Саймон смотрит на директора Джека Брайта. Саймон боится. Он не знает, чего ожидать. Джек Брайт для него – закрытая книга. Саймон закончил психологический факультет. Закончил с отличием. В Организации достиг неплохого уровня благодаря своему экстраординарному умению «читать» людей и помогать им, видя то, что не видят в себе они сами. Но Джек Брайт…
Он был безлик и одновременно имел тысячи лиц. Он был счастлив, истерически счастлив, и одновременно был так печален. Он был одним человеком и многими-многими людьми сразу. Взгляд его холоден и остр, словно сотни ножей, сам он ядовит и опасен, хуже змеи, льстивая усмешка превращается в безумный оскал, а глаза сверкают зеленым, темнее, чем изумруд, темнее, чем чаща леса в солнечный день.
Но потом Саймон понимает. Это просто маскировка. Умело поставленная от посторонних глаз ширма. Никто не знает, что на душе Джека Брайта. Кроме самого директора.
Ну и Саймона. Джеку Брайту он, кажется, нравится. Всё чаще в разговоре проскальзывает сначала льстиво-приторноватое «Гласси», потом уже чуть растянутое, но доброжелательное «Саймон», а затем, совсем редко, когда директор в хорошем расположении духа, ласковое «Сай» или даже «Саечка». Последнее, впрочем, было только тогда, когда Джек пришёл на консультацию пьяным. Но почему от этого простого слова тогда стало так тепло на душе?.. Гласс бы не соврал, если бы сказал, что на миг захотел, чтобы Брайт звал его так чаще.
Саймон старается хоть немного помочь. Он пытается представить всю ту боль, которую постоянно испытывает Джек от своего существования, и ужасается. Любой бы сошёл с ума уже давным-давно. Но Брайт держится. Даже после того, как его попытались устранить его же друзья. Он не только не злится на них, но ещё и продолжает дружить.
Саймон проводит с ним терапию, терпит все прогулы и опоздания, терпит все нелепые отмазки и ответы на вопросы, которые Гласс задает в порядке плановой экспертизы. И терпение вознаграждается: Джек Брайт постепенно, медленно, но верно открывает свою израненную душу. Делает это осторожно, с опаской, но Саймон всегда аккуратен. Он знает, когда надо промолчать, когда мягко утешить, когда выслушать. Саймон собирает по крупицам всю информацию вне «психологического дела»: любимый цвет, любимый чай, любимая музыка, любимые сладости и много-много всяких мелочей. И постепенно из простых отношений «психолог-пациент» или «коллега-коллега» они становятся друзьями.
Джека переводят к другому психотерапевту после того, как его психологическая экспертиза показывает, что результаты стали куда лучше, чем в прошлые разы. Но Саймон не расстроен, они видятся почти каждый день. И Брайт приходит к нему «внеурочно», ведь только ему он и может открыть душу. Гласс помогает и с радостью наблюдает, как Джеку становится легче…
***
Постепенно их беседы приобретают все более личный характер. Им явно хорошо друг с другом, но оба пока об этих чувствах не разговаривают. Однако Саймон не раз и не два ловил на себе заинтересованный взгляд пронзительно-зелёных глаз. Заинтересованный больше, чем мог бы позволить себе просто друг. И не сказать, что он этому не рад. Джек либо не знал, либо не ощущал тех взглядов, какие на него бросает Гласс. Но один раз всё же почувствовал и потом так красноречиво оглядывал Саймона, что тот постоянно краснел и смущался. А после бессовестных переглядываний прямо на совещании, Джек, уже, кажется, не выдержав, подошёл к психологу и позвал его на свидание. Разумеется, Гласс не смог отказать, утопая в, таких неприемлемых в условиях их работы, но таких желанных и необходимых им обоим эмоциях.
Из Зоны они сбегают в абсолютно неурочное время: шесть вечера, совсем не час для прогулок, работать надо. Но Джека и Саймона это не волнует. Они гуляют по вечернему, а потом и ночному городку, недалеко от их Зоны, много-много разговаривают, а потом целуются прямо на улице. Взгляд Джека теплый, ласковый, словно изумрудная листва после дождя на солнце, улыбка его мягка и добра, нет и следа льстительности и лжи, а объятья уютные, в них приятно и чувствуешь себя любимым и защищенным от всего-всего на этом жестоком свете.
***
Джек действительно умеет любить и заботиться. Он неизвестно как достает любимые конфеты и печенья Саймона, которых в столовой Зоны и не сыскать, он освобождает Саймона от излишнего объёма документов, он всячески оберегает, и во время Нарушения Условий, и от излишнего внимания со стороны других коллег. Правда это Брайт делает своеобразно: прямо посреди коридора целует в щеку или обнимает за талию, иногда кладя руки даже чуть ниже, чем приличествовало бы. Гласс злится на это, всё же больше смущаясь, и ругается на Джека, обзывая его бесстыжим и наглым. Джек хитро улыбается и прерывает поток ворчания мягким и коротким поцелуем в губы. Саймон всегда смущается и перестает ругаться, очаровательно краснея.
Глассу больше нравится выражать свою любовь скрытно от посторонних глаз, но иногда он может себе позволить мягко взять Джека за руку и прошептать на ухо тихое «Люблю тебя» в многолюдном коридоре. Брайт всегда слышит этот тихий шепот и расцветает словно сад весною, так лучезарно улыбаясь, что проходящий мимо Клеф, обычно сам не перестававший ехидно скалиться, морщится и фыркает; у него самого-то ведь не так всё хорошо в личной жизни.
Однако Саймон тактилен, очень-очень, и когда они с Джеком наедине, всегда старается коснуться его почаще, а иногда и вовсе не отпускать. Брайт тихо смеётся, когда Гласс обнимает его руками и ногами, пока они смотрят фильм в снятой на отпуск квартире. Саймон касается Джека невзначай, совсем легонько держит его за руку под столом, когда они сидят на совещании, обнимает, когда они спят вместе, а такое случается часто, обнимает со спины, когда заглядывает в кабинет Брайта, увидев, что там до сих пор горит свет, время час ночи, а директор сидит за столом и читает очередной отчет.
Гласс всегда мягок и обходителен, он всегда помогает и беседует с Джеком, не позволяя тому замалчивать свои проблемы, часто забывая о своих собственных переживаниях. И когда Саймон уже не может держать всё в себе и наконец это хоть немного вырывается наружу, Брайт сам становится, так сказать, психологом и заставляет Саймона выговариваться. Глассу становится легче.
Брайт сам нестабилен. Амулет постепенно разламывает его душу на кусочки, он становился все менее похожим на человека морально, и раньше действие никак нельзя было остановить. Но после того, как он начал встречаться с Саймоном, любой бы, даже самый далекий от психологии, сказал бы, что его состояние стало лучше. Часто проявляющееся шизофреническое расстройство перестало прогрессировать, пока не пропало совсем, а сам Джек стал видеть в жизни больше позитива, чем раньше. Таблетки, которые он глотал едва ли не пригоршнями, были убраны в ящик стола Гласса и выдавались крайне редко. Джек наконец начал видеть и чувствовать мир без вечной мути в голове и душе.
Саймон стал для Джека его личным солнцем. Кошмары, приходившие по ночам, перестали его тревожить. Желание умереть навсегда наконец ушло.
***
И сейчас, когда Саймон в их доме, сидит на уютной кровати, заваленной плюшевыми игрушками, и гладит своё дре млющее рыжее чудо по растрепанным волосам, читая книгу и слушая мерное постукивание капель летнего дождя за окном, он наконец понимает: он счастлив.