. Чонхо наклонился к ней и оставил короткий поцелуй на её щеке.

– Обязательно, – пообещал он.

Подумать было о чём, вот уж точно.

◔⁠◔◔

Минги понял, к чему шло дело, ещё до того, как Уён объяснил. Просто догадался. Разумеется, такое задание, как возвращение кому-то памяти должно было быть тяжёлым и опасным. Но он и не предполагал, что Уён задумал нечто настолько безумное.

Вкратце его пояснения звучали так: в Горах Сирин тайно властвовала птичья наркомафия, лидером которой был отец Ёсана. Настоящая мафия, со связями в полиции и правительстве, сложной структурой и сомнительной моралью. Рассказав им вкратце всё то немногое, что ему было известно от Ёсана из его прошлого, молодого и не посвящённого во внутренние дела своей семьи, Уён без перехода заявил, что уверен, что в проблемах с памятью у его друга виноват его отец, и он намеревался с ним разобраться.

Проблем тут было сразу несколько. 

Первая: отец Ёсана контролировал страну. Даже по тем крупицам информации, что у них были, было очевидно, что делал он это жёстко и даже к своему сыну особой жалости не испытывал. Если они попытаются влезть на его территорию и вмешаться в его дела, обратно их вынесут в мешках.

Вторая: у Уёна не было никаких доказательств того, что в этом действительно был замешан отец Ёсана. Фактически, у него не было вообще ничего. Уён не знал, что, как и почему случилось с Ёсаном, Ёсан, само собой, тоже этого не знал, и, таким образом, никто понятия не имел, с какой стороны вообще взяться за этот вопрос.

И третья, самая главная проблема: их рациональный и рассудительный Уён совершенно потерял голову и предлагал планы, не имеющие никакого смысла вовсе.

Пока Минги смотрел на Уёна с приоткрытым ртом, не зная, что тут можно сказать, Хонджун уже высказался, зарубая его идею на корню.

Это было правильно. Других вариантов не могло быть. Предложение Уёна не имело ничего общего с реальностью, в которой у них не было союзников, средств к существованию и даже корабль мог подвести их в любой момент. И даже с кораблём бежать в случае преследования им было некуда. Их единственными друзьями были Стреи, но они, как понял Минги, сбежали в противоположную сторону, в Звериные Земли, к родным Чана и Феликса. Теоретически, они тоже могли попытаться сбежать туда, но тогда им бы снова пришлось лететь через полную аномалий пустыню, приближаться к границам страны, где их разыскивают, заходить на территорию драконов, которые неизвестно как на них отреагируют и при этом делать это быстро, удирая от преследователей. Которые, если судить по Ёсану, двигались очень быстро. И это всё при условии, что они вообще смогут сбежать от лидера мафии, контролирующего всю страну.

После этого Сан справедливо заметил, что, возможно, им вообще не стоит переходить границу. Ёсан явно сбежал от своей семьи, а они тащили его обратно. Да и светить угнанный корабль на границе было не лучшим решением. Нужно было вернуть девушек, передать их местным властям и попытать счастья через океан. Если они упадут на середине пути, в самом крайнем случае, у них был Сонхва. Хотя, конечно, эту часть стоило сначала обсудить с самим Сонхва. И всё это следовало обсудить с Ёсаном.

Уёну это совсем не понравилось.

Минги не мог даже примерно представить, что именно он чувствует в этот момент, но его сердце билось так, будто его вот-вот хватит удар. Уён настаивал на том, что этому Ёсану нельзя верить. Что он не знает даже толком, кто он. Что он не уйдёт отсюда, пока не вернёт своего друга.

Возможно, Уён ожидал, что с ним станут спорить. Наверняка приготовил кучу аргументов, таких же безумных, как и все предыдущие. Но Хонджун не стал спорить. Он просто сказал, что этого не случится и велел Уёну выметаться из рубки и охладить голову.

Уён не стал спорить. Он просто сделал, как было велено, и по нему даже не было видно, что он он чем-то недоволен: он не топал, не хлопал дверью, а на лице его не было никаких эмоций. Они все знали Уёна достаточно, чтобы знать, что это был плохой знак.

Минги пошёл следом не дожидаясь, пока это сделать кто-то другой, просто потому, что это нужно было сделать. Нельзя было позволять ему заниматься самобичеванием или пытаться творить глупости, вроде побега, или ещё чего похуже.

