Рома с Антоном медленно шли из школы в сторону леса. Оба молчали.
В неподвижном воздухе плавно кружился мелкими хлопьями снег, оседал на сугробах, устилал луга, заботливо укрывал треугольные крыши домиков вдалеке, острые макушки деревьев, тающие в белом туманном мареве. Небо - густое и блеклое - тяжело нависало, грозясь разразиться к вечеру настоящим бураном, по крайней мере о нём ещё утром по радио слышал Антон.
Идти по нечищеной дороге становилось всё тяжелее, ноги в снегу увязали, в какой-то момент он оступился и бухнулся на колени, вовремя успев подставить руки в алых рукавицах со снежинками, чтобы не упасть на снег лицом. Ромка шёл чуть впереди, казалось бы, сильно о чём-то задумавшись, но на Тохино падение отреагировал моментально - остановился и обернулся.
- Эй, ты чё? - он с неохотой и раздражением быстро поправил шапку, сползшую на глаза.
- Упал, - улыбнулся Антон, от неудачного выдоха в шарф очки запотели.
Выругавшись чуть слышно и тяжело вздохнув, Рома вернулся и прихватил Антона за локоть, чтобы помочь подняться.
- Держись, - неохотно предложил он, воровато оглядываясь по сторонам. Но за ними никто не шёл - вокруг, должно быть, на полкилометра не было ни души. Антон со спокойной совестью принял от Ромы помощь: схватился за его руку и крепко прижался плечом к чужому плечу, словно бы становясь его продолжением.
Было волнующе и приятно идти вот так - близко-близко, или сидеть рядом с Ромой за партой, когда их (довольно редко) сажала вместе Лилия Павловна, или оставаться с ним где-то наедине. Сердце его всякий раз дрожало и норовило выпрыгнуть из груди, и становилось немного страшно - вдруг кто заметит. Но всё равно такие моменты Антон считал самыми тёплыми и счастливыми в своей несуразной жизни.
Он привык уже к тому, что какой-то не такой. Ну и что. Главное, чтобы Ромка об этом не думал, они ведь тогда наверняка поссорятся, если не подерутся. По большей части страхи Антона были связаны именно с этим - с возможной реакцией Пятифана на возможное признание. Но почему-то страшнее было от мысли, что будет, если Рома к нему питает взаимные чувства. И каждый раз становилось жарко в груди, когда их взгляды пересекались на чуть более долгое время, чем это обычно происходило у сверстников (да у тех же Ромы и Бяши), когда Пятифан за него заступался перед другими хулиганами, когда сам вызывался помочь с уборкой или проводить до дома, вот как сейчас. Много случалось такого, о чём можно было подумать, как о признаке взаимности, но Антон знал, да и все в классе знали, что Рома неровно дышит к Морозовой, и все Антохины доводы в пользу странной Роминой доброты разбивались об этот факт, как бурлящие волны моря о борт корабля.
Особенно в этот день, когда Рома зачем-то к Полине после третьего урока подошёл, а после её ответа ходил как в воду опущенный. Антону страсть как не терпелось узнать, что такого она ему сказала, но приставать с расспросами он не решался и очень обрадовался, когда Рома заговорил с ним первый. Но ненадолго.
- Слыш, Антох, а ты на свидание хоть раз приглашал кого-нить?
Когда до Антона дошла подоплёка вопроса, щёки его вспыхнули с такой силой, что снег на оправе очков начал таять. Вот оно что, оказывается! Ромка Морозову звал на свидание! Но что же она? Получается, отказала?
- Н-нет, - неохотно ответил он, пытаясь предугадать, в какую сторону повернет разговор. Сами они свернули на тропку и вошли в лес, под заснеженные, пушистые кроны деревьев.
- Хотя ты, небось, и не западал ни на кого. Только об уроках всё время и думаешь, - съехидничал Ромка, и стало обидно, что он так на самом деле считает.
- Да вообще-то мне нравится кое-кто, - недовольно отозвался Антон, но тут же осёкся, стоило Ромке к нему повернуться и впериться цепким взглядом. - Нрави-лась, - поправился он, споткнувшись на очередной снежной кочке. - Но не сказал бы, что очень сильно. Да и было это давно. В старой школе ещё.
Он не хотел говорить, что первое время тоже вздыхал по Полине, в которой, впрочем, достаточно быстро разочаровался, не хотел признаваться и в том, что Ромка ему уже больше, чем друг.
