Хëнджин уже говорил, что его жизнь катится в бездну? Что ж, после всего произошедшего, его мнение не поменялось. Кажется, он только набирает скорость в своем падении, при этом не сильно ему сопротивляясь. И, да, всему виной все так же Ли Феликс. И его стоны.

Ли Феликс, который так и не покидает Сеул и его мысли. Оказывается главной целью его приезда в город было поступление в университет. Но приехал он сильно заранее, чтобы освоиться на новом месте, изучить город, развлечься по полной перед началом учебы. И как бы Хёнджин не пытался убедить себя, что произошедшее между ними в ту ночь — разовая акция, и ему вообще не стоит надеяться на что-то большее, Феликс, очевидно, был совсем иного мнения.

Феликс приставучий. Не то чтобы Хёнджин против… Просто факт, что Феликс липнет именно к нему, выбирает своим гидом, желая в его компании обойти весь город, удивляет? Настораживает? Сносит голову от восторга?

Хёнджин не уверен как охарактеризовать это чувство. Он пытается найти какое-то логичное объяснение происходящему и сходится на мысли, что все дело в воспитании Феликса. Выросший в Австралии, он кажется более открытым и свободный, чем многие другие знакомые Хёнджина.

А ещё все их совместные походы очень похожи на свидания. Хëнджин теплит эту мысль в груди, боится озвучивать — вдруг он все не так понял — пока Феликс сам не припирает его к стенке с прямым вопросом:

— Ты встречаться со мной будешь или надо ещё километров двадцать по городу навернуть?

Кто Хёнджин такой чтобы на подобный вопрос от Феликса отвечать нет? Он вообще ничего не отвечает первые пять минут, только закрывает рдеющие щеки ладонями, выдавливая из себя какие-то нечленораздельные звуки от затопившего смущения.

После очень хочется побиться головой об стенку. Хёнджин никак не может понять, отчего рядом с Феликсом ему хочется краснеть и смущаться словно старшеклассница перед крашем. С одной стороны он как раз таки перед крашем, но… Феликс все еще весь миниатюрный, ужасно милый, Хёнджин бы даже сказал хрупкий, но под его взглядом только лужицей растекаться, не иначе. Хёнджин даже Джисону не признается, насколько сильно у него подрагивают коленки, когда Феликс с ним заговаривает.

Но да. Они теперь встречаются. Только жизнь Хёнджина все равно катится в бездну. Потому что Феликс уговаривает его записать вторую часть того провокационного выпуска.

***

Они обговаривают границы. Долго и упорно. Феликс заставляет придумать стоп-слово, какими-то намёками говорит о том, что будет происходить, но конкретных вещей не называет. Точнее он просто каким-то списком перечисляя всевозможные практики, прося Хёнджина сказать да или нет на ту или иную вещь. Хёнджину остается только гадать, в предвкушении закусывая губу. Воображение подкидывает самые интригующие варианты, от которых в паху все стягивает раскаленным узлом.

То положение в котором он оказывается… Он удивлен. На самом деле он предполагал что-то подобное, но он все равно удивлён. И он понимает, почему обещание Феликса просто безобидно проиграть, а ещё упоминание его любви к asmr, звучали так жутко.

Хёнджин сучит ногами, проверяя насколько крепко держат ремешки, и с тихим выдохом опускает голову обратно на мягкую подушку. Волнительно. Непривычно. Немного уязвимо, учитывая, что он полностью обнажён и связан, в то время как на Феликсе ещё остаются крохи одежды. Он мысленно повторяет по себя стоп-слово. Феликс, словно заметив его усилившееся волнение, заботливо напоминает, что Хёнджин легко может все прекратить, стоит только назвать обговорённое слово, если он решит, что происходящее ему не нравится, неприятно или дискомфортно. Хёнджин кивает, ещё раз глубоко вздыхая, после чего расслабляется, из-под полуприкрытых век наблюдая за тем, как Феликс цепляет микрофоны. Хорошо, хоть не камеры, усмехается он по себя.

— Ты готов, зайка? — пронизывающим голосом спрашивает Феликс, наклонять к хёнджиновому уху. Хёнджин вздрагивает от обдавшего мочку дыхания и кивает, затем повторяя вслух, зная, что Феликс все равно потребует от него устный ответ.

— Готов.

