Ветер шепчет секреты

Барбатос не знал, чего ожидает от Моракса. Слухи о нём, дошедшие до Мондштадта, не были хорошими и описывали Бога-Воина как того, кто гноится в гневе и кровопролитии. Бог, изменивший земли по своей прихоти, не слишком заботясь о живущих там смертных, и разорвал свою страну на части ради титула, которого никто из них не заслуживал.

(Барбатос никогда не хотел быть архонтом, но у него не было выбора. Андриус ​​ушел, отдав физическую форму, чтобы освободить территории от своих льдов и снегов и рассеять ядовитую ненависть Декарабиана, прежде чем она сможет заразить землю. Амос могла стать хорошим архонтом, если бы прожила достаточно долго, чтобы вознестись, но ее тело лежит глубоко под толщей грунта. Не было никого, кто мог бы взять на себя эту роль.)

Ветер нашептывал ему секреты, обрывки знаний, почерпнутые на границе с Лиюэ или, возможно, в нескольких километрах дальше - небо не заботилось о линиях, проведенных смертными или богами.

Если Моракс стремился к большему могуществу, чем просто архонтство, Барбатос должен был об этом узнать. Жители Мондштадта слишком сильно пострадали от правления Декарабиана, чтобы рисковать войной с Лиюэ. Возможно, можно было бы помочь другому претенденту на место Гео Архонта, если слухи о Мораксе подтвердятся.

(Война в Лиюэ длилась намного дольше, чем на любой другой территории, и пролила гораздо больше крови. Барбатос опасался, что не осталось хороших вариантов — что ему придется выбирать союзы между меньшими злами, чтобы обеспечить безопасность Мондштадта.)

Проблема заключалась в том, чтобы встретиться с Мораксом. Между Мондштадтом и Лиюэ не было официальных встреч — Декарабиан не считал необходимым разговаривать с другими, как и Андриус. Это означало, что у них не было протокола, которому нужно было следовать, и Барбатос понятия не имел, как обратиться к возможно враждебной иностранной державе за аудиенцией. Он не мог рисковать, отправляя смертного гонца в зону боевых действий, даже из добровольцев.

Это означало, что Барбатос должен был пойти сам и надеяться, что Моракс не воспримет визит как угрозу.

Путь в Лиюэ был непростым, но Барбатос проскользнул мимо худшего, просто расправив крылья. Он парил в воздухе над узкими долинами, между огромными скалистыми утесами и грохочущими водопадами, замечая места, которые могли бы обеспечить безопасный путь.

(В ближайшие годы этот ландшафт изменится — Моракс проложит путь для торговли, и обе страны будут процветать благодаря их дружбе, но до этого было еще много веков.)

Он понял момент, когда вошел в Лиюэ. Ветер вокруг него изменился, ощущаясь не столько по-домашнему уютным, сколько несколько неуверенным.

Барбатос приземлился, его ноги мягко коснулись земли Лиюэ. Он отпустил мондштадтский ветер, позволяя ему вернуться домой. Вместо этого ветряные потоки задержались, защищая его. Он уловил бессловесный шепот двух встретившихся ветров, говорящих по-своему об архонте, стоявшем между ними.

Медленно ветры Мондштадта отступили, и приблизился осторожный воздух Лиюэ.

Для большинства людей это было странно, но для Барбатоса ветер был живым. Он дышал и играл, распевая песни, давно забытые всеми, кроме Астарот — стоило лишь уметь слушать. Ветер нашептывал секреты так, как его понимали немногие, говорил Барбатосу, где он нужен, что происходит, или отвечал на любые вопросы, если знал ответ. Барбатос мог бы заставить его повиноваться приказам, но не стал. Он не стал бы красть свободу неба и подчинять ее своей воле, как это сделал Декарабиан.

Ветра Лиюэ медленно кружили вокруг него, более нерешительные, чем ветер Мондштадта. Но тогда они не знали Барбатоса. Он был новым существом, тем, кто мог заставить их действовать против их природы, если бы он того пожелал.

