Кукольный театр

You and me in a playhouse

Living in a veil

We never need to go without. (С)

Красный бархат сидений поблёскивал в свете стилизованных под начало двадцатого века блестящих изящными изогнутыми боками светильников. Пока их желтоватое сияние ещё не приглушили, и занавес не поднялся, зрители негромко переговаривались в радостном предвкушающем возбуждении. Слов, однако, было не разобрать – все сливалось в невнятный неразборчивый шум.

Дирижёр взмахнул смычком, и оркестр, повинуясь его движению, заиграл слаженно, отработанно и плавно. Как по мановению волшебной палочки, все разговоры начали стихать, будто люди попадали под магическое медленно распространяющееся заклинание. Волной от передней части зала, от партера, к задней, до ярусов.

Чарующая медленная почти вкрадчивая мелодия лилась все громче, и полумрак зала становился все более насыщенным, когда тяжёлая ткань занавеса медленно поползла в стороны, почти подметая дощатый помост и, наконец, открывая сцену.

Музыка оборвалась, мгновенно стихла, словно зал накрыли колпаком, отсекая все звуки от внешнего мира.

Коля стоял, склонившись в спине, одна рука на груди, у самого сердца – так приветствуют – вторая убрана за спину, и идеально заплетённая коса съехала до самого пола. Тайсы, трико, балетки – всё почти идеально, и длинная лоскутная, словно сшитая из разных кусков рубашка совершенно не вязалась с ними.

Когда занавес поднялся окончательно, он резко поднял голову и выпрямился, широко

и приветливо улыбаясь зрителям.

– Здравствуйте! Приветствую Вас в нашем theátre de miracle! – он отвёл руку от груди в сторону. – Давайте посмотрим, что мы покажем вам на этот раз! Великолепное Лебединое Озеро под хореографию Григоровича или не менее прекрасный Спартак под хореографию, – Коля моргнул разными глазами, в разноцветных радужках на мгновение отразилась тень изумления. – Тоже Григорович! Надо же! Позабыл! Что ж!

Заскрежетали по полу колёсики громоздкой причудливой машины – круглый стеклянный шар покоился на колёсиках, от него шла трубка наружу. Внутри крутилось только два пластиковых шарика.

– Итак, что нас ждёт?

Людское море невнятно зашумело – то одно, то другое название звучало время от времени, но совсем глухо. Коля нажал на кнопку, и механизм внутри вытолкнул к нему один из шариков.

– Что ж, любителям Лебединого Озера следует радоваться, – объявил он на весь зал. Хорошо спроектированное помещение для подобной акустики разносило его голос достаточно хорошо, и даже на ярусах, зрители его слышали. Разочарованный гомон быстро стих – ведь никто на самом деле не был недоволен подобным исходом.

Дирижёр снова сделал знак оркестру, и заиграло вступление. Весь зал погрузился в кромешную непроглядную тьму, всепоглощающую.

Коля сделал несколько шагов назад, уступая место высыпавшим на сцену артистам. Свет вернулся, раскрывая искусно отрисованные декорации пролога – прекрасное озеро в окружении деревьев, где танцевала одинокая девушка в белом. Под всё ещё плавную музыку она кружилась, пока к ней не подошёл мужчина в чёрном.

Чью любовь, пусть и чернее ночи, она отвергла.

Чернее ночи? Вот дурак! Это же всё равно любовь!

– Есть ли что-нибудь хуже безответной любви? – задумчиво произнёс Коля, вполголоса.

Тогда он обезумел и наложил страшное проклятье. А ведь все происходило в смутное время, в начале первого тысячелетия, и эти земли лежали к востоку от тех, что пришла завоёвывать армия, уводить в рабство женщин и детей. Гордое и пока независимое королевство. Надолго? Как знать.

Коля стоял, наблюдая, как приглушается свет и меняются декорации – озеро и лес на королевский замок, как вырастают из-под сцены квадратные выпуклости колонн, как переливаются где-то высоко огни и из-за кулис выбегают девушки в развевающихся юбках.

Принц Зигфрид. Все они ждут, пока наружу выйдет принц, пока станцует. Принц, веселящийся до упаду, так и не нашедший свою даму сердца. Кто же он? Где он?