Лицо Феликса озаряет какая-то маниакальная улыбка. Он чуть склоняет голову на бок, окидывая Хёнджина голодным взглядом. От этого по телу пробегает только больше мурашек, ещё и от предвкушения. Он поднимает взгляд к светодиодной ленте на потолке, ожидая следующих действий. Сам он в таком положение может мало чего. Руки тоже привязаны к изголовью. Мягкие ремешки держат крепко, но Хёнджин уверен, если очень постарается, то с минимумом усилий сможет разорвать их. Выглядят они совсем тонко.

Комната погружена в полумрак, а фиолетовый свет только добавляет атмосферности. По воздуху тянется тонкий шлейф лаванды от ароматизатора на небольшой тумбочке около кровати. Расслабляет и в то же время так подходит.

Феликс перебрасывает через него ногу и поудобнее устраивается между раздвинутыми бёдрами, возвращая внимание к себе. Он шлёт Хёнджину лёгкую улыбку, прежде чем коснуться ладошками плеч и с нажимом провести по ним до груди. Феликс наклоняется вперёд, завлекая в сладостный поцелуй, совсем мягкий, в противовес тому, что они обговаривали и к чему готовился Хёнджин. Он растворяется в этом поцелуе, закрывая глаза, чувствуя себя только спокойнее. Феликс двигает губами нежно, неторопливо, совсем осторожно углубляя поцелуй, позволяя прочувствовать оставшуюся на его языке сладость от съеденной вишнёвой карамели.

Хёнджин судорожно выдыхает в поцелуй. Он неосознанно дёргает руками, встречая сопротивление ремешков и глухой лязг замочков на них. Очень хочется зарыться пальцами в волосы Феликса. Помассировать у корней, прильнуть такими образом теснее. Феликс, словно поняв его, сам жмётся ближе, касаясь кожа к коже. Обжигающий жар проходится по животу и груди, заставляя как-то жалобно заскулить. Хочется ещё.

— Жадный до прикосновений зайка, — улыбается Феликс отстранять от губ. — Мне нравится, какой ты чувствительный и послушный. Ты же будешь послушным?

— Д-да, — ответ выходит каким-то совсем охрипшим.

Хёнджин разлепляет веки, любуется Феликсом, что снова выпрямляет спину, теперь ведя руками дальше, не задерживаясь ни на одном участке кожи дольше положенного, просто ведёт кончиками пальцев под животу, пробегается по тазовым косточкам, переходит на бёдра, слегка массирует, словно делает массаж.

— Хороший зайка, — одобрительно тянет он, голос звучит чуть приглушённо. Самое то для записи, которую они стараются сделать. Хёнджин задумывается о том, как же жалобно звучит его голос и скулит от этой мысли.

Феликс начинает свою игру. Он подтягивает к себе один из подготовленных предметов. Как и обговаривали, раз запись все же считается asmr, Феликс планирует использовать несколько привычных триггеров, самых простых, издающих наиболее узнаваемые звуки. Хёнджину кажется, что при таком раскладе эти звуки будут совсем еле слышны, но Феликс заверяет, что после при обработке все усилит и сделает как надо. К тому же их всегда можно наложить дополнительной звуковой дорожкой. Эта мысль кажется очень правдивой и успокаивает сомнения, что у них не получится записать все правильно.

Хёнджин видит в его руках кисточку, пушистую, мягкую, с ворсинками нежного фиолетового оттенка. Сперва он проводит ей по микрофону, ловя взгляд Хёнджина, даря ему приободряющую улыбку. С микрофона он плавно переходит на плечо. Мягко ведёт по коже к ключице. Ощущается это слегка щекотно, но весьма приятно. Хёнджин обмякает, расслабляясь и вновь прикрывая глаза. Он не видит, как за этим улыбка Феликса сменяется на коварную ухмылку. Движения его руки словно бы ускоряются. Кисточка плывёт по шее, заставляя чуть хихикнуть от щекотки, скользит к груди и прокручивается по ореолу соска. Хёнджин вжимается в матрас, пытаясь уйти от ощущений на столь чувствительной зоне и тихо хнычет сквозь сжатые губы, сильнее жмуря глаза. Ему кажется, если откроет их, то совсем потеряет остатки сознания и здравого смысла. Феликс тем временем надолго не задерживается, нашептывая, что он только начал развлекаться, а впереди ещё много интересного. Кисточка движется к рёбрам, после по животу. И вот это уже только щекотно. Хёнджин посмеивается, втягивая живот, но давится собственным стоном, распахивая веки и запрокидывая голову назад, насколько это позволяла подушка. А Феликсу всего-то стоило ненадолго убрать кисточку, чтобы, вернув её, провести от основания твёрдого члена к головке, пачкая ворсинки в стекающем предъэякуляте. Он продолжает эти короткие мажущие движения, словно пытаясь пропитать её полностью в естественной смазке. Хёнджин скулит от приятных, нежных касаний, только распаляющих возбуждение, но совсем не приближающих его к желаемой разрядке. До неё, если судить по намерениям и довольному лицу Феликса, в предвкушении закусившего нижнюю губу, ещё ой как нескоро.