Ветра кружились вокруг него, поднимая волосы с плеч и хватая одежду, осматривая его, пытаясь решить, можно ли ему доверять. Барбатос задавался вопросом, что они почувствовали, какие секреты узнали от вихря Ветряной Стены Декарабиана.

Барбатос ждал с терпением существа, рожденного ветерком в ветрах Астарот. Он знал терпение, как немногие, понимал, что время движется так, как хочет, и ничто, что он может сделать, не остановит его.

В конце концов, ветер неохотно согласился, и Барбатос обратился с просьбой.

— Мне нужно в гавань Лиюэ. Доставишь меня туда?

Ветер колебался, неуверенно дергая волосы и одежду Барбатоса.

— Я не буду заставлять тебя, — заверил он. — Если ты не желаешь мне помочь, я пойду пешком.

Его утешения, казалось, было достаточно. Ветер уступил и позволил ему втянуть себя в это.

***

Гавань Лиюэ была красивой и шумной. Город был намного старше Мондштадта, на сотни лет, и это было заметно.

Даже когда его крылья были спрятаны, люди смотрели на Барбатоса со смесью настороженности и любопытства, в то время как охранники Миллелита внимательно следили за его движениями. Это не было проблемой; Барбатос понимал осторожность. Его люди тоже будут с подозрением относиться к чужакам, особенно к таким иностранцам, как он в Лиюэ.

Было утешительно, что город Моракса был полон радости и жизни. Сытые дети носились по улицам, хихикая, с полными фруктами и мясом руками. Уличные торговцы продавали разноцветные ткани, тщательное плетение или вышивку, из которых состояла каждая выставленная на прилавки одежда. Если бы Моракс был жесток, это отразилось бы на его народе. Они были бы угнетены, напуганы, как когда-то люди Мондштадта.

Тем не менее, Барбатос не хотел уходить, не встретив бога. Он должен был обеспечить безопасность Мондштадта. После всего, что его люди сделали для него, они, по крайней мере, заслужили хотя бы это.

(Когда последнее из семи мест будет занято, а риск распространения войны на их границы исчезнет, Барбатос уйдет. Он был уверен, что смертные смогут управлять собой без его вмешательства; им просто нужна помощь в эту неспокойную эпоху.)

Люди Лиюэ любили и защищали лорда Моракса. Когда их спрашивали, они говорили о том, как бог охранял их и укрывал от ужасов Войны архонтов — как их предки бежали с земель жестоких богов, чтобы найти убежище в гавани Лиюэ, или последовали за ним из давно разрушенного Собрания Гуйли.

Это вселило в Барбатос оптимизм.

Новости о странствующем барде из Мондштадта быстро распространились по городу, и Барбатос устроился поудобнее в дешевом ресторанчике. Он не мог позволить себе еду — не тогда, когда все просили что-то под названием «мора», но здесь хозяин согласился накормить его, если он соберет достаточно клиентов.

Люди стекались к нему, когда он играл на своей лире, его голос был легким. Даже ветер дал о себе знать, неся с собой его музыку. Похоже, ветер Лиюэ любил музыку так же сильно, как и ветер Мондштадта.

Он был на середине своей шестой песни — песне о сердечной боли, утрате и горе, — когда в водовороте голубого света появилась женщина. Она была молодой бессмертной, с голубыми волосами и рогами. Барбатос хотел бы знать, что она за существо, но ему не хватало знаний о Лиюэ. В Мондштадте ветер с радостью подсказал бы ему. Здесь же он не смел спрашивать — ветер еще не доверял ему полностью, и он не стал бы злоупотреблять его попустительством его присутствию.

Народ кланялся ей, молчаливый и благоговейный, а руки Барбатоса на лире застыли. Женщина покачала головой.

— Пожалуйста, продолжайте, — сказала она ему весенним голосом, — не позволяйте мне вас останавливать.

Он сделал, как она просила, и внимательно следил за тем, как ведут себя люди.

Их почтение к ней, казалось, исходило из восхищения, а не из страха — почти как поклонение. Значит, одна из людей Моракса?

