Alea jacta est

Новый год. Праздник, который пах мандаринами и приносил в каждый дом ощущение счастье и радости. Или почти в каждый. У кого-то никаких приятных ассоциаций он не вызывает, кроме вязкой чернильной пустоты, и желания, чтобы вся бессмысленная и бесполезная суета осталась позади.

Фёдор, которого под канун Нового Года занесло в Йокогаму, не собирался задерживаться здесь, да вот только пришлось. На хвосте принесли, что по слухам, совсем рядом, на границе с Токио спрятана любопытная машина-артефакт, оставшаяся ещё со времён Великой Войны.

Слухам верить он не был приучен, но иной раз даже в них крупица правды есть. Поэтому он направился проверять, и, естественно, снова влезло Агентство. От них не то, чтобы много проблем.

Если бы не один из их сотрудников. Если бы не Дазай Осаму, которому больше всех надо, и который в очередной раз вмешался и полез следом в старый бункер, запечатанный после окончания военных действий много лет назад. Полез сам, лично, не отправил никого из своих на верную смерть.

– Ты же знаешь, что убить тебя всё ещё можно? Даже не способностью? – уточнил Фёдор, стряхивая грязь и пыль со штанов.

Дазай широко улыбнулся. Его совсем не смутила чужая реплика. Он поправил плащ, который все же испачкался за время излишне экстремального спуска с лестницы, и шагнул вперёд, заинтересованно глядя на возможного противника.

– Знаю. И жду-не дождусь, пока ты это что-нибудь предпримешь. Мне искренне интересно. Но может поспешишь? Мои коллеги приготовили праздник, накрыли стол. Будет обидно, если я все пропущу. До праздника не так много осталось!

– Твоя проблема, – русский отреагировал с ожидаемым безразличием и, не оглядываясь, пошёл вперёд по коридору, словно прекрасно знал, куда тот должен его вывести. Дазай не стал задерживаться и поторопился следом.

– Ты не думаешь, что это немного, ну... невежливо? – проворчал он, едва ли не врезаясь ему в спину. – Нужно заботиться друг о друге!

Фёдор бросил вперёд шарик, который вытащил из кармана. Тот прокатился по каменному полу буквально несколько метров, прежде чем пространство утонуло в огне, выплескивающемся из стен с двух сторон.

– Не думаю, – коротко ответил Фёдор и пошел вперёд, больше не собираясь тратить на него время. Увязался следом, так его право. Все равно разочаруется в конце, потому что то, ради чего он пришел, не имеет ни малейшего отношения к Книге. К Йокогаме, впрочем, тоже. – Если ты решил проводить со мной время на старой военной базе, а не праздновать Новый Год с коллегами – сам виноват.

Дазай слишком громко засопел, чтобы дать понять, что обиделся, но Фёдор никак на это не отреагировал. Только прибавил шагу. Приходилось останавливаться несколько раз. Убирать растяжки, снимать некоторые ловушки. Слишком муторно и на самом деле, не особо весело. Жизнь искателей приключений и им подобных хорошо смотрится разве что на страницах книг или на экранах приключенческих фильмов.

А на самом деле это долго, неудобно и, обычно для тех, кто пытается избавиться от препятствия, ещё и зачастую нервно.

Потому они продвигались куда менее медленнее, чем могли бы. Даже японец немного расслабился, перестав опасаться и ожидать возможного удара в спину. Зря, но переубеждать его Фёдор не стал. Хочет совершать ошибки – также его личное дело. Кто знает, какая из них станет в его жизни последней.

Дазай рассматривал огромную дверь, перед которой они остановились. Он ожидал, что ловушки возле неё они и начнут разбирать, но Достоевский только посмотрел на темный металл, и в его взгляде почудилось нечто вроде выражения, напоминающего «серьезно, что ли?»

Так или иначе, он свернул налево, подошёл к стене и начал нашаривать что-то на кажущейся гладкой металлической поверхности. Что-то дернулось, под ногами пол словно вздрогнул, и на стене напротив, по правую сторону, открылся темный проход, ведущий вниз.

– Ничего себе у тебя познания, – присвистнул он. – Ты словно каждый день в подобных местах ловушки ликвидируешь.

– Случалось, – ответил Фёдор и зашёл в проход. Дазай поспешил следом.

– Случалось? А ещё что в твоей жизни случалось?