Он продолжает нашёптывать что-то в микрофон, общаясь не то с невидимым слушателем, не то с самим Хёнджином. Речь на корейском путается с английскими словами, которым Феликс не может подобрать аналогов. По крайней мере он продолжает обращаться к Хёнджину сладостным «зайка», в конце даже говоря, что должен купить ему ободочек с заячьими ушками и, может быть, пробку-хвостик.

Кисточка и ее мягкие ворсинки касаются нежно и пропадают слишком неожиданно. Хёнджин концентрируется на собственном дыхании в момент секундной передышки.

— Всё хорошо, зайка? Хорошо себя чувствуешь? — спрашивает Феликс, справляясь о его состоянии.

— Да, всё замечательно, — шепчет Хёнджин. — Только руки немного затекли. Но пока нормально.

— Ещё недолго, и я тебя освобожу, — заверяет в ответ, оставляя на губах целомудренный поцелуй. — Пришло время следующей игрушки.

Возвращается знакомая довольная ухмылка. Феликс снова берёт что-то, на этот раз из маленькой пластиковой мисочки. Хёнджин старательно пытается разглядеть, что в его руках, но это что-то усердно от него скрывают. Позволяют лишь почувствовать. Маленький, не до конца растаявший кубик льда оказывается плотно прижат к соску, тому, которого не коснулась кисточка. Хёнджин вскрикивает от неожиданности. Лёд на горячей коже кажется обжигающим. Он вновь вжимает в матрац, беспорядочно нашептывая просьбы убрать, отодвинуть, прекратить эту пытку. Но стоп-слово не произносит. Как бы и было неожиданно, странно и ужасно чувствительно это ощущать, он не готов так просто все закончить. Феликс отвечает на это чем-то успокаивающим и ласковым.

— Хорошенький зайчик, такой послушный для меня, — бормочет он, водя тающим кубиком по коже на груди, вырывая из Хёнджина большим вскриков и жалобного скулежа. От холода по телу пробегает дрожь. Лёд тает, оставляя кожу мокрой, Феликс наклоняется к нему ближе и дует на этот участок, заставляя сильнее ёжиться от прохлады и дергать руками. Очень хочется сжаться в комочек и укрыться от всех этих странных ощущений под спасительным пушистым одеялом. Странных, но таких приятных.

Феликс на одном кубике не останавливается. Он достаёт из мисочки следующий и ведёт им так же как и кисточкой до. С сосков на ребра, живот. Хёнджин с замиранием сердца наблюдает за этим, вытянув шею. Он выдыхает с некоторым ведёт его к коленке, прежде чем убрать, с силой сжав в ладони, позволяя растаять и охладить руку.

В ладони оказывается третий, последний, кубик. Предыдущими своими действиями Феликс лишь отводит внимание. Лёд касается сразу головки члена. Хёнджин безмолвно ловит ртом воздух, раскрывая губы в немом крике. Скованные конечности даже не позволяют уйти от касания. Это лёд самый маленький, успевший растаять сильнее всего, но секунды, пока он тает, тянутся бесконечно. Феликс старательно зажимает его в ладони, пока водит по члену, медленно надрачивая. Хёнджин роняет стоны от граничащего с болью от колющего холода наслаждения.

Когда от льда остаётся совсем крохотный кусочек, Феликс наконец убирает руку, позволяя Хёнджину расслабленно выдохнуть, давая иллюзию передышки. Он впервые за это время касается подушечками пальчиков его дырочки. На краях все ещё чувствуются остатки смазки. До начала записи Феликс старательно растягивал его, покрывая спину поцелуями и нашёптывая на ушко комплименты, убеждая, что у них совсем не будет времени в процессе.

