Котенок появился у дверей «Последней капли» за неделю до того, как Силко на три дня покинул Заун.
Котенка подкармливали объедками, пытались подманить, водили детей взглянуть на него — мало кто из подрастающего поколения заунитов видел кошек в живую. Никто не знал, откуда котенок взялся и как не стал жертвой ножа мясника, но вскоре зверек превратился во что-то вроде обновленной визитной карточки бара.
Он быстро привык к рукам: сначала прятался и шугался, а потом, когда бармен дал ему немного сырого мяса, перестал бояться и уже пару дней спустя валялся на грязном полу, подставив под ласку покрытое светлой шерстью брюхо.
Удивительно, но ни одна из заунских мразей котенка и пальцем не тронула — все только откидывали его легким пинком, когда осмелевший котенок слишком настойчиво лез под ноги; кто-то даже угощал его прямо со стола.
Силко не знал, как котенок оказался в его кабинете — он сидел на кипе бумаг и вылизывался, когда Силко вошел. Силко подумал, что котенка принесла Джинкс, но на привычном месте ее не оказалось.
Он вздохнул и подтолкнул котенка к краю стола, и тот спрыгнул; Силко хотел было выставить животное за дверь, но котенок принялся тереться мордой о голенища его сапог. Силко мягко толкнул котенка в бок носком, и тот тут же растянулся на ковре.
Силко не помнил, когда гладил живую кошку — кажется, последний раз он видел их в старой лаборатории Синджеда, где тот тестировал шиммер, — но подумал о блохах, которыми кишели улицы, и вмиг передумал.
Он не забывал о Джинкс: когда-то давно блохи искусали ее, и ее прелестную голову пришлось обрить. Это оказалось ударом не только для нее, но и для Силко: у Джинкс были прекрасные волосы — мягкие и шелковистые, они легко расчесывались, приятно пахли мылом еще долго после того, как она купалась… Силко не жалел о том, что научился заплетать их, пусть на это и уходила уйма времени.
А вот смотреть на бритоголовую Джинкс, похожую на заунского оборванца, было невыносимо. Силко пообещал себе, что такого больше не повторится.
— Ты уже видела котенка? — спросил он у нее вечером.
— Это что? — без интереса осведомилась Джинкс, чертившая на дощатом потолке спираль цвета фуксии.
— Маленький черный зверек, — объяснил Силко. — У него острые уши и белый живот. Попроси Кенни, бармена, показать тебе его, думаю, он тебе понравится. Только смотри не трогай его, он наверняка больной.
— А он вкусный? — вдруг спросила Джинкс.
Силко едва не подавился своим чаем.
— Сомневаюсь. Он едва ли больше крысы.
— Я слышала, что все звери охотятся на крыс, — сказала Джинкс.
— Только взрослые. Раньше их было гораздо больше.
— Кого? — Джинкс посмотрела на него и прищурилась.
— Кошек. Котенок — это маленькая кошка, — ответил Силко и добавил: — Крыс из Зауна вытравить невозможно, и не важно, ходят они на четырех ногах или на двух.
— А крысы вкусные?
Силко сухо ответил:
— Джинкс, пожалуйста, не донимай меня всякими глупостями. Ты же помнишь наш уговор?
Он посмотрел на нее; Джинкс поджала губы, но кивнула — потолку. Она свесила с платформы ногу в отвратительном огромном ботинке и теперь качала ей.
— А Севика любит кошек?
— Севика любит блэкджек, — со вздохом сказал Силко, и Джинкс заливисто рассмеялась. Силко любил ее смех — так умели смеяться только дети.
*
Джинкс в бар обычно не пускали — слишком была мала, — но в этот раз у нее имелось разрешение от самого Силко, поэтому она испытывала одновременно страх, восторг и жуткое волнение.
Стоило ей войти, как на нее устремились взгляды всех, кто сидел в зале «Последней капли»; Джинкс сглотнула и было стушевалась, но потом вспомнила, что она — дочь самого Короля Зауна, решительно сжала кулачки, гордо вздернула острый подбородок и зашагала, стараясь подражать походке Севики.