Уён обнаружился на камбузе. Он резал что-то на кухонном столе и его спина выглядела ужасно напряжённой. Минги не стал подходить ближе, опасаясь получить удар ножом. Его регенерация уже вернулась в норму, но это всё ещё будет неприятно.

– Эй, – осторожно позвал он вместо этого, – ты как?

Уён сердито шмыгнул носом и Минги тут же шагнул вперёд, обвивая его талию руками. Уён развернулся, словно только этого и ждал и повис на его шее, пряча лицо на груди. Минги неловко погладил его по спине. Он не хотел говорить, что всё будет в порядке. Он мог врать в других ситуациях, но не в этой. Уён был ему дорог, но в этом споре он был на стороне Хонджуна. Да и сам лис, когда отойдёт тоже будет на ней.

– Не хочу его терять, – сердито произнёс Уён, и в его голосе не было слышно слёз, – он словно другой человек, он даже не помнит, что мы были вместе. Он ничего не помнит. Это не Ёсан.

Минги нахмурился. Как будто это было уже чересчур.

– Не говори так. Даже если он многое забыл, он ведь всё ещё твой друг, – возразил он, – он же за тобой сюда пришёл, значит, что-то он помнит.

– Нет, ты не понимаешь, – голос Уёна опустился до резкого шёпота, – вы все не понимаете. Ёсан против насилия. Он ненавидел методы работы мафии, несмотря на то, что они приносят реальную пользу, он жизнью рискнул, чтобы его в эти не втянули. Сбежал, чтобы не причинять другим боль. А сейчас он людей убивает глазом не моргнув, и даже не помнит, что его что-то волновало! Это не мой Ёсан. Мой Ёсан был бы в ужасе от такого. С ним что-то сделали, что-то очень плохое, я знаю это.

Минги не хотел с ним спорить. У него не могло быть мнения на этот счёт, потому что он не знал Ёсана, ни того, о котором говорил Уён, ни этого. Он ему не нравился, и он не имел ни малейшего желания рисковать своей или чужой жизнью ради кого-то, кто ему даже не нравился. Но ему нравился Уён, и Уёну Ёсан был дорог. Ситуация выходила тяжёлой, неприятной, но всё ещё очень однозначной.

Они не могли позволить Уёну спасти его друга.

Это было единственным правильным ответом просто потому, что у них не было возможности это сделать. Они не могли победить, у них не было даже доли шанса, а значит, не стоило и начинать.

Вместо того, чтобы объяснять всё это Уёну, Минги молча обнял его крепче. Он поймёт сам. Ему просто нужно было время.

◔⁠◔◔

Можно было бы сказать, что диалог вышел продуктивным, успешным, и решил все проблемы, но, к сожалению, как это и бывало обычно, на место решённых проблем тут же пришли новые.

Ну, их хотя бы было не особенно много. Если быть точным, ровно одна, но по внушительности она могла сойти за целый десяток. Во всяком случае, по мнению Юнхо.

Он видел, как относились к просьбе Уёна остальные и он понимал, что это была правильная реакция, но отчего-то не мог это принять. Будто всё было не так просто, как казалось на первый взгляд. Юнхо не мог даже объяснить, почему именно он так думал, но избавиться от мыслей не мог. Ёсан был важен для Уёна. Слишком важен, чтобы он сумел оставить всё так. Юнхо почти чувствовал его боль. Был почти уверен, что чувствовал. Так или иначе: пока остальные верили, что Уён всё поймёт и перестанет упорствовать, Юнхо знал, что им придётся спасать Ёсана. Потому что если они этого не сделают, то Уён попытается сам, и они потеряют его навсегда.

Юнхо не говорил об этом никому, потому что прекрасно знал, как глупо это звучало без доказательств, а их у него и быть не могло. За его ощущениями не было логики, он просто… знал.

Это была очевидная странность, а странностей в их жизни хватало и без того, так что, теперь вся эта ситуация становилась личной проблемой Юнхо. Хонджуну они поверили, да, но его ситуация отличалась. Он был альфой. Юнхо альфой не был. Именно поэтому пока они обсуждали вопросы возможных вариантов дальнейших действий, пополнения припасов и временного заработка, он лениво перебирал в голове варианты действий, которые мог предпринять лично он, чтобы остановить Уёна, или как-то помочь ему, хотя бы немного повышая шансы на успех.