Герольды дули в трубы, знаменуя его появление. Девушки кружились на одном месте и поднимали стройные ноги, в отблесках света струилась ткань поверх светлой кожи. Балетки скользили по полу.

Ах да, точно. Нужно примерить роль, если некому больше.Тогда Коля сделал шаг и прошел вперёд. Его идеальный наряд – трико и поверх костюм – не давали повода усомниться. Принц появился. Ему смешно, поэтому, когда кружился, он улыбался.

Люди в разноцветных нарядах танцевали рядом, невнятно мельтешили пятна, текуче лилась музыка, в которой все тонуло, заглушало все посторонние звуки. Поэтому даже если его движения идеально выверены, словно его вели, его это не интересовало.

Королева-мать выказала беспокойство, но он только отмахнулся и поспешил прочь, за стаей диких лебедей. Снова утонула сцена во тьме, поменялись декорации, причудливо исказилось все вокруг, словно он не в театре, а где-то в другом месте.

Он проходил через практически опустевшее поле боя, где буквально несколько часов отгремела битва. Там сражался отважный воин. Он был силён и храбр, но силы неравны, ведь предстояло ему оказаться в оковах и служить победителю. Такова была его судьба.

А после оказался у озера. Все шло в точности по сценарию. Он осмотрелся. Нет, чего-то не хватало, но он никак не мог вспомнить чего именно. Важного элемента? Важного героя? Возможно самой героини истории?

Кажется, принц Зигфрид должен был встретить здесь свою принцессу-лебедь, но почему-то озеро было пустым. Только на берегу лежало несколько окровавленных чёрных перьев. Почему чёрных? Перья должны быть белыми. Лёгкая неправильность происходящего мелькнула и пропала, вместе с привычным мельтешением, с шумом на грани сознания, но таким привычным, что он его проигнорировал.

Принц осмотрелся и с некоторым удивлением пробежал за кулисы, ещё раз и ещё. За это время декорации начали меняться. Упирающуюся девушку в чёрном тащили солдаты враждебной страны. Они прибыли из далёкой знойной страны, уже установили свой контроль над частью континента и не собирались останавливаться на достигнутом.

Что-то шло совершенно не так. Неестественно. Неправильно.

Поэтому принц выстрелил из лука и убил нескольких из них, прогнал остальных с помощью меча, одержал блистательную победу и отвёл девушку обратно к озеру, где она сердечно его поблагодарила за спасение. В её темных глазах читалась искренняя признательность.

Принц был сражён её красотой, и именно тогда решил, что нашел её, свою единственную, принцессу. Однако и враги настолько близко к границе королевства его обеспокоили. Наверняка матери стоит сообщить об этом.

Девушка протянула ему руку, и он чуть сжал её запястья, а после отпустил. Она сделала несколько неуверенных шагов, склонила голову набок, отбежала чуть в сторону. Он последовал за ней.

Язык танца порой красноречивее всяких слов. Свет мигнул несколько раз, снова приглушился, и он тоже моргнул, когда его запястья сжали чужие пальцы, вынуждая остановиться в нескольких шагах от того места, где лежали вражеские солдаты. Принцесса просила его не уходить? Неужели это страх? Просьба? В тёмных, почти чёрных глазах какое-то неопределённое выражение, которое Коля Принц никак не мог расшифровать. Но после погас свет, и когда рассеялся, трупов уже не было.

Лишь отливали вишневыми пятнами доски там, где те находились несколько мгновений назад. Тусклым в свете рамп, но пятна казались почти блестящими ярко-бордовым, по-настоящему. Следы, словно что-то тащили волоком, вели куда-то за кулисы – прерывающиеся, грязно расплывчатые и почти искажённые.

Коля моргнул, и наваждение пропало. Ведь в спектаклях не убивают людей по-настоящему. Тогда и актёры бы очень быстро закончились, и люди бы такое смотреть не стали. Такого не происходит.