Сам же Ромка тяжело вздохнул и продолжил идти, пыхтя - видно было, что хочет спросить о чём-то ещё, но никак не решается. И тогда Антон осмелился слегка подтолкнуть его:
- А ты приглашал?
Ромка остановился и с преувеличенной весёлостью произнёс:
- Да вот, сегодня позвал одну, - он отвёл глаза и пнул снег под ногой. - А она мне: пойду, грит, с тобой на свидание, если цветы мне подаришь.
- Розы, что ли?
- Да нет, брат. Подснежники.
Антон от волнения остолбенел.
- Так они же только весной появятся? - спросил он робко, слегка запнувшись.
Происходящее казалось ужасно неправильным. Не должен один человек над другим насмехаться подобным образом. Не нравится - так и скажи. Зачем голову зря морочить? Но как Пятифану на это глаза открыть? Как его защитить от ошибки, оградить от боли - Антон не знал. Сказать ему прямо - так он не поймёт, спорить ещё начнёт, доказывать что-то. Он же такой упрямый.
Тем временем Ромка достал сигареты и закурил. В последнее время он перестал делать это у школы, а тут как будто бы вспомнил.
- Да знаю я место одно заповедное. Сам же и хвастался ей когда-то, - ухмыльнулся он и смерил Антона снисходительным взглядом. - Там этих подснежников, как дерьма за баней. - Он замолчал ненадолго, нервно облизнулся и неожиданно тихо спросил. - Айда со мной?
Сердце гулко ударилось о рёбра. Антон сначала решил, что вопрос этот - всего лишь игра его больного воображения, но по тому, как Рома смотрел на него, не отрываясь, стало понятно, что он ждал ответа на самом деле.
- Зачем? - язык от волнения едва шевелился.
- Ну так, за компанию, - пожал Пятифан плечами.
Какую ещё компанию, возмущённо подумал Антон. Может, Рома его и на свидание за компанию поведёт?
- Только идти надо прям щас. Там где-то час в одну сторону топать, как раз до темноты управимся.
- Ром, ты о чём, ведь уже смеркаться начало?
Небо над ними, и впрямь, потемнело, но не из-за наступления вечера - это сгустились тучи, даже сквозь ветки деревьев, покрытые снежными шапками, было заметно, что метель уже близко.
- Да не ссы ты, мы ж быстро. Одна нога здесь, другая там.
- Мне домой надо. Родители волноваться будут. И Оля, - добавил Антон, заметив как Ромка недовольно поджал губы. - И ты лучше завтра иди, с утра. Можем даже вместе пойти, прямо вместо уроков. Так уж и быть, прогуляем, если тебе так нужно. Всё равно нам оценки уже четвертные поставили, - он заискивающе улыбнулся и заглянул в глаза Роме, но встретил там непримиримость и злость.
- Завтра её уже кто-то другой пригласит, понимаешь ты? Мне щас надо! - выкрикнул он.
- Это она тебе так сказала? - вопрос прозвучал, наверное, слишком серьёзно. Рома как будто смутился и отвернулся, всё так же хмурясь.
- Не сказала, я так решил, - буркнул в ответ он, но по краснеющему лицу стало понятно, что выгораживает Морозову.
- Так набьёшь, значит, морду сопернику. А Бяша добавит, если понадобится, - уверенно ободрил Антон. - В первый раз что ли?
- Она сказала, что если я ещё раз к кому-нибудь из её ухажёров приближусь, заяву накатает.
У Антона спину и плечи закололо, словно иголками, от волнения - столько в словах Ромки было горечи и смирения и так это всё на него было не похоже, что становилось страшно. Ах вот, значит, как? Значит, Полина ему может руки выкручивать, а Антон должен сразу по первому свисту следом бежать?
- Ну и не всё ли равно тогда? Что, на Полине твоей свет клином сошёлся? - выплюнул он, испытывая нехорошее удовольствие от изобличения чужой тайны. Но от того, как Ромка дёрнулся от его слов - как от пощёчины, - ему самому стало больно и неприятно. - Прости, - поспешил он тут же исправить своё и без того шаткое положение. - Прости, но серьёзно ведь. Разве так можно с людьми поступать? Она постоянно требует от тебя подтверждения твоих чувств, а сама что, ничего тебе не должна?
- Ты чё, Петров, тупой? - и Ромка, неприятно осклабившись, постучал себя указательным пальцем по лбу. - Она же тёлка? Это пацан должен ради неё подвиги совершать!
Рома смотрел на него теперь, как на недоумка, и это порядочно злило.