Когда песня закончилась, Барбатос позволил своей лире рассеяться с небольшим взрывом силы. По толпе прокатилась волна шока, сопровождаемая неуверенным бормотанием. Женщина просто кивнула сама себе, как будто ожидала этого.

— Я Ганьюй, — сказала она, — Адепт бога Моракса. Наш достопочтенный Лорд просит о встрече с вами.

Барбатос улыбнулся — именно на такой результат он и рассчитывал.

Он спрыгнул со стола, который сделал своей сценой, и поклонился толпе.

— Было очень приятно выступать для всех вас, — сказал он им. — Пусть Тысяча Ветров направляет вас.

Он чувствовал, как его сила проносится над собравшимися людьми, благословение отгоняет все негативное, что только может. Он надеялся, что это облегчило их клятвы и убережет их от ужасов войны.

Когда он подошел к Ганьюй, она протянула руку.

— Я отведу вас к лорду Мораксу, — сказала она, и Барбатос неохотно позволил ей. Ему не нравилась телепортация других людей, но он потерпит ее ради Мондштадта.

***

Они появились в зале из золота и мрамора. Красиво вырезанные статуи различных животных были стратегически расставлены по комнате, а картины и гобелены украшали стены.

В центре комнаты стоял большой деревянный стол, окруженный богато украшенными резными стульями, накрытый чайным сервизом из темно-бордовой глины. В стене позади было несколько высоких окон со стеклянными панелями, через которые полуденный солнечный свет освещал комнату. Это заставило золото сиять, и вся комната стала еще более впечатляющей.

Барбатос не был ни напуган, ни очарован. Красота комнаты или даже человека мало что значила. Декарабиан тоже был прекрасен.

За столом сидел мужчина. Ну, своеобразный мужчина. Он был высок, значительно выше выбранной Барбатосом формы, с большими рогами, торчащими из его головы. Его волосы были длинными, каштановыми, с золотыми кончиками, подобно гео-энергии, которую Барбстос ощущал от фигуры.

Моракс.

— Спасибо, Ганьюй, — сказал бог, и девушка поклонилась, прежде чем исчезнуть.

Барбатос отбросил всякое притворство. Его крылья появились позади него в мерцании света, и он выпустил свою силу, позволив Мораксу легко ощутить ее.

Он поклонился в вежливом приветствии.

— Лорд Моракс, бог Гео, — сказал он, признавая титулы божества.

— Вы — архонт Мондштадта, — сказал Моракс, его голос был глубоким, как шелест камня.

— Верно, — сказал ему Барбатос, выпрямляясь. — Жители Мондштадта зовут меня Барбатос.

Имена были странными для существа, созданного из ветра. Он не нуждался в них до встречи с кланом Гуннхильд. Однако поклонение, как он узнал, требует имени, личности.

Моракс никак не отреагировал, его лицо было как твердая скала.

Тогда лучше быть вежливым.

— Приношу свои извинения за то, что пришел без предупреждения, лорд Моракс, — сказал Барбатос. — Я не знал, как лучше связаться с вами.

— Я понимаю, — ответил Моракс, прежде чем поклониться в ответ. — Для меня большая честь принимать у себя архонта. Хотите присесть? Мы можем поговорить за чаем.

Барбатос осторожно подошел. Он отказывался отступить под оценивающим взглядом Моракса.

Это была своего рода битва, в которой вместо крови и смерти борьба велась словами и тайными мотивами. Барбатос ненавидел подобное, но он всегда брал их на себя, чтобы не погибло больше его людей.

(Он все еще оплакивал потерю каждого друга — тех, кто не пережил сражение против Декарабиана. Они похоронили сотни с обеих сторон, и Барбатос скорбел о каждой потерянной жизни.)

Он сел напротив Моракса, поправляя крылья, чтобы чувствовать себя комфортно на спинке стула, пока Моракс начал возиться с чайным сервизом. Движения были в полной напряженной тишине, но Барбатос не позволил этому беспокоить его.

Терпение. Все, что имело значение, — это результаты, а не то, сколько времени ушло на их достижение.