Пока выходило негусто. Совсем ничего, если быть честным. Уён был тренированным бойцом с огромным опытом, владел магией, границ которых они пока не знали и не питал к нему лично таких уж глубоких чувств. Их близость была ему некомофртна, и это Юнхо тоже просто знал. Быть может, чувствовал через связь стаи.

Уён принимал его объятия и поцелуи, но каждый раз что-то внутри него дёргалось и напрягалось каждый раз, когда Юнхо до него дотрагивался. Ни один из них этого не показывал. Уён уже объяснял ему что ему тяжело, просил проявить терпение – именно это Юнхо и делал. Они нравились друг другу достаточно, чтобы состоять в одной стае и пытаться ухаживать друг за другом, но недостаточно, чтобы Уён стал слушать его в этом вопросе. Скорее всего, когда придёт время, ему придётся звать на помощь остальных.

Возможно, планы ему тоже следовало строить учитывая их. Так у них был хоть какой-то шанс на успех.

– Иди, я тебя сменю.

Юнхо подпрыгнул на месте. Он забыл, что был в рубке не один.

– Уверен? – спросил он, поднимая взгляд на Хонджуна. – Я не устал.

– Я не спрашивал устал ты или нет, – ответил Хонджун отпихивая его от штурвала, – иди у тебя полчаса на отдых, потом заменишь меня на пару часов.

Ах, ну, если так. Юнхо кивнул и послушно отступил, напоследок проводя ладонью по сверкающим крыльям. И не сравнить с тем, какими они были раньше. Весь Хонджун, несмотря на всё что с ним случилось, словно бы сиял ярче. Юнхо заметил это ещё вчера, но не решался ничего сказать. Высока была вероятность, что это было связано с теми убитыми им людьми и, хотя Юнхо не винил его в случившемся, это всё ещё было жутко.

Страха он показывать не собирался. После того, что рассказал им Хонджун, это было бы просто нечестно по отношению к нему. Он открылся им не для того, чтобы они его осуждали.

Юнхо вышел из рубки, закрыл за собой дверь и застыл, задумчиво глядя прямо перед собой. У него было полчаса. За это время он мог бы попытаться найти кого-то, кому можно было рассказать о его планах, быть может, даже самого Уёна и начать думать над будущим, но этого времени едва ли хватит. Ну, ничего. Время ещё было (scheming). Он сделает это завтра.

Отдыхать тоже было важно.

◔⁠◔◔

Ёсан сидел в “своей” комнате, невидящим взглядом уставившись прямо перед собой. Он не знал, на что конкретно направлен его взгляд, и его это не волновало. Он не был уверен, что его волновало хоть что-то. Мир ощущался таким далёким, странным и нереальным.

Ему было… страшно? Нет, не так. Ему должно было быть страшно. Ему было страшно от того, что страшно ему не было, но на самом деле он не чувствовал ничего вовсе.

Ёсан прижал колени к груди и обнял себя крыльями. Голова кружилась и болела. Чем больше он думал, тем хуже ему становилось, но он не мог прекратить.

Ему не нравилось то, чем занималась его семья. Это было фактом, но он не был ничем подкреплён. Ёсану не нравилось чем занималась его семья, так почему же тогда он тоже этим занимался? Почему не испытывал отвращения, даже неприязни? Он знал, что так было нужно и иного выбора не было, ему просто не хотелось в этом участвовать, и это… Было ли это достаточной причиной для того, чтобы бросить семью, всю свою жизнь и сбежать в неизвестность?

Нет. Нет, конечно нет. Он сбежал не только ради этого. Он хотел спасти Уёна от его семьи. От его жизни. От его ужасной жизни в его ужасной семье, о которой Ёсан совсем не мог ничего вспомнить.

Уён делал что-то для клана. Так же как Ёсан, или всё же иначе? Он не помнил.

Это и было его главной проблемой.

Воспоминания крошились, как только он пытался подтянуться к ним, разваливались на части, целые участки памяти, которые раньше на вызывали ни единого вопроса сыпались в прах. Недели, месяцы, годы. Он не мог вспомнить ничего кроме учёбы на нелюбимом направлении, редких случаев работы на семью и полётов к пустыне. Как будто ничего больше в его жизни не случалось.