- Но это нечестно! Она хоть один раз сказала тебе хоть что-то приятное? Что ты ей нравишься, например? Чтобы было ради чего стараться.
- Нахуя? Я чё, сам не вижу, что ли?
- В том-то и дело, Рома, что ты ни черта не видишь! Она смеётся над тобой, а ты и рад её веселить, - Антону горько было произносить вслух такие вещи, но, видно, иначе никак уже было нельзя.
- Ей со мной весело, потому что у меня с чувством юмора всё заебись, в отличие от тебя.
- Зато мне, в отличие от неё, не нужны были бы никакие доказательства! - бросил Антон рассерженно и зашагал по тропинке по направлению к дому.
Всю дорогу сердце точила тоска. Ромка его так и не стал догонять. Может, и правда, пошёл за своими цветами, а, может, домой.
Снег ближе к дому стал гуще и тяжелее, крупные хлопья летели быстро, от них рябило в глазах, и, зайдя в помещение, Антон ещё долго стоял у двери, прижавшись спиной к стене, пытаясь справиться с белыми мухами перед глазами.
Вскоре за окнами засвистел ветер, и снег полетел по косой то в одну сторону, то в другую - выглядело это страшно, как будто их дом очутился в самом сердце шторма. Вернулся отец и они сели ужинать, после чего Антон взялся за уроки, попутно помогая с заданиями сестре.
О Роме он упорно старался не думать, как и о том, что почти был готов признаться ему. Хорошо, что не стал, неизвестно ещё, чем бы это закончилось. Он всё ещё злился на Ромины упрямство и глупость, на нежелание понимать очевидные вещи, но всё это перекрывалось каким-то невнятным дурным предчувствием.
Антон, вспоминая, себя укорял за то, что оставил друга в лесу одного. Добрался ли Ромка до дома в такую погоду? Может, ему позвонить да узнать? Это было самое лёгкое, но почему-то руки всё не доходили.
На часах была почти половина десятого, когда телефон зазвонил сам, и вскоре мама недовольным голосом подозвала Антона, предъявив ему за поздний звонок.
Это был Бяша, интересовался, не знает ли Тоха, где Ромыч. От его простого вопроса сердце оборвалось и голос куда-то пропал на несколько долгих секунд. Антон, оклемавшись, выложил как на духу и про цветы, и про ссору. Дурное предчувствие выло теперь внутри оглушительной сиреной - с Ромой ведь точно что-то случилось, не было у него в этот день ни занятий в секции, ни других дел. Бяша, поняв всё правильно, пообещал передать информацию матери и повесил трубку.
Оставшись со страхом один на один, Антон задрожал. Глупая обида и недопонимание мигом отошли на второй план, на первом стоял сам Рома на фоне леса, который собрался идти в метель в самую чащу один-одинёшенек. Тоха невольно всхлипнул и на ватных ногах добрался до кухни.
Метель за окном кружила и завывала, за ней и забора вокруг дома было не разглядеть, не то что ближайших деревьев и леса.
Он же там сгинет один, пропадёт! Что же Антон наделал…
* * *
Ромка с трудом пробирался сквозь зимнюю чащу. Спортивки давно промокли, носки отсырели, в ботинках хлюпало, ноги замёрзли так, что не чувствовали ничего, он целиком замёрз, но идти продолжал, потому что должно же ему, наконец, повести. Где ж эта чёртова теплотрасса?
Именно там, в отдалении от посёлка, в месте, где труба с горячей водой уходила под землю, раньше всего расцветали подснежники, а могли и среди зимы расцвести, если не очень холодно было. Их при желании можно было и зиму целую собирать. Вот Морозова удивилась бы, находя у себя по цветку каждый день на парте. И будет! Только вот Ромка поляну сейчас найдёт, и будет! И хорошо, что Антон не пошёл, этот давно бы уже весь изнылся, что надо домой, что они заблудились, или упал бы в сугроб, и доставай его ещё, растяпу.
Ромка его вспоминал, и злость клокотала в горле, норовя вырваться яростным криком. Что ж он за друг-то такой, что бросает в самый ответственный для него момент? Ну попадись он ему потом только, точно зубов передних не досчитается! А Ромка хотел ему ещё место своё заповедное показать, думал, увидит Тоха, обрадуется и начнёт по поляне зайцем скакать, собирая цветочки. Ромку фантазия эта грела едва ли не больше, чем то, что он вот-вот растопит сердце Морозовой. А теперь не будет, значит, радоваться. Ну и хер бы с ним! Не велика потеря!
