Тёмно-синий потолок напоминал собой небесные недра, из которых вот-вот польются слёзы всепоглощающей беспомощности. Нецаху, растянувшемуся на диване, неожиданно захотелось вытянуть руку, поймать, сжать нечто невидимое, прекрасное. Но вокруг витал лишь горький запах кофе и каменной пыли, неизвестно откуда взявшейся в медицинском отделе. Хесед суетился неподалёку, желая приготовить своему гостю такой напиток, который тот захочет пить снова и снова. В это дело он вкладывал гораздо больше эмоций, себя, нежели в исполнение своих обязанностей. Мельком взглянув на лежащего неподалёку коллегу, Хесед улыбнулся, искренне, счастливо и завистливо. Вот только зависть эту никто, кроме него, ощутить не смог бы. Добрую зависть. И всё же, подавшись порыву, некогда носивший имя Джованни, Нецах резким движением вскинул руку и сделал хватательное движение, пусть и думая, что ничего не поймает.

Именно эту картину застал Йесод. До этого момента он и сам не понимал, зачем покинул свой кабинет, почему бесцельно бродил по комплексу. Но лишь до этого момента. А теперь... А теперь он увидел суету и леность, смешанные воедино вопреки своим противоположным знакам. Увидел нежную улыбку счастья, но не смог её принять. Увидел слабый, не верящий, но всё равно стремительный жест... и попался. Словно старый железный прут, обмотанный виноградной лозой. Лозой, которая отрастила острые, но нежные шипы.

— Ой, кто к нам пожаловал, — промурлыкал Хесед, — кружечку?

Этот вопрос словно оборвал тонкую грань, разделяющую два мира: мира гармонии, рождавший умиротворение и некую почву для крошечных семян надежд, и мира коррозии, прожирающей всё на своём пути, даже самые стойкие умы. Они смешались, явив троим сефирам серую обыденность.

— Не откажусь.

Нецах со стоном поднялся с дивана, освобождая место:

— Долго ещё?

— Варка кофе, мой драгоценный друг — настоящее искусство! Оно требует времени, а у тебя его, как всем известно, в избытке. Так что одолжи и мне немножечко.

Йесод сел. Атмосфера в комнате сама собой стала совершенно иной — пропала вся искренность, свобода слова. Маски вновь надеты.

И тут, словно камень в спокойное озеро, в комнату ворвалась Гебура, волнами распространив агрессивную энергию.

— Что за собрание гиков? А?

— Кофе?

— Тока не горький.

— Прошу.

— Присаживайся.

— Садись.

Воинственная сефира бесцеремонно водрузила своё тело между Нецахом и Йесодом. Закинув ногу на ногу, она острым взглядом окинула комнату, окрашенную цветом спокойствия и безутешной печали. После скривившись. Гебуре по нраву были зелёный цвет Нецаха, олицетворявший в её сознании буйный рост, цвет охры Ход, возглавлявший упрямство, и свой алый, что взывал к победе. Но ей было невдомёк, что зелёный давно стал признаком увядания, а не цветения, охра - сладкой желанной ложью, красный - кровью на том самом пути.

— Уныло у вас тут!

Ей никто не ответил. Девушке подобное не понравилось, потому она решила немного расшевелить задумчивых мужчин.

— Хесед, Нецах, Йесод. Что вы все тут, чёрт побери, делаете?

— Пьём напиток богов!

— Вернее сказать, ждём.

— Очень долго ждём!

— Уважаемые, я не могу быстрее!

— Хесед, у меня не так много свободного времени!

— Я уже не могу ждать! Эта хрень начинает действовать!

Завязался спор. Гебура ухмыльнулась — так уже веселее.

— Хороший кофе требует сосредоточенности, усидчивости!

— Мне нужно скорее вернуться в кабинет!

— Какой свет яркий!

Обстановка накалялась. Спор не состоялся, превратившись в гомон, где каждый вещал о своём.

Удивительными были глаза присутствующих. Фиолетовые глаза Йесода были острыми, в них поселился холод. Но его взгляд не замораживал тех, на кого смотрит "змей". Он словно протыкал их ржавыми иглами, заставляя заглянуть в самое нутро самих себя, что бы обнаружить там коррозию ненужных чувств. Синие очи Хеседа напоминали собой два сапфира, сияющие, драгоценные, полные умиротворения, спокойствия, печали. Но где то в их глубине скрывалась трещина, сутью которой было желание перевернуть привычный строй вещей, искоренить собственную хрупкость, беспомощность. 