Но, быть может, так и было? Быть может, его жизнь просто была такой невероятно скучной, что и вспомнить было нечего? Но как же так вышло, что даже работу на семью, включающую в себя последование наркоторговцев и убийства он помнил так… тускло? Потому что ему не нравилось этим заниматься?

Но настолько ли ему это не нравилось?

Он не любил семейный бизнес. Он делал всё, чтобы работать как можно меньше, потому что он не хотел этим заниматься, и это было то, что он знал точно. Словно эта мысль выгравированная где-то на подкорке, словно выжженная калёным железом, но откуда она там взялась, когда появилась впервые, он не знал. Она не была подкреплена эмоциями, он не чувствовал положенных ненависти и отвращения. Он не чувствовал ничего вовсе, но он знал что он должен.

Почему?

Потому что ему не нравилось то, чем занималась его семья. Он это знал, но в его голове это звучало словно заученная фраза, словно что-то, что он должен знать, как что-то, что он повторял снова и снова, раз за разом, чтобы не забыть.

Когда?

Быть может, в тот самый пропавший из его жизни год. Быть может, позже. Он помнил череду однообразных событий своего прошлого, но он не мог толком сообразить, в какой момент они происходили. Когда он пытался, голова только начинала болеть сильнее.

За этой вбитой в его подкорку мыслью, вроде бы такой важной и приведшей к побегу, совсем не было чувств, и это должно было быть странным, но за чем в его жизни вообще были чувства?

Этот вопрос был неожиданно сложным. Казалось бы, ответ не должен был быть сложным. Ёсан постоянно испытывал эмоции, но все они будто смазывались, таяли, стоило ему от них отвлечься. Единственной уверенной постоянной был страх перед темнотой и людьми в белых халатах, пахнущих стерильностью. Было ли это нормально? А, если нет, как он не замечал этого раньше? Почему заметил сейчас?

И почему у него так сильно болела голова?

Ёсан не мог сосредоточиться ни на одной мысли дольше чем на несколько секунд. Он должен был быть спокоен, он был спокоен, но его тело было совсем не спокойно. Сначала задрожали пальцы рук. Затем дрожь перекинулась выше, на руки и ноги, а теперь дрожало всё тело, от макушки до кончиков крыльев. Вопросы возникали в голове один за другим, тревожные, пугающие, и не вызывающие никаких эмоций одновременно.

Сколько ещё странностей он упустил? Сколько ещё событий ускользнули из его памяти, или были изменены до неузнаваемости? Мог ли он верить словам Уёна? Мог ли он верить хоть чему-то?

Ёсан не чувствовал страха, но он точно знал, что боится, до ужаса боится узнать правду. Этот страх рос тем дальше тем ближе они были к стране, из которой он каким-то чудом сбежал, ближе к его семье, сделавшей с ним что-то, заставившей его забыть, кем он был.

Перед глазами поплыло. Ёсан моргнул и поднёс дрожащую ладонь к лицу. Он и не заметил, в какой момент начал плакать. Эмоций всё ещё не было и это было неправильно, он точно это знал, но было ли это частью загадочного чего-то, что с ним сделали, или его реакцией на новости – он не знал.

Он вообще ни черта не знал, как оказалось.

Самым обидным во всей этой ситуации было то, что, как бы Ёсану не хотелось верить своей памяти, у него просто не получалось. Он мог сомневаться в словах Сонхва, в словах своего отца, но не в словах Уёна. Ему он верил, и это… Это, наверное, тоже что-то значило.

Ему так хотелось, чтобы был хоть кто-то кого он мог спросить, кто-то кроме Уёна, кто мог бы подтвердить или опровергнуть происходящее. Первой мыслью была мать, но Ёсан не был с ней близок. Она была близка с его сестрой, и они вместе держались поодаль и от него, и от отца. Но, если с ним действительно что-то сделали, могла ли она не знать? Не знать, что он пропал на год? Очень вряд ли. И, если она ничего об этом не говорила, значит…

Значит, у него не было никого, кому можно было верить.

Ёсан сжался плотнее и закрыл глаза, упираясь лбом в колени. Ему нужно было время.

Как жаль, что именно его у него почти не оставалось.