London bridge is falling down

Тогда они впервые танцевали для себя.

      В то утро им обоим пришли письма, принесённые важными степенными совами и запечатанные сургучом с родовыми гербами. Семьи официально договорились о помолвке. Но чёрта с два кто-то принудил бы Беллатрикс Блэк выйти замуж, если бы она сама не ответила «да» на слова Рудольфуса, произнесённые неделей ранее на опушке Запретного Леса, если бы не приняла из его рук кольцо. И так же чёрта с два что-то могло бы помешать ей выйти за него после этого, если бы родители не договорились.

      Днём о помолвке уже судачили вовсю, хотя и прежде кольцо Белла носила не особо скрывая, просто мало кто отваживался о нём спросить.

      После отбоя Рудольфус, пользуясь полномочиями старосты, задержался в гостиной Слизерина допоздна. А Белла вообще никогда особо не обращала внимания на некоторые скучные школьные правила. Они впервые танцевали как пара – в полутьме, пока на их лицах смешивались отсветы каминного пламени и мягкое сияние изумрудных светильников. Музыки не было, кроме оставленной кем-то в гостиной в незапамятные времена, да так там и прижившейся музыкальной шкатулки, игравшей старинную детскую песенку. Рудольфус улыбнулся и начал тихо мурлыкать слова себе под нос – и на ухо невесте.

      London bridge is falling down, falling down, falling down,

      London bridge is falling down, my fair lady.

* * *

      Build it up with wood and clay,

      Wood and clay, wood and clay...

      – Видишь, сынок? – Рейнальф Лестрейндж протягивает семилетнему сыну раскрытую ладонь.

      – Что это?

      Мальчишка смешно хмурит лоб в задумчивости. На ладони отца – низка из пяти бусин, три – из светло-серого почти до белизны камня, две – из буровато-алого, цвета запёкшейся крови дерева. Каждая не больше горошины.

      – Это часть нашего дома. Его плоть и кости, камень и дерево, из которых построен Лестрейндж-холл. И я хочу, чтобы это всегда было у тебя.

      – Зачем?

      – Вы должны знать друг друга. Таким, как мы, чистокровным магам, важно всегда чувствовать, в какой земле лежат наши корни. А ты... Ты наследник, Рудольфус. – мужчина вложил подвеску в руку мальчика и сжал свои пальцы поверх его. – И помнить об этом следует каждую секунду.

      Годы спустя, когда Рудольфусу понадобится вещь для превращения её в портал домой, чтоб они с Рабастаном могли отлучаться из школы по вызовам Тёмного Лорда, он без колебаний выберет именно эту.

      При аресте он жалел, что при нём не было портала. Было бы радостно знать, что хотя бы один аврор его активировал и сгнил заживо, убитый магией поместья, не терпевшей чужаков.

* * *

      ...Играет музыка. На йольском приёме у Розье людно и всё вокруг просто переливается огнями. Белла Блэк и Рудольфус Лестрейндж выглядят почти мрачно в своём сдержанном тёмно-алом. Впрочем, есть у них и кое-что действительно мрачное, невидимое под её атласными перчатками, незамеченное под его плотно застёгнутыми манжетами. Навечно врезавшаяся в плоть и душу обоих Тёмная Метка, уже повязавшая их крепче любого брачного договора. Первый их выход в свет уже не просто как помолвленной пары – как соучастников. Рудольфус видит, что это знают не только они двое: с каким-то особым пониманием и ухмылкой кивает Нотт, пожимая руку их с Рабастаном отцу, салютуют бокалами братья Роули, с которыми он никогда особо не общался до прихода их в Организацию, Хотя, быть может, это просто его собственные домыслы.

      Музыка играет. Это вальс, но в мелодии отчётливо проглядывает знакомый каждому мотив: приставучая детская песня о падающем мосте. Белла улыбается и тянет его на освободившуюся площадку для танцев.

      Build it up with iron and steel, my fair lady...