Кто-то негромко засмеялся, по залу прошли шепотки, но Джинкс даже не успела зыркнуть на тех, кто посмел над ней подтрунивать: бармен Кенни высунулся из-за стойки и поманил ее рукой. Джинкс мигом растеряла весь пафосный настрой и бегом понеслась к нему; ей не терпелось взглянуть на котенка.
— Ну, где он? — спросила она, подскочив к бармену.
Кенни подвел ее к подсобке. Дверь показалась Джинкс смутно знакомой.
— Спустись и увидишь, — Кенни улыбнулся.
— Он ядовитый?
Кенни засмеялся.
— Нет, но может больно укусить и поцарапать, если ты его напугаешь.
— А как я его напугаю?
Бармен приложил палец к губам и тихо зашипел.
— Если будешь так громко кричать или, например, дергать его за лапы или хвост. Ну, давай, вперед, — сказал он и подтолкнул Джинкс в спину.
Джинкс спустилась — и на нее нахлынуло. Она бывала здесь не раз. И не просто не раз: это место…
В ее голове словно разорвалась кассетная бомба. Джинкс стиснула челюсти, чтобы не завизжать, и несколько раз со всей силы ударила себя кулаком по макушке. Голова загудела, но шепот десятков голосов, буквально распиравший череп изнутри, исчез. Джинкс негромко заскулила и осела на пол.
Вдруг она почувствовала, что на нее кто-то смотрит. Джинкс вскинула голову и невольно вскрикнула: в проеме между пустыми пыльными ящиками блестели два круглых глаза.
— Кто тут?.. — испуганно спросила Джинкс. Глаза не ответили.
А потом раздался странный писк, и из темноты выбежало, задрав тощий черный хвост, смешное маленькое животное. Оно подошло к Джинкс, сидевшей на полу, и принялось обнюхивать ее голые коленки. Кожу защекотали длинные усы, и Джинкс засмеялась.
Котенок ей понравился. Она протянула руку, наплевав на наказ Силко, и попыталась погладить зверька, но котенок прогнулся, обнюхал кончики ее пальцев и вдруг потерся о них сам. Нос у него был влажный, и Джинкс брезгливо отдернула руку.
Котенок мельтешил перед ней, и Джинкс решила кое-что проверить: она выждала, приготовилась и резко схватила котенка за маленькую костлявую лапу. Он пискнул и затряс ей, но Джинкс не отпустила…
И котенок вцепился в ее кисть острыми, как иголки, зубами.
Она вскрикнула, отдернула руку и зло пнула его ногой в тяжелом ботинке. Котенок пронзительно пискнул и убежал обратно в темноту.
*
В следующий раз Джинкс нашла котенка сама — в засорившейся канаве недалеко от бара.
Джинкс спрятала косы, накинула капюшон, подняла котенка и быстро убрала его за пазуху. Зверек пищал, скреб ее грудь и пытался выбраться, но она плотно запахнула полы плаща.
Она решила поиграть с ним на Пустыре. Конечно, торчки и прочая шваль ошивались по всему Зауну, но на Пустыре обычно было безлюдно. Он обладал дурной славой, но Джинкс пережила достаточно, чтобы не верить в плохие приметы.
В конце концов, она сама была ходячей плохой приметой.
Конечно, если Силко узнает, что она ходила на Пустырь, ей влетит… Но он, разумеется, не узнает — сколько раз за свои двенадцать лет Джинкс была на волоске от смерти без его ведома, сколько раз выходила сухой из воды, сколько раз отрывалась от миротворцев еще на подходе к лазам, через которые попадала в Нижний город?..
Она пришла, выбрала место и вытащила котенка из-под плаща. Тот, оказавшись на земле, принялся изучать ландшафт, но у Джинкс на него были другие планы.
— Иди сюда, — сказала она и притянула котенка к себе за хвост.
Котенок зашипел и рванулся вперед, но Джинкс легко перехватила его за шкирку и подняла над землей; он смешно пищал и махал короткими лапами, выпустив острые белые коготки. Джинкс засмеялась — и вдруг котенок извернулся всем телом и вонзил зубы в ее кисть.
Боль была такой, будто по ее телу пропустили электрический разряд — от макушки до кончиков пальцев ног. И Джинкс закричала.