Пальцы на первые фаланги проходят совсем без сопротивления. Никакой стимуляции, лишь короткое поддразнивание, за которым следует главная задумка. Феликс проталкивает внутрь тот самый маленький кусочек льда.

Хёнджин гнётся в спине, насколько это возможно. От покалывания внутри никуда не сбежать. Он может лишь судорожно просить вытащить, хоть и понимает, что это невозможно — лёд быстрее растает внутри, после чего стечёт тоненькой струйкой холодной воды на простыни под ним. Феликс успокаивающе гладит по дрожащим бёдрам.

— Хороший зайка, все хорошо, больше не будем повторять. — Секундная пауза. — Если сам не попросишь.

— Не попрошу, — хрипит Хёнджин, загнанно дыша. Он хмурит брови, смотря на совершенно довольного Феликса. Чёрт, справедливости ради, он сам дал разрешение на все это. Но и подумать не мог, что Феликс придумает нечто подобное. Ему малость страшно представлять, что ждёт дальше. Страшно и до дрожи в коленках волнительно и интересно.

— Тогда продолжим? — вопрос звучит больше как утверждение.

Феликс не теряет минуты, цепляет пальчиками бутылку смазки. Он проводит им около головы Хёнджина, там, где над плечом закреплён один из маленьких микрофонов, постукивая по пластику ноготками, воспроизводя такой знакомый по многим видео звук.

Смазка хлопает крышкой. Феликс льёт ее на ладонь, совсем не жалея, обволакивая ей пальцы, что она начинает стекать мимо. Холодные капли приземляются Хёнджину на бёдра и, что чувствуется намного острее, на стоящий член. Хёнджин отвечает на ощущения, вздрогнув всем телом и тяжело выдохнув. Он почти задерживает дыхание, смотря на ухмыляющегося Феликса. Он размазывает смазку по ладоням, пальцам. Её много отчего слышны до ужаса смущающие хлюпанья.

Феликс словно специально тянет время, размазывает смазку, воспроизводя больше звуков, трёт ладони друг о друга. Все это явно не для того, чтобы смазку согреть.

Он снова ни о чем не предупреждает. Просто с присущей ему неожиданностью проталкивает два пальца в дырочку, проверяя растяжку. Сразу бьёт по простате. Хёнджин стонет от прокатившегося по позвоночнику обжигающего удовольствия. Вторая ладонь оборачивается вокруг члена, без труда скользят по всей длине. Феликс ещё несколько раз толкается в простату, скоро увеличивая количество пальцев до четырёх.

— Феликс, я так… Скоро кончу! — предупреждает Хёнджин. От двойной стимуляции жар внутри разрастается, грозясь наконец рыпаться из тел. Феликс качает головой.

— Нет, зайка, ещё рано, — говорит он. — Но ты молодец, раз предупредил меня. Заслужил награду. — И в противовес своим словам пережимает член у основания, обрубая поступающий оргазм.

— Какая же это награда? — возмущённо скулит Хёнджин, дёргая конечностями.

— О, — смеётся Феликс. — Это не награда. — Он берёт последний подготовленный предмет и щедро льёт на него смазку. Хёнджин щурит глаза, пытаясь рассмотреть и понять, что это. Он не успевает разобрать, как Феликс опускает руку вниз, второй захватывая ещё что-то, наконец выпустив член из хватки.

Хёнджин сглатывает, чувствуя лёгкую вибрацию у входа и в очередной раз жалея, что даже не может ноги сомкнуть. Он смотрит на Феликса наверное, словно ждёт, что тот наконец скажет, что это просто шутка. Но нет. Феликс проталкивает в него небольшой продолговатый вибратор, сразу же увеличивая мощность, нажимая на кнопку у основания.

Хёнджин извивается на простынях, захлёбываясь собственными стонами. Как бы он не повернулся, вибратор внутри словно только сильнее начинает давить на простату. Феликс не помогает, он только ухудшает ситуацию, пытаясь удержать его в одном положении и припадая к груди. Он старательно лижет вокруг, посасывает, не стесняется покусывать и без того уже чувствительные сосочки.