Он развернулся, плавно, беззвучно, и зал опять утонул в музыке оркестра и оглушающем шуме аплодисментов, которые до этого момента словно отошли на задний план. Похоже, он даже не заметил. Роль его захватила – играл он, видимо, чисто автоматически, улыбка приклеенная к лицу. Казалось – дотронься пальцами и ощутишь, где именно она пристаёт к коже. Боковые и нижние края занавеса тоже были испачканы в чём-то – в странной формы пятнах, отчётливо выделяющихся на тёмной ткани, но сознание воспринимало это отстранённо. Эта иллюзия тоже пропала, едва погас и снова зажёгся свет.

Тьма словно абсолютная константа, позволяющая помнить, что он всё ещё пребывает в реальности. Под каблуками скрипели дощатые подмостки, пальцы порой ухватывали чужие, под ногтями ощущалась ткань собственного тканого клетчатого наряда, похожего на лоскутное одеяло, наспех сшитого кое-как, высокий воротник царапал подбородок. Если он всё это ощущал, значит он не мог спать, верно?

Шёпот вернулся на грань слышимости, постоянно, незримый, но недовольный, и сколько бы Принц Коля не отстранялся от него, прогонять его выходило всё сложнее.

Когда Принц вернулся в замок и объявил о своём желании найти принцессу, матушка от него только отмахнулась. Какая свадьба? Какие вообще невесты? Он оглох? Или слишком много времени в лесу провёл? Война ведь на дворе. Чужаки разорили соседнее королевство, опустошили буквально подчистую. Придётся сражаться.

Не тот. Сценарий не тот. Спектакль не о том.

Он о любви, не о войне и не о смерти.

Принц должен уйти со сцены, сейчас должна быть другая, совершенно чужая, о других людях. О принцессе. Поэтому когда свет снова приглушило, он уже развернулся и поспешил за кулисы. Шум в ушах нарастал, но по какой-то причине, принц не мог зажать уши руками, прежде чем скрылся с глаз зрителей.

Тогда темнота накрыла его. Вместе со сценой. Темнота. Вместе с щелчком света сознание прояснилось, неожиданно он понял: всё, что его окружало, ему кажется. Не больше чем иллюзия, которая тонет в дымке.

Коля вжался в стену, вцепившись пальцами в рубашку. Теперь ощущение вернулось. Неправильности, несуразности происходящего. Совершеннейшего несоответствия. Мир искажался, и его разум вместе с ним. На сцене разворачивалась оргия или нечто очень её напоминающее. И все это казалось таким реальным – потные тела, разгоряченные красные лица, жар чужих тел, от которого краснели лица. Он в панике искал взглядом свою принцессу и почти с облегчением выдохнул, её там не обнаружив.

Его взгляд неожиданно наткнулся на неё, невредимую, просто наблюдающую за происходящим. Она сидела рядом вероятно с вражеским главнокомандующим. Золотой кубок покачивался в чужих пальцах. Он хотел сдвинуться с места, но не мог. Тело ему не подчинялось.

Неожиданно Коля осознал, что заперт. Безмолвный наблюдатель, больше ничего. Всё, что он может – двигаться согласно чужой воле. Сцена перед глазами пошла трещинами, изображение исказилось.

Слышит? Ну наконец-то!

Ура, он перестал отрицать происходящее! Не прошло и полгода!

Ну да-ну да. Всего-навсего половина грёбаного спектакля!

Неприятный хохот ударил по ушам, и Коля попытался сконцентрироваться на осыпающейся фрагментами реальности, отстраняя шум на границу сознания. Первой закачалась сцена – старая, деревянная, казалось, словно она вот-вот рухнет, но он откуда-то знал, что это обманчивое впечатление.

Они изнутри всё укрепили. Ты видел. Сам.

Актёры, тоже люди, в причудливых костюмах, совершенно не напоминающих балетные. По крайней мере, то, что от них оставалось, не оставляло сомнений – ведь оргия на сцене была настоящей. Хочешь отвести взгляд, а не можешь. Только отдельные фрагменты – части чьих-то обнажённых тел, полуприоткрытый рот в стоне, бёдра, застывшие в движении.

Федя, в чёрном костюме принцессы – то, что это именно принцесса напоминала только свободная чёрная юбка поверх коротких бриджей до колен – сидел рядом с играющим роль вражеского генерала актёром.

