В первый раз это произошло после похода к Петрову в гости.

Они завалились к нему тогда от нехуй делать — просто на улице было холодно, Бяша домой идти не хотел, мать третий день подряд загоняла, а Пятифан к себе не особо-то звал, вот и припёрлись к новенькому чисто жопу погреть.

Петров от такой неожиданности ещё и чаем их напоил с сушками и сгущёнкой, и через полчаса они, уже разморённые и раздобревшие, сидели у него в комнате на кровати, привалившись спинами к стене, и лениво слушали про то, как он жил в большом городе, про рисунки, развешанные над его столом, про динозавров.

Ромыч как будто вообще засыпал и не особо интересовался, но стоило только Петрову запнуться, закончить про что-то рассказывать, почти задремавший Бяша получал незаметный тычок локтем в ребро.

— Слыш, а чо ты за тёлку от нас в ящик спрятал, когда мы вошли, на? — спросил он и пообещал себе, что это последний раз. Пусть Пятифан сам хоть раз рот раскроет, если ему уж так интересно.

— Да это… — Петров немного замялся. — Это сестра попросила Кэнди нарисовать.

— Эт чё, на? — без особого любопытства спросил Бяша, заметив, как Ромка сосредоточенно хмурит бровь.

— Вы что, «Кэнди, Кэнди» не смотрели? Аниме-сериал. По телеку показывали. Про девочку с большими хвостами светлых волос. Неужели не видели? — искренне удивился Тоха.

— Мы такое не смотрим, на, — усмехнулся глумливо Бяша, намекая на то, что мультики про девчонок сделаны для девчонок, хотя сам втихаря их поглядывал с превеликим удовольствием, особенно если мать мозги не ебла.

— Чё мы, педики, про тёлок смотреть? — подал голос Пятифан. Бяша напрягся. При Ромке темы голубизны касаться не стоило даже вскользь. В последнее время он относился к ней особенно плохо, мог и в пятак зарядить без предупреждения. Петров вроде и в курсе был, но уж больно любил в залупу лезть.

— Да причём тут это? — искренне возмутился он к ещё большему напрягу Бяши. — Ты хоть знаешь про что оно? Там про войну, между прочем, тоже есть!

— Иди ты! — Бяша изобразил интерес, чтобы хоть как-то разрядить обстановку.

— …Правда, про первую мировую… Но какая разница?

И он пустился подробно описывать им весь сюжет, пересказывая иногда в таких деталях, что у Бяши живые картины вставали перед глазами, будто он в кинотеатр пришёл. А какие-то сцены Тоха едва ли не по ролям разыгрывал, от чего в конце Бяша его артистом назвал, искренне поражаясь таким способностям.

— Да ладно тебе, — смутился Петров, посмотрел на них с Ромкой по очереди и слегка покраснел.

— Шоколадно, — привычно откликнулся Бяша, шнуруя ботинки. — Не догоняю, чё ты у доски вечно мямлишь. Двух слов не можешь связать, на.

— Да у доски-то кому оно надо, — замялся Тоха, крутя в одной руке провод от телефона, а другую запрятав в карман. — А тут вы слушали. Внимательно так. Приятно.

Пожав на прощание руки, Ромыч и Бяша вышли на улицу и закурили одну на двоих, как всегда. Мороз стоял жуткий, щипал лицо, дыхание перехватывало, но Бяше это пиздеть не мешало.

— Ну Тоха, на! А ещё художником хочет стать! Да по нему театр плачет, бля буду!

Пятифан не отреагировал. Он почему-то стал очень серьёзным, стоило им уйти от Петровых.

— Ты чё, Ромыч? — спросил осторожно Бяша, волнуясь. Всё-таки лучший друг, все дела.

— М? — тот посмотрел, как будто его не расслышал, отвлёкшись на мысли.

— Скажи, круто Тоха рассказывал, на?

Ромка угукнул, неопределённо мотнув головой, и передал сигарету другу. Дёрнув два раза, боясь на таком морозе затягиваться, как следует, Бяша вернул сигарету обратно.

— А когда провожал нас, видал, как глаза опустил? Ещё покраснел так. Как целка, на, — рассмеялся он. — А ещё говорит, что не педик.

Меткий удар в ухо резко свалил в сугроб. В голове зазвенело. Снег облепил и обжёг лицо холодом.

— Ты чё, Ромыч, на? Чо я сделал-то?! — заныл от обиды Бяша.

— Ебало своё завали, мудила!

— Да чё я сказал-то?

Ромка к нему наклонился, дыша в лицо белым густым никотиновым паром, и очень разборчиво, очень доходчиво произнёс:

— Ещё раз про Антоху такое скажешь, я тебя на лоскуты порежу, понял, блядь?

— Понял, понял! Только успокойся! — залебезил он. — Слова больше не скажу, бля буду! Ромыч, ну ты чо? Это ж я, — выдохнул он, когда Пятифан отпустил его обратно в сугроб. — Твой друг.

— Вот поэтому и предупредил, — сурово ответил Ромка и твёрдой, уверенной походкой направился в сторону дома.

Бяша с непониманием и тоской посмотрел ему вслед.

Он видел, какой охуевший Ромка сидел, когда Тоха гнал им про тяжёлую судьбу этой Кэнди, про «Дом Пони» и всех её «кавалеров», и про тех, кто её унижал и притеснял. Пятифан его даже заткнуть не пытался, вопреки обыкновению. И как он потом на Тоху смотрел, Бяша тоже заметил. И как он вообще себя начал вести с тех пор, как Петров появился в их школе и в их компании от него не укрылось. Слишком много было таких вот маленьких нестыковок с прежним Ромкиным поведением.

Конечно, это могло быть никак не связано, и тогда изменения эти легко объяснялись бы подростковыми гормональными всплесками. Но если оно было связано…

Бяша с трудом поднялся из сугроба и потрусил следом за Пятифаном, чтобы они не ходили по одиночке. Всё-таки маньяки, все дела.

…Если оно было связано, Ромка был в полной жопе.

И всё же Бяша решил для себя не пороть горячку, подождать ещё и посмотреть, во что это выльется. Он был уверен — Ромка ровный пацан и сам разберётся. А если не разберётся — Бяша ему подсобит. На то он и лучший друг.