Картинки замелькали перед глазами калейдоскопом.
Завалы.
Предплечье, сломанное пополам.
Расплющенное тело — жутко-красное, жутко-розовое, жутко-бурое.
Выбитые из суставов пальцы.
Кровь — на стенах, полу, везде.
Тело, похожее на сплошную сочащуюся шиммером открытую рану.
И сам шиммер. Отвратительный мерцающий фиолетовый цвет. Посюду.
И напоследок — удар по лицу. До боли знакомый запах — так пах только один человек. Кровь на губах.
В… а… й…
Джинкс заверещала и рванула котенка за лапу с такой силой, будто хотела сдвинуть с места многотонный локомотив.
Раздался писк.
Хруст.
Теперь котенок болтался на подвижной, будто у тряпичной куклы, лапе. Он жалобно пищал.
Джинкс задышала чаще, оскалила зубы и зарычала. Она перехватила котенка за другую лапу, не обратив внимания на когти, оставившие на ее руке кровавый росчерк, и с размаху ударила его о землю. Котенок задушенно пискнул и остался лежать; его голова дергалась, из повлажневшего носа текла кровь. Джинкс схватила котенка за шкирку и приложила его к земле уже мордой; увидев густой бордово-черный след, она довольно улыбнулась и потянулась к левому ботинку.
Ей пришло на ум кое-что чертовски интересное.
Она извлекла из голенища маленький нож в кожаном чехле, который когда-то давно умыкнула у Силко, обнажила лезвие и любовно огладила его с совсем не ребячьей нежностью. Это был жест убийцы — но Джинкс знала его как жест Силко. Как жест Севики, любующейся своим протезом перед тем, как размазать кого-то по стенке.
Но вряд ли Силко и Севика когда-либо делали то, что она собиралась сделать дальше — по крайней мере, с кошками.
Она вспомнила иглу инъектора, направленную Силко прямо в расширенный зрачок. Попробовала пальцем конец лезвия, убедилась, что нож заточен, и поднесла его к голове котенка. Примерилась — и вонзила его в полуприкрытый третьим веком кошачий глаз.
Котенок дернулся, но Джинкс не услышала писка.
— Что, тебе не больно? — озлобленно прошипела она. — Не больно, да? Ну тогда отхватишь по полной!..
Неудачница.
Д ж и н к с.
Она схватила котенка и энергично его встряхнула; голова котенка болталась, но он все еще был жив. Тогда Джинкс взяла его за задние лапы и стукнула так, чтобы удар пришелся на голову. У котенка из пасти выпал красный язык.
Джинкс, тяжело дыша, посмотрела сначала на кровь на ноже, а потом на умильно-белое брюшко котенка. Она знала, что делать.
Брюшко было слегка вздутым, и Джинкс казалось, что если проткнуть его, то оттуда со свистом, как из воздушного шарика, выйдет воздух — и она воткнула лезвие прямиком под ребрами. На пробу покачала и провернула нож, проверяя, сможет ли вспороть шкуру до самой глотки, но смысла это уже не имело — котенок не двигался.
Джинкс поднялась и посмотрела на изувеченное тельце котенка. Земля, ее руки и ее бриджи были запачканы кровью и пылью. Джинкс трясло, и вместе с тем она чувствовала странное удовлетворение. А еще — глубокое опустошение.
Она достала из кармана скомканный носовой платок, протерла им лезвие, спрятала нож и на дрожащих ногах пошла прочь от Пустыря.
*
Новость о пропаже котенка, настигшая Силко по возвращении из командировки, была неожиданно неприятной. Более того, когда вскрылась подноготная этой пропажи, Силко готов был рвать и метать. Он никогда не думал, что судьба животного может настолько его взволновать.
Хотя дело было не в котенке. Вообще не в нем. На месте этого котенка мог оказаться кто угодно — и речь шла совсем не о животных.
…Новость принесла Севика.
— Надеюсь, у тебя что-то действительно важное, — с нажимом проговорил Силко; он держался подчеркнуто расслабленно, но готовился к худшему: если Севика являлась на ковер самовольно, дела касались либо благополучия всего Нижнего города, либо очередной выходки Джинкс.