Принцесса и есть тот отважный полководец, дочь правителя соседней страны. После смерти отца она достойно сопротивлялась захватчикам. Однако силы оказались неравны, и враги одержали победу. Придворный колдун смог увести её и спрятать, чтобы враги не добрались. Так в результате Принц с ней и познакомились.

Коля даже не понял, что он сам стоит на краю сцены, перед не слишком большим, но весьма внушительным залом, горящим жадными глазами, и произносит эти слова. Принц, естественно, вознамерился освободить принцессу. Однако та справилась сама. И вызвала вражеского генерала на поединок. Занавес снова поднялся.

Солдаты двигались неестественно. Теперь полностью одетые в тканую одежду, вооружённые настоящим оружием – старыми, но весьма реальными мечами. Куклы на верёвочках. Тонкие, почти незримые нити уходили куда-то наверх, но Коля не мог поднять голову, чтобы их как следует рассмотреть.

Ты же знаешь, кто…ты видел лица в первом ряду. Видел, кто тобой управляет. Может уже перестанешь отрицать?

Принц привёл за собой часть тех, кто согласился пойти за ним. Мир пошёл пятнами вместе с первой кровью, когда меч вонзился одному из “солдат” под рёбра. Тот не произнёс ни звука. Коле показалось, что он опять упускает нечто важное, но понять он не успел. Потому что Федя и вражеский генерал начали сражаться, и вся прочая битва отошла на второй план. Его внимание сконцентрировалось только на них двоих: все остальные оседали словно поломанные игрушки, а нити рвались, но едва ли Коля мог это заметить сейчас.

И пусть он прекрасно знал, что пока не время. По сценарию он не мог проиграть. Не сейчас. Время ещё не наступило.

Всё равно невольно не мог не думать об этом. Безотрывно. Хотя бы мысли отнять у него не могли.

Мысли. Мысли в панике бились, подобно раненным птицам. Они рвались, словно слова, но оставались внутри, как и все желания. Под наклеенной маской роли. Он хотел помочь, но тело двигалось само по себе, расправляясь с одним из противников. Меч, по-настоящему они достаточно тяжёлые, но хорошо, что на занятиях уделяется внимание и этому, двигался в руке плавно, словно влитой, прошил податливую плоть куклы напротив. Лицо Коля не видел – сплошное безликое пятно. Он знал, что не проиграет.

Вязкое бессилие, невозможность отклониться, потому что его вели. Лёгкий жест танца, плавный, почти игривый. Руки не слушались, ноги тоже. Заперт в собственном теле, словно в клетке. Ему хотелось смеяться, но он мог только улыбаться, когда развернулся к зрителям и поклонился, играючи взмахнул мечом, угодив лезвием прямо в область рёбер одному из противников.

Я хочу смотреть на Федю. Я хочу знать, что у него всё в порядке.

В спектакле желания не имеют никакого веса. Необходимо играть роль. Чем лучше сыграешь, чем больше зрители будут счастливы, тем больше у тебя шансов. Тем более ценная и любимая ты у них кукла.

Доски дрожат под высокими ботинками, когда тела падают на сцену. Он, наконец, разворачивается и ловит взглядом окончание чужого сражения. Противник бежит прочь. Всё вокруг купается в ослепительно алом – брызги покрывают пол, валяющиеся повсюду тела, разукрашивают картонные искусно выполненные декорации лагеря, шатров и малых палаток.

Свет приглушило, а занавес почти опустился. Осталось едва ли несколько горящих светильников. Около дюжины юношей и девушек со скрывающими лица масками с прорезями для глаз – остальное только фарфоровые белые лица – появились на сцене и начали утаскивать трупы с лёгкостью и ловкостью. Однозначно делали это не первый раз. Кровавый след оставался. На тех же декорациях. Даже когда они начали меняться, он всё ещё словно въелся. И запах крови стоял в воздухе, будто бы въелся в саму его структуру, привычно-едкий, словно кислота.

Кажется, они все застыли. Или уснули. Коле кажется, словно он что-то забыл. Он и помнит и не помнит нечто важное. Спектакль идёт по сценарию или не идёт. Вроде бы сейчас был антракт, а на время антракта игрушки сваливают сбоку сцены – завод выключают, чтобы не мешали.