– Много всего. Я же не расспрашиваю тебя о твоей, – не оглядываясь, сказал Фёдор, спускаясь по ступенькам все ниже. – Как ты там говорил? Люди должны заботиться друг о друге. Дурной тон сюда входит или нет?

– Тю...ладно, твоя взяла. Но зачем мы здесь?

Фёдор остановился на каменной площадке перед очередной дверью и начал крутить механизм, отпирающий её. Ловушек здесь уже не было. Те, кто сюда дошли, уже должны знать. Если что и будет, то в самом конце.

– А ты действительно не знаешь, зачем мы сюда полезли?

– Неа, – отозвался Дазай. Он ещё и головой мотнул, да в кромешном мраке совершенно незаметно. Просто такого жеста можно от него ожидать. – Про артефакт слышал, да, но только совсем невнятное что-то. Однако тебя сюда прийти заставили вряд ли какие-то досужие слухи. Или я не прав?

Фёдор не собирался ему отвечать. Ступил в очередной коридор, вгляделся в темноту и свернул направо. Если верить раздобытым им планам, три сейчас на уровне C-3, и до нужного места осталось совсем чуть-чуть.

– Да быть того не может, – не затыкался Осаму. – Даже я не всем слухам верю, а русский демон Достоевский, выходит, да?

– Ты молчать умеешь? – полюбопытствовал Фёдор скорее из научного интереса, чем реально ожидая, что парень заткнётся.

– Неа, – снова отозвался Дазай.

– Жаль, – они дошли до нужной двери, и он привел в действие ещё один механизм. Кажется, здесь. Теперь осталось проверить. Если ловушки и остались, то только за ней. Недовольное тихое потрескивание слышалось.

– Вот и Куникида так говорит, – пожаловался Дазай. – Но что я могу поделать? Мне для работы иной раз жизненно необходимо сосредоточиться.

Дазай осекся, прислушиваясь. По периметру начались зажигаться лампы, старые, и не каждая из них работала.

Фёдор обернулся к нему. Металлическая дверь медленно начала открываться.

– Что ты сделал, Достоевский? – спросил он и повторил. – Зачем мы здесь?

– Я – по своим причинам. Зачем здесь ты – спроси себя сам, – голос русского звучал тихо и безразлично. – Ты можешь мне не верить, но ни с твоим агентством, ни с Йокогамой это не имеет ничего общего. Тебе стоило бы уйти гораздо раньше.

Дазай не верил. Пусть и понимал – стоило бы. Нужно развернуться и уйти. Пока не произошло что-то. Он не боялся – чего бояться ему, на кого не действуют способности? Однако невольно ощущение возрастало.

И когда дверь распахнулась, оттуда ударил ослепительно яркий свет, среди которого угадывались очертания какой-то машины.

Дазай ощутил, что его подхватывает приливной волной и несёт куда-то, все быстрее и быстрее, чтобы выбросить в небольшой сугроб возле какого-то дома. Дазай выплюнул снег, набившийся в рот и принялся лихорадочно размышлять.

Телепортация? Нет. На нем бы не сработало. Что-то более глобальное.

Он увидел цепь и дотронулся до своего запястья. Его оплетал, не касаясь, браслет. Собственная способность пыталась его отрицать, но, вероятно, не могла. Мощь артефакта, чем бы она ни являлась, пересиливала.

– Доволен?

Фёдор посмотрел на Дазая с другой стороны гладкой зеркальной поверхности. Вокруг от снега белым-бело. Весь город гуляет, празднуя Новый Год. Множество шумных взрослых, детский весёлый смех.

– Это временно-пространственный артефакт, который запечатали в конце войны. Заряда в нем осталось все равно на один или два раза, но они не стали уничтожать. Рука не поднялась. Поэтому ты не можешь его пересилить. Чтобы замкнуть петлю, найди здесь себя и помоги. Спаси своего рода. Тогда тебя выкинет обратно.

Дазай моргнул.

– Подожди. Эта штука меняет реальность?

Фёдор смотрел на него безразлично. Он не желал ему объяснять принцип действия того, в чем не до конца разбирался сам. У него имелись некоторые догадки. Но теперь, когда Осаму увязался за ним, придётся действовать быстро.