Пока Барбатос не был уверен, что верит слухам о Мораксе как о кровожадном тиране. Он действительно думал, что Лорд Гео был мудаком, но это не было тем, во что ему стоило вмешиваться.

Чай Моракса, поставленный перед ним, был темного цвета и обладал богатым цветочным ароматом. Барбатос надеялся, что он не отравлен ​​— это сделало бы общение невероятно неловким.

Моракс пристально наблюдал за ним, не прикасаясь к своему чаю.

Это заставило Барбатоса колебаться. Он действительно отравлен? Черт возьми… Мало что может убить ветер. Он подождал немного, прежде чем сделать глоток напитка. На вкус цветочный с легкой сладостью.

Только после того, как он выпил, Моракс взял свой чай.

— Приношу свои извинения, если это не пришлось вам по вкусу, — сказал Моракс. — Я не знаю, как жители Мондштадта пьют чай.

— Обычно они этого не делают, — почти рассеянно ответил Барбатос. — Однако они занялись выращиванием кофейных зерен и винограда.

— Винограда? — спросил Моракс с ноткой любопытства в тоне.

— Для вина, — пояснил Барбатос.

Моракс хмыкнул. «Интересно», — пробормотал он, и Барбатос постарался подавить защитное негодование, которое поднялось внутри него. Ему понравилось их вино.

Властелин Гео не стал ждать ответа и сменил тему.

— Как бы мне ни хотелось поговорить о различиях между нашими землями, я подозреваю, что вы здесь по другому делу, лорд Барбатос.

Под столом Барбатос сжал руку в кулак. Какой манерный мудак, подумал он.

— Просто Барбатос, — сказал ему Барбатос. Он ненавидел титулы, особенно те, на которые претендовал Декарабиан. Он осторожно поставил чашку и улыбнулся своей лучшей улыбкой. — Я просто хотел узнать больше о своих соседях! Судя по всему, ты, скорее всего, получишь место Гео Архонта.

Это было не ложью, но и не полной правдой.

— Вот как, — сухо сказал Моракс.

— О да. Вы географически ближе всего к Мондштадту, однако я с нетерпением жду встречи с новым Архонтом Сумеру, Лордом Рукхадеватой. Я слышал, она любит музыку.

Итак, разговор продолжился в скупой вежливости. С каждой фразой терпение Барбатоса истощалось. Как он ни старался, они не могли найти общий язык, и никакая тема, казалось, не могла сломать непробиваемый лед между ними.

Моракс был жестким и недружелюбным, его раздражение едва скрывалось за вежливостью. Говорить с ним было все равно, что разговаривать с каменной стеной. В то же время, Моракс, казалось, находил его общество утомительным и бессмысленным — бог, разумеется, не говорил этого, но Барбатос практически чувствовала его раздражение в каждом сказанном слове.

К тому времени, когда чай был допит, Барбатос был уверен только в одном — он ненавидит Моракса.

— Что ж! — Барбатос начал, вставая. Он встряхнул крыльями, размяв мышцы и расправив перья. — Как бы приятен ни был этот разговор, мне действительно следует…

Ветер предупредил его за мгновение до того, как раздался стук в дверь, и Моракс поднял голову, нахмурив брови.

Он пренебрежительно отмахнулся от Барбатоса.

— Извините, лорд Барбатос, у меня есть обязанности, которые я должен выполнить, — сказал он.

Барбатос фыркнул и закатил глаза. Он собрал вокруг себя ветер, готовясь телепортироваться прочь.

— Войдите, — позвал Моракс, и дверь медленно открылась.

Ветер вырвался из-под его контроля, устремившись к двери с радостью, которой не испытывал к Барбатосу. Он повернулся, любопытный, и обнаружил Адепта.

Мальчик выглядел молодым… был молодым.

Сяо, сказал ему ветер, но Барбатос едва воспринял эту информацию, поскольку ужас, сочувствие и чистая ярость закипели в его крови.

Барбатос был порождением ветров Астарот. Он был огоньком, который стал личностью, медленно взращивая сознание отдельно от ветра в целом.