Даже кукловоду надоедает постоянно дёргать за ниточки. Ему тоже нужно отдыхать. Поэтому это время Коля совершенно не помнил. Ничего кроме темноты, когда силишься открыть глаза, но не можешь. Или не пытаешься? Кажется он пытался? Мысли в голове путались. Он не помнил. Это было сейчас, это было когда-то, это было в незапамятные времена, это происходило во время, которое он не мог даже чётко определить.

Перед началом третьего акта он даже что-то увидел, когда поднимался. На мгновение взгляд выхватил гору сваленных друг на друга кукол. Он сам лежал рядом, а не среди них.

Федя всё ещё стоял боком к залу, даже когда они вернулись. Нет, не так. Вернулся на своё место. Сейчас сцена казалась почти чистой, но пол покрывали красные разводы. Доски попытались размыть, но неаккуратно – только размазали, превратив и её и снова сменившиеся декорации во что-то больше напоминающее полуразрушенный город.

Смотри, на них кровь. Вероятно, уже прошло какое-то время.

Да, это не первая сцена. Интересно, сколько ты продрых там?

Коля мотнул головой и с трудом собрался с мыслями. Значит прошло какое-то время после начала акта.

Федя повернулся к нему. Теперь он носил подобие брони, выполненное наспех из имитации алюминиевых листов. Она правда прикрывала только грудь, и спину. Скорее для виду. Длинная юбка едва прикрывала колени.

Он подошёл к нему и протянул руку, улыбаясь мягко и кланяясь в знак приветствия. Совершенно неестественное для него поведение. Коля слишком хорошо знал, как обычно Федя себя ведёт.

И это неправильно.

Однако здесь, на сцене никого не интересовало твоё поведение. Мысли снова запрыгали в голове перегоняя друг друга. Интересно, он выглядит также неестественно? Нет, он всегда так выглядит. Улыбается и весело смотрит. Хотя нет, порой он таращится в пол и не может и рта раскрыть. Не всегда. Он не был уверен. Кажется, снова потерялся.

Коля снова разделился на Колю снаружи и Колю внутри, но это всё ещё он один. Просто он не может вырваться, только чувствовать, как его рука прикоснулась к чужой помимо собственной воли, крепко сжала чужие пальцы. Его ладонь легла на пояс, а Федина – ему на плечо.

Он не может вести в этом. Нет-нет-нет! Даже думать об этом страшно! Лучше бы он продолжал видеть всё это неправильным. Тогда не было бы так жутко!

Вот опять он предпочитает убегать…

Нет, ну понятное дело, так всегда лучше.

Коля их почти не слышал. Даже если он не мог шевелиться сам, чувства, к сожалению, контроль не забирал. Паника глушила буквально всё, когда он закружил его в ритме вальса. Привычный такт на три четверти, вбитый до автоматизма. Он бы, однако, наверное, сбился, если бы не чужой контроль.

Они пошли по кругу, и куклы-солдаты, присоединялись, по двое. Мир совершенно некстати прояснялся, став кристально ясным. У них были зашиты глаза – чёрные стежки на веках – и на губах красивые ленты-бантики, ярко-алые, завязанные в причудливой манере и словно выкрашенные краской. Или кровью.

Он ощутил, что по подбородку течёт что-то. Похоже, он на мгновение переборол контроль и прокусил губу. Коля всматривался в тёмно-фиолетовые до черноты глаза Феди и не видел там не единой эмоции – одну лишь чернильно-густую тьму.

Ещё на шаг отступить и почти механическое движение, сжимая чужие пальцы. Коснуться кончиками ткани платье, позволить покружиться на месте, в плавном невесомом движении.

Руки двигались сами по себе, повинуясь нитям кукловода. Теперь, когда они так близко, Коля видел, где они крепились – на плечах, на локтях, на запястьях, там где шея. Он хотел бы дотянуться и совершить кощунство – сорвать. Но он не мог.

У них танец воссоединения. Они рады видеть друг друга. Они празднуют победу.

Они кружились в танце в самом центре. Куклы точно также танцевали в двух внешних кругах – внутренний по часовой стрелке, а внешний против.