– Не совсем. Только если ты вносишь незначительные изменения. В противном случае исчезнешь. Ты мешаешь, – просто сказал ему Фёдор и огляделся. Требовалось добраться до места как можно скорее, а Дазай его отвлекал. Пусть он и оценил небольшую компанию во время поисков, сейчас он бы предпочел сосредоточиться на цели, а уж никак не слышать чужую болтовню.

Он шел быстро и Дазай шел в своем городе. Их руки соединяло цепью, знак того, что они попали сюда вместе. Фёдора не интересовало, куда именно идёт Дазай. По крайней мере, внешне он это никак не демонстрировал.

Уже практически стемнело, и хотелось бы успеть до боя курантов. Получилось бы символично. Жаль, что из-за ограничения он не сможет воспользоваться ничем. Да, точно, в этом времени тот, чьими услугами он мог бы воспользоваться ещё и сам ребенок. И вряд ли они ещё даже знакомы.

Губы дернулись в пародии на улыбку. Действительно иронично.

Значит нужно найти транспорт, или он не доберётся до особняка до того времени. Хотя…в этот временной промежуток он ещё должен находиться в этом месте.

Дазай заметил, что Достоевский ведёт себя странно. Но пока не обратил на это внимание, просто потому что странностей хватало и для него самого. Он кружил по переулкам города, праздничного, беспробудно веселого, пьяного в преддверии Нового Года. И от этой праздности его тошнило. Он не знал почему, но это ощущение нарастало с каждым пройденным шагом.

Он не помнил, но ноги сами несли его туда, куда следует. В нужный дом, на нужную улицу. Там сейчас никого не было, за исключением тех, кого легко можно отключить. Так он и поступил. Дазай сбежал по ступенькам, чтобы увидеть слишком знакомую картину. Себя, в короткой рубашке, сдавшегося у стены. Автоматически кинул взгляд на Достоевского – тот не разменивался на мелочи. Тьма струилась с пальцев, устраняя препятствия в виде людей.

Почему-то в голове странное ощущение, странное понимание. Когда он ступил в комнату. Они ведь похожи куда сильнее, чем ему казалось. Хотелось отрицать это осознание.

Но он только смотрел на себя, в этой короткой рваной рубашке, не доходящей даже до колен. Не реагировал на прохладу подвала. Другой он не пошевелился в ответ на движение и не отреагировал, словно его не волновало, что появился чужак. Дазай моргнул и подошёл поближе.

– Что за чёрт, Достоевский? – он обратился к парню по ту сторону экрана, и тот посмотрел на него. Дазай не желал видеть похожее помещение, темноту узкой комнаты. В голове всё смешалось, и он действительно почувствовал себя изрядно сбитым с толку. Впервые за долгое время Дазай не слишком понимал, что делать.

– Я же говорил – тебя это не касается. И не касалось изначально. Я пришёл спасти себя. Ты полез следом и попал сюда случайно, – Фёдор равнодушно посмотрел на него. От их экрана исходил странный свет, развеивающий мрак комнат-клетушек, где находились маленькие они. Дазай видел копну длинных спутанных волос, принадлежащих, вероятно, маленькому Фёдору.

– Пришёл спасти… – Дазай посмотрел на себя, подошёл и протянул руку. – Ну же. Я тебя не обижу.

Что бы он сделал раньше? Если бы не Одасаку, то, наверное, совершенно иное. Однако сейчас…

Фёдор посмотрел на Дазая, опустившегося на колени перед собой и посмотрел на себя. Квадрат света позади захлопнулся, отсекая их от остального мира. По крайней мере, четверть часа у них будет. Ему хватит. Тогда и он тоже опустился перед собой. Он-я смотрел таким же пустым взглядом, какой сам Фёдор помнил.

– Ты тоже не боишься, да? Мы оба… делим это отсутствие страха.

Его маленькая копия подняла руки и убрала длинные волосы с лица и сделала пару неуверенных шагов навстречу. Фёдор подхватил себя, почувствовал как пальцы стискивают ткань тёплого плаща. Не зря он надел именно его. Хватать за рубашку не слишком удобно. Тогда пальцы касаются кожи.

– Нестрашно, – с трудом выдавил маленький он. – Немного холодно.

Фёдор кивнул. Здесь действительно прохладно, из одежды на нём только эта длинная рубашка и шапка, а длинные тёмные волосы всё ещё влажные. Он помнил это время. Сложно не злить других, если даже каждый твой вдох неправилен. Просто потому что ты существуешь.