      Именно так, железом и сталью. Недостаточно того, что уже имеют чистокровные семьи, уже не хватает старых укреплений, чтоб выдерживать шквал, которым тлетворное поветрие маггловского мира обрушивается на мир волшебный. «Мы станем железом и сталью, моя прекрасная леди...» – шепчет Лестрейндж.

      Играет музыка.

      ...Iron and steel will bend and bow, my fair lady.

      Не все миссии победоносны. Недооценивать противника опасно, и не они первые попадаются в эту ловушку. В этот раз Аврорат оказался хитрее, артефакт увели из-под самого носа. Как раз у их отряда. Железо и сталь, гнутые и изломанные – вот что они теперь. Но не так это определяется жжёной тканью и ссаженной кожей, как пустотой в глазах, которые они оба не смеют поднять. Для них нет ничего хуже, чем подвести Его. Предать Его доверие. «...bend and bow, my fair lady.» Повелитель сам измыслит, как они должны искупить вину.

* * *

      Свадьба, несмотря на долгие годы ожидания и тягомотные приготовления, грянула неожиданно, как пушечный выстрел. По крайней мере, так показалось Рудольфусу. Кажется, только вчера они с Беллой почти одновременно завели разговор о том, что дальше тянуть не получится. Война войной, а долг чистокровных требует исполнения.

      Свадебный оркестр гремит что-то торжественное и бравурное, но стоит мелодии смениться на нежный мотив для танца новобрачных, как в памяти снова возникает тот их танец – самый первый, вновь и вновь отражающийся в их жизни. «Падает, падает Лондонский мост...» Оказывается, и на неподходящую мелодию эти слова ложатся вполне удачно.

      ...Build it up with silver and gold, my fair lady.

      Обручальные кольца делают их собственные руки не совсем знакомыми, будто мистер и миссис Лестрейндж – какие-то немного другие люди. Наверное, так и есть. И они вместе поймут, в чём разница.

      Рудольфус чувствует себя безумно счастливым. А ещё – разодетым идиотом. Они с Беллой решили попрать каноны и в итоге на ней должно быть чёрное платье с белыми узорами, а на нём – белый костюм и чёрная рубашка. Одеваясь, он трижды вспомнил мерлинову мать и вслух сказал, что никогда не был настолько озабочен своим внешним видом, как в этот день.

      Да, он чувствовал себя самым счастливым в мире разодетым идиотом.

      ...Silver and gold will be stolen away, my fair lady.

      Сказать, что они сражались как единое целое – преуменьшить. Рудольфус и Беллатрикс и были одним целым: они были семьёй в таком смысле, в котором по их глубокому убеждению не мог быть таковой никто, кроме чистокровных.

Этого не смог сломать даже Азкабан. Безглазая стража сжирала насухо все светлые чувства, но любовь супругов Лестрейндж была темна и яростна. Альбус Дамблдор отказался бы признавать это чувство любовью. Оно было замешено на огне, крови и смерти, оно было боевым братством, страстью и единением идей. И таким оставалось.

      «Они могут похитить наше серебро и золото, моя прекрасная леди, но не смогут погасить то, что сжигает наши души.»

* * *

      В гостиной Лестрейндж-холла тихо, только трещит камин да стучит по стеклу весенний дождь. Сложно поверить, что они могут теперь просто жить здесь. Не прячась по лондонским катакомбам и маггловским квартирам, не путая следы всякий раз, когда возвращаются домой, не ожидая с минуты на минуту, что Орден Феникса найдёт способ пробить стоящую на крови поколений прежних хозяев поместья магическую защиту. Победа пахла гарью, каменной пылью и озоном, но сейчас остался только последний запах – уже от подступающей грозы, а не от разрядов магии, прошивающих воздух над самым ухом. Тем не менее, ощущение победы разливается в воздухе, такое сладкое, что на вдохе кружится голова.

      Рудольфус берёт жену за руку, целует её пальцы и откидывает крышку купленной вчера музыкальной шкатулки.

На этот раз последний куплет они напишут сами.

      ...We will stand guard on this bridge, on this bridge, on our bridge,

Till the death tear us apart, my fair lady.