Это было из-за того, что он понял, кто такой Сяо, просто взглянув. Он чувствовал их сходство в том, что Сяо родился от дуновения ветра, но Сяо был заземлен. Барбатос почти видел, как на его спине отсутствовали крылья, украденные кем-то гораздо более жестоким, чем даже Декарабиан.

Ветра кружили вокруг Сяо, радостные и скорбные одновременно. Было понятно, почему — мальчик был глух к ним. Его сила была ослаблена, поскольку его тело было искалечено, а украденные крылья стали символом того, кем он был. Без них Сяо не хватало фундаментальной части себя.

— Милорд, — сказал мальчик, кланяясь, не поднимая глаз от пола. Это заставило Барбатоса разозлиться. — Вы просили сообщить, когда Босациус вернется… — он поднял взгляд, и его глаза расширились, когда он увидел Барбатоса.

Он упал на колени, распростершись на земле в знак подчинения. Как будто создание ветра когда-либо должно подчиняться.

Сяо задрожал, его дыхание сбилось, даже когда он заставил слова сорваться с губ. — Этот смиренно извиняется, этот не хотел прерывать…

— Сяо… — сказал Моракс, делая шаг к мальчику. Разочарование отразилось в его словах.

Сяо вздрогнул от звука своего имени, его тело тряслось, даже когда он стоял на коленях неподвижно на мраморном полу.

Барбатос собирался разорвать Моракса в клочья. Он собирался загнать Моракса так далеко в небо, что бог не смог бы почувствовать свою стихию — посмотрим, как ему понравится быть отделенным от внутренней части себя.

Ветер подчинился его подсознательному зову, оттолкнув Моракса назад, когда Барбатос выступил вперед. Вихри кружился вокруг него и Сяо, не давая Мораксу добраться до мальчика.

— Барбатос… — прорычал бог, но Барбатос проигнорировала его. Он убил Декарабиана; он убьет Моракса, если потребуется. Он обрушит на эту землю дождь разрушения, если это поможет облегчить ужасную дрожь в теле Сяо.

(Барбатос никогда не хотел убивать. Он бы выбрал иной путь, будь такая возможность, но Декарабиан не уступал. Его руки уже обагрились кровью одного тирана — какая разница, если прибавиться кровь еще одного?)

— Сяо, — печально сказал Барбатос. Ветер донес его голос, чуть громче шепота. — О, малыш, что они с тобой сделали?

Энергия Гео собралась позади него в предупреждении. Барбатос подозревал, что единственной причиной, по которой Моракс не нанес удар, было либо уважение к нему как к архонту, либо близость Барбатоса к Сяо.

Барбатос надеялся, что второе — он надеялся, что Моракс действительно заботился о мальчике, в ужасе стоявшем на коленях на земле.

— Нет причин бояться, — сказал ему Барбатос. — Клянусь Тысячей Ветров, я не причиню тебе вреда.

Это, казалось, привлекло внимание мальчика — у него перехватило дыхание, и Барбатосу стало интересно, знает ли вообще Сяо, что это значит, что обращение к ветрам Астарот может привлечь ее внимание из-за пределов времени. (Дыхание Сяо все еще было слишком быстрым, слишком поверхностным. У него была паническая атака, и Барбатос задавался вопросом, был ли это страх перед ним или перед Мораксом.)

Барбатос опустился на колени, его одежда развевалась вокруг, подобно морским потокам. Воздух продолжал кружить над ними, образуя стену режущего ветра, который ужалит любого, кто приблизится.

Он говорил мягко, его слова были нежными и успокаивающими, пока он пытался сдержать гнев в своем голосе. Скрывать свои эмоции было трудно, но Барбатос знал, что если позволить им проявиться, это принесет больше вреда, чем пользы.

— Пожалуйста, не падай ниц передо мной, малыш. Тссс, не бойся. Ты ведь не ожидал застать здесь кого-то другого, верно? Прости. Я обещаю, что пока я здесь, тебе не причинят вреда.