Он-я закашлялся, уткнувшись носом в ткань плаща. Видимо говорить ему всё ещё тяжело. Вероятно, он снова потерял контроль и заслужил наказание. Такое случалось очень часто. Неизбежная часть воспитательного процесса. Вот и результаты не заставили себя долго ждать. Как и обычно неутешительные.

– Я пришёл тебя спасти, – спокойно сказал ему Фёдор, отстранившись и заглянув в глаза. Он-я округлил глаза, судорожно выдохнул, а после снова подался к нему ближе, утыкаясь лицом в плащ.

– Правда? Это потому что я молился?

– Нет. Не поэтому.

Фёдор не любил лгать. Даже сейчас не видел в этом смысла. И кинул взгляд на Дазая, по другую сторону экрана. Тот присел рядом с мальчиком на одно колено и что-то вполголоса ему говорил. Однако сюда не было слышно.

Дазай заметил его внимание и поднял голову, встретившись с ним взглядом, задержавшимся куда дольше, чем следовало бы, а после снова посмотрел на себя. Другой он выглядел безучастным ко всему. И Дазай знал почему. Бинты на шее, на ногах. Он терпеливо снял бинт с руки и умеючи перебинтовывал.

Если бы не Одасаку, он бы не сомневался. Он бы знал, что делать. Он бы спас себя так, как понимал. Но сейчас он медлил. Спасти себя. Он здесь, чтобы спасти себя. Их обоих.

Что люди делают, чтобы спасти других?

– Эй, слышишь меня?

Другой он поднял голову и посмотрел куда-то мимо безучастным взглядом, но хотя бы не попытался шарахнуться. Уже хорошо. Он и руку послушно протянул. Слишком хорошо знал, что лучше слушаться. Дазай только безмятежно успокаивающе ему улыбался. Хотя и прекрасно знал, что работало слабо. Особенно в то время он достаточно плохо реагировал на внешние раздражители. Приходилось приложить много усилий просто чтобы заставить себя услышать. Интересно, Мори-сан также с ним мучился в свое время?

Что люди делают, чтобы спасти себя?

– Слышу, – глухо ответил другой он.

– Ничего не болит?

– Не знаю.

Дазай вздохнул, заматывая порезы. Если подумать, не всем везёт с счастливым детством. Он вон посмотрел на Достоевского и предпочитал бы не знать. У него возникало слишком много вопросов и ассоциаций, которых он просто не хотел.

– Всё будет хорошо. Я пришёл тебя спасти.

Несколько мгновений пауза, и тихий безжизненный голос.

– Что такое спасти?

Дазай задумался. Хотелось бы ему самому знать. Может тогда стало бы гораздо проще. Но вот никак не получалось.

Он попытался отделаться от дурацких мыслей и обратился к себе.

– Давай теперь другую руку? – он положил поверх порезов ещё один бинт и выдохнул, не прекращая улыбаться.

Фёдор смотрел на себя, другой рукой высвободив из-под складок плаща кинжал. Скоро действительно всё закончится. Для него.

– Тогда почему? – спросил он-я тихо.

– Потому что тебя услышал я, – ответил Фёдор с максимальной честностью, хотя его голос звучал так же тихо и ровно, как и у своей младшей копии.

– Спасибо, – произнёс он-я, и по щекам у него потекли слёзы. Ах да, слёзы. Как давно он не плакал. Почти ненужное, нефункциональное. Значит тогда он ещё хоть что-то чувствовал.

– Пожалуйста, – кинжал взметнулся в воздух для удара.

В решающий момент его лицо оставалось неизменным. Таким же, как и всегда. Спокойным. И лишенным выражения. Он ничего не чувствовал.

Есть вещи, которые должны быть сделаны.

Дазай, мурлыкая себе под нос песенку, заканчивал забинтовывать руку, пытаясь не думать о том, чем в очередной раз были нанесены эти раны. Вспомнить бы все равно не вышло. Несмотря на внешнее спокойствие, он был растерян. Он пытался не сомневаться, а ещё искал ответ на том пути, который для него указали.

Но не мог ничего сделать. Не мог понять. И от этого ощущал вязкую пелену бессилия.

Его внимание привлекла бесформенная тень, в которой он узнал смутно знакомое лезвие, и только сейчас фраза о «спасении», оброненная Достоевским ранее, обрела смысл.