Хёнджин думает, что сорвёт голос, когда ещё один подступающий оргазм обрывают, снова передавив член и резким движением вытащив вибратор. Игрушка с тихим жужжанием приземляется сначала на простынь, а затем Феликс прижимает ее под головкой, дополнительно пачкая в естественной смазке, которая, кажется, уже весь живот залила.

— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — как в бреду бормочет Хёнджин. Он сам не уверен, о чем просит. — Хочу кончить, пожалуйста, Феликс, прошу!

Хныканье, вырывающееся из горла, на грани плача. И ушедшее тепло Феликса только сильнее добивает. Он отстраняется, хоть и убирает вибратор, но перестаёт касаться вовсе. Хёнджин правда готов разрыдаться.

— Проси ещё, зайка, — раздаётся сверху. Голос звучит невозможно низко и властно. Хёнджин наблюдает за тем, как Феликс избавляется от остатков одежды.

— Пожалуйста, Феликс, пожалуйста, позволь кончить! Умоляю!

Щелчки и звон ремешков чуть-чуть отрезвляет. Хёнджин чувствует, как пропадает давление сначала на запястьях, а затем и на ногах. Он спешит согнуть руки в локтях и протирает места, где кожа от ремешков покраснела. Феликс наклоняется, чтобы оставить на раздражённой коже по лёгкому, успокаивающему поцелую.

— Хорошо, зайка, думаю, ты заслужил, — произносит он. — Ты был хорошим мальчиком, ведь так?

— Да, да, Хёнджин был хорошим мальчиком, — бездумно отвечает Хёнджин, часто кивая.

Феликс сгибает его ноги в коленях, практически прижимая к груди, только больше раскрывая для себя. Он добавляет смазки, которой, казалось бы, уже в избытке.

— Все верно, Хёнджин-и хорошо себя вёл, — наконец звучит приторно-ласково. Феликс одной рукой проводит по его лбу, смахивая влажную чёлку, второй помогает себе и входит резко, сразу на всю длину.

Феликс не медлит, толкаясь в быстром темпе, комната заполняется смешанными стонами обоих, сменившим тяжёлое дыхание, и шлепками кожи и кожу. Хёнджин похрипывает, действительно почти сорвав голос прошлыми вскриками. Он хватается пальцами за плечи Феликса, притягивает его ближе к себе, ловя губами срывающиеся стоны, и утягивает в поцелуй, так сейчас необходимый. Собственный член трётся меж телами, теперь, когда стимуляцию никто не останавливает, Хёнджин чувствует, как близится к разрядке.

Касания к чувствительной разбагревшей головке, пропадания по простате, сладкие поцелуи, в которых тонут всхлипы и жалобный скулеж. Все эти ощущения смешиваются в что-то одно, полностью заполняющее сознание, вытесняя из него лишнее. Словно белый шум. И в голове, и в ушах, и перед глазами. Хёнджин не слышит себя, не уверен, насколько громок в этот момент. Знает лишь, что это крышесносное ощущение простреливает все тело, заставляя прогибаться в спине и откинуть голову куда-то в подушки. Пальцы сильнее хватаются за феликсову кожу, оставляя краснеющие следы. А затем все словно свинцовое и лёгкое одновременно. Конечности как вата, но у него нет никаких сил, чтобы поднять их, сил чтобы говорить и слушать. Только желание концентрироваться на собственном уходящем удовольствие. Оргазм оставляет после себя только пустота мыслях.

Он совсем не сразу замечает, что живот стягивает неприятной липкостью, как и бёдра и ягодицы. Понимает только когда начинает смутно осознавать влажные прикосновения к себе чего-то мягкого. Полотенце принесённое Феликсом, который его и обнимает, не прекращая нашёптывать:

— Такой молодец, так хорошо справился, умница Хёнджин-и…

***

Хёнджин прокручивает произошедшее в голове и, кажется, вот-вот умрёт от стыда. Он не отрицает, что ему во многом было хорошо, но, чёрт возьми… Воспоминания ужасно постыдные. Стоит только подумать, как он стонал, извивался и умолял… Хёнджин не уверен, что хочет, чтобы эта запись оказалась в сети. Конечно, никто не будет знать, что это он скулит и просит его трахнуть, но он-то будет знать. А там мало ли кто-то из знакомых голос узнает…

С одной стороны ему неловко. Он сам согласился, позволил Феликсу записать все стоны и мольбы, а теперь даёт заднюю. Но с другой стороны, он понимает, что просто не готов. Поэтому собрав остатки решительности, он собирается обсудить это с Феликсом лично.