Обледенелая ветка хлестнула его по лицу, и за шиворот тут же свалилась пригоршня снега. Рома встряхнулся, но снег провалился глубже, тотчас начал таять, и по спине побежали прохладные капли воды. Пятифан разозлился на друга ещё сильнее.
Вот ведь зубрила! Уроки ему приспичило делать, с сестрёнкой сидеть! Святошей прикидывается всё, а сам хитрый, сука! Сразу его расколол и на больное начал давить. Ну не обещала ему Морозова ничего, и чё дальше? Зато сегодня она ему улыбнулась. Правда, Ромка от этой улыбки счастья практически не испытал, как бывало с ним раньше, но то ведь фигня. Это, небось, потому, что он чуть не сдох, пока на физ-ре нормативы сдавал, а, может, курить больно сильно хотелось после этих самых нормативов. Он ведь Морозовой обещал, да так и не бросил, просто у школы дымить перестал.
Всё у него как-то не получалось в завязку уйти: то в школе проблемы, то дома. А сижки всегда помогали отвлечься. Ещё, бывало, Петров помогал - убалтывал или просто рядом молчал, и как-то оно всё легче переносилось. Но Ромка старался подобным не злоупотреблять, считая, что это какое-то пидорство. Потому что ровный пацан должен сам со своими трудностями справляться, нехуй их на других перекладывать. А уж тем более ждать поддержки от другого ровного пацана. Хотя в этот самый момент он бы не отказался от крепкой руки, что помогла бы ему продвигаться сквозь тёмную, заметённую снегом чащу.
Вьюга завывала над макушками деревьев всё страшнее. Ноги в снегу увязали сильней с каждым шагом, силы его покидали. Неужто он в самом деле подохнет, как глупая шавка, в лесу? Так и уляжется хладным трупом, самого потом найдут, как подснежник, весной.
Впереди, вдалеке, неожиданно замаячили огоньки.
«Неужели к дому Петровых вышел? - в удивлении подумал Рома и раздосадовался до того, что на себя разозлился. - Ну охуеть! Значит, идти ему надо в обратную сторону, а то не видать ни поляны, ни цветов!»
Однако при первой мысли о том, что он вновь окажется в тёплом, знакомом доме, где друг и покой, Рома почувствовал резкий прилив силы и двинул вперёд вопреки своим прежним желаниям.
Может, ему действительно стоило завтра пойти? Может, он зря на Антоху гнал? Тот, вроде, даже обиделся, беспокоится за него, а он, как баран, упёрся, и с места не сдвинешь.
Шаг за шагом он продвигался к цели, но вскоре понял, что это не свет от окон горит для него, как маяк, а что-то более яркое, похожее на костёр.
Охотники?
- Эй, мужики! - выкрикнул он, но ветер проглотил слова и залепил рот порцией снега.
Озлобленно сплюнув, Рома как можно быстрее задвигал ногами. Но почему-то силы его покидали так быстро, словно их в землю утягивало. Тело стало неуклюжим и тяжёлым, как из намокшей ваты. Нога зацепилась за что-то под снегом, и Рома плашмя повалился на белую, мягкую, словно пух, поверхность. В этот момент ему очень сильно захотелось спать, и Рома закрыл глаза.
Когда он очнулся, огонь плясал прямо у ног, яркие искры снопами взвивались в низкое мутное небо. Спина упиралась во что-то тёплое, повертев головой, Рома сообразил, что это труба. «Добрался, стало быть», - он с облегчением вздохнул.
Видимо, он просидел так долгое время - метель уже не мела, снег вокруг горел серебром и золотом, и искрился как самоцветы, Рома долго не мог оторвать от него зачарованный взгляд, сделал это только когда совсем близко к нему кто-то тихо и очень печально вздохнул. Странно так, будто сова где-то ухнула.
Он повернулся к звуку и оцепенел - рядом действительно был кто-то странно напоминающий сову или человека в старой маске совы. Тени и отблески от костра делали эту маску особенно жуткой, но больше всего пугали провалы для глаз, за которыми Рома самих глаз не мог разглядеть.
- Ты кто? - еле вымолвил он от страха.
- Мы - духи леса, - ответила тут же сова. Голос её, напевный и мягкий, эхом прошёлся по круглой поляне, и Рома вокруг костра различил ещё несколько тёмных фигур, напоминающих ни то животных, стоящих на задних лапах по-человечески, ни то людей, принявших звериный облик - медведя, лисицу, волка, странную краснощёкую птицу и бородатого козла с позолоченными рогами. - Не бойся нас. Мы не причиним тебе вреда.