Удивительно, но Моракс не пробился сквозь ветровой барьер. С его уровнем силы это, разумеется, было возможно, но вместо этого он, казалось, следил за ними из-за его пределов. Барбатос чувствовал, как непоколебимый взгляд проделывает в нем дыры, но не обращал на это внимания.

Прошли минуты, пока он говорил спокойно и ровно. В конце концов, Сяо рискнул поднять глаза ровно настолько, чтобы Барбатос увидел его золотые глаза и бирюзовое омбре на его волосах, не отличавшееся от собственных волос Барбатоса.

И Барбатос скорбел о нем, о страхе и утраченной невинности кого-то столь юного. О том, что было украдено.

Он сидел, терпеливо ожидая, пока Сяо двинется дальше. Ветер был спокоен внутри стены, танцуя на коже Сяо, как успокаивающее прикосновение.

— Ветер очень любит тебя, — сказал Барбатос, слова были случайным наблюдением. — Ты ему определенно нравишься больше, чем я — не то чтобы я мог его винить.

Теперь стало понятно, почему ветер Лиюэ был таким несговорчивым — он уже повиновался другому. Ветер сделал бы для Сяо все, что угодно, если бы тот только помнил, как спрашивать.

Сяо наконец встретился с ним взглядом, его глаза снова расширились при виде огромных крыльев Барбатоса. Смесь горя и тоски боролась на его лице, и на мгновение Сяо выглядел так, словно готов протянуть руку, попытаться коснуться.

Барбатос позволил бы ему.

Вместо этого Сяо медленно отодвинулся. Он оглянулся на Стену Ветра и фигуру Моракса, расхаживающую по периметру. Он наклонился вперед, становясь меньше.

— Этому жаль, — сказал он снова, и Барбатос покачал головой.

— Нет, пожалуйста, малыш. Ты не сделал ничего плохого.

Слова отозвались болью в груди Барбатоса, острой, как от осколок стекла, который воткнули меж рёбер. Сяо был так напуган.

Он всегда боится, сказал ему ветер.

Барбатос собирался убить Моракса. Пусть другой бог станет Гео Архонтом — тот, кто не посмеет причинить вред своим людям. Если такого бога не существует, Барбатос все равно нашел бы его.

— Я тот, кто должен сожалеть, — сказал ему Барбатос, держа руку между ними. Он не хотел прикасаться к Сяо без разрешения. — Я не могу исправить того, что с тобой сделали. Я не могу вернуть то, что у тебя украли.

Он призвал свою врожденную силу ветряного элементаля, силу, дарованную ему Селестией, и воспоминания о крыльях Сяо. Ветер трепал его одежду и перья, умоляя позволить принять участие, и Барбатос принял его силу.

Барбатос никогда раньше этого не делал, но подсознательно понимал. Он направил энергию в ладони и осторожно сжал ее. Она плясала на его пальцах, словно статическое электричество, источая прохладное сияние. Барбатос позволил ей собраться, и пожелал, чтобы она стала твердой.

Энергия стала ярко-бирюзовой, Глаз Бога внезапно приобрел вес в его руках.

— Ха, — подумал он, — так вот как выглядят Глаза Бога в Лиюэ.

В Мондштадте он видел лишь несколько, подаренных Селестией от имени архонтов, которые уже заняли свои места.

Сяо замер, его глаза были прикованы к мерцающему свету. За пределами барьера Моракс тоже остановился, замерев, как скала, в нескольких метрах от него.

— Я не могу заменить то, что у тебя отобрали, — повторил Барбатос, — но, возможно, я смогу заполнить оставшуюся пустоту.

Когда Сяо не взял его, Барбатос медленно потянулся вперед. Он взял руку Сяо и повернул ладонь вверх.

— Это твоё, — сказал он, сжимая Глаз Бога в ладонях Сяо и аккуратно сгибая его пальцы вокруг сияющего камня.

Как только Глаз Бога оказался у Сяо в руках, ветер вокруг стих.

На мгновение воцарилась тишина. Сяо уставился на Глаз Бога в своей руке с выражением удивления — слишком потрясенный, чтобы осознать.

Моракс разрушил хрупкий момент.