Для этого приходит к Крису. Точнее к Феликсу, который пока продолжает жить с братом. Очень вовремя, судя по всему Крис куда-то собирается и как раз готовится уходить из квартиры. Он пропускает Хёнджина внутрь, бросает, что Феликс заперся в своей комнате и просил не шуметь, а сам уходит, запирая за собой дверь.

Хёнджин сглатывает. Чем ближе момент, тем ему страшнее. Он осторожно проходит в квартиру. Дверь в комнату Феликса закрыта, поэтому он осторожно, негромко стучит три раза и приоткрывает её, заглядывая в образовавшуюся щёлочку. С открывшегося угла ему виден Феликс, сидящий перед ноутбуком и микрофоном, старательно что-то записывающий. Он замечает шевеление и оборачивает, встречаясь с Хёнджином взглядом. Хёнджин сглатывает. Феликс улыбается ему. Он ставит запись на паузу.

— Ты неожиданно, — говорит Феликс, пока Хёнджин осторожно входит в комнату. Всё внутри переворачивается, воспоминания снова накрывают с головой, пока он присаживается на край кровати. Той, на которой они всё это записывали.

— Да я… Проходил недалеко, — лжёт он. — Поговорить хотел, вот и зашел… А ты занят? — Он рассматривает стол, только сейчас замечая, что помимо привычных атрибутов для записи asmr на нём лежит бутылек смазки. А руки Феликса, к слову, в этой самой смазке перепачканы. Хёнджин состраивает непонимающее лицо.

— А? — Феликс как ни в чем не бывало тянется к влажным салфеткам и вытирает руки. — Ну, немного. Я же уже пообещал продолжение того выпуска, вот, работаю над ним.

— А… Я как раз об этом поговорить хотел… — голос его стихает.

— Да, я слушаю. — Он отбрасывает салфетку и полностью разворачивается к Хёнджину, чуть подъезжая ближе на компьютерном кресле.

— Я… Ну… Ты же используешь ту запись, да? — спрашивает он, опуская взгляд и не зная, куда деть руки. — Я просто… Не знаю… Подумал, что не уверен, что хочу, чтобы она была в сети… Потому что там… — Он никак не может закончить, чувствуя слишком неловко рассказывая об этом. Его прерывает смешок, заставивший наконец посмотреть ему в глаза. Феликс подпёр щеку кулаком и смотрит на Хёнджина с нескрываемым весельем.

— О, зайка, та запись… Знаешь, мне было забавно, когда ты согласился на эту маленькую игру. Я не собираюсь куда-либо её выкладывать, о нет, она только для меня. — Хёнджин вскидывает брови. Смотрит большими глазами, не понимая, к чему же тогда всё это было. — К тому же, кхм… — Феликс прерывается на ещё один смешок. Он никак не может сдержать улыбку, смотря на такого смущённого и милого Хёнджина. — Ты же знаешь, что подобные записи делаются по-другому? Нет, постонать в микрофон конечно приходится, но всё остальное…

— Что? — выдавливает из себя Хёнджин, вскакивая с места. В каком это смысле, по-другому? Он бросает быстрый взгляд на стол, пытаясь сообразить, что происходит. Феликс вместе с этим подкатывается обратно к столу, берет смазку, выдавливает её на пальцы и демонстративно проводит по ним другой рукой, создавая обманчиво-знакомый хлюпающий звук.

— Подожди, — заговаривает Феликс. — Ты же не думал всё это время, что на той записи я правда дрочил перед микрофоном? — спрашивает он, пристально смотря на Хёнджина.

Хёнджин вымученно стонет, закрывая лицо ладонями. Он думал. Щеки наверняка снова красные. Он чувствует, как они горят. Чёрт. Чёрт. Чёрт! Как он мог так облажаться? Он спешит выйти из комнаты, лишь бы не встречаться с Феликсом взглядом. Вслед слышится звонкий смех.

Феликс догоняет его в коридоре и останавливает, обвив руками талию и прижавшись щекой куда-то между лопаток. Хёнджин чувствует, что он всё ещё смеётся.

— Дурашка, — выдаёт Феликс. — Но не беспокойся, никуда я твои стоны не выложу. Они только для личного пользования.