– Фёдор, нет! – воскликнул он, уронив бинты и бросившись к экрану-зеркалу. Достоевский осторожно удерживал себя-ребёнка, захлёбывающегося кровью. И также бережно уложил его на пол, провёл ладонью по тёмным волосам.

– Почему ты так удивлён? Я его спас. Ему не придётся больше страдать, – Фёдор подошёл к зеркалу, ухватил Дазая за руку. – И вас заодно. Меня больше не будет, – он сделал паузу, оглянулся на себя. – Всё равно не вспомнишь, – он потянул его на себя и накрыл его губы своими, втягивая в свою реальность на мгновение. Горячие губы, и показался этот жест таким правильным. Таким ярким, даже почти обжигающим, почти до боли. Такие бывают эмоции?

Фёдор давно хотел это сделать. Пожалуй, единственное, о чём он сожалел, это о том, что не поступил так раньше. Хотя очень хотелось. Он заметил как глаза Дазая расширились от удивления, мазнул пальцами по его щеке мимолётно, а другой рукой приобнял его за шею в тени объятий. И оттолкнул. Больше не сказав ни слова.

В то же мгновение цепи засветились, распадаясь. Дазая выкинуло обратно в его мир. В их бывший мир, если быть точным.

Дазай открыл глаза возле дома, у которого он находился много лет назад. Только сейчас он сиял пустыми окнами. В нём уже давно никто не жил. Он с трудом поднялся на ноги и попытался классифицировать ощущения.

Он помнил, как не смог ничего сделать, и как Фёдор убил себя-ребёнка. Что он говорил об избавлении? О спасении?

Он со всех ног бросился к зданию агентства. Уже давно стемнело, и небо расцвечивали новогодние салюты. Пока он лазил по старым военным объектам, уже, похоже, и Новый Год наступил.

– Ацуши-кун! – Дазай отыскал тигра первым. Тот стоял с бокалом шампанского у стены и болтал о чём-то с Кёкой. Заметив семпая, он сразу же на него уставился.

– Да?

– Сейчас будет ну очень глупый вопрос. Оооочень! Но постарайся быть внимательным, – дождавшись от парнишки кивка, Дазай продолжил. – Ты помнишь Фёдора Достоевского? Мы с ним сражались, потом ещё страница книги изменила реальность?

Ацуши непонимающе наморщил лоб.

– Кого…?

Дазай ошарашенно замер. Ему вдруг стало тяжело дышать.

Всё равно не вспомнишь…

Тогда какого чёрта он всё ещё помнит? Почему?

– Дазай-сан? Дазай-сан, куда вы?

Дазай его не слышал. Развернулся и молча вышел на улицу и побрёл по улицам ночной Йокогамы. Вроде бы они своего добились, но почему тогда он чувствует такую пустоту?

Фёдор посмотрел на труп маленького себя, присел рядом и погладил по волосам, плавно, совсем невесомо и немного задумчиво. Некоторое время его мысли занимали те вещи, которые теперь никогда не сбудутся. Те вещи, которые надлежит ещё сделать, чтобы не сбылось то, что он не хотел бы видеть в этой реальности.

В его голове появлялись и исчезали десятки вариантов, но сожаления не было. По крайней мере, по поводу только что содеянного.

Он сделал то, зачем сюда пришёл и даже больше. В конце концов, Дазай оказался неучтённой величиной. И поцелуй на память – мысль даже показалась отчасти забавной – определённо стоил того. Обычно прикосновения не вызывали ничего подобного, но не сейчас. Теперь всё было иначе.

– Я так и знал, что ты не справишься. Сейчас ты не сможешь последовать желаниям своего сердца, – Фёдор посмотрел на стену, где несколько минут назад висело зеркало-экран, обращаясь к находящемуся в иной реальности Дазаю, который уже не мог его слышать. Однако этого и не требовалось. – Но не переживай, я это исправлю. Я найду тебя, и подарю в этом мире тебе спасение.

Он запахнулся в плащ и начал подниматься по ступенькам. Каждый шаг отдавался гулко. Он не обернулся.

Примечание

Во всем винить арт: https://vk.com/photo-194759355_457253998

/Ник артера в твиттере Ester/

Сентенция к названию части переводится как «Жребий брошен».