Странно знакомое-незнакомое ощущение, словно это случалось с ними. Или не это, а нечто похожее, но неясно откуда. Определённый спектакль может быть сыгран только один раз. Слишком много возни с декорациями. Пол отмыть можно, красивые декорации – слишком тяжело, поэтому каждая премьера – единственная и неповторимая в своём роде.

Мысли снова потонули в музыке и ворохе чужих голосов. Коля изо всех сил концентрировался на взгляде пустых глаз напротив, но это лишь усилило панику и шум. Он стремился сбежать, но никак не мог. Из собственной головы нет спасения.

Ощущения, которые он не хотел испытывать, свои-чужие желания, в которых он путался, не в силах определить, что именно испытывает в данное мгновение. Почти невесомое тело под ладонями, стук каблуков и чёткий такт.

Рвано-кукольные движения, но это создавало лишь обманчивое впечатление – на самом деле они плавны и выверены. Шаг, ещё шаг и поворот, чужие пальцы, плотнее сжали его руку. Естественно, это такое же чужое действие, как и его собственное. Он не сомневался в этом. Он хотел сомневаться, поэтому искал подсказку, но он знал, что надеяться не на что.

В отличие от него, Федя идеален. Если ему сказали сыграть роль, он сделает это с полной отдачей. И в остальном останется лучшей куклой из них всех. И самой совершенной.

Коле хотелось встряхнуть его, дотронуться, и эти мысли служили спасением. Пока он кружил, механически позволяя отстраняться, позволяя себе быть не собой, он мог думать о чём-то другом. Однако он так желал увидеть хоть какую-ту эмоцию на его лице, хоть тень, хоть отголосок.

Паника подступала ближе к горлу, так, что он едва ли не задыхался, если бы реакции чужой контроль тоже не блокировал, идеально перехватывая физиологические реакции, не позволяя им пересекать ту грань, когда придётся просто бросить его извиваться на полу и задыхаться в истерике.

До поры, до времени.

Круг разомкнулся, образуя полукруг, и в нём они кружились. Танец-обещание, танец-воссоединение. Танец-желание грядущей победы над противником. Танец бессмысленной надежды на счастье, которого не будет.

Коля не был уверен, он думает об этом сам или говорит вслух для зрителей, чьи внимательные взгляды он беспрестанно ощущал. Его сознание расслаивалось на столько разных нитей, что он переставал понимать, сколько разных версий его существует. Он отчаянно желал отрицать реальность, и всё, что его удерживало, ощущения чужих прикосновений и бесстрастный взгляд аметистовых глаз.

Удерживало помимо воли.

Сердце бешено колотилось в груди, и с каждым новым прикосновением, когда они обменивались взглядами поворачивая головы, Коля ощущал и надежду, и чудовищное разочарование. Обе эмоции сменяли друг друга так быстро, что он почти перестал их различать между собой. Только солоноватый привкус на губах.

Или это его собственная кровь от прокушенной губы? Возможно, он снова? Или почувствовал только сейчас?

От второй мысли снова отчаяние. Может есть шанс сорвать чужой контроль? Другое слово. Он, похоже, ошибся. Мысли плыли. Даже сам зал словно стало тяжело смотреть.

Федя освободил руки, чуть откинув их в стороны. Коля положил ладони ему чуть ниже рёбер, почти бережно, и он очень пытался верить в то, что его действия, пусть ему этого и отчаянно не хотелось. Огни ламп сливались во что-то смазанное и неяркое, и он почти и сам уже не видел сцены и других танцующих. Наконец, музыка стихла, и они остановились оба. Остальные куклы замерли на месте, кто как стоял, в неестественных ломких позах, казалось, что обрежь нити, и они тут же осядут и переломают себе все кости.

Лишь они с Федей остановились почти нормально – немного небрежно, но почти реалистично, по-марионеточному, но в нужных позах, так, как от них ожидалось – он приобнимает Федю за плечи, а тот стоит, положив ладонь ему на грудь, сжимая ткань. Словно придуманная кем-то давно и не взаправду пародия на живых людей.