— Твоя дочь оставила за собой грязь на Пустыре, — сказала Севика.
Силко нахмурился.
— Я же велел не пускать ее туда. Тебе велел.
— За твоей шм… Джинкс нужен глаз да глаз, — Севика оскалилась, и Силко помрачнел еще сильнее.
— Говори, а не тяни.
— Она порезала шерстяной мешок из «Капли» на лоскуты и оставила валяться там же, где и резала.
Силко оторопел.
— Шерстяной мешок?..
— Кота, которого прикормил Кенни, — Севика обвела взглядом витраж. — Зверье он, значит, отборным мясом кормит, а пойло разбавля…
— Пошла вон.
— Что?
— Вон отсюда, — процедил Силко. — Вернешься без Джинкс — тебе крышка.
Силко в Севике нравилось одно: она никогда не задавала лишних вопросов.
Севика поднялась, лязгнув протезом, и скрылась за дверью.
*
Джинкс смотрела на него невинными глазами и, кажется, не совсем понимала, о чем он говорит.
— Джинкс, — заговорил Силко мягко, но все, кто был знаком с Силко, знали, что этот тон полон яда, — кто разрешил тебе ходить на Пустырь?
Глаза Джинкс расширились, мальчишеский кадык на её тоненькой шее судорожно дернулся.
Силко ненароком бросил взгляд на ее руку и увидел следы от когтей. Ему захотелось зажмуриться от досады.
— Я… я… — выдавила она. — Силли, прости, пожалуйста, я… Я просто гуляла, и… Я больше не буду, обещаю!..
— Пустырь — это не так важно, как то, что ты там оставила.
Силко увидел в ее взгляде ужас.
— Что… что я там оставила? — пролепетала Джинкс.
— Котенок, Джинкс. Где котенок?
— Котенок? — выражение лица Джинкс изменилось. Изменилось настолько, что Силко вдруг впервые за всё время, которое он ее знал, захотелось влепить ей пощечину. — А с ним-то что?
— Разве не с ним ты пришла на Пустырь?
— Я… прости, я просто не хотела, чтобы мне мешали, — Джинкс опустила голову и покривила рот; на ее прелестном детском личике не осталось и капли стыда. — Я больше не буду туда ходить. Обеща…
— Не-ет, Джинкс, ты не так меня поняла, — в его голосе засквозило змеиное шипение. — Ты что-то сделала с котенком, так?
Джинкс внимательно посмотрела ему в глаза.
— Да, — сказала она странным голосом.
— Что ты с ним сделала? Скажи.
— Убила, — Джинкс произнесла это до дикости спокойно и осознанно.
— Отлично! — Силко улыбнулся и всплеснул руками — непривычный для него жест, но тон он подкреплял отлично, точно верно подобранное к блюду южное вино. — Ты убила его моим ножом, так?
— Ножом?.. — Джинкс перевоплотилась из убийцы в напуганную двенадцатилетнюю девочку словно по щелчку пальцев. — Прости, я… Прости, прости, прости, я больше не буду ничего брать без спроса, я…
— Хорошо, — Силко удовлетворенно кивнул. — Скажи, Джинкс, на тебя когда-нибудь проливали кипяток?
— Что?.. — пробормотала она.
— Я предлагаю тебе попробовать удержать на голове кружку, полную кипятка. Я думаю, это неплохое упражнение, оно пойдет тебе на пользу. Помнишь, где горелка?
Джинкс смотрела вытаращившись.
— Но… но… я же… — выдавила она.
— Горелка, Джинкс. Возьми ее и спички.
— Зачем?..
— Возьми что я сказал, — процедил Силко.
Лицо Джинкс скривила гримаса плача, пухлые щеки зарумянились; она подошла к столу, за которым Силко работал, порылась в ящиках — судя по сноровке, далеко не в первый раз — и вытащила спиртовку, спички и стакан в подстаканнике.
Умница, заметил Силко про себя, увидев стакан. Даже разъяснять не пришлось.
— Грей. Греешь? Отлично. Ты когда-нибудь имела дело с огнестрельным оружием? Или только с моим ножом?