— Сяо, — сказал он, и голова мальчика повернулась к нему. — Спасибо, что рассказал мне о Босациусе. Пожалуйста, сходи к мадам Пин.

Приказ был встречен напряженным кивком, и Сяо исчез в потоке бирюзовой энергии анемо.

Барбатос все еще стоял на коленях на полу. Его плечи напряглись, как только Сяо ушел.

— Моракс, — сказал он сквозь стиснутые зубы, едва сдерживая гнев, и уставился на то место, где сидел мальчик. — Ты сделал это с ним?

Еще больше тишины, на этот раз шокированной и злой, прежде чем Моракс взревел.

— Как ты смеешь намекать…

— А как ты осмеливаешься сковать создание ветра…

Барбатос встал и плавно повернулся в одно мгновение, его гнев призвал ветер на свою сторону, чтобы соперничать с энергией, которую собрал Моракс.

— Этот мальчик истерзан, и я не вижу здесь другого бога, который мог бы это сделать, — выплюнул он. — Он все время всего боится и, очевидно, следует каждому твоему приказу, и ты хочешь, чтобы я поверил, что это был не ты?

Их сила вспыхнула до крещендо. Комната задрожала, когда воздух внутри и снаружи набрал скорость в ответ на его волнение.

— Ты меня не пугаешь, Моракс, — сказал ему Барбатос. — Я пришел убедиться, что Мондштадт в безопасности, но я не позволю, чтобы этого мальчика заковали в цепи.

Их битва будет кровавой. Барбатос надеялся, что Моракс, по крайней мере, достаточно заботится о том, чтобы не втягивать в это невинных людей.

Прошло мгновение, наполненное напряжением, затем другое.

Моракс усмехнулся, и внезапно его сила исчезла. Это вывело Барбатоса из равновесия.

Барбатос осторожно ослабил хватку, и ветер утих, выйдя из-под его контроля. Он сузил глаза.

— Объяснись, — потребовал он.

Моракс стиснул зубы и отвернулся. Его ярость все еще была очевидна, но она больше не была направлена ​​исключительно на Барбатоса.

— Он был порабощен другим божеством, — сказал Моракс, его руки сжались в приступе гнева. — К тому времени, как я убил его хозяина и освободил его, эти злодеяния уже были совершены. Потребовались годы восстановления, чтобы хотя бы достичь того состояния, в котором он находится сейчас.

Барбатос сузил глаза. Он не был уверен, что верит ему. Но ветра шептали ему на ухо, и он чувствовал их злость и безысходность из-за столетий бесполезности — из-за невозможности помочь тому, кого любили больше всего.

Не Моракс, сказали они ему, и Барбатос выпустил последние остатки своей силы обратно в атмосферу.

— Должен признаться, я недооценил тебя, архонт Мондштадта, — сказал Моракс. — То, что ты сделал — Глаз Бога. Это была доброта, которой я не ожидал.

Он говорил мягко, нежность к мальчику сияла в его словах.

Любовь к Сяо. Барбатос обнаружил, что анализирует их взаимодействие. Сяо боялся, да. Возможно, даже боялся Моракса… Хотя это было бы необоснованно. То, как Моракс подошел к Сяо, а затем обошел их, было защитным, а не агрессивным.

— Кажется, я тоже недооценил тебя, — ответил Барбатос. — Ты очень заботишься о нем.

— Он один из моих якшей, — сказал Моракс, как будто это объясняло буквально всё кому-то не из Лиюэ. Барбатос понятия не имел, что значит якша.

Тишина между ними была неловкой — резкий контраст с прежней напряженностью.

— Возможно, — сказал Моракс, — наше общение началось не слишком удачно. Не хотите ли вы начать сначала?

Все изменилось в свете того, что случилось с Сяо, и Барбатос бесконечно интересовался маленькой птичкой, которую приютил Моракс. Более приятное продолжение не повредит.

— Да, — ответил он, — думаю, было бы неплохо. Но давайте на этот раз за выпивкой — алкогольной.

Моракс кивнул.

— Вы когда-нибудь пробовали вино из османтуса?