Федя сделал шаг и неожиданно потянулся к нему. Коля моргнул – одно из немногих действий вне контроля. Губы обожгло прикосновение чужого горячего языка, слизывающего кровь. По телу невольно прошла дрожь и волной вдоль позвоночника. В животе свернулось тугим узлом что-то горячее. Наверное, должно было стать хорошо, но почему-то стало обидно-обидно, как в детстве.

Коля почувствовал, словно взор что-то застилает, мешая видеть зал. Непонятно... И неожиданно ощутил, что подушечки пальцев скользят по щеке, стирая нечто невидимое ему самому. В тёмных радужках осмысленное внимательное выражение с немой просьбой.

Потерпи? Подожди?

Коля не понимал. Он никогда не был хорош в расшифровке чужих намёков. Однако пьянящий восторг ударил так сильно, как не ударяло даже вино, которое он как-то тайком утащил у отца. Федя на мгновение показался, он показал ему, что с ним всё хорошо, на мгновение промелькнула реальность, но сейчас Коля к ней готов.

Однако если и Федя рядом, то Коля сможет справиться и довести спектакль до конца. По крайней мере, так ему казалось. До того, как наступила тьма перед последним актом. До финальной сцены битвы с вражеским генералом, чьё имя он так и не мог вспомнить, отпущенным в прошлый раз с поля боя.

Федя бы так не поступил. Он не отпускает своих врагов.

Но здесь они играют роли. И здесь он – всего лишь принцесса, слишком прекрасная, чтобы пощадить её в первый раз, и слишком опасная и собравшая огромные силы, чтобы оставить её в живых во второй.

Коля примерно знал, как закончится спектакль, потому что представлял, из каких его сделали. Законы жанра неизменны, но он мог только бессильно лежать среди прочих кукол и ждать своей очереди для финального выхода на сцену. Чтобы опоздать на уже начавшуюся битву. Звон стали он слышал даже отсюда, пол трясся от топота десятков ног. Большая часть кукол уже погибла, и сейчас из всех “актёров” останутся сущие единицы. Самые выносливые, стойкие.

Или те, на кого кукловод обращал наиболее пристальное внимание, сочтя самыми интересными для себя. А, быть может, не останется никого.

Тело поднялось на ноги, наконец, пальцы сжали рукоять меча. Наконец можно рвануться на сцену. После тьмы закулисья свет на мгновение ударил по глазам. Он почти запнулся о лежащее рядом тело, перепрыгнул через него и устремился к сражающимся в центре Феде и генералу.

Сталь скрежетала, и движения стали куда более отлаженными, словно откинув большую часть ненужных кукол, тот, кто ими управлял, смог сосредоточиться и играл теперь ими с искусностью мастера-марионеточника.

Воздушная полупрозрачная фигура-девушки висела под потолком и спускала вниз нити, точно такие же силуэты поменьше находились и над Колей и генералом. Чем меньше становилось кукол-солдат, тем крупнее становились фигуры.

Куклы умирали беззвучно, лишённые возможности увидеть свет или сказать хоть одно слово. Коля мог бы назвать их счастливыми в блаженстве. Они не видели, в каком аду находятся. Возможно, они умерли гораздо раньше, потеряв себя в абсолютной темноте.

Возможно, он самую чуточку им завидовал. Совсем немного.

Коля стремился на помощь, однако, когда в последний момент хотел нанести удар, то промахнулся. Идеально срежессированно, потому что удар не мог пройти мимо. Коля несколько лет занимается, общается с лучшими бойцами Комплекса. Ему было бы смешно, если бы не страх.

Противник развернулся и наотмашь рубанул мечом, рассекая его костюм. Заточен плохо, потому проник несильно, но разрезал плоть вглубь на несколько сантиметров. Он сбился с шага и закрылся мечом, снова атакуя.

По сценарию.

Страх не за себя. Больно. Но боль позволили изобразить. Для зрителей. Они зашлись восторженным оглушительным гулом, заглушившим даже музыку.

Принцесса ударила противника в бок, тот смог поймать удар. Тогда она рванулась, чтобы защитить Принца. Закрыть его собой.