У Гебуры глаза были ярко красного цвета. Казалось, что там, в их глубине, царит безудержный пожар, сметающий на своём пути любые преграды. Пожар, который может потухнуть в любой момент, оставив после себя угли безудержного гнева, пепел былых надежд. Глаза Нецаха же были похожи на два глубочайших омута. Подёрнутые дымкой, они словно были залиты мутной водой, а на самом их дне разрасталось, цвело, раня острыми колючками отчаяния и безнадёжности. Прекрасные цветы, пожравшие своего хозяина.

— Каждое кофейное зёрнышко нужно тщательно прожарить, но не спалить при этом...

— Кстати, Хесед, ты начал какой-то эксперимент...

— Ярко!

Происходящее начало раздражать Гебуру.

— Дальше нужно перебрать зёрна, выбрав самые лучшие...

— А бумажки у меня на столе нет!

— Хес, а ты случаем ничего лишнего не нахимичил?

— Пасти свои закрыли!

Гебура взорвалась.

— После мелко-мелко перемолоть...

— Хесед! Твоё поведение недопустимо!

— Хес, уменьшение дозы анестетика не должно вызывать такой эффект...

— Да я! Вас! Сейчас сама закрою!

— К выбору специй надо подходить с умом...

— Что если твой эксперимент закончится трагедией?

— Что-то мне плохо...

— Вы! Мыши кабинетные!

— От качества и количества специй зависит очень многое...

— Если кто-то пострадает — этот грех останется кровью на твоих руках на всю жизнь!

— Мир темнеет... Хуёво мне...

— Завалитесь уже!

— Особенную пикантность кофе добавит острый красный перец...

— Ты будешь страдать из-за своей вины целую вечность!

— М-м-м-м...

— Ху-у-у, Я сейчас тебе наваляю, праведник хренов!

— Зачастую молоко и сахар могут испортить послевкусие напитка...

— Я немедленно требую предоставить отчёт!

— ...

— ГРА-А-А-А-А!!!

Перепалка, не имеющая смысла, была прервана громким звуком удара металла о каменную поверхность пола. Все замолкли и одновременно уставились на источник шума. Нецах лежал на полу, тяжело дыша. Казалось, что невидимые руки сдавливают его грудь, сжимают тонкую шею в смертельных объятиях. Фильтр зрения и в этот раз не промахнулся. Лицо Нецаха сначала стало чрезвычайно бледным, а после немного посинело. Из уголка рта побежала капелька крови, оставляя яркий след уходящей жизни. Почему-то эта картина выглядела отнюдь не ужасающей, а в некоторой степени завораживающие пленительной. И пускай присутствующие знали, что на полу перед ними всего лишь груда железа, фильтр настолько совершенно исполнил свою задачу, что сефиры не сразу осознали всю абсурдность ситуации.

Единственная "живая" часть сефиры — её мозг. Именно по этому такие феномены как пьяный вусмерть Нецах, пьющий кофе Хесед, курящая Гебура или вкрысу сожравшая плитку шоколада Малхут возможны. Мозг сефиры так же нуждается в "энергии", отличной от электрической и может воспринимать поступающие внутрь вещества. В тоже время, Нецах, хоть и забыл свою прошлую личность, отлично помнил свои будни в палате с белыми стенами, препараты, которые ему вводили помимо когито, и их влияние: ему нетрудно представить, как бы отреагировало человеческое тело на принятую внутрь химию, а фильтру не сложно считать эти фантазии и отобразить их. Не отменялся так же и тот факт, что глава отдела безопасности сейчас, очевидно испытывал ужаснейшую боль. Вполне вероятно, что струйка крови настоящая.

Гебура, придя в себя, сразу же подняла бесконтрольное тело коллеги и положила на диван. Хесед, отложив турку с недоваренным кофе, бросился за обезболивающим. Йесод в шоке замер. Лёд в его глазах разбился на сотни режущих осколков, обнажая болезненное, окровавленное нутро. Он понял, зачем покинул свою обитель: что бы найти Нецаха. Что бы увидеть его. Настоящего, уверенного в себе, идеального. В какой момент его начали одолевать подобные желания? Когда тот сотрудник высказал ему все свои мысли? Наказание Йесод, кстати, ему так и не назначил. Нет, наверно, раньше. Когда объявили о карантине в отделе безопасности? Тоже нет. Йесод возжелал увидеть Нецаха в тот момент, когда вновь прочитал его отчёт. Он и сейчас желает видеть его, но только не такого. Он не хочет видеть, как тот страдает.