— Только когда ты разрешил подержать ту пушку, — пробормотала Джинкс, ковыряя ковер носком ботинка. Она хлюпала носом и изо всех сил пыталась казаться спокойной.
Силко помнил этот забавный случай — Джинкс тогда пальнула черти куда и чудом не вывихнула себе плечо, — но сейчас ни ему, ни Джинкс было не до смеха.
Он достал из сейфа свой старый револьвер и с томным наслаждением, словно касаясь тела любимой женщины, прикрыл глаза и провел по стволу кончиками пальцев. Прохладный металл, приятный рельеф, удобная рукоять. Идеально.
— Нагрелась? — спросил Силко. — Хорошо. Поставь стакан в подстаканник и попробуй удержать его на голове.
— Я… можно… Можно я не буду? Вода слишком горячая, — пробормотала Джинкс.
— Ты не поняла, Джинкс. Это приказ, а не просьба.
У нее задрожали руки — так сильно, что Силко видел это даже с расстояния нескольких шагов.
— Но…
— Делай что я сказал, — сказал Силко, проверяя барабан. Как и предполагалось, все патроны были на месте. — Я хочу кое-что тебе рассказать.
Джинкс громко всхлипнула и некрасиво, совсем по-детски замычала, но подчинилась. У нее тряслись руки, но ей удалось встать навытяжку и поставить стакан себе на голову.
Время пошло.
— Знаешь, — сказал Силко, взвел курок и поднял револьвер, — что делал Вандер, когда мы были такими же детьми, как ты сейчас?
— Пожалуйста…
— Он ходил топить котят, — Силко прицелился, насколько позволяли глаза, — чуть ли не каждые несколько месяцев: его чертова кошка лезла даже под собак. Он убил одного просто из интереса, когда был немного младше, чем ты; он не…
— Умоляю!.. — зарыдала Джинкс. — Не надо, прошу, пожалуйста, я не… я не…
«Никогда не направляй заряженное оружие на безоружного человека».
Что он еще говорил перед тем, как окунуть его в воду с головой?..
— При Вандере в Нижнем торчали так же, как торчат при мне, — сказал Силко так отстраненно, будто беседовал сам с собой. — Он топил котят, а потом… А потом он попытался утопить меня, и ему почти удалось. Он опустил меня на дно не только той реки, а на дно социальной иерархии. Я сидел там, как свинья в грязи, и мечтал о моменте, когда наконец-то покажу городу истинное лицо моего дорогого брата. Лицо, которое…
— Папа, пожалуйста!.. За что?..
Силко замер — на мгновение.
— Что ты мяукнула, Джинкс?
И она заплакала. Некрасиво, навзрыд, как маленькая. Стакан на ее голове опасно закачался.
— Истязать слабых — удел слабых, Джинкс, — сказал Силко. — Запомни это, — он прицелился и потянул за спусковой крючок.
Прогремел выстрел, и Джинкс истерически закричала. Стакан упал с ее макушки и разлился темной влагой по темному полу, а она сползла вниз, схватившись руками за голову. Пуля застряла в стене в нескольких дюймах от ее уха.
Силко отложил револьвер и бросился к ней — подхватил, обнял, чувствуя, как ее трясет, а потом взял ее лицо в ладони и горячечно зашептал:
— Глупышка, неужели ты думала, что я позволю хотя бы одному волосу упасть с твоей головы? Неужели ты думала, что я причиню тебе вред? Неужели ты думала, что я настолько слаб?.. Пока я с тобой, никто, повторяю, никто и пальцем тебя не тронет — даже я сам. Даже если очень захочу.
Джинкс посмотрела на него — и в голубых глазах он увидел боль. И обиду. Самую настоящую обиду.
— Они сделали это, не я, — сказала она едва слышно. — Они никогда не затыкаются.
Сердце Силко пропустило удар.
«Я не…»
«За что?»
Пустырь высвобождал внутренних демонов. Демонов Джинкс Силко знал поименно.
Теперь Силко хотел сказать Джинкс только одно: прости.
Он наклонился, зарылся лицом в ее незаплетенные волосы и прошептал: «Я мудак, Джинкс. Величайший из всех мудаков».
Он бы себя не простил.