Кавех был не то чтобы скрытным — он охотно рассказывал о последних происшествиях, делился конспектами, был не прочь обсудить новые статьи и всегда высказывал своё мнение. Единственное, что он никогда не показывал — свои альбомы.
«Не хочу сглазить будущие проекты.» — смеялся в ответ.
Доля правды в этом была — часть альбома занимали наброски будущих чертежей — только вот проблема была вовсе не в них.
Главная проблема — это юноша, который уже вторую неделю не выходит из головы.
Вообще, Кавех не любил рисовать людей. Умел, но не любил. За дисциплину «Академический рисунок» у него стояло «отлично», но то была скорее необходимость, чем порыв души. Кавех любил рисовать здания — их величественность, обманчивую хрупкость, изящество линий. Людей — нет. Их рисунки были точными, правильными, все линии и тени как по учебнику, но души там не было.
А потом Кавех буквально врезается в него.
Кави не то чтобы маленький, но огромная кипа чертежей слегка — так что только потолок видно — загораживает обзор. И ему не то чтобы не нравится этот самый потолок — всë же Академию строили великие люди — но видеть дорогу перед собой в разы полезнее. Например, чтобы ни в кого не врезаться.
«Хотя, — думает Кавех. — Врезаться в него я совсем не против.»
Кави так же думает, что выглядит невероятно глупо: он сидит на полу в ворохе бумаг и смотрит снизу вверх на человека, который выглядит как божество. Или эльф. Кави ещë не решил.
Неизвестный юноша собирает чертежи, помогает Кави подняться и убегает по своим делам: быстро, технично и абсолютно не информативно, так как в Академии студентов много и с одним только описанием внешности найти кого-то сложно — разве что фенека из Амурты, его уши видно за километр.
Поэтому Кавех альбомы больше не показывает — в любую свободную минуту он рисует незнакомца, который умудрился похитить его сердце, не сказав ни слова. А потом он узнаёт, что у этого незнакомца есть имя — аль-Хайтам, лучший студент Хараватата и, если верить слухам, местный ледяной принц: все признания он отклонял да и в компании других людей его редко видели.
Ну а Кави, повздыхав немного, решил — запретить рисовать ему не могут да и не сошлись бы они — слишком разные, слишком непохожие.
Поэтому теперь его альбом под замком — не дай Архонты, кто-то увидит его рисунки. У всех студентов Кшахревара, как на подбор, удивительно длинные языки и огромная любовь к сплетнями. Если что-то узнают, то на следующий день вся Академия будет говорить об этом.
А Кавех этого совсем не хочет: перенести гипотетический отказ он ещë может, а вот презрение в чужих глазах — уже нет. Поэтому он стойко защищает свой альбом.
Только вот вдохновение пришло когда не ждали — руки так и чесались нарисовать кристальную бабочку, запутавшуюся в чужих волосах. А вдохновение не тëтка — пока не выполнишь его волю всë из рук будет валиться. Поэтому Кавех, воровато оглядываясь, отмечает отсутствие людей и садится на широкие перила — в нише, конечно, было бы безопасней, вот только света там маловато, а зрение Кави ещë дорого.
Увлекшись рисунком, юноша совсем не заметил, как из кабинета напротив кто-то вышел. А когда заметил было поздно — аль-Хайтам уже с интересом разглядывал вполне узнаваемые очертания.
Кави сглотнул. Попасться так глупо — это уметь надо. Теперь надо придумать, как бы выкрутиться. Может сказать, что у них задание по клятому академическому рисунку? Да нет, не поверит, бабочка в волосах портит всю картину. А может сказать, что это вообще не он? Ага, а огромные наушники есть у каждого студента, да и черты лица вполне узнаваемы. А может…
— Красиво рисуешь.
Одна фраза, а у Кави из головы вылетели все мысли. Ну как так можно, он тут пытается отмазку придумать! И вообще, законно ли иметь такой красивый голос?
— Я бы хотел посмотреть и другие. Отплачу ужином. Например, завтра в семь. — ещë и улыбается так хитро, точно что-то замышляет. Так. Нет. Да не может быть…
— С радостью. — Кави быстро берëт себя в руки и солнечно улыбается. Даже если это не приглашение на свидание, то оно вполне может им стать. И станет.
— Тогда договорились. — аль-Хайтам кивает, и опять куда-то уходит.
А Кавех думает, что гипотетический отказ вполне может превратиться в гипотетическое признание.