Коля моргнул, окончательно выходя из роли. Он больше не мог, даже через маску, которую он был вынужден носить. Он не хотел этого видеть. В любой другой момент, но не сейчас. Однако ещё один удар отправил его на сцену. По всему телу прошла волна боли. Видимо удар настоящим, пусть и плохим мечом, оказался действительно серьёзным.

Но страх охватывал сильнее. Даже боль меркла по сравнению с ним. Тем более такая пустяковая. Ведь теперь Коля мог только бессильно наблюдать.

Я этого не хочу. Пожалуйста, хватит.

С каждым движением мечей, с плавным перестуком каблуков по старому видавшему виды дереву, в голове что-то ломалось. Как в старом патефоне, который Коля когда-то видел на чердаке.

Пожалуйста, не надо. Хотя бы не так! Не так!

Он хотел кричать, но не мог. Даже дыхание давалось с огромным трудом. Он рвался из нитей так сильно, что едва не задохнулся. Но всё равно это ничего не изменило.

Федя в роли принцессы получил удар вместо него, закрывая его собой. Толпа взвилась таким оглушительным восторгом, что Коля не услышал собственных мыслей, а после ничего не услышал. Только пустоту. В ушах что-то шумело. Хотя, наверное, давно.

Победитель что-то говорил. Согласно сценарию.

Коля ничего не слышал. Только смотрел на распластавшееся перед ним неподвижное тело Феди и умолял себя, уговаривал себя успокоиться. Ведь сейчас это спектакль. Ведь всё никогда не закончилось бы так. Пусть законы чужой сказки не изменились бы, но им умереть бы не позволили.

Занавес опускался под рукоплескания зрителей, и он уже слышал тяжёлые знакомые шаги. Две пары шагов, если быть точным.

Когда лампы неохотно зажглись по хлопку чужих ладоней, он, наконец, ощутил как давящий контроль исчез и сжался на полу, ощущая судороги словно во всех мышцах сразу и заскулил сдавленно. Когда это происходило так резко, всегда больно.

Однако сейчас боль волновала его в малейшей степени. Он пополз вперёд, сколько хватало сил, потянулся к лежащему рядом Феде, дрожащими руками перевернул его на спину, прижимая к себе. Меч угодил в область живота, и платье уже потемнело от крови ещё сильнее.

– Нет-нет-нет…

– Чего ты верещишь? Тебя зрители услышат, – отец поморщился. – Успокойся. Нормально всё будет.

Коля почти его не слышал. Зажимал пальцами рану на животе и молчал, кусая губы до крови. Ему самому было больно, но сейчас он на адреналине почти ничего не чувствовал.

– Вразуми его, а? А то истерику ещё устроит, – обратился отец к своему собеседнику. Коля почувствовал, как тело снова перестаёт его слушаться, как руки перестают дрожать и более профессионально зажимают рану.

– Он прав. Успокойся, – небрежно бросил кукловод. – Ты же знаешь, никто не позволит никому из вас умереть. Скоро за вами придут. В конце концов, любимых кукол всегда чинят и убирают в коробку.

Почувствовав, как контроль над телом возвращается, Коля опустил голову так, чтобы глаз не было заметно, и всхлипнул едва слышно. Впервые за последние несколько часов он мог распоряжаться собой сам, но не выходило. Даже заплакать, и то не получалось. Словно и не его тело вовсе.

Коля смотрел на бледно-восковое лицо Феди, устремлённые в потолок тёмные глаза, едва заметно вздымающуюся грудь, старался, чтобы руки не дрожали. И молча ждал. Всё, что держало его в реальности – желание снова увидеть в аметистовой радужке эмоции. Нет, даже не так. Намёк на то, что там, внутри, ещё хоть что-то есть. Что-то живое, настоящее.

Колю настигли эмоции после произошедшего, и узкие плечи чуть подёргивались от едва сдерживаемых рыданий. Солёные капли текли по щекам и падали на неподвижное бледное лицо.

Ведь всё же наяву? Наяву, верно? Пожалуйста, будь в порядке, пожалуйста, открой глаза. Умоляю, не бросай меня. Пожалуйста, скажи мне, что мы оба всё ещё... существуем.

But you have answers and I have the key To Bernadette. (c)