Происходящее меньше всего походило на реальность. Рома подумал, что он уснул в сугробе, и всё это ему видится. От мысли об этом ему стало грустно - он так и не попросил у Антона прощения и, кажется, уже не попросит. А всё Морозова со своими условиями! Да что толку злиться теперь, раз он помер?..
- Ты ошибаешься, - лёгкое перьевое крыло, невесомо коснулось его плеча, и неожиданно Рома себя почувствовал самым живым на свете. Он, будто в кино, увидел, как звери его спасали, вытягивали из сугроба и усаживали поближе к огню, и сердце его прониклось такой благодарностью, что захотелось каждому лапу пожать, но почему-то он понял, что времени у него мало.
В этот момент сова взмахнула крылом, козёл заиграл на флейте, странная птица сплясала танец, и у трубы, в двух шагах от него, начал таять снег, а из-под снега полезла трава и на глазах расцвели подснежники. Рома смотрел на цветы ошарашено, он в своей жизни ни разу не видел подобных фокусов, не представлял, как подобное можно сделать, а оттого восхитился искренне, как ребёнок, впервые увидевший радугу.
И моментально созрел план отмщения: он наберёт сейчас этих цветов да засунет Морозовой в глотку, или вручит и скажет, что сам передумал, пусть себе локти кусает!
Рома вскочил, встал на колени у самого края прогалины и попытался сорвать ближайший цветок, но тот оказался словно из крепкой бичёвки связан - гнулся и мялся, да только никак не желал отрываться от корня. Ромка его отпустил, и цветок почернел. Он подивился такой чертовщине, но тут же схватился за следующий, однако и тот не желал отрываться.
- Видно, не с чистым сердцем ты хочешь букет подарить, - пропела над самым ухом лиса. - Белый подснежник светлые чувства ценит.
В этот момент Рома вспомнил о друге, и стебелёк неожиданно быстро поддался, оставив в ладони свежий красивый цветок.
- Думай о том, кому своё сердце подаришь. Сердце само знает, с кем ему лучше.
Странные эти слова осели в его голове прямо под сводом черепа и продолжали звенеть, как крохотные колокольчики. Каждый цветок срывался со стебля, сопровождаемый тёплым воспоминанием об Антоне, их оказалось так много - целый букет. И Рома уже забыл о том, что хотел проучить Полинку, забыл и о том, что считал свои добрые чувства к другу неправильными. Больше того, Рома знал, что они взаимны, он ведь вспомнил каждую мелочь, каждый счастливый момент, проведённый вместе. А когда собрал все цветы и встал на ноги, костёр уже догорал, зверей рядом не было, и деревья сами пред ним расступились, чтоб указать дорогу к знакомому дому.
* * *
Антон очень долго не мог уснуть, не хотел гасить свет. Его колотила дрожь от волнения и страха за Ромку. Казалось, что утро уже никогда не наступит. Он поклялся себе, что отправится с остальными на поиски сразу, как только на улице станет светло. Не мог Ромка уйти далеко, они обязательно его отыщут. И он обязательно будет живой, и звери его не найдут. Только бы он не замёрз к тому времени насмерть.
От долгой бессонной ночи ныли колени. Антон осторожно присел на край кровати и привалился плечом к изголовью. Он лишь немного хотел отдохнуть, но, наверное, задремал.
Кто-то как будто покрёбся в окно - Антон резко вздрогнул и распахнул глаза. Метель перестала кружить, облака расступились и сквозь прореху светила луна, заливая прозрачным голубоватым сиянием луга и поляны. Вдоль по дороге, ведущей от леса к дому, медленно двигалась человеческая фигура. Антон очень долго смотрел на неё, пока до него не дошло, что это не сон и не видение.
Резко сорвавшись места, он натянул на себя свитер и брюки прямо поверх пижамы, ринулся прочь из комнаты, ссыпался вниз по лестнице, залез голыми ступнями в ещё недосушенные ботинки, схватил пальто, шапку, и, на ходу одеваясь, выскочил на мороз.
Руки мгновенно заиндевели, но в кармане нашлись рукавицы. Антон натянул их и резво помчался навстречу тому человеку, что приближался к дому до боли знакомой походкой. Но изумлённо застыл на месте, когда заметил в одной руке Ромки серебрящийся в лунном свете букет цветов.